Глава III. Билли Миллиган

Глава III

Билли Миллиган

Мальчик отчетливо услышал рычащие звуки зародившейся жизни в четырёхцилиндровом двигателе красавца Форд Сиерра, а в следующие минуты резво уносящийся по 105-ому шоссе шум мотора и трения черных шин об асфальт. И я клянусь тебе, Генри, когда Мэри Беннет под припев популярной песни " Вставай и иди" Американской женской поп-группы «The Go-Go’s» резво пересекла невидимую для человека границу, разрывающую Хиллс Таун и остальной мир, то молчаливые деревья и папоротники заговорщически сомкнулись на дороге. Полагаю, это наш старый знакомый – Некто, достигнув известную только ему цель, закрыл тайную дверь в город, словно искусный писатель выбросил изжившего свою роль персонажа из интересной книги…

Как только Уильям Беннет осознал, что на этом моменте все кончилось и одновременно началось, он мысленно облегченно выдохнул и внутренне ликующе заулыбался. Лицом же наш герой все так же картинно выражал детскую невинную печаль от расставания с любимой мамочкой. Мальчик лихорадочно боялся, что бабушка заметит радость внука, которую тот, прилагая нечеловеческие усилия, пытался скрыть. Он страшился не осуждения или упрека, а того, что Джиллиан Беннет вдруг остервенится, увидя ужасную невоспитанность в нашем герое, и решит позвонить мамочке, еще недалеко укатившей по пустынной трассе.

- Твой Уильям – мееерзкий мальчишка, - сардонически протянула бы бабуля. - Ты бы знала, как он счастлив, избавится от тебя, Дорогуууша, - здесь голос Джиллиан Беннет должен был стать визгливо хрипящим, она словно бы давилась словами, как вязкой мутной слюной. – Забери его, Мэри! Забериии! Сейчааас же!

На глазах Уильяма миленькая пухленькая бабуля в розовых тапочках в мелкий горошек и клубнично-красной заколочкой, венчавшей ее белую прядь волос, начала меняться. Желтые желейные белки глаз старухи, как слизни выползали из своих багряных раковин на дряблые отвисшие щеки, иссохшая полоска губ стала напоминать белесую расщелину, глумливо зияющую в ответ на окаменевшую от ужаса гримасу мальчика.

-Лета не будет, - подумал юный Беннет, загипнотизированный слишком реалистичной картиной в его воспаленном воображении. Уильям уже отчетливо видел тусклый гневный взгляд удава Каа, смотрящий на него из зеркала заднего вида, едущего в родной Нью-Йорк автомобиля. После мальчик созерцал кипу занудных учебников притаившихся на сиреневом прикроватном столике и сводного братца, по-пижонски сидящего на кожаном подлокотнике белого гостиного дивана и ехидно, как это может делать только красавчик Стен, ухмыляющегося нашему герою.

-Уильям, мой мальчик, - вдруг из ниоткуда донесся участливый женский голос, и теплая мягкая ладонь легла на детское плечо.

Он болезненно содрогнулся и, дыша короткими очередями, взглянул на говорящего. Глаза ребенка были широко распахнуты, а радужки напоминали сверкающий золотой шар, ждущий Санта-Клауса на Рождественской ели. Всё это крайне испугало Миссис Джиллиан, ведь внук, будто не видел ее.

- Уильям! - обеспокоенная женщина начала слегка тормошить похолодевшего ребенка, - Дорогой, что случилось?!

Мальчик все еще наблюдал перед собой мягко ступающего по длинному кремовому ворсу гостиного ковра Стена, который изящно приближался к своей трепещущей обездвиженной жертве, но чем больше бабушка звала и трясла, слегка сжав британскую твидовую жилетку, нашего героя, тем больше леденящая картина туманом испарялась перед его глазами.

Вот, Уильям уже отчетливо видел перепуганное лицо Джиллиан Беннет, которое, несмотря на подступившую старость, было все еще красивым. Её голубые глаза искрились так ярко, словно были стеклышками, из которых мальчик год назад пытался сделать витраж маме на день рожденье. К сожалению, подарок не состоялся, ведь Мэри Беннет не во время раскрыла замыслы нашего героя, обнаружив неглубокие порезы от битого стекла на его ладонях и пальчиках, и Уильяму пришлось забросить свой шедевр глубоко в мусорное ведро. Сейчас же перед ним была не строгая мама, а теплая любящая бабушка, которая вовсе не злилась на внука. Волна долгожданного спокойствия прошлась по скованному телу мальчика. Но вместо того, чтобы лучезарно улыбнуться обеспокоенной пожилой женщине и как всегда сказать, что все в полном порядке, наш герой потерял контроль над всем своим нутром. Застрявший в горле камень не пускал воздух в легкие, медная радужка предательски растеклась по поверхности глаза, и случилось то, что совсем не входило в планы Уильяма. Мальчик начал плакать. Да, просто разревелся, как маленькая девочка, которая замарала новое кружевное платьице неуклюже пролитым апельсиновым соком.

-Боже, да что же с тобой, малыш? – растерянная женщина, чопорно придвинулась к дрожащему всхлипывающему комочку и обняла его. Сердце Джиллиан больно сжималось от одного вида ее самого несчастного воробышка, который вдруг начал пытаться что-то ей сказать, давясь слезами, бесконечно льющимися отовсюду.

-П…п… пожааалуйста, не звони м… м…маме! По…пожалуйста…

Самым ранним утром в день намеченной поездки, когда Уильям все ещё по-кошачьи посапывал на измятой белоснежной простыни, в своей теплой Нью-Йоркской квартире на Сейнт Джеймс Плейс, прибрежную зону Хиллс-Тауна терзал крупный шторм. Местные синоптики позже будут сильно озадачены неожиданным визитом такого нервного шумного гостя. Свирепые пенистые гиганты упорно пытались перевернуть мирно спящие белые прогулочные яхты отдыхающих и рыбацкие катера местных, которые те беззаботно оставили в гавани Хиллс Тауна возле центральных древних пирсов. Именно на них сошел гнев морского царя. Темные доски несчастных мостиков пищали и кряхтели, теряя щепки прогнившей древесины и захлебываясь горько-соленой жидкостью с примесью песка, камней и вездесущих водорослей, но преданно держали пришвартованные к ним крепкими тросами катера обитателей. Резкие порывы ветра раздирали нежную листву кленов и дубов, варварски срывали со столбов рукописные объявления о продаже красного пикапа в «отличном» состоянии и пропаже белой персидской кошки с глупым выражением лица и со смешным именем – Миссис Душечка. Он также сдул концертные плакаты и даже афишу на здании небольшого местного кинотеатра, кричащую о премьере долгожданного Уильямом фильма «Охотники за приведениями». Вот вода, словно разбалованный ребенок, ухватилась за блестящие красивые кораблики и не желала выпускать их из цепких рук, но поняв своё бессилие против стальных веревок, крепко держащих катера, она в беспомощной истерике стала загребать все, что люди по неосторожности оставили на палубах морских автомобилей. В темную глубь канули и зоркие бинокли, и цветастые кепки с еще влажными полотенцами, и оставленные с местным недопитым пивом бутылки и даже пару журналов «Playboy», с обложки которых томными взглядами смотрели пышногрудые красотки.

Неожиданно нагрянувший шторм начал засыпать лишь тогда, когда нашего юного друга растормошил белый свет лампы, словно космический лазер, прожигающий роговицу через тонкие веки. Когда же мальчик, наконец, с трудом разомкнул сонные слезящиеся глаза и увидел женский силуэт, в спешке удаляющийся из его комнаты, то поверхность Запада залива Пенобскот была уже зеркально гладкая. Лишь взъерошенные катера и яхты, взволнованно ждущие своих хозяев, и афиша, мирно лежащая на ухоженном газоне возле дома семьи Джонсонов, напоминали о ночном баловстве синего океана.

