Канаев Илья: другие произведения. 14 страница

К суете, оживившей рутину лаборатории, подключился даже Ваня Долгоруков, выбравшийся из уголка в котором прикорнул, пока я пытался заниматься делами. Наверное, что-то было в моём голосе и интонации вдохновенное, раз он очнулся от дремоты и на время включился в процесс. Разожгли огонь во дворе. Вообще летом в городе с огнём не шутили и разрешали бытовые печи топить только раз в неделю. Мы же предусмотрели все меры пожарной безопасности. Поэтому вёдра с водой были всегда под боком, также как топоры и войлочные щиты. Старались пламя поддерживать ровное, нацедив за час первую порцию жидкости. Потом немного прибавили огня и получили еще немного жидкости в другой сосуд. Так поступали раз пять, всё больше увеличивая интенсивность огня. Уже поздно вечером, когда жидкая нефть в кубе превратилась в вязкий мазут, процесс остановили, а бутыли, пронумерованные по мере получения жидкости (то есть по росту температуры кипения), отнесли в лабораторию. По моим представлениям, первые бутыли содержали фракции бензина, а последние - керосин и дизельное топливо. Более точно пока не разберешься. Неизвестен был температурный режим, да и перегонный куб это не ректификационная колонна. Наверняка даже ступенчатое увеличение температуры нагрева не избавило результат от перемешивания разных фракций. Тем не менее, я постарался написать подробный отчёт об опыте, рассчитывая учесть его результаты в дальнейшем. Ограничился в описании полученных жидкостей только общими их свойствами: светлее, гуще, мутнее. Измерил то, что можно было замерить - объем (соответственно общее содержание фракции в нефти), плотность (которая не сильно росло у более высокотемпературных фракций). Через пару недель, разбив несколько пробных экземпляров, оптик Акдадемии Беляев по моему заказу сделал ртутный термометр для измерения высоких температур. Повозившись немного с установкой термометра на перегонный куб, мы повторили опыт. В этот раз помощником у меня был Гмелин, которого я оторвал от систематизации коллекции минералов Кунсткамеры. Надежда, что этот молодой шваб станет основателем российской химической науки была невелика, но других химиков у меня под боком не было. Грегориус староват, да и к тому же, как и другие аптекари он ориентирован на медицинское использование химических знаний, а мне нужны были люди с общенаучным виденьем химии. С другой стороны, специалистам порохового дела Батищеву и Корчмину не хватало академического образования, да и не хотел я отрывать их от тех задач, которые им поставил.

В общем, во второй раз результаты опыта получились более внятные. Температурная шкала в термометре была ещё приблизительная, но помогала поддерживать постоянную температуру в котле. В итоге, доведя температуру до 250 градусов с шагом в 10 градусов, получили полтора десятка жидкостей. Керосин имеет температуру кипения в интервале 180-240 градусов Цельсия. С учётом погрешностей измерения первые фракции можно было считать бензином, фракции 170-190 градусов бензинокеросиновыми, далее керосин и с 230 градусов смесь керосина с дизельным топливом. Всё это было приблизительно и предстояло еще долго исследовать, но мне важно было выделить керосин, который в лампах был не так опасен как бензин и коптил меньше дизельных фракций. Оставив результаты опыта доводить до ума Гмелину, я переключился на конструирование лампы. По моим указаниям её спаял слесарь-жестянщик Василий Шершавин, один из рабочих Мастеровой избы Медицинской канцелярии. Предшественница будущего завода медицинских инструментов, изба располагалась на Аптекарском острове, где под руководством француза Луботье слесари изготавливали всякие металлические ножи, ножницы, иглы или, например, акушерские щипцы для аптек, гошпиталей и частнопрактикующих врачей. Когда я добрался к ним в гости, мне показали обширные делянки лекарственных трав и кустов, показали и саму мастерскую. Ничего особенного, четверо работников, горн, тигли, верстаки, наковальни. Луботье и Иван Блументрост угостили меня чаем из блестящего самовара. Я спросил, почём Исаев его им продал. Француз смутился. Оказывается, они сделали самовар сами, но только для собственного пользования, а не на продажу и никоим образом не нарушили привилегию 'месье Исаев'. Я успокоил хозяина, сказав, что у Исаева нет привилегии на продажу самоваров, а про себя удивился оперативности мастеров. Прошёл только месяц с момента памятной презентации мною чайного агрегата в доме Апраксина. Попросил позвать мастера. Им оказался Василий Шершавин, который вскоре перебрался с Аптекарского острова в токарню Летнего дворца для помощи мне в моих технических задумках.

