Флэшбэк: Неправильный.

Хруст костей, лаская, заползает в уши, будоража внутри и без того уже рвущий на части животный инстинкт. Теплая алая кровь капает с отливающих красным в лунном свете клыков. Густая жидкость вырывает из утробы довольное рычание. Челюсти снова и снова вгрызаются в мягкое остывающее мясо, разрывая слишком хрупкие сухожилия. Перепачканный в крови рыжий волк, не мигая, смотрит своими желтеющими глазами в стеклянные, навсегда застывшие глаза трупа и захлебывается нахлынувшими, словно цунами, ощущениями. Пронзительный вой, переполненный отчаянием, вырывается из вытянутой к ночному небу морды и летит вверх, стремясь достичь полной луны.
Волк хрипит и плетется прочь, в последний раз оглянувшись на то, что устроил. Разорванные на куски тела больше никогда не пошевелятся, сгниют здесь, не найденные в части леса, куда никто не смеет сунуть носа. Кровь впитается в темную рыхлую землю, дав жизнь новым растениям, которые словно вампиры жадно впитают ее, пробираясь сквозь пласт перегноя, чтобы увидеть луну.

***

Минсок чувствует себя ранимым подростком, который сбегает из дома, как только «мамочка» с «папочкой» принимаются слишком громко бить посуду, а младшие братья умоляюще взирают на него из-под своих одеял, прося что-то с этим сделать. Но Минсок понятия не имеет, что можно сделать, когда «родители» такие идиоты. Он устал. Поэтому, словно ранимый подросток с не устоявшейся психикой, сбегает из дома и сутками пропадает в тесном для такого, как он, душном, воняющем помоями городе. Маленькие квартирки случайных собутыльников, мятые и несвежие постели случайных любовников пьянят и забивают голову свинцовым вакуумом, мешающим думать. Телефон давно сел и больше не пищит противной режущей слух мелодией, и Минсок напрочь забывает, что у него где-то в этом мире есть дом и семья.

Очередная ночь в клубе обещает быть в точности такой же, как и все предыдущие, совершенно ничем не запоминающейся. Свет ярко мигает, вызывая тошноту и головокружение, желание кого-нибудь ударить и проблеваться. Минсок толкается в хаотично двигающейся толпе, натыкаясь на острые плечи и локти, твердые бока, набивающие, словно игла татуировщика, алые синяки на светлой коже. Минсок раздражен, но он совсем не боится того, что кто-нибудь обратит внимание на его пробивающиеся наружу клыки и когти. Все здесь прекрасно знают, кто он такой, и им откровенно наплевать, даже нравится. Люди и оборотни умело мешаются цветной толпой, без разбора отдаваясь общей сводящей с ума эйфории. Минсок пьян всеми этими ощущениями и не сразу замечает на себе пристальный взгляд до черноты карих глаз.

Волк облизывает взглядом изгиб длинной шеи, острое зрение вычленяет на коже выведенные белым узоры ветвистых рогов, ползущих из-под такой же белоснежной футболки. Минсок небрежно ухмыляется, отмечая про себя, что на него открыли охоту, и сворачивает к барной стойке, теряясь в мельтешащей толпе.

Минсок сидит на высоком стуле и тянет крепкий напиток, наслаждаясь медленно ползущим по горлу теплу, которое незамедлительно проникает дальше в желудок. Он внимательно следит за тем, как бармен умело мешает коктейли, и ничего не значащей улыбкой отвечает на его одновременно смущенные и жадные взгляды. Он иронично улыбается в прозрачный стакан и размышляет о пойманном накануне взгляде худого высокого парня. Казалось бы, это Минсок здесь опасная зверюга с набором острых клыков, но по-настоящему бояться стоит только ветвистых рогов того парня. Потому что волк повязан своей стаей, правилами, он контролируется вожаком. А олень абсолютно свободен, он сам ежечасно выдумывает себе принципы или же отменяет их и делает то, что ему вздумается.

