ПИСЬМА. КОНЕЦ ПЕРВОГО ДЕЙСТВИЯ

_______________________________________________________________________

Вася. Саныч, я ничего не понимаю.

Саныч. Ну, давай погутарим, летун. Что непонятно?

Вася. Ну, ничего же не изменилось. Крылья есть, конечно, но тут же все, как и было. Дом, как дом, деревня, как деревня. Кажется, что пройти километров пять – будет автобусная остановка. И до райцентра.

Саныч. Вот, уже неправильно. Какой может быть у рая центр? У рая нет центра. А ты – рай-центр… И автобусов у нас нет.

Вася. Ну я ж не в этом смысле. Я к тому, что тут все, как там, на земле…

Саныч. На Свободе.

Вася. На Свободе. Ну ничего ж не поменялось. Дом обычный, лавка, дрова рубим…

Саныч. Тебе не нравится?

Вася. Нравится. Но куда жить-то? Вот на земле…на Свободе то есть, было понятно – живешь, работаешь. И понимаешь – рано или поздно что-то еще будет…

Саныч. Вот поэтому мы то, что на земле было, Свободой и называем. Здесь же тоже земля. Хорошая земля. Плодородная. Только на той земле ты чего-то ждал, а тут не ждешь. Или не знаешь, чего ждать. Я на народ здешний смотрел – может, произойдет что-нибудь с кем-то. А не происходит. Вот, с тех пор и живу. Летаю туда-сюда.

Вася. А как это получается у тебя, Саныч?

Саныч. Не знаю. Хочу – и летаю.

Вася. А у меня не получится?

Саныч. Ты крыльями двигать сначала научись, а там посмотрим.

Вася. А убежать отсюда нельзя?

Саныч. Куда убежать?

Вася. Куда-нибудь.

Саныч. Куда хочешь – туда и убегай. Тут места много.

Вася. Нет, а на Свободу?

Саныч. Нельзя.

Вася. А ты пробовал?

Саныч. А как попробовать? Куда? Тут над головой такое же небо. А за ним такой же космос – огромный, большой. Был тут один товарищ. Все не устраивало его тут. Собрал толпу народа, говорит – «Я понял! Мы на другой планете! Я – бывший астроном – выведу вас на Свободу через небо, по звездам. Кто со мной? » Много народу с ним подорвалось. Собрались, еды какой-то запасли – и в небо,

Вася. Долетели?

Саныч. Долго лететь-то было. Холодно там – это во-первых. Еда закончилась – это во-вторых. Хошь ангел умереть и не может, а в голоде да холоде по космосу лететь – это, знаешь, долго не выдержишь. Некоторые, как в космосе оказались, сразу же обратно развернулись. Страшно там, темно. И в ушах звук этот все время… Ну, да ладно. Остальные дальше полетели. Через некоторое время еще часть откололась. Вернулись. А те, кто остались, дальше полетели.

Вася. Долетели?

Саныч. Не думаю. Свобода – она же не в космосе. Она там, где тебе, да мне уже никогда не побывать.

Вася. Так что же, те ангелы в космосе теперь летают?

Саныч. Летают, наверное. Если в рассудке еще остались. Ангел он ведь тож не железный, рассудком вполне может повредиться.

Вася. Саныч, а ты в Бога веришь?

Саныч. Нет. Бога нет.

Улетает.

_______________________________________________________________________

Тоха. Серега, ты гляди!

Серега. Что такое?

Тоха. Гляди, что есть!

Серега. Ну, семена какие-то зеленые…

Тоха. Это знаешь что?

Серега. Что?

Тоха. Это дурь лютая! Соображаешь? Только сейчас вспомнил!

Серега. Что вспомнил?

Тоха. Ну, понимаешь, у нас на Свободе старшина был очень строгий. Если кого пьяного или накуренного обнаруживал, изводил нарядами. Проверки все время. А какой солдатик без ста грамм и папироски зеленой? Вот и прятали по-хитрому. Так ты представь – я только сейчас нычку свою нашел. На Свободе хорошо спрятал. Проросла. Парник делать буду. Сажать буду. Выращивать буду. Курить будем.

