Канаев Илья: другие произведения. 13 страница

- Да так, Ваня, любуюсь окружающим.

Долгоруков оглядел берега и цикнул.

- Не... на природе лучше, тем более летом. Лес, река, охота, рыбалка, банька... - Ваня мечтательно закатил глаза. - Поедем в Петергоф уже, наконец, Петя, а то лето скоро закончится!

- Хотелось бы, да некогда, Ваня. Ты лучше скажи, в скачках будешь участвовать?

- Не... я тяжёлый для лошади, а тяжеловозы скачки не выигрывают. Чтобы побеждать в скачках наездник должен быть лёгким. Например, как Никита. Никит - ты в скачках участвуешь? - Ваня толкнул задремавшего Трубецкого.

- А? Чего? - встрепенулся тот.

- Чего-чего, тютя... Жену у тебя увели!

Трубецкой недоверчиво уставился на соседа. Ваня хмыкнул.

- Государь спрашивает, почему ты в скачках не участвуешь?

- А надо? Я всегда готов, только езжу плохо.

- Почему плохо ездишь?

- Да не знаю. Как в детстве кобыла укусила, так боюсь я этих зверюг, а они чувствуют. Не даётся мне искусство наездника.

- А что тебе даётся, неслух?

Я перестал обращать внимание на очередную перебранку Долгорукова с Трубецким. Открыл папку с бумагами, которые сегодня забрал в коллегиях и, придерживая, чтобы не унесло порывом ветра, принялся их перечитывать, выписывая свои замечания в свою тетрадь. От Троицкой площади, где пока ещё находились правительственные здания, до Летнего дворца полверсты, всего лишь реку пересечь, но и за десять минут можно сделать что-нибудь полезное. Те бумаги, что не успею просмотреть по дороге, перелистаю потом в одном из кабинетов дворца. Потом отдам их посыльному для возврата обратно в коллегии и пойду в токарню, где хозяйничает Нартов. Левенвольде отсортирует посетителей и начнёт подпускать к моей особе людей 'подлого' звания. В правительственных учреждениях я общаюсь с вельможами, дипломатами и чиновниками. В преображенском полку появляются для встречи со мной только военные. Гражданских ко мне в эти часы пускают редко - гвардейцы ревнивы. В токарне Летнего дворца у меня формат встреч 'без галстуков'. Приходят купцы, инженеры, мастеровые, которым я поручил экзотические заказы. Приходят и те, кто не сумел пробиться ко мне, пока я работал в коллегиях. Не глядя на посетителя, я обрабатываю очередную болванку и вполуха слушаю, что мне говорят. Кириллов записывает. Если что забуду - потом просмотрю его записи. Он кстати плывёт вслед за нами на втором баркасе, вместе с Аргамаковым и парой гренадёр охраны. Здесь же со мной и парой камер-юнкеров ещё и Рейнгольд Левенвольде, куда ж без него!

Вообще же меня волновала мысль о том, как применить силы и способности тех людей, которые военной или гражданской службе предпочли придворную жизнь. С одной стороны существование двора моего, цесаревен, сестры и невесты казалось мне анахронизмом. Очень трудно найти стоящее применение людям, которые готовы служить мне только в качестве слуг, но не хотят быть администраторами или военными. Единственное, что мне приходило в голову - использовать их в области культуры. Например, спорт. Иван увлёкся силовыми видами спорта и я понемногу настраиваю его на руководство развития этого направления. Никита, как спортсмен похуже Долгорукова, но тоже пытается что-то делать. Есть и другие сферы культуры, где я постараюсь использовать остальных царедворцев. Главное, чтобы они не чувствовали себя бездельниками и паразитами, это развращает их и страну. А что-то более серьёзное я буду делать с другими помощниками. Толковых людей в России много.

Вот, например, утром, при очередном посещении Академии познакомился с Даниэлем Мессершмидтом. Сорокалетний медик-натуралист в марте вернулся из восьмилетнего путешествия по Сибири. Сейчас у него происходили какие-то скандалы на почве определения его многочисленных находок в Кунсткамеру. Ещё и зарплату ему задерживали и даже ненадолго под арест посадили. Вдобавок, успел жениться на местной немке, которую увидел в каком-то видении во время путешествия. Человек мягкий и скромный, он страдал от невнимания начальства. Мы поговорили с ним о собранных гербариях, чучелах, о нарисованных картах, об открытом им Кузнецком угольном месторождении (вместе с другими исследователями). Попросил не тянуть с подготовкой и публикацией полного отчёта об экспедиции.

