Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Часть III 13 страница



Служанка не любила носить полотенца Грутасу в ванную, но он всегда звал ее и требовал этого. И ей приходилось идти туда, но вот смотреть она была не обязана. Ванная комната Грутаса была сплошь из белого кафеля и нержавеющей стали, с огромной, свободно поставленной ванной, с парилкой с дверью из матового стекла и с душевой кабиной, размещавшейся рядом с парилкой.

Грутас лежал в ванне. Женщина, которую он привез сюда из плавучего дома, где ее держали насильно, брила ему грудь безопасной бритвой, какой пользуются в тюрьмах, с лезвием, запиравшимся на замок. Одна щека у нее распухла. Служанке не хотелось встречаться с ней глазами.

Душевая была вся белая, как сурдокамера, в ней легко могли бы уместиться четверо. В ней была чрезвычайно интересная акустика — стены отражали малейший звук. Ганнибал даже слышал, как хрустят волосы на голове, касаясь белого кафельного пола, на котором он лежал. Укрытый парой белых полотенец, он был почти невидим из парилки, если взглянуть сквозь матовое стекло двери. Лежа под полотенцами, он слышал собственное дыхание. Это было точно так, как тогда, когда он лежал, завернутый в ковер вместе с Микой. Но вместо аромата ее теплых волос он сейчас чувствовал запах пистолета — ружейное масло, латунь патронных гильз и порох.

До него доносился голос Грутаса, но лица его он еще не видел, разве что в бинокль. Тембр его голоса не изменился, и в нем звучала все такая же скука и насмешка, предшествующая удару кулаком.

— Согрей мне халат, — приказал Грутас служанке. — После ванны я посижу в парилке. Включи ее.

Она отворила дверь в парную и открыла кран. В совершенно белой парилке единственным другим цветом был красный — красные деления на таймере и термометре. Они имели вид корабельных приборов с достаточно крупными цифрами, чтобы их было видно в насыщенном паром воздухе. Минутная стрелка таймера уже двигалась по циферблату к красной пограничной линии.

Грутас заложил руки за голову. Стала видна татуировка под мышкой — эсэсовские молнии. Он напряг мышцы и на мгновение подпрыгнул:

— Бум! Donnerwetter! [78]

Он рассмеялся, когда пленная женщина отпрянула назад.

— Не-е-ет, я тебя больше бить не буду. Теперь ты мне нравишься. Мы тебе вставим новые зубы, такие, которые на ночь можно класть в стакан, чтоб не мешали.

Ганнибал прошел через стеклянную дверь и вступил в клубы пара, подняв пистолет и направив его Грутасу в сердце. В другой руке он держал бутылку со спиртом-ректификатом.

Ладони Грутаса издали скрип, когда он стал вылезать из ванны, и женщина скользнула в сторону еще до того, как поняла, что за ее спиной стоит Ганнибал.

— Рад видеть вас здесь, — сказал Грутас. Он посмотрел на бутылку в надежде, что Ганнибал пьян. — Я всегда считал, что за мной числится кое-какой должок.

— Мы обсудили это с Милко.

— И что?

— Мы пришли к определенной договоренности.

— Деньги, конечно! Я послал с ним деньги для вас. Он их вам передал? Вот и отлично!

Ганнибал в это время говорил женщине, не глядя в ее сторону:

— Намочите полотенце в ванне. Потом сядьте в углу и закройте лицо полотенцем. Давайте! Намочите полотенце!

Женщина опустила полотенце в воду и отступила в угол.

— Убей его! — сказала она.

— Я так долго ждал, чтобы увидеть наконец ваше лицо, — сказал Ганнибал. — Я мысленно прикладывал ваше лицо ко всем мерзавцам, которых когда-либо бил. Мне казалось, что вы должны быть крупнее.

В спальню с халатом в руках вошла служанка. Через открытую дверь ванной ей был виден ствол пистолета с глушителем. Она задом выбралась из спальни, ее шлепанцы не издали ни звука на покрытом ковром полу.