Мурашки, словно потревоженные светом электрической лампы жуки, разбегаются по коже от прикосновения чьей-то руки к выгнутой спине волка.
- С каких пор Сухо отпускает своих в подобные заведения?
- Ни с каких, - бросает Минсок в ответ, ставя стакан на стойку, не собираясь оборачиваться к собеседнику.
- Неправильный, - Лу Хань смакует это слово на языке, не торопясь проглатывать, и наслаждается его звучанием и смыслом, как сладостью любимой конфеты.
Минсок только морщится в ответ и делает большой глоток, допивая содержимое стакана.
- Наверное, это круто, когда луна мешается с человеческой кровью в твоем теле?
Волк слышит, как собеседник соскальзывает со своего стула и подходит еще ближе.
- Нет, - снова отрезает волк, продолжая испепелять взглядом спину поглощенного работой бармена.
- А я думаю, что да, - от Лу Ханя тянет запахом спирта, который расползается вокруг, окутывая Минсока, тот, наконец, оборачивается и снова встречается глазами с оленем.
- Какой тебе резон?
- Еще ни разу не игрался с полукровками, - отвечает он, кладя руку на плечи Минсока, вжимая пальцы в кожу плеча до ощутимой боли.
- Я не совсем полукровка.
- Мне все равно нравится, - выдыхает Лу Хань в чужие губы и перемещает ладонь на рыжий затылок.

Обычно Минсок предупреждает, но в этот раз предпочитает молчать, решая таким образом досадить слишком уж наглому оборотню. Да к тому же еще и оленю. Никак не желающая смешиваться во что-то однородное смесь закипает в венах Минсока, сдирая с него самообладание, как кожу, огромными пластами. Острые зубы больно, до крови впиваются в тело Лу Ханя, опасно задевают вены и вырывают у того болезненные стоны. Когти ползут по бедрам, метят красными полосами живот, грудь и сжимают шею, на что Лу Хань только еще несдержаннее целует, извиваясь на Минсоке.
- Еще, - просит Лу Хань, и Минсок подминает его под себя с новым запалом, начиная вытягивать все его своеволие, оставляя нутро абсолютно пустым и подчиненным, пусть и на время.

На утро такие рогатые мудаки, как Лу Хань, сваливают с концами, больше не появляясь в жизни таких зубастых идиотов, как Минсок. Но последний, еле разлепив опухшие глаза, первый делом натыкается на темно-красные торчащие в разные стороны волосы. Лу Хань спит на животе, утонув лицом в подушке, и мерно сопит. Среди оставленных ночью синяков и царапин на спине парня красуется белая татуировка, изображающая олений череп, рога которого раскидываются на всю спину, заползая на плечи и шею. Минсок устало выскальзывает из кровати и принимается искать свою одежду, твердо намереваясь свалить подальше, но длинные пальцы, цепко хватаясь за его запястье, тянут на себя. Лу Хань крепко обнимает, замучено улыбается и легко целует в губы, пытаясь проникнуть дальше.
- Мало, - тянет он между вздохами, на что получает еще один укус.

Дни неторопливо ползут один за другим, пока не проходит неделя, а потом и еще одна. Неправильный, о чем не устает напоминать Лу Хань, Минсок совсем забывает о том, что все это игра. Инстинкты уползают куда-то на подкорку мозга, становясь слабо различимым пятном, и просыпаются только тогда, когда Лу Хань стягивает с себя футболку и садится на колени Минсока. Когда теплые ладони скользят по щекам и шее, когда губы целуют за ухом, а пальцы путаются в волосах на затылке и, порой слишком резко, оттягивают голову назад, от чего кадык выступает еще сильнее.

Сначала Лу Хань наслаждается неправильным волком в своей постели, на маленькой кухоньке и, не спрашивая разрешения, заглядывает в душевую кабинку. Но потом ему, видимо, становится скучно, и олень принимается таскать Минсока по магазинам, на прогулки, в соседнее кафе. Он не держит Минсока за руку, но всегда направляет его, упираясь рукой в поясницу или кладя ладонь на бедро, почти на задницу, как поначалу ворчал волк. А Минсок безмолвно позволяет, делая вид, что ничего не происходит. Он свыкается с чужими прикосновениями слишком быстро, делая их для себя чем-то само собой разумеющимся.

***

Толпа желающего повеселиться народа давит на Минсока со всех сторон, пробуждая в нем нечто сродни клаустрофобии. Волк начинает задыхаться, и шумно хватает ртом воздух. Минсоку кажется, что еще немного, и он порвется на части или непременно сделает это с кем-нибудь другим. Но чужие руки уверенно ложатся на его тело, обнимая, а к спине вплотную прижимается Лу Хань, будто бы он щит, защищающий Минсока.
- Что с тобой? – Вопрос звучит насмешливо, и это немного бесит.
Но в следующее мгновение парень за спиной шипит, получив от кого-то случайный толчок локтем в спину, и Минсок вцепляется руками в предплечья Ханя, приникая затылком к его плечу, будто пытается раствориться в нем, как в мягком одеяле. Но Лу Хань совсем не мягкий, колючий, но словно самое настоящее одеяло закрывает Минсока ото всех его страхов.