Серега. Тоха! Ты когда успокоишься вообще?

Тоха. Не успокоюсь я. Я пока вкусно не покурю, успокоиться не смогу. Меня из-за курева пришибло. Поэтому я и тут курить должен. Саныч не хочет табачку притаранить, так я дурь буду курить. В облака забираться буду, туман пущать.

Серега. Как это - из-за курева пришибло?

Тоха. А нам в свое время на пост табачку хорошего солдатики дембельнутые попуткой закинули. У них сигарет много было – что с собой-то обратно волочь? Такие крепкие-крепкие сигареты без фильтра. С буквами французскими. И вот пошел я вечером на звезды смотреть, курить красиво. Все говорили – прикрывай огонек рукой, снайпер может сбить. И я всегда прикрывал. А в этот раз задумался и не прикрыл.

Серега. А ты с кем воевал?

Тоха. А не знаю… Нам сказать забыли, а мы спрашивать не стали…

Серега. А ты зачем на войну пошел?

Тоха. Ну, сказали… Я и пошел.

Серега. Зачем пошел?

Тоха. Ну, сказали, не понимаешь, что ли?

Серега. Не понимаю. Ты туда хотел идти?

Тоха. Не хотел.

Серега. А зачем пошел?

Тоха. Ну, сказали.

Серега. Кто сказал?

Тоха. Дядьки какие-то. Ну, после школы в военкомат вызвали, говорят – «Иди служить». Я и пошел. Ну, подумал, люди же, на смерть-то не пошлют.

Серега. Так ты же здесь. Значит, на смерть послали.

Тоха. Я ж тебе и говорю: я огонек рукой забыл прикрыть. Меня и убили. Понимаешь? Сам виноват. Понимаешь? Не надо было курить на открытом воздухе. Понимаешь?

Серега. Не понимаю.

Тоха. Глупый ты какой, Серега…

Серега. А кто тебя убил-то?

Тоха. Враги какие-то.

Серега. А ты им что сделал?

Тоха. Ничего.

Серега. Так зачем они тебя убили?

Тоха. Огонек рукой не прикрыл.

Серега. А за это убивают?

Тоха. Ну, меня же убили.

Серега. За огонек?

Тоха. За огонек.

Серега. Дураки.

Тоха. Нет, они как раз молодцы. Это я - дурак.

Серега. Да, ты - дурак.

Тоха. Сам ты дурак.

Серега. Ты же сам только что сказал, что ты - дурак.

Тоха. Я – дурак?

Серега. Ты дурак.

Тоха. Саныч! Саныч!

Появляется Саныч

А он меня дураком обозвал!

Саныч. Дураки.

Улетает.

Пауза.

Тоха. Ну что, пойдем дурь сажать?

Серега. Пойдем, раз дураки, что ж еще делать-то...

Тоха. Парник?

Серега. Парник…

Уходят.

_______________________________________________________________________

ПИСЬМА

Саныч. Совершенно точно знаю, что не долетит.

Тоха. Саныч, прекрати. Вася, читай!

Вася. Дорогая мама! Пишу тебе в надежде, что ты получишь это письмо. Пишу тебе, мама из рая. Хотя я рай и не таким себе представлял. Живем мы здесь дружно. Летать, правда, я пока еще не научился. Но, наверное, скоро научусь, хотя Серега, например уже отчаялся. Говорит, что я дефективный.

Тут в округе почтальон завелся. Летает с сумкой почтальонской, говорит, что долетит до Свободы и все письма передаст. Саныч, правда, говорит, что это очередной сумасшедший и письма писать отказался наотрез, но я пишу: мало ли – вдруг, действительно долетит?

Мама, дорогая мама. Я по тебе скучаю очень, мама. И по Сашке скучаю. Мне без нее очень плохо. Скажи ей, что я никогда ее не забуду.