Грутас тоже смотрел на пистолет. Это был пистолет Милко. У него сбоку на корпусе имеется затворная задержка, чтобы стрелять с глушителем. Если юный Лектер не знает об этом, у него есть только один выстрел. Потом ему придется возиться с пистолетом.

— Вы видели вещи, которые я собрал у себя в доме, Ганнибал? Вот они, возможности, которые дает война! Вы привычны к изящным вещам, и вы можете их забрать. Мы с вами очень схожи. Мы — Новые Люди, Ганнибал. Вы, я — сливки нового общества, мы всегда будем сверху, всегда будем на плаву! — Он поднял с воды клок мыльной пены, чтобы показать, как они останутся на плаву, имея целью приучить юного Лектера к этому движению.

— Солдатские медальоны не плавают! — Ганнибал швырнул медальон Грутаса в ванну, и тот, как упавший листок, опустился на дно. — А вот спирт плавает! — И Ганнибал бросил бутылку, она разбилась о кафель над головой Грутаса, облив ему голову и плечи жгучей жидкостью и осыпав осколками стекла. Ганнибал достал из кармана зажигалку «Зиппо», чтобы поджечь Грутаса. Когда он со щелчком откинул крышку, Мюллер приставил ему к уху свой пистолет.

Гассман и Дитер с обеих сторон ухватили Ганнибала за руки. Мюллер заставил Ганнибала поднять ствол его пистолета к потолку и выдернул оружие у него из ладони. И сунул себе за пояс.

— Не стрелять! — предупредил Грутас. — А то кафель повредите. Я хочу с ним немного побеседовать. Потом он может сдохнуть в ванне, как его сестрица.

Грутас вылез из ванны и встал на полотенце. Сделал знак женщине, теперь в отчаянии готовой на что угодно, лишь бы услужить. Она обрызгала его обритое тело сельтерской водой, а он поворачивался, расставив руки в стороны.

— Вы знаете, что чувствуешь, когда тебя обрызгивают газировкой? — спросил Грутас. — Чувствуешь себя родившимся заново. Я сейчас весь как новенький, в новом мире, в котором для вас места нету. Не верю, что вы сумели сами убить Милко.

— Кое-кто оказал мне содействие, — сказал Ганнибал.

— Держите его над ванной и режьте, когда я скажу.

Трое мужчин силой заставили Ганнибала опуститься на пол и наклонили его над ванной, так что его голова и шея оказались над водой. Мюллер достал выкидной нож и приставил кончик лезвия к горлу Ганнибала.

— Посмотрите на меня, граф Лектер, мой принц, поверните головку и посмотрите на меня, напрягите посильнее шею и горло, и вы быстренько истечете кровью. Особенно больно не будет.

Через дверь парилки Ганнибалу была видна стрелка таймера, рывками передвигающаяся по циферблату.

— Скажите-ка мне вот что, — продолжал Грутас. — Вы скормили бы меня маленькой девочке, если б она умирала от голода? Ведь вы же любили ее, а?

— Несомненно.

Грутас улыбнулся и потрепал Ганнибала по щеке.

— Вот вам и ответ. Вы сами сказали. Любовь! Я тоже себя люблю ничуть не меньше. И не собираюсь просить у вас прощения. Вы потеряли сестру на войне. — Грутас рыгнул и засмеялся. — Это мой комментарий к сказанному. Вы ищете сочувствия? Найдете его в словаре между словами «сифилис» и «сука». Режь его, Мюллер. Это последнее, что вы слышите в своей жизни — я скажу вам, что вы сделали, чтобы выжить. Вы…