Шершавин делал лампу из меди. Загибал листы металла вокруг деревянной формы аккуратными ударами молоточка. Паял оловом швы, подтачивал заусенцы напильником. Работа у него шла быстро. Я, поглядывая на уверенные движения мастера, размышлял о себестоимости изделия. Медь дорогой и достаточно редкий металл. По идее, более дешевая альтернатива - железо, из которого делают на плющильных станках жесть. Но обычная черная жесть быстро ржавеет. Немцы в Пфальце уже лет триста как научились лудить железо, получая белую жесть. Секрет белой жести они сохраняли строго, но уже полвека назад англичанин Эндрю Яррантон у них этот секрет выкрал. Тем не менее, белая жесть остается дорогим и полезным материалом и было бы неплохо повторить 'подвиг' англичанина и освоить производство в России.

Суть процесса лужения жести состояла из нескольких стадий. Вначале листы черной жести очищают от окалины и жиров. Окалина (пленки оксида железа) растворяется в кислотах, а жиры удаляются щелочами. У немцев это делалось вручную с помощью винного камня (побочный продукт производства вина, соль с кислыми свойствами), а затем выдерживанием несколько суток в растворе молочной кислоты (получаемой из браги). Полагаю, если поэкспериментировать немного с кислотами и щелочами (которые у меня уже есть благодаря Батищеву) можно ускорить этот процесс или хотя бы повторить.

На второй стадии лужения листы покрывают флюсом. Лучший флюс в лужении - нашатырь, один из экспортных российских товаров. Флюс помогает олову скрепляться с железом, хотя немцы, кстати, флюса не использовали. Далее само нанесение олова на железо. Вот собственно и вся технология помимо окончательной полировки поверхности. Есть ещё какие-то тонкости с защитой олова от окисления слоем сала. Вроде как опускание в ванну с оловом чередовали с опусканием в ванну с холодной водой, для удаления лишнего олова с поверхности. Возможно, перед опусканием в воду поверхность и покрывали салом.

Таких теоретических знаний у меня в голове много, но разработать из этого технологию сразу не получится. Нужны эксперименты с моим личным участием, нужны химики-практики вроде Батищева, нужны учёные-химики, каким станет со временем Гмелин. Но Батищев занят экспериментами с бумагой, Гмелин пишет работу по нефтяным фракциям. Кого бы использовать для опытов с металлом? Поискать среди пробиреров берг-коллегии или монетной канцелярии? Или выманить из Европы кого-то? Я уже подготовил черновой список молодых ученых, которые ещё не нашли себе достойного места работы у себя в стране. Среди химиков мне были интересны двое: парижский аптекарь Руэль (один из будущих учителей Лавуазье) и восемнадцатилетний берлинец Маргграф. Оба в будущем прославились многочисленными опытами и открытиями. Еще думал привлечь как-то английского часовщика Гентсмана, будущего изобретателя тигельной плавки стали, но, в отличии от двух других, англичанин кроме этого открытия больше ничем не прославился. Смысл его тащить в Россию, если суть этого секрета я итак знаю? Лучше подкину эту идею молодому Ивану Шлаттеру, пробиреру монетной канцелярии. Полагаю, если он прославился в монетном деле, то с моей помощью справится и с организацией производства качественной стали для инструментов. Ну и поможет в развитии химической науки.