- Если не получается всё сразу - публикуй по мере готовности, не тяни Даниэль. Люди оценят твой вклад в науку только если ты вовремя напечатаешь результаты. А Иван Данилович окажет тебе всяческое содействие! - я зыркнул взглядом на Шумахера, стоявшего рядом и секретарь Академии часто-часто закивал. Не так давно у меня с ним был серьёзный разговор (очередной), где я пообещал увеличить финансирование Академии и вовремя закрывать долги перед учёными и за оборудование, но от него требовал внимания и любезности к капризным научным светилам.

- Иван Данилович, работа у тебя непростая. Учёные часто люди капризные, а казна наша пустая. Но наша с тобой работа состоит в том, чтобы учёные мужи могли нормально работать на благо науки.

Полагаю, администратор от науки проникся моей мыслью, что император российский может работать на эту свору скандалистов-учёных, что он вообще может работать на кого-то кроме Бога! Надеюсь, Академия будет процветать, уж очень не хочется верить историческим нападкам на деятельность Шумахера. А Мессершмидт, моими стараниями, получит справедливую оценку своих заслуг от меня и от мировой науки. Он стал первым в длинной череде учёных-исследователей Сибири. Пусть теперь пишет труды, да готовит новых исследователей на кафедре географии Академии, которую я планирую организовать. Не решил пока, стоит ли объединять её с астрономией.

Сегодня же мастер-оптик Академии Иван Елисеевич Беляев предоставил мне изготовленный ртутный термометр. С астрономом Делилем тут же обсудили градуировку шкалы. Спиртовые термометры изобрели лет семьдесят назад, но стандартной шкалы до сих пор не было. Обычно делали произвольную шкалу из 50 делений, где около 10 градусов располагалась температура таянья льда, а температура воздуха не повышалась выше 40 градусов. В начале века француз Амонтон сконструировал воздушный термометр со шкалой от 'абсолютного нуля' (весьма неточно высчитанного) до температуры кипения воды. Четыре года назад немец Фаренгейт в Голландии сделал первый ртутный термометр, но шкала у него была весьма странной, не привязанной ни к одной температурной константе. Впрочем, то, что температура кипения воды постоянна при одинаковом атмосферном давлении, открыл как раз он. Об этом его открытии Делиль не знал, хотя о самом Фаренгейте слышал. Подумав немного, француз предложил идею поделить шкалу на 150 делений от точки замерзания воды до точки кипения. Я про себя только поразился. Именно такую же шкалу Делиль предложил и в истории Игоря Семёнова лет через десять.

- Почему сто пятьдесят то? Сотня мне кажется более круглой цифрой!

Так мы и перехватили идею температурной шкалы шведа Цельсия, которую он ввёл бы только через пятнадцать лет. И будут в будущем говорить не о градусах Цельсия, а о градусах Делиля. Сегодня я не стал вести с французом речь о более точной калибровке шкалы при стандартном атмосферном давлении. Зато попросил скромно молчавшего в сторонке Беляева подумать о новой конструкции термометра с более тонким капиллярным каналом.

- Меньше расход ртути, дешевле получится термометр, - таким спорным образом объяснил я эту свою идею. На самом деле я хотел бы получить обычный градусник, но не решился сразу раскрывать все карты. Делиль считался официальным французским шпионом. Не стоило добавлять ему данных о необычных знаниях российского императора. Вообще весь разговор я строил так, чтобы француз теперь мог спокойно приписать создание стандартной шкалы температур себе. А другие разновидности конструкций термометров я потом обговорю с Беляевым наедине. Или с его помощником, семнадцатилетним сыном Ваней.

С Делилем же мы продолжили разговор о секстанте, который изобрели мастера Адмиралтейства. Астроном был в восторге и уже планировал заказать большой секстант для астрономических наблюдений. Я же попросил его не спешить писать об изобретении своим друзьям в других странах.

- Наши юристы сейчас решают вопрос о получении патента на конструкцию секстанта во Франции, Англии и других странах. Если сведения об изобретении придут туда раньше, чем нужно, изобретатели потеряют деньги.