От взрыва ванная заходила ходуном, раковина сорвалась со стены, из труб хлынула вода, и свет погас. Прижатый к полу Ганнибал с силой вырывался, Мюллер, Гассман и Дитер навалились на него, в свалку попала и женщина. Нож воткнулся Гассману в руку, он заорал и разразился проклятиями. Ганнибал сильно ударил кого-то локтем в лицо, вскочил на ноги, сверкнуло пламя — это выстрелил пистолет, — и осколки кафеля полетели в лицо. Из пролома в стене клубами тянулся дым, густой дым. По кафельному полу скользнул упавший пистолет, за ним метнулся Дитер. Грутас поднял пистолет, женщина бросилась на него, вонзив ногти ему в лицо, и он дважды выстрелил ей в грудь. Полностью выпрямившись и видя поднимающийся ствол пистолета, Ганнибал ударил Грутаса по глазам мокрым полотенцем. Дитер навалился на него сзади, Ганнибал прыгнул назад, сбивая его с ног и валясь на него сверху, и почувствовал, как Дитер ударился почками о край ванны и отпустил его. Теперь на Ганнибала насел Мюллер и, прежде чем он успел подняться, попытался ткнуть его большими пальцами в горло. Ганнибал боднул Мюллера в лицо, просунул руку между их телами, нащупал пистолет, заткнутый за пояс Мюллера, и нажал на спусковой крючок, не вытаскивая пистолет из штанов Мюллера. Огромный немец с воплем скатился с него, и Ганнибал выскочил из ванной с пистолетом в руке. В темной спальне ему пришлось притормозить, потом он быстро выбрался в коридор, весь заполненный дымом. Он поднял с полу ведро, брошенное служанкой, и пошел с ним дальше. Позади него грохнул еще один выстрел.

Охранник у ворот выскочил из сторожки и был уже на полпути к дому.

— Тащи воды! — заорал Ганнибал и сунул ему ведро, когда он оказался рядом. — Я за пожарным шлангом! — Он бегом спустился по подъездной дорожке и при первой же возможности свернул в лес. Позади слышались крики. Вверх по склону холма, к саду. Быстро восстановил зажигание мотоцикла, нащупав в темноте спрятанную клемму.

Снять со скорости, приоткрыть газ, и по стартеру — кик! кик! кик! Мотор фыркнул. Еще раз — кик! «БМВ» с ревом проснулся к жизни, и Ганнибал пулей вылетел из кустов и помчался по тропе между деревьями, повредив о пень один из глушителей, потом вылетел на дорогу, грохоча во тьме и оставляя за собой хвост искр от провисшего глушителя, бьющегося о мостовую.

Пожарным пришлось работать до поздней ночи, заливая пылающие угли в фундаменте дома Грутаса и направляя потоки воды в дыры в стенах. Грутас стоял на краю сада, вокруг столбами поднимались пар и дым, а он смотрел в сторону Парижа.

У этой студентки-медички были темно-рыжие волосы и красновато-карие глаза, примерно такого же цвета, как у Ганнибала. Когда он отступил от фонтанчика с питьевой водой в коридоре медицинского факультета, чтобы дать ей напиться первой, она приблизила к нему лицо и обнюхала его.

— Когда это ты начал курить?

— Я уже пытаюсь бросить.

— Ты себе все брови сжег!

— Неудачно разводил огонь в плите.

— Если ты так неосторожен с огнем, тебе следует перестать самому готовить! — Она послюнила палец и пригладила ему бровь. — Мы с соседкой по комнате нынче готовим тушеное мясо, там его полно, так что если…

— Спасибо. Правда, большое спасибо, только у меня встреча назначена…

В письме леди Мурасаки он спрашивал, можно ли ему ее навестить. В цветочной лавке он обнаружил веточку глицинии и послал ее вместе с письмом, чуть завядшую — в знак униженного раскаяния. Ее записку с приглашением прийти сопровождали две веточки — барвинка и сосны с миниатюрной шишкой. Сосну так просто не посылают. Сосна открывает множество возможностей, волнующих и безграничных.

Poissonnier[79] не подвел леди Мурасаки. Он прислал ей четырех превосходных морских ежей, в холодной морской воде, доставленных прямо из их родной Бретани. Мясник из соседней лавки достал ей «сладкого мяса»[80], уже вымоченного в молоке и спрессованного между двумя тарелками. Еще она зашла в кондитерскую «Фошон» за фруктовыми пирожными и напоследок купила целую сетку апельсинов.

Потом остановилась перед цветочным магазином. Сумки были уже полны. Нет, Ганнибал, конечно же, сам принесет цветы.