Мне очень плохо. Забери меня отсюда, мама. Ты же все можешь. Ты же мне всегда помогала. Помоги.

Всегда твой.

Вася, ангел.

Серега. Вась, ты зря так расстраиваешься. Тут, расстраивайся, не расстраивайся – ничего не поможет.

Саныч. Совершенно точно говорю – не получится у вас ничего.

Тоха. Дорогая Нина! Я долго думал, кому написать, и решил, что напишу тебе. Потому что боюсь, что ты паришься. Нин, ты не парься. У меня все нормально, Нин. Тут почтальон у нас один объявился. Говорит, что письма на Свободу передаст. Саныч, правда, говорит, что не дойдет.

Нин, ты не думай, я о тебе не забыл. Ты знаешь, я тут все время вспоминаю, как мы с тобой по улицам вечером гуляли. Ходили, и я все думал, как тебя поцеловать, а ты думала, как сделать так, чтоб я тебя поцеловал. Но вот почему-то не поцеловалось. Почему – не знаю. Глупость какая-то, в общем. Серега меня правильно дураком считает.

Я очень часто думаю, Нин, что, вот если бы мог я как-то все заново прожить, я бы с тобой гораздо больше целовался, чем целовался вот до того, как тут оказался. То есть, я вообще с тобой не целовался, это я себе представляю так иногда. Потому что это же так здорово – целоваться! Потому что тут чего-то про поцелуи думать не очень получается. Тут вообще-то о бабах не очень думается. Не знаю, почему. Прости, баба – это не ты, это я в принципе так пишу о женском населении.

Вкратце о себе: летать научился, чувствую себя нормально, занимаюсь агрономией. Парники научился делать. Выращиваю овощи.

Всегда твой.

Тоха, ангел-фигангел.

P. S. Если кто-нибудь к нам соберется, попроси его с собой «Беломора» взять несколько пачек. Может, найдемся…

Саныч. Не долетит.

Серега. Дорогой товарищ Главный! Пишу тебе, потому что тут письмо передать можно, а мне писать-то некому. Поэтому пишу тебе, хотя Саныч говорит, что не дойдет. Извини, что называю тебя не по должности, но уж больно гадким словом тебя на Свободе называют. Очень на слово «презирвутив» похоже. Ну, однокоренные слова, в общем. Пишу тебе, потому что мне про тебя только очень тревожные какие-то вещи рассказывают. Говорят, ты какие-то глупости постоянно делаешь. Я так не считаю, но тут мужики гутарили – и что-то у вас там не так. Многого я, конечно, не понял. Но страшно почему-то стало. Не об этом думать надо, дорогой товарищ Главный. А ты о какой-то фигне думаешь, товарищ Главный. Вот Тоху, это товарищ мой, например, на войне убило. Вот это почему, я, например, не понимаю совсем. Почему убило, в смысле. А значит, дурак ты просто какой-то, товарищ Главный. Тупой, или просто глупый. Извини, более грубых слов я просто не знаю, хотя, наверное, они есть. Да и злиться я, в принципе, не умею, так как я – ангел. В общем, я про твои дела понимаю отдаленно, но Тоха-то тут при чем? Тебе нравится – ты иди и воюй. А Тоха тут ни при чем. Хотя ему, наверное, уже все равно. Потому что он уже на Свободу никогда не вернется. А ты, товарищ Главный – человек пока что свободный. К нам попадешь – тебе тут много выговорят.

Удачи.

Всегда твой.

Сергей, ангел.

Тоха. А он не обидится?

Серега. Не должен, наверное. Это же просто здоровая критика.

Тоха. Вообще-то правильно ты его приложил, Серега.

Саныч. Не дойдут письма ваши, точно знаю.

Маруся. Мужчины, я тоже письмо написала.

Серега. Прочитаешь?

Маруся. Прочитаю. (разворачивает листочек) Ну, только вы не смейтесь, хорошо? Если будете смеяться, я обижусь и читать больше не буду.