Музыка больно бьет по барабанным перепонкам, отдаваясь в висках непрерывным гулом, который Минсок, сидя на мягком диванчике, пытается заглушить крепким виски. Лу Хань где-то там, в толпе, трется с непонятным и раздражающими людьми. Или оборотнями. Будь это кто-то другой, Минсок давно бы порвал его на кусочки, но Лу Хань тот, кто не подлежит такой собственнической ревности. Да и зачем распаляться, когда все это временно и просуществует от силы еще несколько дней. После Минсок вернется обратно в свою стаю, попробует разрешить накопившиеся проблемы, будет жить прежней жизнью, изредка вспоминая белую татуировку на спине и сдавленный стоны в свои ключицы.

Лу Хань появляется неожиданно, выскочив из толпы, и приземляется возле Минсока, целуя в скулу, а после в губы, слизывая с них вкус алкоголя. От него за милю таращит чужими объятиями и скользкими поцелуями, от чего Минсок недовольно морщится, вызывая на чужих губах насмешливо-довольную ухмылку.
- Хочешь, уйдем? – Интересуется Хань, сжимая ладонь Минсока и прислоняясь щекой в его лопатке.
- Нет, веселись.
- Ну же, скажи, что хочешь уйти. Со мной, - олень хитро щурится и, не дождавшись ответа, вырывает из рук Минсока стакан, ставит на столик и за руку тащит парня сквозь беснующуюся толпу на свежий воздух.
И Минсок ему очень за это благодарен.

- Оле-ень, - нараспев тянет кто-то за их спиной.
Минсок оборачивается одновременно с Лу Ханем и видит незнакомого, но мощного парня. Волку совсем не нравится, как тот смотрит на его спутника, который, широко улыбнувшись и чуть расставив руки в стороны, делает пару шагов навстречу, здороваясь.
- Прив.. – Начинает Лу Хань, но тут же получает удар в челюсть, оседая на асфальт.
- Скотина, ты нас наебал! – Рычит амбал, занося ногу для следующего удара и совершенного игнорируя Минсока.
Лу Хань только растягивает губы в окровавленной ухмылке и даже не пытается сгруппироваться, чтобы удар нанес его телу наименьший урон. Он только окидывает Минсок жестким взглядом, показывая тем самым, что волка это не касается, и сдавленно мычит, чувствуя, как боль расползается под кожей и занимается лиловым. Лу Хань не успевает опомниться, а Минсок уже с силой вжимает бугая, выше него самого ростом, в стену, сдавливая пальцы на горле.
- Не лезь в это, - хрипит тот, суча ногами в воздухе.
- Это ты не лезь, - чеканит Минсок, кое-как подавляя в себе порыв убить. – Не при мне.
Увесистое тело, облаченное в кожу, гулко бухая, валится на асфальт, словно мешок картошки. Минсок подхватывает над чем-то смеющегося Лу Ханя под руки и ставит на ноги, волоча за собой. Ему не хочется знать, что такого сделал олень этому типу, и почему он так хотел его измордовать. Он просто решает, что не будет об этом думать, пока у них все не закончится.

***

Минсок минут пять не может выбрать между белым и черным шоколадом, пытаясь угадать, какой из них больше нравится Лу Ханю. Может быть, молочный? Внезапно, перед его лицом возникает улыбающийся Хань, который взял с полки большую упаковку стирального порошка, открыв в заставленном стеллаже окно.
- Черный горький, - тянет он, улыбаясь и наблюдая за тем, как Минсок почти незаметно пожимает плечами и кладет в корзинку названный горький и сладкий молочный, который любит сам.
Олень быстро обходит стеллаж и оказывается рядом, пытаясь забрать у Минсока тяжелую корзинку, но он уводит руку в сторону, из-за чего несколько яблок выпадают и катятся по полу. Минсок ругается себе под нос и приседает, чтобы их собрать. Он чувствует, как Лу Хань наваливается на его спину и, заглядывая в лицо, прижимает палец к губам, призывая сидеть тихо. Они, не поднимаясь с колен, приникают к стеллажу, едва дыша. Минсок узнает запах амбала, и, судя по его речи, тот собирается исправить свой недавний промах. Снова настигнуть Лу Ханя, и уж на этот раз отделать, как следует. Когда голоса, наконец, удаляются на безопасное расстояние, Минсок тянет Лу Ханя за ворот рубашки, заставляя обернуться к нему.
- Что ты им такого сделал?
- Ничего особенного. Кинул на деньги, - ухмыляется Лу Хань, и в следующее мгновение хватает Минсока за руку и сильно тянет за собой, так что тот даже не успевает взять корзинку.
Сзади слышатся гневные ругательства и крики, призывающие немедленно остановиться, а Лу Хань и Минсок бегут так быстро, как только могут, и, почему-то, смеются. Минсок сам не понимает, чем вызвано это веселье, но такое состояние ему нравиться, ему до жути нравиться вот так вот бежать чуть позади Лу Ханя, который крепко держит его за руку, уводя от погони, не давая остановиться, ощетиниться и выпустить клыки наружу.