 

Ганнибал и впрямь принес цветы. Тюльпаны и лилии из Касабланки в обрамлении папоротников — букет был высоким и искусно уложенным, он торчал вверх, закрепленный на заднем сиденье мотоцикла. Две молодые женщины, переходившие улицу, сообщили ему, что букет выглядит как петушиный хвост. Он подмигнул им и, как только на светофоре включился зеленый свет, с ревом умчался прочь, ощущая необычайную легкость в груди.

Мотоцикл он поставил в переулке рядом с домом леди Мурасаки и, завернув за угол, пошел ко входной двери с цветами в руках. Он как раз здоровался с консьержкой, когда Попиль и двое здоровенных полицейских вышли из-за угла и схватили его. Попиль забрал у него цветы.

— Это вовсе не для вас, — заметил Ганнибал.

— Вы арестованы, — заявил Попиль. Когда Ганнибалу надели наручники, Попиль сунул букет ему под мышку.

 

В своем кабинете на набережной Орфевр инспектор Попиль оставил Ганнибала в одиночестве и заставил его ждать полчаса в атмосфере полицейского участка. Когда он вернулся, то обнаружил, что молодой человек устанавливает последний цветок в кувшине для воды, стоявшем на столе Попиля.

— Как вам это нравится? — спросил Ганнибал.

Инспектор Попиль ударил его небольшой резиновой дубинкой, и он упал.

— Как вам это нравится? — спросил Попиль.

Более крупный из двоих полицейских вошел следом за Попилем и встал над Ганнибалом.

— Отвечайте на мой вопрос! Я спросил — как вам это нравится?

— Это более честно, чем ваше рукопожатие. По крайней мере дубинка чистая.

Попиль достал из конверта два солдатских медальона, надетых на шнурок.

— Это нашли в вашей комнате. Этим двоим были в Нюрнберге предъявлены обвинения, хотя сами они не найдены. Вопрос: где они?

— Не знаю.

— Вы не хотите увидеть, как их повесят? Палач пользуется английским методом повешения — «длинным прыжком», но недостаточно длинным, чтобы им при этом оторвало головы. Он не варит и не растягивает веревку. Так что они некоторое время еще дергаются. Это должно быть в вашем вкусе.

— Господин инспектор, вы ничего не знаете о моих вкусах.

— Правосудие вам ни к чему, вам непременно надо самому их убить, да?

— А вам непременно надо при сем присутствовать, не так ли, господин инспектор? Вы всегда наблюдаете, как их казнят. Это в вашем вкусе. Как вы полагаете, мы могли бы побеседовать с глазу на глаз? — Он достал из кармана измазанную кровью записку, завернутую в целлофан. — Вам тут письмецо от Луи Ферра.

Попиль сделал полицейскому знак выйти из кабинета.

— Когда я срезал одежду с тела Луи, то обнаружил это письмо, адресованное вам. — И он вслух прочел ту часть текста, что была выше сгиба: — «Инспектор Попиль, зачем вы мучаете меня вопросами, на которые и сами не в состоянии ответить? Я видел вас в Лионе». И так далее. — Ганнибал передал письмо Попилю. — Если хотите развернуть, не бойтесь, оно уже сухое. И не пахнет.

Письмо зашуршало, когда Попиль его развернул, и из него посыпались темные хлопья. Закончив читать, инспектор сел, прижав письмо к виску.

— Хоть кто-то из вашей семьи помахал вам на прощание, когда их увозили на этом пыхтящем поезде? — спросил Ганнибал. — Это ведь вы в тот день распоряжались отправкой?

Попиль отвел руку назад.

— Вам не следует этого делать, — тихо сказал Ганнибал. — Если бы я знал что-то конкретное, разве я стал бы вам об этом говорить? Это вполне уместный вопрос, господин инспектор. Может, вы захотите переправить этих людей в Аргентину.

Попиль закрыл глаза, потом открыл.

— Петэн[81] всегда был моим героем. Мой отец, мои дядья воевали под его командованием в Первую мировую. Когда он создал новое правительство, то сказал нам: «Надо просто поддерживать мир, пока мы не вышвырнем немцев. Виши спасет Францию». А мы уже были полицейскими, нам казалось, что у нас будет точно такая же работа, как и прежде.