Француз закивал. Думаю, какое-то время он будет молчать об этом, экспериментируя с новыми 'игрушками'. А я про себя чертыхнулся, убедившись ещё раз, что в этом городе ничего нельзя удержать в секрете. Нужно будет Ушакова озадачить проведением предварительного расследования утечки информации. Только 'без пристрастия', то есть без пыток, а лучше вообще незаметно. А то неизвестно что начнут вытворять ретивые администраторы! И шум ненужный и лишняя нервозность в работе ученых, а то и сами мастера могут пострадать.

Делиль же рассказал мне о планах превращения центральной башни Кунсткамеры в передовую обсерваторию, оснащённую самыми современными приборами. Я пообещал ему профинансировать изготовление мощного телескопа, а пока попросил начать составлять таблицу движения Луны относительно Солнца, чтобы секстант в полной мере показал удобство по сравнению с астролябиями, рассчитанными только для вычисления положения нашего светила. Упомянул и о помощи Кириллову в составлении первого Атласа Российской империи. Зашла речь и о более точных картах с использованием триангуляции и топографических знаков. Я планировал что-то подобное, но до начала проведения масштабных геодезических работ нужно было начать изготовление точных теодолитов. Для этого мне требовался Беляев и его ученики, которые итак были заняты с термометрами и микроскопом. Нагружать их изобретением теодолита посчитал пока излишним.

Вообще же мне нужно хорошее производство оптического стекла, если я хочу завоевать мировой приборостроительный рынок. Уже изобрели флинт (стекла с низкой дисперсией и высоким преломлением, англичанин Тильсон в 1663г) и крон (стекла с высокой дисперсией и низким преломлением, немец Кункель в 1689г), а через пару лет Честер Мур Холл объединит крон с флинтом и изготовит первую ахроматическую линзу. Хотелось бы его опередить не только в самой идее, но и в конкретных изделиях массового производства из хорошего оптического стекла. А с этим было плохо. В Российской империи оптическое стекло начали изготавливать только накануне революции. Те же стекольные заводы, что уже есть в России, занимаются всяким ширпотребом. Да и находятся они в основном в Подмосковье. Ближайший завод в Ямбурге (это который потом коммунисты переименуют в Кингисепп) недалеко от Нарвы. Ямбург входит во владения Меншикова. Конфисковать его имущество я не планирую, а вот мастера с его заводов понадобятся, хотя бы на время. Сырьё же есть и поближе к Петербургу, например в будущих Саблинских пещерах, это всего в сорока километрах к югу. Найду стеклодува-педанта, способного жёстко контролировать качество сырья и технологический процесс варки - смогу организовать новую важную отрасль производства в стране.

Глава 13

Лаврентий и Иван Блюментросты посетили акушерский гошпиталь или родильный дом накануне открытия. Рабочие убирали строительный мусор, красили, а не белили стены дорогостоящей краской. Уже утром нужно будет проследить за тщательным мытьём всех поверхностей, как настаивал император в инструкции к строительству.

- Полагаешь, из этого будет толк, Иван?

Архиатр пожал плечами.

- Если тебе предрекут смерть через полгода - начнёшь цепляться за соломинку. Уж не знаю, чему хочет успеть научиться за это время Лесток, чтобы предотвратить гибель цесаревны, но если ему это удастся - слава его будет равна авторитету великого Бурхаве.

- Ты преувеличиваешь. Лесток ловкий царедворец, но как врач и в подмётки не годится лейденскому целителю.

- Это знаем я и ты, но лейб-медик цесаревны достаточно хитроумен, чтобы приписать себе те успехи, которые, я чувствую, будут связаны с этим гошпиталем.

- В твоих силах не допустить этого, Ваня. Француз скоро уедет в Киль принимать роды у цесаревны, и этот дом останется только твоим детищем.

Иван Блюментрост улыбнулся.

- Полагаю, да. Есть что-то очень правильное в том, как организован этот гошпиталь. Я собираюсь подать императору прожект по организации остальных гошпиталей на подобных началах.

- Это очень хороший план! Я даже думаю, что идея этого гошпиталя пошла не от Лестока, не от цесаревны, а от самого царя или от его советников. Знать бы ещё, кто ему всё это советует. Положим, первое в истории родовспомогательное заведение открыл Фрид в Страсбурге пару лет назад, акушерские щипцы Пальфин из Гента показывал в Париже четыре года назад, термометры при лечении, истории болезней и обязательные вскрытия для выяснения причин смерти - всё это практикует и Бурхаве, о болезнетворности своих анималькулей говорил ещё Левенгук. Но кто посоветовал кипятить инструменты и бельё, чтобы уничтожить этих анималькулей? Мыть с мылом и содой помещения?

