8. ЦАРЬ ГОРОХ

⇐ ПредыдущаяСтр 8 из 11Следующая ⇒

Его дворец.

Первое, что мы видим, - это распахнутое окно. Первое, что мы слышим, -

доносящийся из окна оглушительный хохот. От этого хохота сотрясается весь

дворец, и кажется, это он хохочет, широко разинув свое окно.

Мы хотим пройти мимо, но тут в окне появляется голова царя,

сопровождаемая головами министров.

- Эй, ты, - кричит царь Горох. - Куда ведешь своего осла?

- Это не осел, - говорю я и выставляю бычка наперед, чтобы царь его

получше увидел.

- Ты молчи! - ликует царь. - Я у него, а не у тебя спрашиваю!

Он хочет сказать, что спрашивает у моего бычка. А осел, дескать, я. Это

он так шутит.

- Так, говоришь, не осел?

Головы министров покатываются со смеху и дружно скатываются с окна.

Остается только веселая голова царя Гороха.

- Ох, - говорит царь, - ты меня совсем уморил! Ничего не скажешь,

веселый парень. Значит, как ты говоришь? Не осел? Вот это отмочил! Ты

погоди, я сейчас к тебе выйду!

Царь исчез в окне и тут же появился на ступеньках.

- Так, говоришь, не осел? Это ничего, остроумно.

Царь присаживается на ступеньку и снимает с головы корону, обнаружив

при этом великолепную, прямо-таки царскую лысину.

- Жарко нынче в короне, - объясняет свои действия царь. - И вообще без

головного убора - это как-то здоровее для организма. А? Как ты находишь?

- Я не знаю.

- Не знаешь? - засмеялся царь и смеялся долго, до слез. - Это ничего,

остроумно. Я вижу, с тобой не соскучишься. А это у тебя кто? - царь хитро

подмигнул: - Не осел?

- Да нет, это бычок.

- Не жареный, нет? Терпеть не могу бычков в сыром виде!

- Он не сырой, он живой!

Царь Горох гладит бычка по спине, треплет его за уши:

- Это он для себя живой, а для нас - просто сырой, верно?

Разговор принимает такой оборот, что я чувствую - надо скорей

убираться. Но царь и не собирается нас отпускать, он только еще вошел во

вкус разговора.

- Значит, ты так: из сказки в сказку? Вроде бы путешествуешь? Ну, это

ничего: у меня полцарства ходит по миру. Перекатигорошки. А вот интересно

знать: что ты скажешь о соловье-разбойнике?

Непонятно, почему он вспомнил о соловье? Наверно, потому, что тот тоже

летает из сказки в сказку.

- О соловье я много могу рассказать. Это такая птица!

- Отлично сказано, - похвалил меня царь. - Ну, вот и расскажи. Ты

расскажи, а я послушаю - что за птица соловей-разбойник.

- А почему вы говорите, что он разбойник? Разве он что-нибудь натворил?

- Ну и шутник! - рассмеялся царь. - Ну и весельчак! Значит, ты не

знаешь, разбойник он или нет?

Царь внезапно оборвал смех и сказал совершенно серьезно:

- Лисичка-сестричка съела братца-кролика. Братец-волк съел

лисичку-сестричку. В такой обстановке нельзя забывать о

соловье-разбойнике, нельзя закрывать на него глаза... Вот смеху-то!

Он опять смеялся, но я не мог забыть его серьезного выражения.

- Я не закрываю, - сказал я. - Я, честное слово, не закрываю!

- Ну так как же? - широко улыбнулся царь. - Разбойник он или не

разбойник?

" Аты, баты, три рубля", - звучит у меня в голове. Я пытаюсь отделаться

от этой фразы, но она все звучит и звучит, и, запутавшись окончательно,

превращается в нечто совершенно нелепое: " А тебя-то - труляля! " Кого это -

тебя? Моего бычка? Соловья? Или, быть может, царевну Несмеяну?

Аты, баты, три рубля, а тебя-то труляля! Вот так, когда нужно найти

слова, никогда их не находишь.

- Разбойник, - говорю я и, чувствуя, что это совсем не то, добавляю: -

Подумать только, такой соловей - и такой разбойник! А на вид - маленькая,

неприметная птичка...