К слову, залив Пенобскот был назван так в честь индейской нации, которая непрерывно населяла этот район более десяти тысяч лет, ловя рыбу, охотясь и собирая моллюсков. Слово «пенобскот» происходит от неправильного произношения их имени для себя: Пенавабскеви. Оно означает «каменистая часть» или «нисходящие уступы» и идеально описывает рельеф этой прибрежной территории Новой Англии, усеянной густыми лесами, звероподобными холмами и бездонными озерами.

Итак, давай же вернемся к последствиям шторма, так испугавшего красивенькие белые яхты курортников. Шквал злобных волн забрал с собой не только бутылки с пивом и мужские журналы, но и опустошил пищевые ресурсы в прибрежной зоне залива, а именно унес большинство моллюсков, червей, разных личинок, рачков и водорослей, выбросив половину на берег, а оставшуюся часть, утащив далеко в Атлантический океан. Тем самым он очень огорчил местных рыб, оставив их совсем без еды. Но в то же время, шторм обеспечил рыбаков золотым билетом на богатый улов. Ведь обычно прозрачная вода Пенобскота сделалась заметно мутнее, и рыбе стало неимоверно трудно найти хоть крупицу пищи в этом непроглядном тумане, поэтому она, как изголодавшаяся по мужской ласке женщина, будет жадно набрасываться на даже скромную наживку.

Этим прохладным воскресным утром многие заядлые любители морской охоты чопорно снарядились, прихватив с собой сандвичи с тунцом или ветчиной и термоса с теплым чаем или согревающим элем, и уже спешили к своим железным друзьям, попутно грезя о тоннах блестящей скумбрии, голубой рыбы и полосатого окуня. Их сонные еще небритые лица обдал свежий солено-хвойный поток ветра, который как замерзший котенок упорно пытался забраться под согретые телом джемпера и ветровки мужчин. Несмотря на ночное ненастье, уже виднелось красное солнце, щедро разбрасывающее свои розово-золотые капли на мирно спящие холмы, гору Мегантик – высящуюся над Хиллс Тауном и не потревоженные штормом глянцевые воды бухты Шерман. Люди, кажется, никогда не покидала этого безмятежного закутка океана. Вода бухты была всегда теплее, чем в заливе, ведь дно из-под ног уходило лишь там, где отдыхающие на берегу казались зернышками пшеницы в ярких костюмчиках, поэтому она быстрее прогревалась в весенне-летний период и медленней остывала в осенне-зимний. В холодные сезоны курортники постепенно исчезали из города, меняя суровую свежесть природы Новой Англии на вечно щедрое солнце Калифорнии, Флориды или других южных штатов, обещая приютившему их на жаркие три месяца Хиллс Тауну свое скорое возвращение. В это время сюда приходили местные, чтобы тихо наслаждаться меняющейся картиной океана, снующими по искрящейся поверхности лодками обитателей и одиноким островом Кертис, который как ребенок с аутизмом сиротливо сидит на игровой площадке поодаль от толпы резвящихся детишек.

Когда последние следы прохладной летней ночи уже испарились, многие катера были спущены на большую воду, и рыбаки, неистово чертыхаясь, сбрасывали в залив налипшие на стены палубы багрово-зеленые ветвистые водоросли, листья, нагло сорванные ветром, и прочий мусор, которым старый океан решил украсить их непростительно чистенькие кораблики.

Бен Купер - шеф местной полиции, а в свои нечастые выходные ничем не отличавшийся от других рыбак-любитель, по-прежнему усердно заставлял свои воспаленные глаза держаться открытыми, при этом готовя снасти и наживку для будущей пустоглазой добычи. Вчерашний вечер преподнёс сорокадвухлетнему уже изрядно поседевшему, но по-северному крепкому копу неожиданный сомнительный сюрприз. Когда Бен, наконец, включив любимый спортивный канал с очередным матчем бейсбола, обмяк на мягком приветливом диване и потянулся губами к только что открытой бутылке шипящего прохладного Будвайзера[2], которая всегда скрашивала выходные дни холостяка, то в еле освещенной прихожей на серой дубовой тумбе вдруг отрывисто завопил телефон. Дьявольски матеря весь свет, мужчина по-медвежьи потащился к узкому столу, готовясь услышать знакомый голос кого-нибудь из полицейского отдела, но поднеся гадкую синюю трубку к уху, он понял, что его ожидания поверглись в прах. Из телефона, словно из прогнившей сточной трубы начал вытекать гиеноподобный усиливающийся визг его бывшей жены Дорис, чей голос в юные годы сводил Купера с ума, а сейчас вызывал желание набрать номер службы по отстрелу диких собак. Она снова что-то требовала от Купера, хотя тот знал, что требовать у него больше нечего, все, что мог, он уже и так отдал любимой жене. Их большой коттедж Бен продал сразу же после развода и отдал половину суммы Дори, приобретя себе маленький захудалый домик в самом глухом районе их и так глухого города на 1 Милл-стрит. Лучшую часть мебели отхватила бывшая супруга, оставив бедному Куперу лишь голые изрезанные столы и стулья, забранный из отцовского дома суровый платяной шкаф, и синий велюровый диван, спинка которого пестрила боевыми шрамами, оставленными красной нитью и юркой иглой. Забавно было наблюдать за тем, как огромный сильный мужчина робко отвоевывает новенький телевизор «Sony», подаренный Бену его отделом, у когда-то нежной, а теперь по-мужицки грубой женщины. Не волнуйся, Генри, наш бравый коп одержал громогласную победу над шипящей мегерой, иначе, на чем бы он смотрел субботний матч по бейсболу? Да, наш герой все еще любил ту огневолосую тоненькую девушку в голубом платьице до колен с завышенной талией, ее небрежные косы и белые гольфы, на которых сидели красненькие сандалии. Его Дори словно сбежала со страниц нашумевшей книги Набокова, очаровав своим насмешливым взглядом зеленых глаз и по-детски пухлыми пунцовыми губами, из которых то и дело вырывались колкие шуточки и заливистый смех, будущего шефа полиции Хиллс Тауна. Она была такая звонкая, такая дерзкая, такая недоступная, но не смогла устоять перед двадцатидвухлетним высоким атлетичным Беном, который на тот момент был, ох, как хорош с его модной стрижкой под Битлз и красным пижонским скутером культовой фирмы «Vespa». Но после почти 20-ти лет совместной жизни, как по сюжету, его нимфетка упорхнула в Вирджинию к одному богатенькому лысоватому курортнику, имевшему в Хиллс Тауне свой летний шикарный коттедж и яхту знаменитого стиля Каролины - Скарборо. Бен не понимал причину предательства жены, ведь он всегда старался по мере своих возможностей и скромной зарплаты копа угождать всем ее капризам. Так, после трех лет проживания в уютном тихом доме в окраине Хиллс Тауна на 1 Лантерн-лэйн, его Лолита плакала горькими слезами, моля мужа переехать в центр города, а именно в дом, который недавно выставила на торг собирающаяся уехать в Бостон семья адвоката Грейс Симонс. Трехэтажный красный коттедж почти у самой пристани на одной из центральных улиц города 36 Честнат-стрит обошелся Куперам, а именно Бену Куперу в очень уж нехилую сумму. Тогда парень продал и свой драгоценный черный Форд Мустанг, на который заработал своими кровью, слезами и потом, и родительский дом, доставшийся ему в наследство от недавно скончавшегося отца, но все равно пришлось брать частный кредит на покупку храма мечты Дорис… После ухода из дома его по-лисьему привлекательной жены, которая за двадцать лет почти не изменилась, как казалось Бену, наш герой остро ощутил непонятное доселе чувство одиночества, омраченное тем, что с бывшей супругой их совершенно ничего не связывает, и возможно никогда не связывало. Детей у Куперов не было, это, кстати, была также одна из многочисленных прихотей Дори. Раньше это не казалось полицейскому такой уж потерей, он даже не задумывался над истинной причиной такого крайнего нежелания жены обзавестись потомством, ведь она сердечно заявляла о каком-то проклятии, которое преследует их род по женской линии. Будто все роженицы погибают при появлении младенца на свет, а в доказательство его Лолита приводила в пример смерть своей матери. Хотя позже Бен узнал, что ту скосила опухоль головного мозга после трех лет, как Дори увидела мир своими цвета молодой листвы глазами.