- Это гигиена, Лаврентий, об этом говорили ещё Гален и другие древние светила медицины. Может быть, не совсем так, но похоже. В любом случае, даже имея всё это, придётся очень много работать, чтобы добиться видимых успехов. Кстати, как продвигается исследование вариоляции?

- Очень хорошо. Те три мальчика, которые были привиты коровьей оспой и легко ею отболели стали невосприимчивы к натуральной оспе. На днях я сделал вариоляцию ещё пятидесяти детишкам из приюта. Недели через три проведу испытания на устойчивость к обычной оспе, и по итогам эксперимента будет точно известно насколько эффективен этот метод.

В голосе президента российской Академии наук и художеств чувствовалось глубокое удовлетворение. Похоже, он был уверен в успехе. Это почувствовал и брат.

- Я вижу, можно надеяться на положительный результат?

- Не хочу торопить события, но у меня есть такое чувство, что и остальные не заболеют.

- Это потрясающе! Я уже говорил тебе это и снова повторю - ты сделал великое открытие! Избавление мира от страшной болезни! Твоё имя будут благословлять столетиями, Лавр! Какая-то тень сомнения мелькнула на мгновение в глазах Лаврентия Блюментроста. Как будто он хотел в чём-то признаться родному брату, но сдержался. Вместо этого он широко улыбнулся и хлопнул собеседника по плечу.

- Фамилию, Иван, нашу фамилию! Что-то мне подсказывает, что твоя слава не отстанет от моей, если работа этого гошпиталя будет успешной! Кстати, метод кипячения инструментов перед операцией и тщательное мытьё рук я уже использую при вариоляции. Если теория болезнетворности анималькулей права - это поможет избежать заражения крови.

- Не уверен, ведь это всего лишь одна из многих гипотез. Почему Лесток и цесаревна так настаивают на том, что это поможет, я не понимаю. Мы можем стать посмешищем перед всем учёным миром. Ну, может быть, над тобой смеяться не посмеют, раз тебе удалось побороть оспу. А вот меня учёные мужи съедят с потрохами!

- Значит, не спеши кричать об этом. Время скоро всё расставит по своим местам. Государь уже одобрил создание лаборатории по изучению анималькулей при Академии. У нас есть пара микроскопов конструкции Левенгука, которые ещё Пётр Великий привёз из Голландии. Мастер Беляев обещает вскоре изготовить свои собственные, не хуже качеством. Говорит, знает секрет изготовления маленьких линз. Где бы мне ещё толковых людей для лаборатории найти. У тебя нет толковых фершалов в гошпиталях?

- Найду, если есть такая вакансия. Московская гошпитальная школа Бидлоо в последние годы регулярно выпускает врачей. В своём прожекте я собираюсь предложить организовать подобные школы при всех четырёх гошпиталях Петербурга и Кронштадта.

- Четырёх? Адмиралтейский, полевой армии, Кронштадтский и этот, акушерский?

- Да. Государь говорил что-то о планах организации гошпиталей во всех губернских и провинциальных центрах. И о посылке врачей в уезды. Нужны будут сотни медиков!

- Вот как? И ты об этом говоришь только сейчас? Это же очень серьёзно!

- Прости, Лавр, пока что это всего лишь прожект. Как оно в действительности повернётся - пока не понятно.

- Россия непредсказуемая страна, но Пётр Алексеевич ничего не говорит просто так. Мальчик не по годам серьёзен и если что-то задумал - станет добиваться этого всеми силами!

Хочешь что-то сделать хорошо - сделай это сам. С этой мыслью я решил посвятить некоторое время изучению того, как собирается статистика младенческой смертности в Петербурге. Для этого пришлось посетить Полицмейстерскую канцелярию. До мая месяца её возглавлял арестованный ныне генерал-полицмейстер Девиер. Сейчас она в свободном плаванье, под руководством тройки чиновников более низкого, девятого ранга. Это не позволяло канцелярии руководить полицией в Москве и других городах, но было более-менее достаточно для организации городской жизни в самой столице. Один из тройки занимался финансами, контролируя сбор 'квадратных' денег с владельцев дворов, сбор с извозчиков и прочими финансами. Второй, 'полицмейстер в резиденции', отвечал за общественный порядок, контролируя каторжную тюрьму, вооружённые караулы у шлагбаумов в конце городских улиц и караульных, бродящих по ночным улицам с трещотками. Третий отвечал за организацию постоя солдат и офицеров по всему городу. Надо сказать, функции были между ними не так строго ограничены, как я описал. Все занимались всем в условиях постоянных перемен в управлении: контроль цен на рынках, пожаротушение, городское строительство, выдача паспортов, сбор податей и организация исполнения повинностей. Этим занимались десять офицеров, двадцать урядников (унтер-офицеров), шестьдесят солдат, дьяк и десять подьячих.