***

Лу Хань еще не успевает выбраться из машины, а Минсок, сидящий на подоконнике, уже чувствует, что все закончилось. Олень долго возится с замком, пьяным непослушными пальцами неловко перехватывая связку и рывками поворачивая ключ в замочной скважине. Он, спотыкаясь, переваливается через порог и с трудом разувается. А после шатающейся походкой добредает до неподвижно сидящего Минсока, и, растягивая губы в пьяной улыбке, тянется за поцелуем. Но на этот раз старший отворачивается, отстраняет от себя Лу Ханя, пробегаясь взглядом по засосам под распахнутой рубашкой, и соскальзывает на пол. Он молча натягивает на себя серую с оранжевым толстовку, не оборачиваясь, идет к двери, обувается и уверенно закрывает ее за собой, оставляя пьяного Лу Ханя стоять посреди комнаты и непонимающе хлопать глаза. Минсок был готов к этому с самого начала, поэтому ему так легко удается уйти и принять решение больше не возвращаться.

***

Луна не дает Чонину покоя всю ночь, и оборотень вместо того, чтобы спать, только беспокойно возится в своей кровати, то и дело задевая сопящего рядом в обнимку с игрушечным пингвином Кёнсу. Старший спит слишком крепко, он, пожалуй, единственный, кто способен не просыпаться из-за беспокойного даже во сне Чонина. В итоге, Кай не выдерживает. Он как можно тише одевается и выскальзывает на улицу. Луна словно высвечивает ему тропинку и ведет сквозь лес. Чонин ожидает чего угодно, но все равно столбенеет на опушке леса, куда вывела видимая только ему одному тропинка. Минсок стоит напротив него, в нескольких метрах, и пристально смотрит, пытаясь угадать, что предпримет Чонин. И когда младший срывается с места, громко рыча, даже не двигается с места. Он совсем не противится удушающим объятиями Чонина и благодарно улыбается, слыша, как недавнее рычание превращает почти в скулеж.
- Ты самый ужасный брат на свете, - от того, что Кай говорит в плечо Минсока, его голос почти не звучит, но старший все прекрасно слышит.
- Я знаю, прости… Я скучал.
- Я тоже. Мы все скучали и волновались.

Чунмён долго испепеляет Минсока замученным взглядом, после чего подходит и крепко обнимает, называя его отвратительным волком. Кёнсу сонно трет глаза и мнет лапки мягкого пингвина, расстроено рассказывая, как он переживал. Чондэ то ли ухмыляется, то ли пытается что-то спрятать за кривой улыбкой. Бекхён и Чанёль стоят возле стены и обиженно дуют щеки, не обещая Минсоку ничего, кроме игнора. В глазах Чанёля Минсок улавливает что-то очень похожее на тоску с нотками отчаяния и понимает, что не зря не чувствует запах Ифаня. Он еще крепче обнимает Чунмёна, глухо извиняясь за то, что его не было, и обещает больше так не подводить. Сухо только устало вздыхает, потому что знает о той не смешивающейся и постоянно кипящей в венах неправильного волка крови, и обещает, что они все это обязательно переживут. Следующую ночь Минсок проводит на своей кровати возле Чонина, который дует на его смешно торчащие отросшие волосы и держит за руку.
- От тебя мерзко пахнет, - вдруг произносит Кай, замечая, что брат выполз из своего забытья.
- Я знаю, скоро выветрится.
- Я надеюсь, - улыбается Чонин, придвигаясь еще ближе. – Мне не нравится этот запах, так пахнут неприятности.
- Наверное, ты прав.

