|
|||
КОСТРЫ НАШИХ ДУШ
После первой ночевки в лесу Зойка позвонила со станции в Москву и узнала, что ее родители не приедут на дачу три дня, и, следовательно, она могла жить в деревне как ей вздумается. А вздумалось ей остаться на этот срок у нас в шалаше и ввести новый образ жизни. По утрам мы все вместе, кроме Владимира Сергеевича, должны были делать зарядку, а потом как очумелые бежать на речку. Мы стали чистить зубы углем, а в «санитарный день» стирали свое белье. Зойка также постановила «прием пищи» производить только в определенные часы. Раньше, до этих нововведений, мы по нескольку раз в день варили себе кофе «Здоровье» и садились за еду когда хотели, а теперь нашей казацкой вольнице пришел конец. Зойка вбила на лужайке осиновый кол и начертила лопатой по дерну циферблат. И когда солнечные часы, например, показывали шесть утра, на столе уже дымился завтрак и мы, причесанные и умытые, глядели на то, как Зойка раскладывала нам по тарелкам пшенную кашу. Я затащил Лешку на стройку колхозного клуба, и он начал свой трудовой путь с чернорабочего: подносил Петьке и Мишке песок, размешивал в ящике цементный раствор. Сам же я был допущен к более сложным работам: притирал на цементной подушечке кирпич к кирпичу и даже брал в руки мастерок. Заметив нас с Лешкой на стройке, к нам со всех сторон сбежались деревенские мальчишки, начиная с пятилетнего Васятки и кончая здоровенным Сашкой Косым. Ребята подтаскивали бревна, рыли яму под заборные столбы и укладывали лаги для пола из толстого подтоварника. Я уже многое узнал: и что такое сшивать доски внахлестку, и как прибивать их заподлицо. Бутом назывался белый камень, очень прочный и водостойкий. Он обычно укладывается в землю. А подтоварник - это просто бревна длиной шесть метров и толщиной десять-двенадцать сантиметров. На земле возле дома была сложена обрешетка для крыши и тонкие доски для черного пола. Иногда я слышал, как Петька советовался со своим напарником: – Какой раствор будем здесь делать: один к четырем или один к шести? – А какая у нас марка в этом мешке? – Не то «300», не то «400». – Давай один к шести. И Петька приказывал Лешке насыпать в ящик для раствора шесть ведер песку и одно ведро цемента. А марки расшифровывались очень просто: чем выше марка цемента («200», «300», «400», «500»), тем больше песку он связывает и крепче схватывает. Наблюдая за тем, как работают Петька и Мишка, и, прислушиваясь к их рабочему разговору, я понял, что каждая профессия имеет свой словарь и свои хитрости. И мне было приятно щеголять рабочими словечками: – Эй, Сашка, давай сюда вагу, а сам зайди с торца! Так мы укладывали венец - нижние бревна дома. Однажды подошел к нам Коляскин. Посмотрел на мальчишек, облепивших сруб, и сказал удивленно: – Вот архаровцы! То их сахаром сюда не заманишь, а то сами налетели, как на мед… Мы с Лешкой уже имели право есть мамо-папины продукты, потому что работали в поте лица. Так настояла Зойка. Владимир Сергеевич, правда, говорил, что это уже неинтересно, если мы все-таки начинаем прибегать к чьей-то помощи. Вот Робинзон Крузо добился всего сам, так и мы должны делать. – И глиняные горшки будем обжигать? - спросил Лешка. – А хотя бы и так. – И пшеницу сеять? – Ну, не совсем сеять, но надо знать, как ее сеют. – А чего тут знать: бросил в землю и пошел руки в брюки. А она растет себе. – Вот за одни такие слова тебя и стоит отлучить от мамочкиного сахара и консервов. – Владимир Сергеевич, вы не правы! - сказала Зойка. - Вот если бы они вообще балбесничали, как эти На-Гарики, тогда другое дело: пусть сами себе и