Жаль, мои знания химии очень поверхностны. Я знаю основные вехи развития науки, людей которые этим занимались, знаю суть некоторых технологий, но всё это отрывочно и дилетантски. Придётся проходить все этапы химических исследованиий и в моей власти только ускорить их прохождение. Я успел уже полистать 'Курс химии' Николя Ламери по которому учился ещё мой дед. Несколько лет назад появились новые учебники. Один написал знаменитый врач Бургаве. Точнее кто-то из его студентов догадался опубликовать его лекции, причем, не спросив автора. Второй автор - берлинец Георг Шталь, изобретатель теории флогистона, достаточно ловко объясняющей процессы горения. Теория далека от действительности, но на практике полвека устраивала большинство химиков-практиков до открытия кислорода. Ближайшие десятилетия станут временем накопления химических знаний, многочисленных качественных и количественных исследований различных веществ. Как бы мне ускорить проведение всех этих опытов? Ну, допустим, я могу обеспечить лабораторию Академии приборами. Есть уже термометры. Ледяной калориметр для вычисления тепловых свойств веществ используют уже полвека. Несложно сделать бюретку (это такая мензурка с делениями) для титрования (вычисления количества вещества, вступившего в реакцию). Описание пневматической ванны для исследования газов в этом году опубликовал англичанин Гейлс. Вот собственно и всё - выбирай любой булыжник из коллекции минералов Кунсткамеры и разлагай его на составляющие. Или с помощью бюретки исследуй количество взаимодействующих друг с другом кислот, щелочей и солей. Ну и свойства разных газов открывай с помощью пневматической ванны. Бедный Гмелин! Он думает, что ближайшие два года он будет заниматься только перегонкой нефти и описанием получающихся веществ!

Глава 14

В конце июля, в день памяти мучеников благоверных князей Бориса и Глеба состоялось отплытие отряда кораблей из Петербурга в Любек и Киль. Палили пушки, на кораблях хлопали на ветру разноцветные флаги. Белая крапива на красном фоне - символ голштинских герцогов, двуглавый орел на желтом фоне - символ наследниц российского престола. На корабле сопровождения 'Дербент' под командованием вице-адмирала Наума Сенявина поднят брейд-вымпел, обозначающий корабль командира соединения. То, что флаг поднят на верхушке фок-мачты обозначает звание Сенявина - вице-адмирал, которое он получил в мае этого года. По белому фону Андреевского креста было понятно, что корабль входит в первую дивизию Балтийского флота (эскадра белого флага под командованием самого генерал-адмирала Апраксина). Ещё были 2я дивизия синего флага под формальным командованием престарелого адмирала Крюйса и третья дивизия красного флага под командованием Меншикова. Синяя горизонтальная полоса в нижней части флага также обозначала звание вице-адмирала, как и местоположение флага на второй мачте. Вообще значение всех флагов, гюйсов и вымпелов достаточно запутанно и я всех нюансов не помню, тем более что были ещё и различные сигнальные флаги.

Прощание с Анной и Елизаветой было торжественным, с пальбой пушек, какофонией духового оркестра. Анна и Елизавета расцеловали троекратно нас с Натальей и, подав руку своим мужьям, перебрались на шлюпки, доставившие их к своим кораблям. Мне было немного грустно - моя семья распадалась. Сначала умерла Екатерина, которая заменила мне мать. Теперь вот уезжают навсегда Анна и Елизавета, мои тётки, которых я всегда воспринимал как старших сестер. Со мной остается только Наташа и друзья. Ваня сейчас стоит чуть в сторонке. Он опасается Меншикова, который поднялся с постели впервые после начала болезни. Бледный генералиссимус тяжело опирается на трость и руку супруги, но стоит рядом со мной уверенно и величественно. Видимо, светлейший князь пошел на поправку.