Дома дни ползут медленнее, они тягучие и сладкие, как горячая карамель. Минсок очень любит сладкое, но темный горький шоколад не дает покоя, всплывая вкусовыми воспоминаниями, превращаясь в прикосновения рук, в звучание не выходящего из головы голоса. Иногда Минсок не выдерживает и швыряет о стену тарелки, пока моет посуду, или книги, когда читает, на что все еще дующийся Чанёля недоуменно сводит брови и крутит пальцем у виска. По телу Минсока пробегают мурашки, когда он видит на ком-нибудь белоснежный цвет футболок, рубашек или шорт. Он бормочет во сне, а иногда скулит, пугая этим Чонина. Смотрит очень тоскливо, как запертый в клетке волк, вот только он на свободе.

- Однажды с тобой произойдет нечто подобное, - тихо произносит Минсок, наклоняясь к лежащему на его плече Чонину.
Они сидят во дворе на поваленном бревне и смотрят на светлый, почти белый и очень четкий круг луны.
- Я сделаю все, чтобы не произошло, - отзывается младший.
- Не сделаешь. Не сможешь. И не надо. Мы с тобой такие, какие есть. Я просто хочу сказать тебе…
- Что? – Нетерпеливо спрашивает Кай, так же не поднимая головы.
- Что бы ни произошло со мной дальше, и чтобы ни произошло с тобой в будущем, я всегда буду рядом. Я не пожалею для тебя даже своей жизни.
Чонин, наконец, поднимает голову и вопросительно заглядывает в наполненные тоской большие темные глаза и непонимающе изгибает брови.
- Все в порядке, Чонин, - отвечает старший на молчаливый вопрос и улыбается. – Скоро запах выветрится, и я перестану сходить с ума.
Кай поднимает взгляд на луну, и еще несколько минут оба неправильных волка сидят в тишине, нарушаемой только шорохом их дыхания.
- Я бы хотел, чтобы ты всегда так ко мне относился, - Чонин жестом просит Минсока помолчать, потому что тот порывается задать какой-то вопрос. – Поэтому, как бы сильно не бесил меня этот запах, я расскажу тебе. Потому что не хочу потерять тебя.
После небольшой паузы Кай продолжает.
- Когда мы ездили на днях в город… Я видел, как охотники волокли рогатого мудака в черный фургон. Он был без сознания, весь избит. Я даже не понял, жив он или…
Минсок не слушает дальше, он вскакивает со своего места и, ничего не говоря, бежит прочь, перевоплотившись в рыжего волка. Чонин провожает старшего брата вертикальным зрачками и думает, что у Чунмёна больше не хватит сил, чтобы еще раз простить Минсока.

***

Кровь въедается в волчью шкуру, проникает под кожу, давая понять, что теперь, после того, как он отведал ее вкус, оборотню придется намного хуже. Запах намертво приклеился и не хочет отпускать, раздражая, словно невидимая рука гладит волка против шерсти. Он замечает в лунном свете глубокие следы больших ботинок охотников и ориентируется на горько-сладкий запах, неделями преследующий его. Следы выводят Минсока к старому покосившемуся сараю. Старые двери разъезжаются под его напором, разрывая темноту лунными дорожками, и оборотень замечает скорчившегося на земляном полу избитого, но дышащего Лу Ханя. Тот слабо приподнимает голову и еще слабее улыбается, видя перед собой уже не волка, а его неправильного Минсока. Старший сгребает снова ухмыляющегося Ханя в охапку и крепко обнимает измазанными в грязи и крови руками. Касается такими же грязными губами его макушки и водит ладонями по спине, давая понять, что тот в безопасности.

- Ты что, убил их? – Лу Хань виновато сводит брови, но Минсок отворачивается, чтобы олень не видел скользящие в его глазах панику и страх с примесью возбуждения.
- Минсок?
- Лу Хань, - волк утыкает в шею, с выведенными на ней белыми узорами. - Не будь рогатым мудаком… - Минсок запинается, боясь произносить слова, еще сильнее страшась ответа. - Ради меня, пожалуйста.
Лу Хань снова хмыкает и перехватывает лежащую на нем руку Минсока. Он поднимает взгляд и смотрит прямо в волчьи глаза.
- Ради тебя не буду, - довольно щурясь, потому что сильные руки еще крепче смыкаются вокруг него, плотнее прижимая к телу Минсока.

Луна продолжает заглядывать в старый сарай, не нарушая царящей тишины, как вдруг вместо нее это делает телефон Лу Ханя. Тот подрагивающей рукой достает его и удивленно охает, после чего протягивает Минсоку.
- Я не знаю, кто это.
Волк ошарашено наклоняет голову, узнав номер Чондэ. Он колеблется несколько мгновений, думая, стоит ли отвечать на звонок, после чего жмет на «Принять вызов».

⇐ Предыдущая 123 Следующая ⇒