— Вы помогали немцам?

Попиль пожал плечами:

— Я поддерживал мир. Может, это было им на руку. А потом я увидел один из этих поездов с депортированными. Тогда я дезертировал и примкнул к Сопротивлению. Мне не очень доверяли, пока я не убил одного гестаповца. Немцы в отместку расстреляли восьмерых крестьян. У меня было ощущение, что это я их убил. И что это за похабная война?! Мы воевали в Нормандии, в лесных зарослях, и щелкали вот этими штуками, чтобы знать, где свои. — Он поднял со стола зажигалку. — Мы помогали союзникам, наступавшим с первых плацдармов. — Он дважды щелкнул. — Это означало «я свой, не стреляйте». Мне наплевать на Дортлиха. Помогите мне найти остальных. Как вы выследили Грутаса?

— Через родственников в Литве, церковных знакомых моей матери.

— Я мог бы задержать вас за использование фальшивых документов на основании одних показаний того заключенного из Френа. Если я вас отпущу, можете поклясться, что сообщите мне все, что узнаете? Богом поклясться?

— Богом? Да, клянусь Господом Богом. У вас есть Библия? — У Попиля в шкафу оказался томик «Pensees»[82]. Ганнибал достал его. — Или мы можем воспользоваться вашим Паскалем.

— Можете поклясться жизнью леди Мурасаки?

Секундное колебание. Потом:

— Да, клянусь жизнью леди Мурасаки. — Ганнибал взял зажигалку и два раза щелкнул.

Попиль протянул ему медальоны, и Ганнибал забрал их.

 

Когда Ганнибал вышел из кабинета, туда заглянул помощник Попиля. Попиль махнул рукой в окно, и когда Ганнибал покинул здание, за ним последовал агент в штатском.

— Он что-то знает. У него ресницы обгорели. Посмотрите сообщения обо всех пожарах в Иль-де-Франс за последние три дня, — сказал Попиль помощнику. — Когда он приведет нас к Грутасу, я хочу привлечь его к суду за того мясника, которого он убил, когда был мальчишкой.

— Почему за мясника?

— Это преступление несовершеннолетнего, Этьен, совершенное в состоянии аффекта. Мне не нужно, чтобы его засудили. Я хочу, чтобы его признали невменяемым. А в психушке его поизучают и попытаются выяснить, что он собой представляет на самом деле.

— А вы как думаете, что он такое?

— Маленький мальчик Ганнибал Лектер умер в 1945 году, там, в снегу, в Литве, пытаясь спасти свою сестру. Его сердце умерло вместе с Микой. Чем он стал теперь? Такого определения нет ни в одном языке. И за отсутствием более точного термина я бы назвал его монстром.

В многоквартирном доме на площади Вогезов, где жила леди Мурасаки, в комнатке консьержки было темно. Двустворчатая голландская дверь[83] с матовым стеклом была закрыта. Ганнибал прошел в здание, воспользовавшись собственным ключом, и быстро взбежал по лестнице.

Консьержка сидела в кресле в своей комнатке. Перед ней на столике была разложена почта — каждому жильцу по отдельности, словно она раскладывала пасьянс. Тросик велосипедного замка был почти незаметен, глубоко впившись в мягкую плоть ее шеи. Язык вывалился наружу.

Ганнибал постучал в дверь леди Мурасаки. Он слышал, что внутри звонит телефон. Звук звонка показался ему странно резким. Он сунул ключ в замок, и дверь распахнулась. Он пробежал через всю квартиру, повсюду заглядывая, его всего передернуло, когда он распахнул дверь в ее спальню, но там тоже было пусто. Телефон все продолжал звонить. Он взял трубку.

В кухне «Восточного кафе» стояла клетка с овсянками, дожидавшимися, когда их утопят в арманьяке и обдадут кипятком из большой кастрюли, стоявшей на плите. Грутас ухватил леди Мурасаки за шею и придвинул ее лицом поближе к кипящей в кастрюле воде. В другой руке он держал телефонную трубку. Руки ей связали за спиной. Мюллер придерживал ее сзади за плечи.