добывают пропитание. А раз они работают, мама и папа должны их поддерживать. – Но Лешка-то ведь еще не получил аванса, - возразил Владимир Сергеевич. – А вы сами-то работали? - насупился Лешка. – У Владимира Сергеевича бюллетень, - сказала Зойка. – Знаем мы этот бюллетень! - ответил Лешка и подмигнул мне. – А ты что ему подмигнул? – Ничего, это у меня нервный тик. Но этот «нервный тик» для меня лично означал многое. Позавчера, когда мы с Лешкой ушли на работу, Владимир Сергеевич с Зойкой остались одни. А когда мы прибежали на обед, то увидели, что Зойка с Владимиром Сергеевичем режутся в шашки и у него на лбу красное пятно. Я догадался, что эти шашки Зойкины, и мне почему-то стало грустно. Значит, она специально ходила за ними домой. А тут еще Лешка подлил масла в огонь. Когда мы пошли по грибы, он сказал мне: – Ну, теперь пропало твое дело, не видать вам теперь Зоечку, как уши без зеркала! – А куда она денется? - спросил я, сделав вид, будто ничего не понимаю. – Никуда. Но просто она теперь будет чихать на вас с пятого этажа. Нужны вы ей больно! – С чего это ты взял? – А ты посмотри, кого она теперь по лбу щелкает? Эти обидные для меня Лешкины домыслы я решил проверить сегодня же. Вернувшись к шалашу с грибами, я предложил Зойке сыграть в шашки, но она ответила: – Некогда, некогда! Ты видишь, что с ним! Она заботливо укрывала Владимира Сергеевича. Он не хотел ни есть, ни пить, но Зойка говорила: – Ну пожалуйста, я вас очень прошу! Вы увидите, вам же лучше сразу станет! - и пыталась его поить горячим кофе из кружки. О, почему я не заболел ангиной! – А потом Владимир Сергеевич нам стал рассказывать эпизоды из своей жизни. И слушать его было необычайно интересно. Однажды в зимнем туристском лагере он ехал с товарищем на лыжах по склону горы, и вдруг снежная лавина сбила товарища с ног и засыпала. Надо было мчаться за помощью в лагерь, но Владимир Сергеевич не бросил друга, а стал его откапывать сам. И так он разгребал снег всю ночь, пока не вытащил на склон своего полуживого товарища. Зойка с горящими глазами смотрела на Владимира Сергеевича. – И он, значит, живой остался? – Живой. Что ему сделается! Сейчас тоже, как и я, геолог, - сказал Владимир Сергеевич. - А вот еще другой случай… Наш вождь с головы до ног был напичкан разными случаями. Каждый его герой, будь то какая-нибудь бабушка или профессор, все они имели свои голоса, свои походки, и я, например, очень зримо представлял себе худощавого охотника в рваном полушубке, в огромной волчьей шапке, на которого в тайге напал уссурийский медведь-шатун. Владимир Сергеевич пошел с ружьем на подмогу охотнику, выстрелил в упор, но медведь все-таки успел снять скальп с Владимира Сергеевича. И ему в больнице снова натягивали волосы на голову. Это был невероятный случай, и мы, может быть, и не поверили бы, - начальнику Кара-Бумбы, но он в доказательство показал нам длинный шрам под волосами на лбу. Я слушал Владимира Сергеевича и думал о том, что за таким человеком я пошел бы, на край земли. Только зря он все это при Зойке рассказывает! Владимир Сергеевич лежал перед костром, и на его бледное, осунувшееся лицо спадали со лба две прядки волос, которые он то и дело закидывал пятерней назад. Глаза его - большие, карие - были очень живыми. Вдруг в кустах мелькнула голова какого-то мальчишки. Мелькнула и исчезла. – Что-о такое? - приподнялся на локте Владимир Сергеевич. - А ну-ка, Лешка, узнай, в чем дело. Лешка вскочил на ноги и кинулся в кусты. Через минуту он привел к шалашу наголо остриженного веснушчатого паренька. На нем были трусы и белая