-Ты никогда ничего не делал для меня! – кричала супруга, пакуя вещи в черный матерчатый чемодан. – Служба – вот кто настоящая жена Бена Купера, а не Дорис Кирк!

-Насколько я помню, фамилия твоей семьи Фэррел… - задумчиво вздохнул Бен, облокотившись на дверной косяк и наблюдая за тем, как его немного посидевшая красавица грациозно сбрасывает с туалетного столика свои крема, и флакончики духов в цветастую сумочку-косметичку.

-Правильно! Кирк – фамилия Кевина! Ты помнишь, кто такой Кевин, а, Бен? – ощерившись, съязвила жена, бросив долгий пристально-глумливый взгляд в спокойные карие глаза мужа.

- Лысый ублюдок, у которого, скорее всего, проблемы с потенцией, а с твоим появлением, и проблемы с кошельком, - сдавлено гоготнул мужчина, удивляясь тому, что ему стало совершенно наплевать на всю эту ситуацию, которую Дорис хотела сделать более трагичной и утрированной.

Она бесконечно что-то кричала мужу, всплескивала тонкими руками, даже толкнула Бена в грудь, отчаянно проклиная его за то, что тот забрал ее лучшие молодые годы. Он уже не слушал Дорис, просто наблюдал за тем, как долго может человек со 100%-ым зрением быть нескончаемо слепым…

Холодящий порыв юркого ветра все-таки сумел проскользнуть в расщелину между темно-серыми джинсами и поднявшимся краем коричневого джемпера с желтыми ромбами, ущипнув мужчину за оголенный участок немного загорелой кожи, заставляя его содрогнуться всем телом и прогоняя остатки сладкой дремы и неприятных воспоминаний о вчерашнем разговоре с женой. Любовно очистив палубу от морского мусора и убедившись в готовности лодки податься в плаванье, Бен глотнул обжигающий своей горькостью и температурой черный кофе из красного термоса и завел двигатель Страйкера 44, арендованного у старины Блэквуда. Белый алюминиевый корпус катера, рожденный в Норвегии, отбросил оранжевый блик на вальяжно посапывавшую трехуровневую яхту Мако 17 какого-нибудь судьи или зажиточного клерка из Нью-Йорка, и запев приятную рыбакам песню мотора, ринулся в еще немного туманную даль…

Во время того, как всем нам уже известный Форд Сиера, везущий зеленолицего от подступившей тошноты мальчика и то и дело смотрящую то на карту, то на часы красивую женщину, заехал в Хиллс Таун, шеф местной полиции уже пришвартовал лодку к пирсу со стороны бухты Шерман и поднимался к берегу. Бен тихо мурлыкал только ему понятный мотив старой песни и с торжественным видом нес сетчатый мешок, наполненный трепещущей перед скорой смертью рыбой. Он обернулся и еще раз взглянул на отливающий разноцветными бликами залив Пенобскот и махнул рыжебородому старику Снайперсу, который до сих пор с 1945-ого года был смотрителем за порядком на пристани, где богатенькие бизнесмены организовали яхт клуб еще в далеком 1912-ом.

- Сэр! - послышалась вдруг со стороны прибрежной трассы. Бен незаметно встрепенулся от неожиданного оклика. – Да, да, я обращаюсь именно к вам! – настойчиво продолжал мелодичный женский голос.

Коп обернулся и увидел так надоевшую нам машину. Женщина в белом строгом пиджаке и с не менее строгим лицом выпорхнула из Форда и направилась к мужчине. Бену ничего не оставалось, как тупо пялиться на столь экстравагантную особу, которая по сравнению с нашим героем в пропахшем морем и рыбой джемпере с дурацкими ромбами выглядела гротескно неуместной.

- Чем могу помочь, мэм? - с трудом выдавил из себя полицейский сипловатым голосом. Он немного смутился, когда кукольно прекрасная леди надела на своё прохладное безразличное лицо ослепительную улыбку. В этот момент Бен думал лишь о том, что его Дори даже рядом не дышала с этой красоткой.

- Видите ли, я была в этом городе лишь раз, и уже забыла по каким улицам нужно ехать, чтобы добраться на 19 Спринг-стрит… - пролепетала леди, изысканно улыбаясь, но глазами, как показалось копу, выражая некое призрение. – Моя мать, Джиллиан Беннет, она живет в этом доме, может, вы ее знаете?

-Кхм…- сдвинув брови, откашлялся Бен, поднеся увесистый кулак к лицу. – Я, шеф местной полиции, мэм. Знать жителей своего города – моя главная задача, - с самым что ни на есть «коповским» тоном и выражением лица произнес он.

Ох, как же Бену нравилось представляться, не то что бы он хвастался своей довольно приличной должностью, но ему прельщало то, насколько быстро меняются лица людей перед имеющим определенную власть человеком. Одни робели и терялись, другие давились словами и тут же натягивали рабочую Американскую улыбочку на свои смутившиеся физиономии. Но так всколыхнувшая сердце полицейского незнакомка определенным образом ничуть не изменилась. Только вот теперь ее взгляд вдобавок говорил: « Мне ровным счетом плевать кто вы, Мистер. Вам задали вопрос, так будьте же добры, ответить на него, а не тянуть драного кота за такие же драные яйца! »

Он безошибочно расшифровал ее зрительное послание, и приподнятое настроение мужчины кануло в небытие. Бен кротко поставил мешок с немного утихшей рыбой на прогретую июньским солнцем траву и, собравшись с мыслями, начал жестами и словами объяснять путь этой Снежной королеве.

Полицейский позже заметил, что кто-то на заднем сидении автомобиля активно пытается открыть боковую дверцу. И только наш герой собрался что-то сказать по поводу, возможно, запертого пассажира, как та со звонким щелчком отворилась. Из дорогого салона на половину вывалился светловолосый мальчик, хотя своим тельцем он больше напоминал коротко стриженую девочку. Подросток лет 12, как показалось копу, уцепился обеими руками за светло-коричневый бумажный пакет и секундой позже с гортанным звуком низверг в него белесую тягучую массу. После чего он поднял бледно-голубое лицо и измученными глазами встретился с прилично ошарашенным мужчиной.

-Парень… - только и успел, выпалить Бен и сделать шаг навстречу открытой двери Форда, как лицо мальчишки побагровело, глаза, словно потеряли радужку, становясь белее, чем кожа Белой Королевы из сказки Кэрролла. Блондин отдернул одну руку от спасительного пакета, и, не разрывая зрительного контакта с полицейским, второй немного дрожащей рукой начал нервно искать ручку дверцы, а найдя, с громким «Бааах» захлопнул ее.

Коп пару секунд прибывал, словно в приступе кататонии, а отойдя от неприятного состояния ступора, взглянул на, возможно, мать бедного мальчишки.

-Мэм, я даже не успел и … - начал было оправдываться Бен.

- Все в порядке, офицер, - устало и как-то безжизненно произнесла женщина. – Это мой сын… да, его постоянно укачивает… А теперь нам пора, еще раз спасибо за помощь, - добавила мать мальчика и, напоследок одарив копа в грязной и местами мокрой одежде своей бесцветной улыбкой, зацокала невысокими каблучками к водительскому месту.