Отъезд голштинцев укреплял моё положение. За три месяца своего царствования я, надеюсь, набрал некоторый авторитет. Для тех же, кто захочет меня свергнуть, придётся учитывать фактор существования законных наследниц престола в удалении от гвардии и столицы. Сложно плести заговоры на таких расстояниях, а поставить править империей кого-то другого в обход цесаревен очень непросто. Есть ещё, правда, три дочери Ивана V. Две из них сейчас поблизости. За ними тайно приглядывают разные люди, особенно за старшей из них, Екатериной, герцогиней мекленбургской. Так что расслабляться я не стану, но можно начать решать другие тактические задачи по укреплению моей власти.

Я покосился на Меншикова. Светлейший думал о чем-то своём, а вот стоявшая рядом его сестра не спускала с меня глаз и, заметив моё внимание, присела в реверансе.

За спинами моей свиты на полголовы возвышается верзила - тридцатитрехлетний генерал Александр Бутурлин. Камергер Елизаветы Петровны с весны куда-то запропастился и только недавно вновь объявился в городе. Взглядами, которые он бросал на уезжающую из России женщину, можно было бы поджигать корабли или запускать извержение вулканов. Сама цесаревна обернулась к нему только на мгновение, судорожно сжала затейливый французский веер и нервно отвернулась к мужу. Распоряжением Меншикова Бутурлину ещё до свадьбы было запрещено приближаться к Лизе. Возможно, как юный Ромео он приходил к ней на свидания в белые петербургские ночи, но сегодня Елизавета уезжает навсегда.

Я припомнил последний разговор наедине с Аней. Вчера мы с нею посетили родильный дом святой Анны. Дальше прихожей нас не пустили, как я сам распорядился, подготавливая Устав новой больницы. Встретить нас вышли врачи Йозиас Вайтбрехт и Лесток, которым поручили управление гошпиталем бабичьего дела. Я одобрил действия караульного.

- Теперь если ещё кто-то попытается пройти без спросу внутрь, разрешаю вести огонь на поражение. Если уж государя императора не пустили, то станет уроном моей чести если кто-то прорвется ссылаясь на свою знатность!

Врачи отрапортовали об успешной работе гошпиталя. Пациенток пока ещё мало, но умерших младенцев и мамочек пока не было. Наставления по дезинфекции, асептике и антисептике выполняются неукоснительно. Кормят регулярно, проветривают помещения тоже постоянно. Больничные карты ведутся - вот, пожалуйста, смотрите архив. Акушеров не хватает, повитух выбирают лучших. Студентов-медиков пока не было, так как в Академическом университете студентов вообще мало и нет факультета медицины. Проводятся консилиумы с участием врачей петербургских гошпиталей и академиков. Да-да, все посетители допускаются внутрь только если нет угрозы принести с собой заразу. Обязательно моют руки и надевают больничные халаты, бахилы и защитную повязку на лицо.

Когда мы покинули больницу и остались в карете вдвоем с Аней, она спросила.

- Полагаешь, если в Киле я организую гошпиталь с подобными же строгостями, мне можно будет помочь?

- Не знаю, Аня. Я не врач, но я надеюсь, что этого окажется достаточно. Не хочу тебя потерять.

- Даже если я выживу, Петя, мы, наверное, больше никогда не увидимся. Киль слишком далеко от Петербурга.

- Не так уж далеко. Вот налажу дела тут и как дед поеду в Европу с большим посольством!

- Это было бы замечательно! Мы с Лизой пока тебе невесту подыщем.

- Только не говорите об этом Машке!

- Гнал бы ты её вместе с отцом из столицы. Все знают, что ты её не любишь, так зачем она тебе?

Я пожал плечами. Не хотелось объяснять мои сложные взаимоотношения с Светлейшим князем.

- Лучше расскажи, что у Лизы с Бутурлиным? Я думал, он уехал из Петербурга, но мне доложили, что он в городе. Даже успел в дуэли поучаствовать с Семёном Нарышкиным!