рубашка с пионерским галстуком. Ему было лет девять-десять. Он оглядел нас всех, бросил взгляд на шалаш и нерешительно сказал: – Здравствуйте… товарищи! К вам можно? – А-а, заходи, заходи! - будто старому приятелю, ответил Владимир Сергеевич. - Откуда пожаловали? Куда путь держите? – Мы… я… - проговорил мальчик, не зная, с чего начать. - Мы в пионерском лагере все живем… А мне своего друга позвать можно? – Ну что ж, зови! - сказал Владимир Сергеевич. Мальчишка засунул два пальца в рот, оглушительно свистнул и закричал: – Эй, Славка, иди сюда! Не бойся! Кусты за шалашом зашуршали, и рядом с неожиданным пришельцем появился новый. Он был, так же как и первый, стриженый и в пионерском галстуке. Лицо у него было монгольское: скуластое, с узенькими щелочками глаз и с широким облупившимся носом. – Вот, - сказал веснушчатый, - мы вдвоем пришли. Это Славка, а я Толя. А это правда, что вы к себе в шалаш принимаете? – Конечно, правда. Вы же пришли и видите, мы вас не гоним! - сказала Зойка. – Нет, мы не об этом… - сказал Славка. - Ну, в свой отряд вы записываете или нет? – А какой у нас отряд? - удивленно спросил Владимир Сергеевич. – Как какой? Вы же сами знаете… - улыбнулся Толя. Мы переглянулись. – Мы-то все знаем, а вот ты что скажешь? - сказал я. – Ну, про вас говорят, что у вас тут детский партизанский отряд по борьбе за самостоятельную жизнь… Владимир Сергеевич улыбнулся, но тут же спрятал свою улыбку и спросил: – Ну и с кем же мы боремся? – Конечно, это, может быть, враки, - опустив глаза, сказал Славка, - но, говорят… с родителями! Я хотел захохотать, но Владимир Сергеевич мне сделал знак рукой. – А тебе кто же насолил, папаша или мамаша? - спросил вдруг Лешка. – Ему мачеха насолила, - ответил за друга Толя. При слове «мачеха» у меня сжалось сердце. Я спросил: - А она тебя бьет или работать заставляет? – Хуже, - ответил Славка. – Она ему совсем дышать не дает! - пояснил Толя. Вот мы приехали в лагерь, а его мачеха в этой же деревне себе дачу сняла и все время лезет его целовать. А ему стыдно перед ребятами. – Ясно, - сказал Владимир Сергеевич. - А у тебя, Толя, к кому претензии? – А он разозлился на нашу пионервожатую! - сказал Славка. - Сегодня Гришка подошел к Тольке да как плюнет на него, а Толька не растерялся и тоже в него плюнул. Ну, тут и пошло! А Галя их заметила и обоих заставила на кухне картошку чистить. А он удрал. – Э-эх, граждане… - сказал Владимир Сергеевич. - А мне кажется, что вы сюда не по адресу попали. Во-первых, у вас не веские доводы для приема в наше содружество. Ну, что же - мачеха? Мачеха, видно, у Славки хорошая. А во-вторых, зачем же нам такие члены, которые плюют друг на друга? – Не примите, значит? - спросил Славка. – Нет. Надо вам сначала еще арифметику товарищества изучить. – Чего-о? - удивился Толя. – Арифметику! - наставительно сказал Лешка. - Как надо относиться друг к другу. А потом уже к нам приходите на… высшую математику. – А как же мы будем арифметику изучать? - спросил Толя. – А это уж я не знаю, - развел руками Владимир Сергеевич. - Это дело вашей Гали. – А она сама ничего не умеет делать, - вдруг сказал Славка. - Мы ее попросили морской узел завязать, а она не умеет. – И не знает, как в лесу без солнца найти восток или запад, - добавил Толя. – Лешка, веревку! - скомандовал Владимир Сергеевич. И когда Лешка принес пеньковую бечеву, Владимир Сергеевич, не задумываясь, разрезал ее на две части, а потом быстро связал витиеватым морским узлом и протянул ее пионерам. – Прошу, на память! А насчет востока и запада, так это легче легкого: вон, видите, на