Бен еще долго тупо смотрел на удаляющийся мерно рычащий автомобиль, думая о том, насколько потрясающе было бы ощущать такое аристократическое изнеженное тело под своим грубым и сильным торсом. Вдыхать дорогущий пафосный парфюм, упиваясь томным дыханием… Но вспомнив ее взгляд, напоминающий мужчине глаза его больной раком матери в момент ухода из жизни, шеф полиции Хиллс Тауна болезненно содрогнулся, мысленно укорив себя за такую попахивающую некрофилией сексуальную фантазию…

Целых два ленивых июньских дня наш юный друг кропотливо изучал чертоги своей новой обители. Это было, словно предисловие к захватывающему приключенческому роману, в котором главным героем должен был стать Уильям Аллан Беннет. Но он все еще не мог решить, каким персонажем предстанет перед рьяным читателем, ведь образ мускулистого брутального рыцаря, говорившего только басом и вечно хмурившего брови, никак не вязался с пугливыми оленьими глазами и кукольными губами бледнолицего худенького мальчика. По правде, речь и действия героя-спасителя в типичных жанру книгах слишком предсказуемые и до того сладкие, что можно легко заработать сахарный диабет. Да и вряд ли ты вообразишь себе, мой друг, чтобы бравый воин сир Томас, которому не страшны ни пасть трехголового косматого льва, ни могучие чары болотной ведьмы, вдруг бросил свою красотку-принцессу на съедение людоеду, потому что и сам, в тайне, был не прочь поживиться человечиной… Забавно, правда?

Итак, наш новоиспечённый герой, который пока не определился, какой ярлык он будет носить весь дальнейший рассказ, заметил, что дом бабули есть самое уютное и теплое место для спокойной жизни. Мать Уильяма профессионально разбиралась не только в модной одежде, но и имела глубокие познания в разновидностях домашнего интерьера. Поэтому мальчик сходу и безошибочно определил стиль обстановки внутреннего убранства коттеджа, носивший причудливое греческое имя - Эклектика.

Все вокруг было пестрым, округлым, легким, и большинство мебели имело стройные тонкие ножки, прям как у Мэри Беннет, видимо, для того, чтобы воздух мог легко бегать по комнатам, не допуская гор пыли под шкафами и тумбами с красно-черными африканскими вазами и керамическими белолицыми танцующими девочками. Стены всюду были выкрашены в мятный или кремовый цвет, чтобы служить гармоничным фоном для разношёрстной мебели, причудливых украшений и бабушкиных пейзажей, написанных широкими вкусными мазками и преимущественно теплыми оттенками. Чтобы ты более детально прочувствовал и увидел картину домашнего убранства Джиллиан Беннет, я позволю себе такое немного утрированное сравнение. Представь самую, что ни на есть, богатенькую семейку. Да-да, именно такую, которая имеет нехилую тонну зеленых на банковском счете, поэтому с их напудренных алмазной пыльцой лиц никогда не стирается жалкая копия человеческой улыбки. В этой расчудесной семье есть пяти-шести летняя дочка-милашка, у которой имеется несколько дорогущих кукольных домиков в стилистике разных эпох. Однажды шаловливый братец решил отомстить нашей голубоглазой крохе за вечное ябедничество и высыпал всю мебель и украшения из всех пафосных дворцов, усердно перемешав их. И как бы малышка не старалась, кропотливо расставляя все по местам своими пухленькими ручками, внутренний вид миниатюрных домиков изменился до неузнаваемости. Рококо сплелось с винтажем, поп-артом и кантри, создав нечто хитросплетенное и при этом незамысловато прекрасное. Словно художник, смешав на своей палитре белый, синий, изумрудный и толику золотого, получил цвет, которым можно было бы писать воды бухты Шерман в солнечный летний полдень. Именно так, дружище, и выглядел интерьер полузамка Джиллиан Беннет. Думаю, домашняя обстановка, как ни что иное может поведать о своих жильцах.

Уильям часами разглядывал то деревянные, то керамические, то медные, словно сбежавшие из антикварной лавки статуэтки. Одни имели милые пугливые лица детей или задумчивые морды животных, другие жесткие, а порой и пугающие физиономии гарпий, мавров и японских божеств. Наш знакомый так привык к монотонным цветам своей строгой Нью-Йоркской квартиры, что такое обилие оттенков вызывало небольшое головокружение.

Гостиная была гармоничным сочетанием роскоши и деревенского шика, так как возле отделанного пятнистым мрамором античного камина лежала огромная косматая белая шкура неопознанного животного, как позже понял младший Беннет, она была искусственная, иначе такой величины зверь мог бы без всяких усилий слопать всех жителей Хиллс Тауна за одну ночь. Вокруг такого хищного ковра разместились пастельных тонов диван и несколько кресел, которые были словно бессовестно украдены из богатой английской усадьбы XVIII века. Спинки и подлокотники были позолоченными с множественными затейливыми завитками и цветочными узорами. Возле простых деревянных настенных полок, заставленных шедеврами классической литературы и букетами высушенных полевых цветов в маленьких баночках, нашли приют плетенные белые горшки с невероятных размеров пальмами и ветвистыми папоротниками, которые верно служили дому кислородными заводами. Как заметил мальчик, в коттедже была уйма новомодных светильников, старинных ветхих торшеров с бахромой, разноцветных гирлянд и изящных люстр, поэтому создавалось впечатление, будто жильцы неимоверно страшатся темноты или ее молчаливых обитателей.

Гостиная имела открытый вид на пёструю кухню, так как дверей в доме почти не было, исключая ванную комнату и вторую спальню на верхнем этаже, которая впоследствии досталась в полное распоряжение Уильяму. Нашему светловолосому другу сразу приглянулось место с большим окном, из которого открывался вид на всю Спринг-стрит и следующий за ней ряд улиц. Одна стена была оклеена обоями, повторяющими узор шотландской юбки, остальные же, отделаны палево-мятной штукатуркой. Рядом с аккуратно застеленной белоснежным покрывалом кроватью и пятью-шестью разноцветными подушками со скандинавским узором стоял лимонный, будто искусанный временем или тем самым зверем, шкура которого теперь покоится возле камина, письменный стол. Уильям тогда с осторожностью реставратора открывал скрипучие ящички в надежде увидеть что-нибудь занятное, но, к его разочарованию, они были абсолютно пусты. Зато нашлось место для альбомов мальчика, записных книжек с важными заметками и наточенных карандашей, книге Харпера Ли «Убить пересмешника», магнитного компаса, подаренного Томом, и прочих мелких нужных принадлежностей. На плюшевом ковре, напоминающем окрас африканской зебры, не было ни одной соринки и даже потёртости, это говорило о том, что комната долгое время оставалась нежилой или просто терпеливо ждала какого-нибудь мальчика, с каким-нибудь именем, начинающимся на букву У.

Итак, утром 12-ого июня 1984-ого года дом Джиллиан Беннет, который невероятно преобразился и ожил с приездом Уильяма, погрузился в безмолвие, сходное с пением рыб. Ох, нет, дорогой Генри, с нашими добрыми друзьями ничего дурного не случилось, просто бабушка выполнила обещание, данное дочери. Еще вечером, после того, как Форд Сиера в полдень покинул штат Мэн, Джиллиан набрала номер своей хорошей знакомой, которая жила через два квартала от нее, та часто подвозила пожилую женщину в центр города и, по роковому совпадению, была отличным психиатром. Саммер Оун принимала многочисленных пациентов у себя дома на 12 Харден-авеню, оборудовав целую комнату под уютный кабинет. Именно сюда, плотно позавтракав пышным омлетом с местными ароматными грибами и зеленым чаем с какими-то душистыми травами, направились еще немного сонные бабушка и внук.