- У Лизы с Бутурлиным то же, что с Нарышкиным, то есть ничего! Ей нельзя себя компрометировать, она теперь замужняя дама.

- Дыма без огня не бывает! Вскружила парням голову и теперь один из моих камер-юнкеров хворает. Уверяет, что руку случайно повредил.

- Саша говорил мне, что пожалел глупого мальчишку - стрелял в руку.

- Так ты встречалась с Бутурлиным? И как он? Надеюсь, он не планирует украсть цесаревну?

- Это было бы романтично, но Саша просто приехал попрощаться с девушкой, которую любит безответною любовью! А тут оказалось, что кроме мужа рядом с Лизой крутится юный Нарышкин. И Сеня, дурачок, на дуэль сам напросился. С существованием Фридриха Августа он примирился, а вот появления старого соперника не вынес, наговорил разные гадости. В итоге - дуэль на пистолетах. Надеюсь, ты не будешь к ним строг, Петя.

- Они нарушили закон и по Уставу их надо всех казнить. Слава Богу, никто не погиб, но служить они теперь будут далеко. Бутурлина ждут низовые полки в Персии, а Нарышкина, как поправится, отправлю в Тобольск.

- Это жестоко, Петя.

- Я должен быть справедлив. Если твой отец и мой дед издали указ о суровом наказании за дуэли, то оно должно быть неотвратимым. Казнить никого не хочу, а вот отправить подальше от столицы будет в самый раз! Когда ты станешь императрицей, будешь поступать также, Аня, иначе не заметишь, как страну охватит эпидемия дуэлей!

- Мы уже говорили об этом, Петя. Ты проживешь долго, и унаследуют тебе твои дети.

- В жизни всякое может произойти. Может быть, ты и я умрем слишком рано, а императором станет твой сын. Постарайся привить ему любовь к России, от этого возможно будет зависеть очень многое.

Вечером, когда Государь обычно возился с бумагами, Иван Долгоруков застал его за необычным занятием. Стопка бумаг на рабочем столе императора была отложена в сторону, а перед ним разложен пасьянс из игральных карт. Откинувшись на спинку кресла, Петр Алексеевич задумчиво разглядывал расклад. - Не сходится пасьянс? Может быть, помочь тебе, Петя?

Подойдя поближе, Иван увидел, что карты подписаны именами известных людей и разделены на несколько групп. Одна часть карт разложена вокруг червового короля с подписью 'Петр II'. Рядом с ним крестовый туз под именем 'Остерман' и несколько карт от валета и ниже с подписями: 'Долгоруков А. Г. ', 'Долгоруков В. Л. ', 'Левенвольде', 'Миних'. В другой группе в центре лежал пиковый король с подписью 'Меншиков', рядом несколько карт с подписями 'Волков М. Я', 'Волков А. Я. ', 'Пашков' и парочка дам - 'Мария' и 'Арсеньева'. Была отдельная кучка вокруг крестового короля под именем 'Голицын Д. М. ', вокруг двух тузов под именем 'Головкин' и 'Апраксин' и вокруг пиковой дамы 'Екатерина Ивановна'. К краю стола была небрежно сдвинута небольшая стопка 'битых' карт во главе с крестовой дамой 'Анной Петровной'. Половина колоды ещё не была подписана и лежала нетронутой.

- Интересный расклад, Петя. А какие правила?

- Черт его знает, прости Господи! Вроде бы червовый король самая сильная карта, но боится объединенных ударов других королей и тузов.

- Да уж, непростая головоломка. А где моя карта?

- Выбирай любую из оставшихся.

Выше восьмерки ничего больше не было. Подписав червовую карту 'Ваня', Долгоруков звучным шлепком, похожим на пощёчину, кинул её на пикового короля Меншикова.

- А у нас козырь есть!