Услышав в трубке голос Ганнибала, Грутас сказал в микрофон:

— В продолжение нашего разговора, Ганнибал. Хочешь увидеть свою япошку живой?

— Да.

— Послушай ее голос и попробуй определить, на месте ли еще ее щеки.

Что это за посторонний звук там слышится, за голосом Грутаса? Кипящая вода? Ганнибал не мог определить, насколько этот звук реален; он не раз слышал в своих снах, как кипит вода.

— Поговори со своим юным хахалем!

— Дорогой мой, не вздумай… — успела произнести леди Мурасаки, прежде чем ее отдернули от трубки. Она забилась в захвате Мюллера, и они врезались в клетку с овсянками. Птички заверещали и забились.

Грутас поднес трубку ко рту и сказал Ганнибалу:

— Дорогой мой, ты уже убил двоих за свою сестру и взорвал мой дом. Предлагаю тебе обмен: жизнь за жизнь. Привези мне медальоны, все, что собрал Кухарь, все до последней траханой мелочи. А то мне хочется заставить ее поорать.

— Где…

— Заткнись и слушай. Тридцать шестой километр по дороге в Трильбарду, там есть телефонная будка. Будь там на рассвете и жди звонка. Если тебя там не окажется, получишь ее щечки по почте. Если я увижу Попиля или любого другого полицейского, получишь в посылке ее сердце. Может, оно тебе пригодится в твоих анатомических изысканиях. Покопаешься в его желудочках и предсердиях, может, обнаружишь там свое лицо. Ну так что, жизнь за жизнь?

— Жизнь за жизнь, — ответил Ганнибал. Телефон отключился.

Дитер и Мюллер отвели леди Мурасаки к фургону, стоявшему возле кафе. Кольнас сменил номерные знаки на машине Грутаса.

Грутас открыл багажник и достал оттуда русскую снайперскую винтовку. Передал ее Дитеру.

— Кольнас, принеси банку, — громко сказал он, желая, чтобы услышала леди Мурасаки.

Он смотрел ей в лицо голодными глазами, пока отдавал распоряжения.

— Возьми машину. Застрели его в этой телефонной будке, — велел он Дитеру и вручил ему банку. — А его яйца привези в наш плавучий дом. Он будет стоять у причала ниже Немура.

 

Ганнибалу не хотелось выглядывать в окно: агент Попиля, наверное, сейчас наблюдает за ним. Он пошел в спальню. На минуту присел на кровать и закрыл глаза. Посторонний звук все еще шумел у него в ушах. Чирк-чирк. Прибалтийский акцент овсянок.

Простыни на постели леди Мурасаки были из льняного полотна и пахли лавандой. Он зажал их в кулаках, прижал к лицу, потом содрал их с постели и быстро намочил в ванне. Протянул через гостиную веревку для белья и повесил на нее кимоно, потом установил на полу фен и включил его. Фен медленно вращался, раздувая кимоно и колебля его тень на прозрачных гардинах.

Встав перед самурайским доспехом, он поднял клинок кинжала танто и впился взглядом в маску дайме[84] Дато Масамуне.

— Если можете ей помочь, помогите ей сейчас.

Он надел на шею шнурок от кинжала и опустил клинок себе за воротник, за спину.

Потом Ганнибал скрутил жгутом и связал мокрые простыни, сделав из них подобие веревки, на каких вешаются в тюрьме. Когда он завершил свои труды, простыни свешивались с террасы в переулок, не доставая до мостовой футов пятнадцати.

Спуск занял довольно долгое время. Когда он выпустил из рук конец простыни, последовавший полет, как ему показалось, продолжался еще дольше. Удар о землю острой болью отозвался в пятках.

Он вывел мотоцикл из переулка позади дома, выбрался на параллельную улицу, отпустил сцепление и взлетел в седло, когда мотор заработал. Ему нужно было время, чтобы успеть забрать спрятанный пистолет Милко.

В вольере возле входа в «Восточное кафе» завозились овсянки, недовольные ярким светом луны. Тент над внутренним двориком был свернут, зонтики сложены. В обеденном зале было темно, но в баре и на кухне еще горел свет.