Незамысловатый дом психотерапевта очень отличался от утонченного дворца Миссис Беннет. Возле двухэтажного обшитого белым недорогим сайдингом коттеджа не было совершенно никакой ограды, а лишь две пристройки, по-родственному ютящиеся друг к другу, и старый лодочный прицеп, покинуто ржавеющий на небольшом поле, которое относилось к участку земли семьи Оун. Это был среднестатистический ничем не примечательный американский дом, впрочем, наш герой и здесь смог разглядеть некую изюминку. На двери пристройки висел живописный, скорее всего, пластиковый, венок, еще возле стеклянной мутной входной двери на козырьке небольшой веранды раскачивались от легкого ветра горшочки с живыми розовыми, желтыми и белыми цветами, а на самих выкрашенных в тон фасаду ступеньках крыльца вальяжно присела отдохнуть оранжевая крупных размеров тыква. Мальчик подумал, что должно быть этот «лучший в Хиллс Тауне, да что в Хиллс Тауне, в штате Мэн психотерапевт», как говорила бабуля про Саммер Оун, сама порядком чокнулась, и словно безумный Шляпник, каждый день справляла Хэллоуин.

Ох, ты и вообразить себе не можешь, как наш милый друг до дрожи ненавидел всех врачей, которые, словно бледные опарыши в теплом трупе, когда-либо копошились у него в мозгах. Самое обидное то, что мальчик был абсолютно здоров. Зуб даю, доктора знали это всегда. Они просто не смели спорить с Мэри Беннет, которая на их робкие заявления о полной исправности бледно-розовых извилин ребенка одаривала психологов и психотерапевтов полным наивысшей меры презрения взглядом. Уильяму не нравилось, когда мама начинала говорить с врачом своим истинным голосом, полным ледяной стали, которая обжигала не хуже раскаленного пепла Везувия, погребшего под собой Помпеи, Геркуланум и Стабии. После такой «спокойной» беседы любой бравый док начинал вытирать капельки выступившего со лба пота и с лихорадочной улыбкой придумывать диагноз несчастному подростку. Тогда Миссис Беннет с любезным оскалом протягивала белую руку за очередным рецептом и, поблагодарив такого внимательного специалиста, удовлетворённо удалялась с сыном из кабинета. Нашему поневоле сумасшедшему приятелю были омерзительны кричащих цветов пилюли, словно с кощунственной ухмылкой гиены говорившие: «Мы такие красивые, яркие, вкусные… Можешь съесть сколько угодно, и тебе станет хорошо… Ооочень хорошо… Давай, парень, глотай нас всех… Или тебе слабо? ». От таблеток он чувствовал себя изнеможённым и потерянным, внимание рассеивалось, мальчик постоянно хотел спать, а однажды сил не хватило даже для того, чтобы держать в руке деревянный карандаш, который весил, как учительница математики Миссис Этшкум, то есть тонну.

И снова история повторилась, теперь даже стражники-деревья Хиллс Тауна не смогли утаить юного Беннета от вездесущих мозгоправов. Бабушка уже постучала во входную дверь, и оба отчетливо услышали поспешное легкое, присущее стройным женщинам, топанье. Уильям уповал на то, что дверь откроет худая серая дама, держащая в костлявых руках огромную прозрачную вазу с праздничными угощениями, в ветхом костюме графа Дракулы, которая поздравит своих утренних клиентов с Хэллоуином и по-вампирски хрипло захохочет, обнажив перепачканные в искусственной крови корявые клыки. Тогда бы и бабушка была не прочь поскорее сделать ноги от этой сумасшедшей…

Мальчик увидел сквозь мутное стекло приближающийся силуэт и, чтобы преждевременно не утратить хлипкую надежду, он сделал то, что делают все бравые храбрецы. Крепко зажмурился. Но вот послышался неизбежный скрип открывающейся двери и бедолага с великим нежеланием распахнул глаза.

- Доброе утро, мои ранние гости! – мягким звонким голосом пропела темноволосая женщина, годами схожая с мамой Уильяма. Светло-голубое платье немного ниже колен и приталенного силуэта подчеркивало отличную фигуру невысокой леди.

- Ох, Саммер, я так рада тебя видеть! Спасибо, что согласилась втиснуть нас в свой забитый график. Знакомься, это мой дорогой внук, Уильям, - затараторила Миссис Беннет и перевела взгляд с лучезарного розового лица женщины на немного взволнованного аккуратно причесанного мальчика в бледно-персиковой рубашке и коричневых шортах, которые заканчивались чуть ниже середины худенького безволосого бедра.

Когда и новый привлекательный доктор посмотрела своими синими слегка подкрашенными тушью проницательными глазами на подростка, то застывшему Уильяму пришлось заставить свои окоченевшие голосовые связки изрядно потрудиться, чтобы не прослыть невежей.

- Здравствуйте, мэм…

- Приятно познакомиться, Уильям, - заглядывая, словно через янтарную радужку, в душу к мальчику бархатным тоном произнесла леди. – Я уверена, что смогу тебе помочь, - добавила она и пригласительным жестом позвала будущего клиента и глупо улыбающуюся пожилую женщину в дом.

Наш бравый герой хотел было сказать, что ему к черту не нужна ее помощь, но не успел и опомниться, как уже послушно сидел на мягком стуле возле деревянного темного стола оливкового кабинета Доктора Оун. До мальчика доносилось, как за закрытой дверью комнаты в длинном коридоре Джиллиан что-то взволнованно объясняет психотерапевту. Он расслышал лишь: «Саммер… абсолютно здоров… я … я не хочу пичкать внука разными таблетками, как это делает Мэри…» дальше голос бабушки стал частично срываться, она явно была расстроена. Позже Уильям разобрал успокоительные слова доктора, о том, что все будет в порядке, главное так не беспокоиться, он в надежных руках. Вдруг светлая дверь в кабинет приоткрылась, и леди в голубом платье наполовину высунулась из проема и с извинительной улыбкой обратилась к пациенту:

- Прости, но ты не мог бы немного подождать, Миссис Беннет слегка перенервничала… Я заварю ей ромашковый чай, а ты пока осмотрись. Можешь полистать журнал. Да, вон тот… - голова женщины мгновенно исчезла из дверной щели, будто ее здесь никогда и не было.

Послышались торопливо удаляющиеся шаги двух пар туфель, Уильям немного расслабился.

Журнал, на который указала Саммер Оун, по меркам мальчика, не смел называться «журналом». Страницы были не общепринятые глянцевые, а газетные, изображения расплывчатые и тусклые, словно показывающие мир глазами близорукого человека или того, кому дезориентированная мошка ударилась в радужку, а теперь причиняла зудящий дискомфорт. Позже наш горячий ценитель печатной продукции понял, что это вовсе не журнал, а местная брошюра, рассказывающая курортникам о том, куда нужно потратить свои кровные доллары. На нескольких серых страницах, которые Уильям быстро пролистал без всякого интереса, говорилось о морской рыбалке и яхтинге в распрекрасном заливе Пенобскот. Внимание будущего пациента доктора Оун привлекла восьмая страница брошюры с блеклым изображением горы Батти, вид с которой открывался на бухту Шерман и весь город, а также пару фотографий дремучих лесов Хиллс Тауна, в кадр которых попала ничего не подозревающая лисица. Уильям любил природу, поэтому бесповоротно принял решение стать этим летом храбрым юным натуралистом.