Что касается сбора сведений о детской смертности, то пришлось всё организовывать практически с нуля. Чтобы не объяснять всем исполнителям, как и что делать - написал инструкцию, которую писцы размножили для раздачи сборщикам информации. Мне требовался поименный список всех беременных женщин в городе. Заодно те, кто будут собирать информацию, прорекламируют новый роддом с бесплатной кормёжкой. Через три месяца нужно будет повторить опрос и выяснить, как прошли роды у тех женщин, которые к этому времени уже родят. Хотел было добавить в опросный лист вопросы, какая повитуха помогала рожать или рожала ли женщина раньше, но решил не усложнять. Достаточно пока общих цифр.

Капитан-полицмейстер, получив указание переписать всех беременных баб в городе, поступил просто - дал указание урядникам. Покинув полицмейстерскую канцелярию за Мьёй (Мойкой), урядники разошлись по своим районам и вызвали к себе старост улиц и кварталов. Выборные сотские и старосты почтительно выслушали высочайшее повеление, и пошли по домам десятских. Загадочный приказ указать имена и фамилии всех беременных баб пугал, как и всё неожиданное и новое, исходящее от властей. Даже угроза штрафа и плетей за сокрытие сведений не остановила бы скрытый саботаж. Но кто захочет отвечать за соседей? И десятники перечислили всех непраздных, кого знали. Кого не помнили они - напомнили местные бабы-сплетницы, заодно рассказав кучу всяких историй от кого ребёнок, какие дуры бабы и козлы мужики и т. д. Таким образом, через несколько дней у меня был список из более чем тысячи женских имён. Путём несложного расчёта вычислил потребность в сотне койкомест в новом роддоме при наличных двадцати. Но посмотрим, как пойдёт дело, возможно к массовому наплыву посетительниц новые палаты уже будут достроены.

Пока собирали статистику, я знакомился с работой полицейских. Сначала поскрипел перьями в канцелярии, но моё присутствие в конторе, похоже, работу сильно тормозило. Прогулялся тогда с одним из урядников по улицам адмиралтейской стороны. Чтобы не мешать поручику работать, попросил сопровождавшую меня свиту приотстать от нас. Впрочем, усатый смущённый полицейский рядом со мной чувствовал себя скованно. Да и обитатели рынка недолго оставались в неведении относительно личности барчука, идущего рядом с представителем власти. 'Царь! Царь! Ей Богу, Царь! ' - пронеслось по толпе, и торговля на рынке сразу остановилась. Народ сдергивал шапки, низко кланялся, кое-кто бухнулся на колени. Я хмыкнул и подозвал вельмож, всё равно моё инкогнито в этом городе не работало.

Примерно также прошёл поход в бедняцкие кварталы вокруг формирующейся Сенной площади. Дома здесь строились из остатков использованных вышневолоцких барок с многочисленными дырками от нагелей и не штукатурили. Позже этот район назовут Вяземской лаврой, и много лет он будет петербургским 'дном', а студент Раскольников зарубит топором старушку-процентщицу. Здесь я пообщался с золотарями - самыми низами городского общества. Они занимались чисткой выгребных ям и вывозом их содержимого на 'пахучие поля' вокруг города. Проблема канализации в Петербурге всегда будет стоять остро. Я пока не придумал, как её решить. Склонялся к идее прокладки больших туннелей под всеми улицами города. Но этому препятствовал высокий уровень грунтовых вод. То есть придётся проводить засыпку улиц и подъем их уровня на несколько метров. Заодно появится защита от наводнения. Только масштаб предстоящих работ ужасал! И где поблизости взять столько грунта? Только углубляя реки и каналы, а значит, изобретение земснаряда должно последовать сразу за доведением до ума паровой машины!

Мои придворные графы и князья неодобрительно косились, пока я беседовал с золотарями. Назло им, решил понаблюдать за работой ассенизаторов от сбора фекалий до транспортировки на окраину. Правда, сам в выгребную яму не полез.