Ганнибалу было видно, как Эркюль моет пол в баре. У стойки на барном табурете сидел Кольнас с книгой заказов в руках. Ганнибал сделал шаг, еще больше углубившись назад, в тень, ударил по стартеру мотоцикла и поехал прочь, не включая свет.

Последние четверть мили до дома на улице Жулиан он прошел пешком. На подъездной дорожке стоял припаркованный «ситроен» самой дешевой модели; водитель в последний раз затягивался окурком сигареты. Ганнибал видел, как окурок, описав дугу, рассыпался искрами на мостовой. Водитель устроился поудобнее на своем сиденье, откинув назад голову. Скорее всего уснул.

Из кустов возле кухонного окна Ганнибал мог заглянуть внутрь дома. Мадам Кольнас прошла мимо окна, разговаривая с кем-то слишком маленького роста, чтобы его было видно. Занавешенные окна были открыты, пропуская внутрь теплый воздух. Дверь с сеткой, ведущая в кухню, открывалась в сад. Клинок танто легко вспорол сетку и поднял крючок запора. Ганнибал вытер ноги о коврик и вошел в дом. Кухонные часы, казалось, тикали очень громко. Из ванной доносился звук текущей воды и плеск. Он миновал дверь в ванную, держась ближе к стене, чтобы не скрипели половицы под ногами. Было слышно, как мадам Кольнас разговаривает в ванной с ребенком.

Следующая дверь была приоткрыта. Ганнибал разглядел внутри полки с игрушками и большого плюшевого слона. Он заглянул в комнату. Две кровати. Катерина Кольнас спала на ближней, щекой на подушке, прижав большой палец ко лбу. Было видно, как на виске в такт пульсу пульсирует жилка. Он слышал, как стучит ее сердце. На ее запястье был браслет Мики. Он заморгал от мягкого света прикроватной лампы. Он слышал дыхание ребенка. Он слышал голос мадам Кольнас, доносящийся через коридор. Едва слышимые звуки на фоне чудовищного рева у него в душе.

— Вылезай, толстячок, пора вытираться, — сказала мадам Кольнас.

 

Плавучий дом Грутаса, весь черный, как мрачные предсказания пророка, был причален к набережной и окутан стелющимся слоями туманом. Грутас и Мюллер ввели леди Мурасаки, связанную и с кляпом во рту, по сходням на борт, а затем вниз по трапу, расположенному в задней части надстройки. Грутас пинком распахнул дверь в свой «тренировочный зал» на нижней палубе. Посредине его стояло кресло, под ним валялась окровавленная простыня.

— Извините, ваша комната не совсем готова. Сейчас вызову обслугу. Ева! — Он прошел по коридору в следующую каюту и открыл ее дверь. Три женщины, прикованные к своим койкам, подняли на него глаза, полные ненависти. Ева собирала в кучу их перепачканные шмотки.

— Иди сюда!

Ева прошла в «тренировочный зал», держась подальше от Грутаса. Подняла с пола окровавленную простыню и расстелила под креслом чистую. Хотела было унести испачканную, но Грутас приказал:

— Оставь ее здесь. Сверни и положи так, чтобы она ее видела.

Грутас и Мюллер привязали леди Мурасаки к креслу. Потом Грутас велел Мюллеру уйти. А сам уселся в шезлонг, стоявший у переборки, и расставил ноги, почесывая себе ляжки.

— Ты хоть представляешь, что тебя ждет, если ты не доставишь мне удовольствия? — спросил он.

Леди Мурасаки прикрыла глаза. Она почувствовала, как плавучий дом завибрировал и тронулся в путь.

 

Эркюль два раза выходил из кафе с мусорными баками. Потом отпер замок своего мотоцикла, завел его и уехал.

Свет его заднего фонаря был еще виден, когда Ганнибал просочился в кухонную дверь. С собой он нес что-то громоздкое, упрятанное в окровавленную сумку.

Кольнас вошел в кухню со своей книгой заказов в руках. Отворил дверцу дровяной печки, сунул в огонь несколько накладных и поворошил угли кочергой.