Этот невзрачный псевдожурнал заинтересовывал нашего путешественника все больше и больше, словно являлся старой пиратской картой с красным крестиком, указывающим на желанное сокровище. Уильям, забыв о том, что он находится в кабинете мозгоправа, а не в удобном кресле возле античного камина, нырнул с головой в изучение природных достопримечательностей Хиллс Тауна. Следующий более красочный разворот говорил о местном парке «Мэрриспринг», по фотографии можно было скорее сказать, что это оазис с пестрящими всюду цветами и разными деревьями, чудными птицами и животными, а не провинциальный захудалый дендрарий. Это место было основано в 1974 Мэри Эллен Росс, местной садоводкой, которая получила национальное признание благодаря своему заводу по доставке товаров по почте…

Слушай, Генри, ты знал, когда человек резко просыпается посреди ночи в своей постели без весомой на то причины и слегка похолодевший, то это явный знак того, что некто пристально следил за ним из темноты… Хах, нет. Уильям не уснул за чтением брошюры, просто он также вдруг всем телом ощутил этот липкий взгляд, словно был не в светло-зеленом кабинете Миссис Оун, а в своей Нью-Йоркской кроватке посреди свистящей тьмы.

Текст постепенно начал расплываться перед невидящим взором мальчика, он словно смотрел в себя, изучая ветвистое строение коры головного мозга и черного дна глазного яблока. Но, собравшись с силами, юный натуралист больно сглотнул подступившую теплую и тягучую, напоминающую древесную смолу, слюну, до писка в ушах сжал челюсти и отстранился от журнала. Он резким поворотом головы направил свой ожидающий чего-то дьявольски ужасного взгляд на место, откуда за ним непрерывно наблюдали…

Вместо косматого скалящегося чудовища, а еще хуже сводящей с ума пустоты, светловолосый бравый рыцарь узрел стоящего недалеко от двери в кабинет подростка в домашней немного помятой одежде, хмурившего по-взрослому брови, отчего взгляд его становился уж больно серьезным, изучающим. Он словно выжидал каких-либо действий со стороны нашего бедного друга, как грибник, внезапно встретивший в лесу койота.

Уильям несколько бесконечно долгих секунд так же молча разглядывал достаточно рослого темноволосого мальчика в выцветшей, когда-то темно-зеленой футболке с прилично облезшим рисунком бейсбольного мяча и мягких грязно-серых штанах. Ступни, в свою очередь, были обделены каким-либо видом одежды. Теперь пациент заметил, что тот сжимал в руке альбомный лист, рисунок на котором был совершенно непонятен. Было ясно, что это сын Саммер Оун, о котором вскользь упомянула бабушка за вчерашним ужином, ведь от подростка с взъерошенными от недавнего сна волосами так и веяло теплым домашним духом. Уильям понял, что ему крайне важно начать разговор первым, так как, возможно, это тоже некий тест на коммуникативность и социальную адаптацию.

- Эм…доброе утро… я…я внук Миссис Беннет, - предательски запинаясь и ежесекундно смаргивая, протараторил наш аккуратно причесанный друг.

Лицо переминавшегося с ноги на ногу босого мальчика, стоявшего возле слегка надколотого горшка с, будто ненастоящим, фикусом, заметно смягчилось, место подозрительно-выжидающего взгляда сменил любопытный и немного насмешливый. Теперь он напоминал скорее сбежавшего из Нетландии Питера Пена.

- Так ты точно не собираешься наброситься на меня и откусить нос? - хрипловатым ото сна голосом шуточно-опасливо удостоверился незнакомец, все еще не двигаясь с места.

Уильям хотел было ответить стандартное «нет, сэр», но во время отдернул эту мысль, ведь перед ним стоял, скорее всего, ровесник.

- Наверно, нет, - сконфуженно выпалил наш знакомый, мысленно ругая себя за это чертово «наверное».

Со стороны двери послышался нескрываемый негромкий смешок, брюнета явно забавляла неловкая смущенность нового пациента матери. Еще секунду, чуть склонив голову на бок, он с горячим любопытством, присущим лисицам, оглядел робкого, аки агнца, бледного мальчика, как бы ставя ему собственный диагноз. После того, как юный доктор Оун сделал свой неоговоренный вывод, он вальяжно направился, немного шаркая запутавшимися в широких вытянувшихся штанинах ногами к стулу, на котором сидел Джек… Шучу, конечно Уильям. Я просто решил проверить, как ты меня слушаешь.

- Я Дэвид, - смотря сверху вниз, растекся в полуулыбке подросток с по-волчьи серыми глазами. После чего он, словно нехотя, протянул руку нашему сжавшемуся от волнения герою и, снова по-собачьи наклонив голову к худенькому плечу, впился изучающим взглядом в медовые радужки и суженные, как от нехилой дозы морфина, черные подрагивающие зрачки блондина.

- Беннет Аллан…- почти шепотом заблеял мальчик, но осознав то, что собирался произнести, резко умолк и с деланно уверенным голосом, попробовал еще раз, - Уильям Аллан Беннет. Мое имя… - мысленно перерезая себе горло страницей брошюры, наш ягненок поджал губки и протянул беленькую ладошку навстречу слегка загорелой руке Дэвида.

- Было бы странно, если бы ты назвался именем своей бабули, - хмыкнул он, - хотя, учитывая то, где ты сейчас находишься, это норма, – приподняв одну почти черную бровь, с ироничным выражением лица задумчиво заметил подросток, все также держа по-девичьи маленькую холодную кисть своей уже по-юношески крупной теплой с длинными пальцами пианиста ладонью.

Уильям насильно выдавил из себя нечто отдаленно напоминающее улыбку, похожую на ту, которая бывает у людей, застигнутых неожиданным приступом инсульта, мысленно поаплодировав брюнету за такую искрометную остроту. Дэвид уже нехотя разомкнул затянувшееся рукопожатие, которое, как гласит одна книга по психологии, означает «скрытый способ подчинения под маской дружелюбия». Это Беннет знал, как имя своей матери, ведь именно так всегда делал сводный брат, сдавливая кисть ребенка и больно переминая хрупкие костяшки, при этом с самодовольным оскалом разглядывая наливающееся кровью лицо 14-летнего мальчика.

Не прошло и секунды, как подросток в футболке с бейсбольным мячом резво обогнул дубовый стол и с грациозностью семейства кошачьих растянулся на кожаном кресле доктора Оун. Теперь на его лице уже не было и толики лукавой улыбки, он сделал солидную участливую, как полагается всем психотерапевтам, гримасу и, надев на свой ровный нос воображаемые очки, низким голосом начал:

- Итак, Билли Стэнли Миллиган, я ваш лечащий врач – Дэвид Оун. Мне стало известно о ваших преступлениях, а именно о грабеже лиц нетрадиционной сексуальной ориентации на местах отдыха, которые полагаются для уставших машинистов, а также о похищении и дальнейшем изнасиловании студенток и медсестры университета штата Огайо. Я не стану перечислять все гнусные деяния, так как вы заявляете, что это сделал кто-то другой или ссылаетесь на некую острую шизофрению, а как говорят ваши адвокаты, на множественный распад личности. Вам сулит Ливанская лечебница либо пребывание в тюрьме штата, вы понимаете это, Билли? – здесь Дэвид уж слишком реально насупил брови и приподнялся на локти, принимая угрожающий вид, так контрастирующий с его торчащими во все стороны волосами и небольшому белому пятнышку от зубной пасты на подбородке, - Что же ты молчишь, парень? Я жду твоих оправданий!