Петя засмеялся, Ваня заржал тоже. На шум появились Никита Трубецкой и Федя Лопухин. Разобравшись в причинах смеха, подписали под себя семерки и подкинули в пасьянс. Причем Никита передвинул стопку Головкина в центр поближе к червовому королю со словами, что он и его тесть всегда поддержат Петра Алексеевича. Федя же догадался подкинуть свою карту на пиковую даму герцогини мекленбургской, что вызвало новый взрыв смеха.

- Да она же страшна как лошадь, Федя!

- Жены Веры ему мало уже, кобелю, Катьку нагнуть собирается!

Как водится, хорошо начавшийся вечер грех было прерывать. Тем более, что Государь впервые за много месяцев решил расслабиться, даже не отказался выпить новомодного игристого вина из французской Шампани. Произнеся загадочную фразу 'Ну здравствуй, дом Периньон! ', Петр Алексеевич лихо выпил бокал до дна. Бутылка быстро закончилась и вся компания отправилась на поиски спиртного в ближайший трактир. Комната на некоторое время опустела. Затем молчаливые слуги начали приводить её в порядок, не осмеливаясь трогать бумаги и карты на столе. Когда в кабинет забрел кутающийся в халат хозяин дома, слуги поклонившись, шмыгнули прочь. Не обращая на лакеев внимания, Меншиков подошёл к столу и долго внимательно разглядывал разложенный пасьянс. Отодвинул карты Трубецкого и Долгорукова и обнаружил под ними своё имя. Потом поднял червового короля.

- Король значит? А может самозванец?

Бросив карту обратно, Меншиков, сутулясь, покинул кабинет императора. Добравшись до своих покоев, тяжело опустился в кресло. Секретарь Яков Веселовский подал чашку горячего кофе и почтительно замер, дожидаясь распоряжений.

- Позови, Яша, ко мне дочку.

- Которую из них, Александр Данилович?

- Старшую, Марию.

Оставшись наедине, Меншиков задумался. Последние месяцы дались ему тяжело. Иногда ему казалось, что забравшись на вершину власти, он попал под влияние страшных бурь и ветров, которые норовят унести в пропасть любого из тех, кто находится на такой высоте. Каждый день ожидать удара и наносить удары самому. Нет друзей, есть только возможные враги. Например, Петр Толстой, один из умнейших сподвижников Петра I, но он был замаран в истории с гибелью царевича Алексея больше других. Поэтому естественно противился восхождению на трон сына погубленного им царевича. Может быть, стоило тогда вместе с ним поддержать Анну Петровну. С нею было бы проще ладить, чем с нынешним императором. Но у нее был муж, хитрый голштинец, без мыла залезший в ближайшие родственники императора. И выбор был сделан в пользу скромного мальчика - великого князя. Выбор был правильным, но через какое-то время начались странности в поведении новоявленного императора, непонятные оговорки и речи, даже пророчества. Петр Алексеевич изменился неузнаваемо. Кто-то расчётливый, опасный, умный и совершенно чуждый поселился в теле одиннадцатилетнего мальчика. В какой-то момент Меншиков уверился, что это не Петр Алексеевич, а совершенно другой человек очень на него похожий. Когда и как произошла подмена, Меншиков не знал. Признав, что на троне империи сидит самозванец Светлейший князь долго не мог определиться, как он должен поступить. Приглядывался к действиям мальчишки, собирал слухи о том, что он говорит. Картина складывалась непонятная. Император-самозванец казалось интенсивно занимался двумя вещами - общался со множеством людей и постоянно писал какие-то бумаги. Не составило труда подглядеть в эти бумаги, но разобраться в многочисленных сокращениях было практически невозможно. Похоже, самозванец догадывался, что его бумаги могут подглядеть и делал текст понятным только для себя одного.

Размышления Меншикова прервало появление дочери.

- Здравствуйте, папенька. Как ваше здоровье?

- На поправку иду, Мария. Присаживайся и расскажи мне, какие у тебя отношения с Петром Алексеевичем?