Стоя позади него, Ганнибал сказал:

— Герр Кольнас в окружении мисок и плошек.

Кольнас резко обернулся — позади стоял Ганнибал, прислонившись к стене, в одной руке бокал вина, в другой — пистолет.

— Что вам нужно? Мы уже закрылись.

— Кольнас в кухонном раю. Окружен сплошными плошками. Вы носите свой солдатский медальон, герр Кольнас?

— Меня зовут Клебер, я гражданин Франции, я сейчас вызову полицию!

— Давайте я ее вызову. — Ганнибал поставил бокал и поднял телефонную трубку. — Не возражаете, если я соединюсь с Комиссией по военным преступлениям? За звонок я заплачу.

— Гребаный урод! Звони кому хочешь! Да-да, можешь им звонить, я вполне серьезно! Или я сам позвоню. У меня все бумаги в порядке. И друзья имеются!

— А у меня имеются дети. Ваши.

— И как это следует понимать?

— Я их обоих взял. Я был в вашем доме на улице Жулиан. Зашел в комнату, где сидит большой плюшевый слон, и забрал их обоих.

— Ложь!

— Бери ее, она все равно вот-вот подохнет, это ваши слова. Помните? Когда вы тащились за Грутасом с плошкой в руках. Я вам кое-что привез, для вашей печки, — продолжил Ганнибал. Он нагнулся и рывком поднял на стол окровавленную сумку. — Мы можем заняться готовкой вместе, как в былые времена. — Он бросил на кухонный стол браслет Мики. Тот сделал по столу несколько кругов и упал.

Кольнас издал придушенный хрип. Он не мог заставить себя прикоснуться к сумке, руки тряслись, но потом все же раскрыл ее, разорвал окровавленную упаковочную бумагу, открыв мясо и кости.

— Отличный ростбиф, герр Кольнас. И дыня в придачу. Я их прикупил на «Les Halles»[85]. Ну, что вы сейчас чувствуете?

Кольнас бросился на него через стол, пытаясь вцепиться Ганнибалу в лицо окровавленными руками, но потерял равновесие, слишком наклонившись над столешницей, и Ганнибал сбил его на пол и ударил рукоятью пистолета в основание черепа, не слишком сильно. И свет померк в глазах у Кольнаса.

 

Лицо Ганнибала, испачканное кровью, выглядело таким же демоническим, как страшные рожи из его снов. Он плеснул водой в лицо Кольнасу, и тот открыл глаза.

— Где моя Катерина, что ты с ней сделал?! — завопил Кольнас.

— Она в безопасности, герр Кольнас. Вся такая розовенькая и чистенькая — просто в отличном состоянии. Можно видеть, как пульсирует жилка у нее на виске. Я отдам ее тебе, когда ты вернешь мне леди Мурасаки.

— Если я это сделаю, меня убьют.

— Ну нет. Грутас будет арестован, а я скажу, что тебя не помню. Это твой единственный шанс — так что действуй ради собственных детей.

— Откуда мне знать, что они еще живы?

— Клянусь душой моей сестры. Можешь услышать их голоса. Они в полной безопасности. Помоги мне, или я убью тебя, и твои дети подохнут с голоду. Где Грутас? Где леди Мурасаки?

Кольнас сглотнул, давясь кровью.

— У Грутаса есть плавучий дом, такое речное судно, он плавает по рекам и каналам. Сейчас он на канале Луан, к югу от Немура.

— Как называется судно?

— «Кристабель». Ты дал мне слово! Где мои дети?

Ганнибал поднял Кольнаса на ноги. Снял трубку с аппарата, стоявшего возле кассы, набрал номер и передал трубку Кольнасу.

В первый момент Кольнас даже не узнал голос собственной жены, потом закричал:

— Алло! Алло! Астрид? Где дети?! Дай трубку Катерине, дай ей трубку!

Пока Кольнас слушал удивленный, заспанный голос ребенка, выражение его лица менялось. Сперва облегчение, потом странное отсутствие всякого выражения, а рука его тем временем тянулась к револьверу, спрятанному на полке за кассой. Плечи его опустились.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.