Испуганный и непонимающий, что происходит, преступник сидел, словно прикованный железными цепями к электрическому стулу, и лихорадочно смыкал веки. Мальчик догадался, что это, возможно, просто розыгрыш сына психотерапевта, но он не знал, кто такой этот шизофреник Миллиган, поэтому не оценил его. Да и тема для шутки, будем честными, выбрана щекотливая, особенно для нашего так страдавшего от «чутких специалистов» приятеля. Молчание затянулось, а напряжение все росло, вот-вот, ударя подростка высоковольтным разрядом тока. Вдруг Дэвид, разорвав тишину, громко хлопнул по столу ладонью, призывая поневоле заключенного к ответу. Хорошая манипуляция сработала, и Уильям, вздрогнув от киношного действия «доктора», оправдывающимся и недоумевающим голосом начал:

-Я не понимаю, о чем ты говоришь…

- Наглый лжец! – крикнул Дэвид и, поправив съевшие к кончику носа очки, язвительно равнодушным голосом стал подначивать мальчика, не желая, чтобы столь увлекательная игра так скоро закончилась, - Конечно, прикрылся психическим расстройством и не желаешь честно понести наказание... Ты просто трус, Миллиган. Жалкий. Мерзкий. Трус, – упившись в распахнутые глаза жертвы своим уничижительным взором, смакуя каждое слово, будто вкуснейший шоколад, произнес брюнет. - Ненавижу вас, чертовы шизики. Жаль запретили лоботомию. Полезная штука, не так ли, малыш?

Тысячи вольт прогрызли все тело бледнолицего мальчика, отделяя живое красное мясо от белых костей. Слова Дэвида, словно морда бешеного пса, которая погрузилась во вспоротый клыками зияющий внутренностями живот, а теперь сжевывала трепещущую плоть, смачно чавкая и сглатывая багровую хлюпающую массу. Это чувство было настолько сильным, что Уильям подлинно ощутил запах крови, желтой слюны и влажной шерсти зверя. Ведь он точно знал, что все эти мозгоправы в сердцах терпят отвращение, сходное с рвотными позывами при виде размазанного по дороге животного, к своим пациентам. «Зачем Дэвид говорит такое? Ты должен пить Ниаламид два раза в сутки, парень! УТРО-ВЕЧЕР! УТРО–ВЕЧЕР! Жаль запретили лоботомию… Я ведь не чокнутый? Ха, ты слабый, как девчонка! ПАРШИВАЯ ОВЦААА! Уильям Аллан Беннет, Ваш диагноз - ШИЗОФРЕНИИИИЯ! Я здоров! Какой же ты УРОД, Уильяям! » - сотнями голосов кричало нутро нашего героя. Медовые оленьи глаза потемнели, и теперь в них нельзя было отличить ровно никакого оттенка, словно выключили свет или напустили черного дыма от сгоревших на свалке покрышек. Лицо изменило черты, став серым, обрубленным, картонным. Мальчик поднялся со стула и, расфокусировано глядя в стальные сощуренные, словно от нереального нахлынувшего оргазма, глаза шутника, спокойным бесцветным тоном заговорил:

- Меня зовут не Билли какой-то там Миллиган. Я не насиловал никого и, уж точно, не грабил геев. У меня нет шизофрении. Мне не нравится эта игра, Дэвид. Ты плохой актер. Миссис Оун вряд ли обрадуется, узнав, что ты назвал меня шизиком и предложил сделать лоботомию. Даже если это шутка, то моим словам поверят охотнее. Сплетни, знаешь ли, преувеличиваются и быстро расползаются в таких провинциальных городах. Никто не пойдет к некомпетентному специалисту. Твоя мать – вдова. Ты несовершеннолетний. Это единственный доход вашей семьи. Ты извинишься, не так ли?

Генри я бы все отдал, чтобы ты увидел лицо Дэвида в эту минуту. На нем отражалась гамма противоречивых эмоций, и все они хотели вырваться на волю. Это сродни пожару в ночном клубе, когда тысячи человек пытаются выбраться на чистый воздух через крохотную дверь или спасительное окно. Игра закончилась. Не в пользу фальшивого доктора Оун, он отчетливо понимал это. Хотелось раскрасить морду смазливому аристократишке, который напомнил о смерти отца, также о том, что все лежало на плечах вдовы, которая изо всех сил, борясь с дикими головными болями, брала новых и новых сложных пациентов. Дэвид почти не видел мать в собственном доме, а если и видел, то только изрядно раздраженную или глотавшую очередной бокал сухого красного вина или чего покрепче. Он ведь просто хотел невинно пошутить над богатеньким бедняжкой, но потом откуда-то изнутри зашептал чужой любовный голос: « Дэээвид, только глянь на этого засранца… у него одежда будет стоить дороже, чем весь ваш дряхлый домишка… Смотри, как ему противно сидеть рядом с тобой! Хотел сказать «Доброе утро» мамочке? ХААА! Ей плевать на тебя… Плеееееевать! Она проведет все свои часы с такими, как этот мелкий ублюдок… Может и тебе сойти с ума, парень? ». Чувство вселенской несправедливости заиграло в юноше, появилось жгучее желание наказать виновников, унизить, ударить…убить. Тем более оппонент был самый, что ни на есть подходящий для излития желчи и гнева. В сердцах подросток на самом деле ненавидел пациентов матери, ведь они отнимали бесценные минуты, которые тот мог бы провести с единственным родным человеком. Дэвид как-то думал и сам записаться к ней на прием, заплатив заработанные выгулом собак и стрижкой газона кровные доллары.

- Я…я не знаю, какая собака меня укусила… - потупив в пол взгляд, как нашкодивший щеночек, процедил наш суровый док уже совсем другим тоном, - Извини, Билл. Я не считаю тебя шизофреником, - эти слова он произнес, смотря в уже прояснившиеся глаза Уильяма.

Наш милый мальчик робко улыбнулся и аккуратно присел обратно на стул, мысленно записав на доске счета «1: 0». Естественно, в свою пользу.

- Кстати, - вдруг выпалил Дэвид, уже, как ни в чем не бывало, - я же неспроста сюда пришел! Мама…Доктор Оун попросила меня принести кое-какие зрительные тесты, ну знаешь, картинки… Вот… - сказал он, протягивая Уильяму через весь стол тот самый лист с каракулями, который недавно держал в руках. – Я думаю, ты знаешь правила игры. Расскажи, что видишь, старина Билли! - здесь подросток в жесте крайнего любопытства подпер подбородок рукой и с полуулыбкой уставился на испытуемого.

Уильям с интересом пододвинул ближе картинку и стал внимательно вглядываться в замысловатые разноцветные пятна и линии, нарисованные, словно человеком, переживающим крайнюю стадию помутнения рассудка. Мальчик по другую сторону стола все так же мягко улыбался, терпеливо ожидая ассоциативных представлений тестируемого.

- Я готов дать ответ, сэр, - уверенно заявил наш светловолосый друг, заставив любителя бейсбола слегка встрепенуться и уставиться на него еще пристальнее. – Я вижу девочку, которая гладит пса…

-Потрясающе, Билли! Отличная ассоциация! – закивал Дэвид, - А пес добрый?

- Я не знаю… Это зависит от того, насколько добра девочка и насколько голоден зверь.

Доктор Оун удовлетворенно поднял уголок рта и, перевалившись через весь стол, опрокинув органайзер с ручками и карандашами, забрал тест. Сгреб к себе упавшие канцелярские принадлежности матери и неряшливо засунул их обратно. Потом облокотился на упругую кожаную спинку кресла, словно работал 10 дней подряд без перерыва, и закинул обе длинные ноги на край стола, пафосно положив одну на другую.

-Дэвид…

- Да? - нехотя отозвался тот, с огромным интересом изучая все ту же картинку, будто это был свежий выпуск газеты Нью-Йорк Таймс.

- Меня никто не называет Билли или Билл, только полным именем, - серьезно заявил Уильям.

- А я буду…- не отстраняя взгляд от дурацких каракулей монотонным голосом заявил брюнет. – Какой же ты Уильям… ты Билли и точка. Мне так больше нравится.

Немного смущенный мальчик хотел было выразить слабый необходимый протест, но вдруг дверь в кабинет с громким скрежетом отворилась, и настоящий доктор Оун ступила на светлый паркет оливковой комнаты.