Позже, когда я решил поработать трубочистом, которые тоже находились в ведении полиции, мои спутники отнеслись к этому спокойно. Ваня даже сам полез наверх поучаствовать в процессе. Как ни старались мы с ним, запачкали сажей руки, лица и дорогие камзолы. В итоге, чумазые и довольные, мы потом смешили знакомых рассказами о походах по крышам.

Посетил берег Лиговского канала, доставлявшего за двадцать вёрст чистую воду к фонтанам Летнего сада и центру города. Очень непростое сооружение ныне опального Скорнякова-Писарева. Канал в двадцать вёрст провели от реки Лига в районе деревни Горелово до бассейна на московской стороне. Где-то здесь будет жить через двести лет 'сеянный-рассеянный, с улицы Бассейной'. От этого бассейна через несколько деревянных труб вода самотёком подаётся в разных направлениях. Сейчас как раз заканчивают водовод через Фонтанку и подключение Летнего сада. Насколько я знаю, напора из Лиговского канала будет недостаточно для фонтанов, и вместо канала придется задействовать паровую машину, которая начнёт качать воду из Фонтанки. Канал будут использовать только как источник питьевой воды, хотя основную воду питерцы ещё долго будут брать из колодцев, и через полвека это дорогостоящее сооружение забросят. Вдоль канала расположились будки охранников, следящих за чистотой воды. По одной из позднейших версий историков канал использовали для транспортировки камня из каменоломни в районе Дудергофского озера (из которого канал вытекает). Но никаких барок и лодок я не увидел. Вот такое городское водоснабжение на сегодняшний день. Не самый плохой вариант, хотя с ростом численности жителей загрязнение воды в колодцах будет нарастать, и водопровод придётся проводить. А пока буду приучать людей кипятить питьевую воду. Это единственный способ избежать эпидемий дизентерии и тифа.

На сегодняшний день в городе две передовые химические лаборатории. Одна при Берг-коллегии недалеко от Литейного двора занималась анализом качества минерального сырья для заводов. Более универсальной была лаборатория при Главной аптеке. Три года назад её перевели из Петропавловской крепости в новое здание недалеко от Зимнего дворца. Оснащена она самым современным оборудованием: стеклянными и фарфоровыми сосудами, ретортами, колбами, ступками, тиглями и т. д. Металлические инструменты изготавливали в Мастеровой избе на Аптекарском острове, который полностью передали в аптечное ведомство для выращивания лекарственных трав. Главной аптеке подчинялись все остальные государственные и частные аптеки, примерно около тридцати по всей стране. Из них десяток при гошпиталях, восемь частных аптек в Москве, аптеки в Астрахани, Кронштадте, Казани и других городах. Таким образом, Главная аптека представляла собой производственную и оптовую базу медицинских препаратов и оборудования, управление всеми медицинскими учреждениями страны (Медицинская канцелярия тут же находилась) и лабораторию по изготовлению редких химических веществ (например, азотной кислоты). Наведываясь в это учреждение, первые дни я по своему обыкновению старался не мешать повседневной работе. Обычно садился где-нибудь в уголке с книжкой или своими записями, изредка поглядывая за посетителями лаборатории, библиотеки или присутствия медицинской канцелярии. Такая моя манера нервировала служащих, но дела требовали решения, а так как я не влезал со своими замечаниями в обсуждение - работа нормализовывалась.

Читал же я в основном деловые бумаги, приходящие в канцелярию и исходящие из неё. Просматривал разные регистрационные журналы. Всё как в любой другой конторе - много малопонятной информации, из которой я пытался вычленить какую-то систему и закономерности. Самыми толстыми фолиантами были фармакопеи, перечни лекарственных веществ. Первыми такие справочники пару сотен лет назад стали издавать итальянцы. В России же сейчас ориентировались на Лондонскую и Бранденбургскую фармакопеи, комплектуя в соответствии с ними столичные, гошпитальные и городские провинциальные аптеки. Количество наименований в одной фармакопее доходило до тысяч наименований, в основном из растительного сырья. Лекарств из сырья минерального было немного, так что, по сути, фармакопея это ещё и некий ботанический справочник. Вообще в эту эпоху шел взрывной рост в накоплении ботанических данных. Травы в Европу везли отовсюду, из Америки, Африки, Азии или вот как Мессершмидт недавно - из Сибири, а Буксбаум из Персии и Турции. Через тридцать лет, когда Линней издаст свою 'Систему растений' речь пойдет уже о сотне тысяч видах растительного царства. Вместе с ростом числа аптек росло и количество аптекарских огородов (по сути тех же Ботанических садов). Петербургский такой огород занимал 25 десятин земли на Аптекарском острове.