- Не знаю даже, что и сказать, папенька.

- Вы уже целовались? Стихи он тебе пишет? Встречаетесь тайно?

- И ничего такого не было, папенька, это неприлично.

- Цыц, дура. Зачем спрашивается, между вашими спальнями дверь сделали? Чтобы легче было соблазнить Петра Алексеевича твоими прелестями! Почему он до сих пор сторонится тебя?

- Не знаю, папенька, я пыталась и даже приходила к нему в опочивальню, но он прогнал меня. Сказку странную рассказал и прогнал.

- Сказку рассказал? А ну ка поподробнее перескажи, что было.

Мария, краснея от смущения, рассказала историю ночной беседы с императором. Пересказала сказку и даже песню спела. Меншиков хмыкнул.

- Говоришь, сон королю приснился, и он передумал купца с дочерью прогонять за горы дальние, а прогнал чуть поближе?

- Да, как-то так он и сказал.

- Эк он завернул то, провидец малолетний! Тот король - он сам, а купец с дочерью - мы с тобой. Задумал Петр Алексеевич что-то плохое, да тебе проговорился.

- Да что вы такое говорите, папенька. Это просто сказка!

- Сказка, да с намёком. Ладно, иди уже, я думать буду.

Детский алкоголизм это отвратительно! Особенно с утра, когда просыпаешься неизвестно где и долго тупо смотришь в расписной потолок. Похоже на спальню в Летнем дворце. Со стоном сел и уткнулся взглядом в большую кружку, которую мне протягивал Лопухин. Выглядел он отвратительно свежо, хотя пил вчера не меньше остальных.

- Что это?

- Рассол. Пей, Петр Алексеевич, это поможет от похмелья.

Дрожащими руками взял кружку и выпил до дна. Затем слез с кровати и проковылял к большому зеркалу. На удивление, выглядел я лучше, чем ощущал. Бормоча 'зарекался же пить и чего меня вчера черт дернул, прости господи? ' я принялся одеваться. Обильные ночные возлияния не избавляли от необходимости утренней пробежки и водных процедур.

Пока бегал по аллеям Летнего сада, пялясь на расставленные повсюду скульптуры по мотивам басен Эзопа, я вспомнил, что к нашей компании, состоящей из меня, Вани, Феди и Никиты, вчера присоединились Петя Шереметев, Степан Апраксин и даже Сергей Голицын. Новичкам мы задавали сакраментальный вопрос 'Апраксин, ты за государя или за Меншикова? ' или 'Ты с нами, Голицын, или против нас? ' На такие серьезные вопросы от пьяной агрессивной компании невозможно ответить отрицательно. Уже потом, в процессе посещения трактиров Петербурга и пьяных песен на просторах реки, новые участники гулянки понимали, что готовится свержение ненавистного Меншикова. Я к тому времени был уже практически невменяем и пресечь распространение вредных слухов не мог. Детский организм алкоголь воспринимал плохо. Но теперь подозреваю, что больная от похмелья голова станет сегодня самой маленькой проблемой. Появление к завтраку озабоченного чем-то Остермана подтвердило мои опасения. Вздыхая и укоризненно покачивая головой, он без слов заставил меня покраснеть.

- Что сделано - то сделано, Андрей Иванович. Думаешь, наши пьяные угрозы дойдут до Меншикова, и он начнет действовать?

- Всё может быть, Петр Алексеевич. Если я услышал, то и ему доложили, скорее всего.

- Значит, пора действовать по нашему плану. Что скажут сенаторы?

- Долгоруковы, Алексей и Василий, безусловно, поддержат. Черкасский тоже, как и его тесть Головкин. В случае объединения Сената и Верховного Тайного Совета их группа усилится, особенно если приедут два сына Головкина, тоже сенаторы, и вернется Ягужинский. Мамонов поступит, как решит большинство. Позицию Салтыкова и Юсупова лучше уточнить заранее, так как без поддержки находящегося под их командованием Преображенского полка дело не сладится.