елке ветки растут? Так запомните: их всегда больше на южной стороне. И тут же сами определяйте, где восток или север. В это время около шалаша, к нашему изумлению, появился сам председатель колхоза Коляскин. Он шел, как всегда, с хворостинкой в руке. Владимир Сергеевич никогда не видел его в лицо, и поэтому его глаза насторожились. – Добрый вечер! - просто сказал председатель. - Ну, как поживаете, разбойнички? - И, протягивая руку Владимиру Сергеевичу, добавил: - Я Коляскин. – А-а, слышал, - улыбнулся Владимир Сергеевич. Наш поилец и кормилец! Присаживайтесь к огоньку. А кстати, насчет разбойничков. Это у вас в колхозе одноглазый Соловей-разбойник живет? Чуть вот у Юрки весь вкус к работене отбил. – Этот может! Мрачноватый тип. - За хулиганство сидел. Мы взяли его всем колхозом на поруки прямо из суда. Может быть, человеком сделаем. Коляскин сел на самодельную скамейку, снял картуз, будто зашел в комнату, и положил его рядом с собой. – А я к вам по делу… – По какому? - спросил Владимир Сергеевич и поглядел на меня и на Лешку: уж не набедокурили мы чего-нибудь в деревне? – Да оно не очень сложное, но и не очень простое. Вы, кажется, геолог? – Да. – А в воде разбираетесь? – Да, кажется, разбираюсь… Вообще-то у меня другая специальность - я поисковик… А что у вас с водой? – Понимаете, нам артезианский колодец надо. Бурить хотим. Не поможете, а? – Одну секунду, - сказал Владимир Сергеевич. - Вот я - сейчас отпущу этих двух ходоков, - он кивнул на пионеров, - и мы займемся с вами. Ну как, граждане, вам ясно? – Ясно, - ответил Толя и, толкнув в плечо своего приятеля, побежал по тропинке в лес. За ним, подскочив на месте, побежал Славка. – Хм… Тоже мне обиженные! - усмехнулся им вслед Владимир Сергеевич. - И придумают же: детский партизанский отряд… Коляскин достал пачку «Беломора» и закурил. – Так вот, - начал он, - мы хотим расширить молочную ферму, а вода у нас не очень чистая, и ее не хватает. – Верховодку только используете? – Да, из колодца берем. Ну, и полчаса назад мы на правлении решили поискать воду получше и бурить землю около фермы. А потом я подумал, что могу сразу проконсультироваться у вас, и пришел к своим колхозничкам. - Он взглянул на меня и на Лешку. - Это от них я узнал, что вы геолог. – Вообще что я могу сказать? - ответил Владимир Сергеевич. - Конечно, я могу заняться этим делом - дать предварительный прогноз, но все равно вам придется приглашать мастеров. Надо ведь буровой станок привезти, трубы, фильтр, насос… – Это я все знаю, - сказал Коляскин. - Мы достанем. Но пока там приедет человек из Москвы, а вы уже тут под, боком. Может быть, возьметесь? А мы уж оплатим. – Да какая там оплата! - улыбнулся Владимир Сергеевич. - Все равно мы отдыхаем. И дело-то не сложное: съездить в Москву, в Геологическое управление, и достать материал по вашему району. Кстати, там у меня и друг есть, он поможет. – Вот и спасибо! - сказал Коляскин. - А ваших мальчишек я с завтрашнего дня на новый объект перебрасываю. Надо будет крышу на школе починить. Пусть приходят завтра в правление, там Михей Николаевич, кровельщик будет их ждать. Когда Коляскин ушел, Владимир Сергеевич сказал: – Вот вам и шалаш! Видали? Вот они, костры наших душ! О вас уже легенда идет: отряд! Вас уже на работу приглашают! Человек нигде не пропадет, только бы у него руки были. А давайте споем песню, а? Настроение у нас у всех было отличное, и мы запели нашу любимую «Взвейтесь кострами…». Я пел эту песню и чувствовал, как у меня по спине мурашки ползут от ее таких сильных, мужественных и призывных слов.
|
|||
|