Серега. За Тоху, Васю и особенно за Саныча не отвечаю, а сам смеяться не буду точно.

Маруся. Тогда прочитаю. «Добрый день, дорогой незнакомый мужчина! Пишет тебе Маруся. Если мое письмо попало к тебе, то, значит, почтальон долетел до Свободы, нашел тебя и отдал тебе это письмо, хотя Саныч говорит, что не дойдет. Я не знаю, кто ты, как тебя зовут, очень надеюсь, что ты не папуас какой-нибудь, который это письмо даже прочитать не сможет. Если не сможешь прочитать, тогда отдай это письмо кому-нибудь, кто умеет читать.

Меня зовут Маруся, молодая девушка неопределенного возраста, я очень хотела бы познакомиться с тобой, завязать какую-нибудь переписку. Может, даже я в тебя влюблюсь. Хотя, правда, мы с тобой не увидимся никогда, если ты – папуас. А так – можно греть слабую надежду, что какие-то вещи произойдут.

О себе: очень хорошо готовлю. Красивая. По крайней мере, гораздо краше Саныча, это совершенно точно. Люблю петь и стирать. Но, если что, то всему могу научиться…

Саныч демонстративно ржет.

Ну, все, дальше не буду… Там дальше про то, что неизвестно как называется, а мужчинам этого точно не понять.

Серега. Дочитай, Марусь…

Тоха. Ох, и вредный ты, Саныч!

Вася. А что это такое – «то, что неизвестно как называется»?

Маруся. Мне Тетя Таня все про это рассказала. Это то же самое, что любить Ленина, только немного больше.

Мужики (кроме Саныча, который вообще обалдел) смеются.

Да ну вас!

Убегает. Входит Тетя Таня

Тетя Таня. Вы что девку смущаете?

Саныч. Ты что девке этой наговорила про Ленина какого-то?

Тетя Таня. Не ваше мужское дело. Послушайте лучше. Я письмо написала.

Саныч. И ты туда же? Не дойдет. Точно.

Тетя Таня. Да ты что? А я в стихах. В стихах, может быть, дойдет…

Тоха. Прочитай, Тетя Таня…

Тетя Таня. Теперь стесняюсь. Вдруг не дойдет…

Серега. Саныч, выйди!

Саныч. Что?

Тоха. Большинством голосов просим тебя выйти. Даже Вася «за», хотя он молчит.

Саныч, бормоча что-то сердитое под нос, выходит.

Тоха. Читай, Тетя Таня!

Тетя Таня. Дорогой товарищ Бог!

Ты помог бы, если смог.

…Ну, вот тут про Саныча еще припишу…

Дорогой товарищ Бог!

Ты помог бы, если смог.

Я пишу тебе из рая,

Ничего не понимая,

Ты б приехал на денек,

Да помог бы нам, чем мог.

Рассказал бы нам причину

Нашей грусти и кручины.

Мы мечтаем о Свободе,

Неба тайном небосводе.

Мы хотим понять, зачем

Очень грустно нам тут всем.

Помоги нам, добрый Бог,

Приготовлю я пирог.

Сядем вместе, выпьем чаю,

По Свободе мы скучаем.

Жду тебя в гостях у нас

В день любой, и в каждый час.

Без тебя – одни страданья.

Баба-ангел. Тетя Таня.

Пауза.

Серега. Очень хорошее письмо. Душевное.

Тоха. Тетя Таня, а Бог разве на Свободе живет?

Тетя Таня. Конечно, на Свободе, где же ему еще жить? Бог живет там, где хорошо.

Вася. А я вот что думал… Вот смотрите – например мы жили на Свободе. И знали, что Бог – он где-то там, наверху. А сейчас здесь. И небо тут тоже есть. Может, Бог еще выше?

Серега. С ума сошел? Куда выше-то?

Вася. Нет, ну может здесь тоже жизнь заканчивается?

Тетя Таня. Не заканчивается. Ох, не заканчивается.

