«Девочка на фоне персидского ковра»

О своем друге Михаила Александровиче Врубеле, художник Коровин писал: «Сиротой жизни был этот дивный филосов- художник, больше чем кто-либо изведавший, что такое «людское непонимание». Он не видел похвал, не видел, что творчество его кому-нибудь нужно. Он предлагал себя, свои богатства, он готов был одарить людей храмами, и дворцами, он ничего не просил за это; он молил только чтобы ему давали выявляться, чтобы освобождали его от бремени вдохновения… Но он был гоним, гоним злобно. Пресса отличалась в первых рядах: уничтожить, растоптать этот чудный дар, не дать ему жить!

Михаил Александрович кротко сносил удары. Душа его была чиста как кристалл. У него не было ни злобы, ни мелкости. Он видел только то, что значительно и высоко. Но как часто бывали горьки его глаза!

Врубель был одним из самых просвещенных людей своего времени. Говорил на восьми языках, окончил Петербурский университет – два факультета: юридический и историко-филологический, Академию художеств.

Страстно любил затею в живописи, и самый процесс работы. Мог каждый день переписывать свой холст: всегда в иной форме и меняя весь замысел. И делал этот легко, оригинально, остро и не привычно. Он поразительно рисовал орнамент, ниоткуда никогда не заимствуя, всегда свой. Держа карандаш или перо немного боком, наносил в разных местах бумаги твердые черты, постоянно соединяя в разных местах, потом вырисовывалась вся картина.

Он рисовал женщин, их лица, их красоту с совершенным сходством увидав их в обществе. Особенно – оживлял глаза. Мог рисовать пейзаж, увидав его лишь одну минуту. Поразительно писал с натуры, но – особенно, никогда не стремясь найти протокол.

Изредка кто-нибудь из чудачества покупал его картину, или заказывал ему стенопись, но сейчас же связи обрывались, словно чудак сделал много усилий и очень устал. Художник снова оказывался без применения. Жил месяц на 3 рубля, и ел один хлеб с водой».

Однажды, когда Михаил Александрович расписывал Владимирский собор в Киеве и нуждался в деньгах, он обратился к владельцу ссудной кассы. Понимая, что возвратить долг художнику будет трудно, тот попросил написать портрет его дочери. Владелец представлял, что портрет будет, как обычно пишут портреты. Но ведь это же был Врубель! Своенравный порывистый Врубель, которому надоели «скучные песни земли»!

О, как написал Михаил Александрович девочку! В какие парчовые наряды одел ее! Какими коврами бархатными окружил, одарил украшениями бесценными, и даже царицей розой, подчеркнув царственность и девочки, хотя была она из обычной еврейской семьи. Он сделал девочку героиней восточной сказки, с драгоценностями, парчой и бархатом. Роза почти падает ее детской руки, отягощенной перстнями.

В юности Михаил Александрович увлекся минералогией. Камни раскрывали ему особый мир, мир фантастических богатств, о каких пишут в сказках про подземные царства. Когда писал «Девочку на фоне персидского ковра», краски превращались в кристаллы, он подбирал тона как ювелир, и полотно казалось сложенным из драгоценных камней.

Врубель был олицетворением страстной жажды красоты в жизни и искусстве. Он был романтиком, ему просто необходимо было в мире такое, от чего замирает душа, что увлекает все твое существо: неожиданное, вольное и что-то еще сродни с мечтой, воплощаемой тобой самим. «Девочка на фоне персидского ковра»- рассказ языком живописи о сновидении, о мечте…. Сделать такое мог только тот, кто в совершенстве постиг тайну природы, человека и его духа.

Увы, кроме близких друзей, оценить эту чудо-картину оказалось некому. Да, вот еще отец девочки, как-то угадав, что художник сотворил нечто необыкновенное, повесил портрет на самом видном месте в доме.

Ценители же искусства лишь спустя многие годы признали «Девочку на фоне персидского ковра» величайшим шедевром. И картина украсила собой Музей русского искусства в Киеве.

12 3 Следующая ⇒