- Постой, постой - ты о ком говоришь? Соловей-разбойник не птичка, а

великан, настоящее чудовище... - Он помолчал и вдруг - словно что-то

вспомнил: - А эта... птичка соловей?.. Значит, она тоже разбойник?

" Какой же она разбойник? " - хотел я сказать, но посмотрел на него и

опять растерял все слова. Я смотрю на царя Гороха, и мне хочется закрыть

глаза, но я вспоминаю, что их нельзя, нельзя, нельзя закрывать... И опять

получается труляля.

- Разбойник, - говорю я, - разбойник.

- Ну, ты молодец! - засмеялся царь. - Балагур! Рубаха-парень! Эй! -

крикнул он, надевая свою корону. - Разыскать соловья! - и продолжал,

обращаясь ко мне: - Так, говоришь, не осел? Это ничего, остроумно!

Я стал собираться, но он опять меня удержал:

- Ты веселый парень, и я тебя за это люблю. А этих, горошков, я не

люблю, потому что они все какие-то невеселые. Тоже - придумали: хорошо

смеется тот, кто смеется последним. А кто будет первым, я тебя спрашиваю?

Я-то сам, конечно, стараюсь. И я, и мои министры. Эй! - крикнул царь, и

министры появились в окне, весело гогоча. - Вот видишь, делаем все, что

можем.

Царь Горох сел поплотней, и снял с головы корону.

- А сам-то откуда?

- Из сказки про белого бычка.

- Ну и как там? Что слышно? Какие новости?

- Рассказать вам сказку про белого бычка?

- Валяй, выкладывай!

- Вы говорите - выкладывай, я говорю - выкладывай. Рассказать вам

сказку про белого бычка?

- Ничего, - одобрительно хмыкнул царь, - остроумно придумано.

- Вы говорите - придумано, я говорю - придумано. Рассказать вам сказку

про белого бычка?

Тут к царю подбежал министр:

- Ваше величество! Несмеяна смеется!

Видно, все же мой прутик подействовал.

- Смеется? - спросил царь, уже не смеясь, а, наоборот, очень серьезно.

- И как же она смеется? От души?

- Сейчас уточним, ваше величество!

- Уточните! - коротко приказал царь. И повернулся ко мне с прежней

улыбкой: - Так про какого ты говорил бычка? Про этого, черного?

- Вы говорите черного, я говорю - черного...

- Так, говоришь, он черный? - перебил меня царь Горох. - То-то я смотрю

- темная личность...

- Вы говорите - темная личность, я говорю - темная личность...

- Значит, темная? Ах он, разбойник!

- Вы говорите - разбойник, я говорю - разбойник...

- Что ж ты раньше молчал? - царь встал со ступеньки и надел корону на

голову: - Эй, стража! Взять этого разбойника!

Из дворца выкатились шуты гороховые, подхватили бычка и укатились

прочь.

- Постойте, куда же вы? Это же мой бычок!

- Ты говоришь - мой бычок, я говорю - мой бычок...

- Но он мой!

- Ты говоришь - мой, я говорю - мой... Действительно, ловко придумано.

И чего ты машешь прутиком? Тут ведь тебе не стадо!

Я махал прутиком, чтобы вернуть своего бычка, мне очень хотелось

вернуть бычка, но прутик не действовал... Или мне недостаточно сильно

хотелось?

Я повернулся и побрел из дворца.

- А, здорово, садись, выпей чайку!

Аты-баты опять отдыхают, окружив так удачно купленный самовар.

- Спасибо, не хочется.

- А мы, как видишь, сторожим. Все ее, Несмеяну.

Из башни доносился девичий смех.

- Но если она смеется, зачем ее сторожить? Раз она смеется, значит, она

поступает правильно?

- Ну, это, брат, как сказать... Смеяться тоже можно по-разному. А

Несмеяна смеется не так, как смеются все... Не в том значении...

- А у меня забрали бычка... Я рассказал царю сказку, а он забрал у меня

бычка...

И тут заговорил Перекатигорошек, который прежде молчал. Когда человек

молчит, неизвестно, что за слова в нем скрываются, а это бывают такие

слова... Я бы лично запретил людям молчать, пускай говорят все, что

думают, чтобы все, что они думают, было известно.

- Дубина! - сказал Перекатигорошек. - Олух царя небесного! Нашел, кому

рассказывать сказки!

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 6 789 10 11 Следующая ⇒