- С преображенцами и их командирами я решу вопрос сегодня. Ночевать буду в их полковом штабе. Если что - ищи меня там.

- От греха, Государь, сегодня лучше не приходи на заседание Верховного Тайного совета.

- Хорошо. Полагаешь, лучше устроить всё завтра?

- Можно и сегодня, но нужно уточнить позицию Голицына, Апраксина и приглядеть за войсками.

Я поморщился и сообщил, что Дмитрий Голицын и генерал-адмирал уже, наверное, получили доклад от своих родственников о готовящемся перевороте. Остерман покивал и пообещал поговорить с обоими вельможами. Решили также, что завтра, во время заседания, было бы нелишним провести смотр гвардии и гарнизона на Троицкой площади под окнами Сената.

- Как раз завтра день Святого Пантелеймона, годовщина Гренгамской и Гангутской баталий. Пусть Апраксин моряков тоже приводит на празднование. Что с ингерманландцами?

- Орлов верен Меншикову, но можно попробовать увести его полк из города. Попрошу Миниха это провернуть.

Оговорив детали плана, мы разошлись по своим маршрутам. Моя дорога лежала на Невский проспект, где во дворе конфискованного дома бывшего петербургского генерал-полицмейстера Девиера располагался новый двор Преображенского полка. Основное здание выкупил лесоторговец Дмитрий Лукьянов, чем сразу приобрел огромное количество нужных связей среди сильных мира сего. Я пока не знал, смогу ли улучшить как-то торговлю пиломатериалами, для вящей пользы государства. Но купец в наших давних беседах подтвердил мне, что нужно навести порядок в законах о лесопользовании. Недавняя передача контроля за лесами Адмиралтейству улучшила ситуацию. Разрешение Выборгу и Нарве торговать лесом поможет этим городам развиваться. Посылка экспедиции для исследования дубовых лесов в Башкирии наверняка натолкнется на сопротивление местных племен. Запрет на вырубку досок вручную был бы хорош, так как пильные мельницы делают досок в несколько раз больше чем вручную топором. Но, к сожалению самих мельниц пока очень мало и если мы хотим, чтобы бревна пилили только на них - нужно их ставить в каждом уезде, а это долго, дорого и непросто. Идея изготовления тонкого шпона, фанеры, двп и дсп, которую я пытался подкинуть купцу, понимания не вызвала. Вздохнув в тот раз, решил пока отложить этот вопрос. В самом деле, стоит начать пока с обычных досок, то есть лесопилок, которые их будут производить. Вот такие разговоры были у меня раньше с Лукьяновым.

Сегодня же с купцом я не встретился. Моё раннее появление в канцелярии Преображенского полка не вызвало особого удивления. Дежурным командиром полка сегодня был Григорий Юсупов, майор гвардии и генерал-поручик. Угостил меня сбитнем, а я предупредил его, что на завтра планируются серьезные события. Алексей Долгоруков предложит Сенату указ о роспуске Верховного Тайного Совета и объединение оставшихся после отъезда голштинцев советников с сенаторами.

- Почему Сенат, Государь? Ты мог бы сделать то же самое своим указом.

- Мне это сделать неудобно, так как я подписывал тестамент императрицы. А вот вам, сенаторам, будет проще, чем мне. Ты сам то, подпишешь указ, Григорий Дмитриевич?

- Разумеется, Петр Алексеевич, но что скажут советники? Раньше они нами помыкали, а тут мы их распускаем?

- Остерман и Головкин поддержат указ. К Апраксину и Голицыну поеду сейчас договариваться. А Меншиков в одиночку не станет спорить против всех. Но на всякий случай завтра будет праздничный молебен в честь побед при Гангуте и Гренгаме. По этому поводу нужно вывести полк на Троицкую площадь под окна Сената.

⇐ Предыдущая 9 10 11 12 131415 16 17 18 Следующая ⇒