Листая увесистые книжки на латинском языке, я прикидывал, как подготовить издание российской фармакопеи в ближайшие годы, а не через сорок лет. Только не на латыни, а на русском языке. Нужно также поменять используемые в фармацевтике Нюрнбергские меры веса на более внятные десятичные. Если в отношении мер длины я уже что-то подобное делал вместе с Нартовым, то меры веса (особенно аптекарские и ювелирные) требовали более осторожного подхода. Например, у англичан фунт делится на 12 аптекарских унций (которые не равны обычным унциям). Унции делятся на 8 драхм, составляя 1/96 английского фунта (как русский золотник составляет 1/96 русского фунта). Драхмы делятся на 3 скрупулы, а скрупулы делятся на 20 гранов. Никакой логики в таком делении я не вижу, поэтому, отталкиваясь от фунта, создадим десятичную систему. Правда, придётся этот фунт уравнять по весу с английским. Или это не патриотично? Такими досужими размышлениями я и занимался, фиксируя пока мысли в папочку 'Меры веса, длины и прочие'. Комиссия мер и весов в другой истории была образована только в 1736г во главе с сыном канцлера Михаилом Головкиным. Я столько ждать не стану и какие-то свои соображения уже готовлю. Итак:

1. Приравниваем российский фунт английскому. Полезно для текущего экспорта, а в перспективе для закрепления в качестве международной единицы измерения.

2. Золотник теперь будет равен не 1/96 фунта, а 1/100. Можно его как-нибудь и по другому назвать, чтобы не путались люди.

3. Гран теперь станет 1/100 золотника или 1/10000 фунта. На треть 'худее' британского грана.

Что касается фармакопеи, то придётся стандартизировать в справочнике подачу материала: название русское, название латинское, другие названия, ареал произрастания, способ сбора. Приготовления лекарства и хранения. При каких болезнях использовать (с этими болезнями, точнее с их диагностикой сейчас много белых пятен и непоняток), дозы и предельные количества. Ну и противопоказания. Кто бы еще этим всем занялся? Похоже, Ивану Лаврентьевичу Блюментросту добавится работы. Зато если сделают такое удобное медицинское руководство в ближайший год - можно будет менять его в соответствии с новыми достижениями науки. Например, в виде ежегодного журнала комментариев и исправлений по типу: 'использование сей травки в адмиралтейском гошпитале привело к болезни почек в связи с передозировкой'.

Бывая в Аптеке, я иногда принимал участие в приготовлении лекарств. Что-то толок в ступке, что-то варил в кастрюльках, отцеживал и переливал из колбы в мензурку и обратно. Поучаствовал в получении спирта с использованием простейшего перегонного куба. Дегустировать продукт не стал, хотя по маслянистым взглядам подмастерьев подозреваю, что перегонный аппарат у них не простаивает. Моё предложение перегнать в аппарате что-нибудь ещё кроме спирта ввергло всех в сомнение.

- Ну, например, горючую воду.

Нефть использовали как лекарство при кишечных, кожных, глазных, ушных заболеваниях и ревматических болях. Поэтому некоторые запасы горючей воды или густы, как в эти времена называли нефть, в Главной Аптеке всегда были. Вот только запах у нефти неприятный и после перегонки её в таком полезном аппарате использовать дорогостоящий агрегат для производства спирта стало бы затруднительно. Лица аптекарей скорбно вытянулись, когда до них дошло, что я собираюсь залить в перегонный куб! Но делать нечего и, хмыкнув, аптекарь Иван Грегориус дал отмашку помощникам начать процесс. Лет двадцать назад Иоганн Готфрид Грегори открыл первую частную Аптеку в Москве, потом перебрался в Петербург, где тоже стал аптекарем-первооткрывателем. Родственник Блюментростов, староста Немецкой слободы, поэт и философ. Давно когда-то Меншиков собирался даже жениться на его сестре, да умерла она рано. Сейчас Ягану за шестьдесят, но он по-прежнему бодр и авторитетен.

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 121314 15 16 17 Следующая ⇒