Вася. Я Свободу постоянно вспоминаю, хорошо там было. Все мечтаю – как бы хоть посмотреть... Хоть взглянуть, как там…

Серега. Так это очень просто. Только не нужно.

Вася. Это как?

Серега. Да каждый ангел может Свободу увидеть. Только не нужно это. Больно это. Видеть – видишь. Все сразу видишь, а прикоснуться не можешь.

Вася. Не будет мне больно. Обещаю. Серег, расскажи как, а?

Тетя Таня. Вась, не надо, а? Серег, не рассказывай.

Тоха. А чем он хуже нас? Все же пробовали, что скрывать-то.

Тетя Таня. Ай, делайте что хотите!

Серега. Смотри, Вась. Закрываешь глаза и очень-очень сильно хочешь на Свободу. Изо всех сил хочешь…

Вася. Не говори больше, я все понял. (Закрывает глаза. Некоторое время молчит) Ничего не вижу.

Тоха. Оно и к лучшему.

Серега. Значит, не сильно хочешь. Давайте чай пить.

Вася. Нет, подожди! Я сейчас сильнее захочу увидеть.

Закрывает глаза. Долго молчит.

Тетя Таня. Вроде, получилось. А я так надеялась, что не получится…

Входит Саныч.

Саныч. Вы что делаете, а? Вы что? Зачем…

Тоха. Ну, рано или поздно, все об этом узнают, Саныч…

Серега. Ты ж меня сам учил, Саныч.

Вася открывает глаза.

Тетя Таня. Вась, скажи что-нибудь.

Вася. Я видел. Снова ее видел. Там, знаете, там осень сейчас. Там под дождем с зонтом идешь. Там серое небо, и дождь такой моросит не противный. И асфальт черный весь. И шумит что-то. Там камни мокрые. Там запах другой. И по улице – идут, идут. Каждый по-своему идет. В голове у всех мысли разные крутятся. Телефоны звонят, трубки плачут, звонки смеются. Велосипед, это помните как – на велосипеде поездить… Там корабли плавают. Там море шумит. И рыбы в воде плещутся. Киты плавают и пускают фонтаны. Это, знаешь как, – на берегу посидеть, на камне… Это все. Ничего не надо больше. Там в стекольных мастерских стекольщики зеркала режут и на фабриках бутылки из стекла выдувают. И троллейбусы с усами ходят в парк по ночному городу.

Тоха. А дома-то был?

Вася. Был. Хорошо там все. Сашка моя замуж вышла, ребенку у нее уже года два. Муж – хороший парень. Работает, семью обеспечивает. Обо мне уже не помнит ничего. Мама умерла, когда узнала, что меня убили. Папа на пенсию вышел, трудно, но, ничего, вроде держится. Для него Сашкин пацан – вроде внука. Хорошо там все. Очень хорошо. Я пойду воздухом подышу, хорошо?

Выходит. Все молчат.

Саныч. А я письмо написал…

Тоха. Прочитаешь?

Саныч. Оно очень короткое. Вот. «Дорогой почтальон! Доставь все эти письма, пожалуйста. Или хотя бы обмани, что доставил. Всегда твой. Саныч. »

Тетя Таня. Думаешь, не дойдут?

Саныч. Точно не дойдут. Это на моем веку почтальон двадцатый. Возвращались потом они и раздавали эти письма тем, кто их написал. А если этот не вернется, вы хотя бы знать не будете, дошли они, или нет.

Входит Маруся.

Маруся. Там…Вася повесился. Это он…зачем?

Пауза

Тоха. Мне плакать хочется. Первый раз с девяти лет.

Тетя Таня. Не получится. Ангелы плакать не умеют.

Саныч. А? (Сереге) Да погоди, куда побежал? Дело сделано. Щас посидим, помолчим, пойдем снимать…

КОНЕЦ ПЕРВОГО ДЕЙСТВИЯ

⇐ Предыдущая 1 234 5 Следующая ⇒