-Какого… Дэвид! - с округленными глазами прикрикнула женщина. – Ты что здесь забыл, да еще в таком виде!

Бедный сыночек с испугу чуть не грохнулся с черного кресла, но потом быстренько по-армейски встал и взял тот самый листок со стола.

- Ма… все хорошо! Я хотел к тебе зайти с утра, но тут был он, - Дэвид указал на Уильяма, - мы поболтали немного и все…

- Чего ты хотел? Прости, Уильям, он сейчас уйдет, - с извинительной улыбкой произнесла доктор в сторону пациента. - Ну же, Дэвид!

Подросток торопливо подошел к матери и трепетно, даже печально, протянул ей тот самый листочек.

- Помнишь эти сумасшедшие каракули? Я нарисовал их в три года. Нашел в энциклопедии про динозавров сегодня утром и решил показать тебе… - тут псевдопсихолог скосил плутоватые серые глаза на искренне изумленную физиономию Уильяма и снова перевел уже невинный, как у голозадого ангелочка, взгляд на мамочку.

- Ох, Дэв… Конечно помню…- расчувствовалась женщина в голубом платье и любовно взяла «ассоциативный тест» в руки.

В этот момент одураченный блондин хотел запустить статуэтку с бьющимися друг о друга серебреными шариками (эта дурацкая штуковина незаменимый атрибут кабинета любого уважающего себя мозголаза) в наглеца. Он всячески пытался скрыть свое возмущение, но бледное лицо тут же изменнически зардело, а крошки-ладошки сжались в крошки-кулачки.

Дэв, в свою очередь, элегантно развернулся к нашему мальчику всем телом и, снова наклонив голову в бок, с первоначальной ухмылкой сладким сиропным голосом пропел:

- До встречи, Билли… Рад был познакомиться…- на деле это звучало как: «1: 1», сученок.

- Я тоже… - поджав губки, пробубнил обиженный малыш уже в спину торжествующе уходящего из кабинета подростка.

После того, как психотерапевт вдоволь налюбовалась шедевром сынишки Сатаны, она начала свой сеанс, похожий, как две капли, на все, которые когда-либо проходил Уильям Аллан Беннет. Сначала она стандартно разузнала про семью, про отношения с мамой и отчимом, потом про школу, про отношения с одноклассниками и учителями и прочие нудные вопросы по умолчанию. Наш герой отвечал так же стандартно, можно сказать, заученно. Позже пошли в оборот тесты. Первый – «Словестные ассоциации». Скукотища несусветная. Правила игры: нужно произносить положительные ассоциации на разные слова, именно положительные. Негативные сравнения принесут вам лишь проблемы, проверено лично. На слово «красный» определенно нужно сказать: «цветочек», а не «артериальная кровь», на «любовь» - «мамочка», а не «блевота». Второй – прелюбопытнейший тест Э. Вагнера «Рука». Этот Уильям любил больше всех, так как часами читал о нем в одной книге по психологии из городской библиотеки и знал, в чем принцип теста и загвоздки. Как говориться: «знай врага в лицо».

Саммер Оун аккуратно разложила листочки с различными позами кисти перед мальчиком и мягко спросила:

- Внимательно рассмотри предлагаемые изображения и скажи, что, по твоему мнению, делает эта рука? - она указала на первую картинку, на которой, по мнению Уильяма, человек наотмашь бил другого по лицу.

- Я думаю, она протягивается к тому, кто упал, - без особых раздумий уверенно заявил наш эрудированный малыш и выжидающе взглянул на доктора своими непорочными глазками.

- Замечательно! – восторженно улыбнулась леди и, поспешно записав что-то в дневник, потянулась к другому изображению.

Этот театр одного актера продолжался еще почти час, после чего доктор позвала в кабинет бабушку, а Уильяма вежливо попросила подождать снаружи.

Наш герой молился всем богам, хоть и жил в семье атеистов, чтобы ни за что на свете не встретить в коридоре этого босоногого подлеца, от которого за милю разило… сладкой мятой и теплым сном. Тот бы точно одарил мальчика победным тщеславным оскалом и ляпнул что-нибудь колкое. Ух, как же Беннет презирал его…

Так, через минут 20 болезненных ожиданий послышались скрежет знакомого массивного стула, топот двух пар ножек и радостный голос Джиллиан Беннет, который трудно с чем-то спутать.

- Уильям, дорогой! – не дав двери полностью открыться, вскрикнула бабуля.

- Да? – робко отозвался малыш.

- Мы поговорили с доктором Оун! Идем домой. Я по дороге все тебе расскажу, - почти пропела от радости пожилая леди, за спиной которой стояла психотерапевт, все так же спокойно и немного устало улыбаясь.

На светлом крыльце Миссис Беннет еще долго чопорно обнимала и неловко пожимала руку знакомой, в тысячный раз благодарив ее за доброту и внимательность к любимому внуку. Уильям более сдержанно попрощался с доктором и спустился с крыльца, все время опасливо погладывая на тыкву, которая, словно ехидно следила за ним своими еще не вырезанными глазами. Видимо, Дэвид поведал ей о сегодняшнем спектакле, изрядно всё приукрасив в свою пользу.

Солнце было уже перпендикулярно прогретой земле. Стоял знойный июньский полдень. Горожане лениво выползали из отдыхающих в тени пышных деревьев коттеджей. Кто-то упрямо выкорчёвывал проворные сорняки из идеального сочного газона, кто-то монотонно подкрашивал голубую изгородь, отчего химозный запах расплывался во все стороны улицы. Как только дом Оунов скрылся из виду, бабушка выложила заключение психотерапевта мальчику:

- С тобой все хорошо, милый! Саммер ошибаться не может, она же лучший доктор во всем Мэне. Никаких лекарств! Абсолютно! – всплеснула руками женщина, заглянув в лицо неподдельно радостно улыбающемуся внуку. - Я так счастлива, Уильям! Так счастлива! - здесь она не сдержала своих накативших комом эмоций и в порыве любви нежно прижала к себе внука. - Сегодня на ужин … лазанья!

Джиллиан Беннет еще что-то восторженно рассказывала ребенку, про то, как он понравился Миссис Оун своей воспитанностью и умом и еще много, много всего расчудесного. Впрочем, Уильям не слушал.

- Бабушка? - вдруг вынырнув из своих раздумий, обратился к женщине наш герой.

- Да, Уильям?

- Называй меня Билли… - слишком серьезно заявил малыш, смотря в поблескивающие от выступивших слез счастья родные глаза.

- Ох, милый…хорошо! А с чего такая перемена? - сердечно удивилась бабуля, подняв обе седые аккуратные брови и собрав на лбу несколько кривых складок.

- Мне так больше нравится.

Бен Купер выдворил из своего кабинета очередного надоедливого свидетеля Иегова. Саммер Оун приняла две таблетки сильного обезболивающего и рухнула на скрипучий кухонный диван. Дэвид пристально наблюдал из окна своей комнаты за удаляющейся парочкой. Мэри Беннет устало слезла с изрядно вспотевшего раскрасневшегося от возбуждения Тома. Кошка Душечка блевала темной массой возле помойки далеко-далеко от своего дома. Некто, пристально наблюдавший за всей этой процессией, удовлетворенно усмехнулся.

Все идет так, как нужно.

[1] «Грязный Гарри» — полицейский фильм с Клинтом Иствудом в главной роли, выпущенный на экраны США в 1971 году. Речь идет об инспекторе Каллахане по прозвищу «Грязный Гарри», который известен своими эффективными методами работы с преступностью.

[2] Budweiser — пиво низового брожения, светлый лагер, один из самых популярных сортов пива на рынке США. Производилось еще с 1800-х годов.

⇐ Предыдущая 12