КНИГА ТРИНАДЦАТАЯ

⇐ ПредыдущаяСтр 14 из 16Следующая ⇒

Сели вожди, а толпа их венком окружала, и прянул

Перед лицо их Аянт, щитом семикожным владевший

И, нетерпеньем горя и гневясь, он искоса взором

Берег сигейский обвел и суда и прибрежья; и, руки

5 Кверху воздев, говорит: «Юпитер свидетель, решаем

Спор мы в виду кораблей! И мне Улисс соревнует!

Не усомнился бежать он от пламени Гектора, [517]я же

Пламя сдержал и пожар отвратил от ахейского флота.

Стало быть, дело верней состязаться лукавою речью,

10 Нежели биться рукой! Но не больно ретив я на слово,

Так же, как он — на дела. Насколько я в битве жестокой

Острым оружьем силен, настолько он — острою речью.

Незачем, думаю, мне о своих вам деяньях, пеласги,

Напоминать. Вы их видели. Пусть о своих он расскажет,

15 Что без свидетельских глаз свершены и лишь ночи известны!

Правда, награды большой я прошу. Но соперник лишает

Чести меня. Как ни будь велика, для Аянта не станет

Гордостью тем овладеть, что надеждою было Улисса!

А для него — награда в самом состязании этом:

20 Будет Улисс побежден, но скажут: он спорил с Аянтом!

Я же — когда бы моя подверглась сомнению доблесть —

И благородством велик, Теламоном рожденный, который

Крепость троянскую взял, предводим Геркулесом могучим,

И с пагасейским проник кораблем к побережью Колхиды. [518]

25 Он же Эаком рожден, что суд над безмолвными правит,

Там, где Сизифа томит, эолийца, тяжелая глыба.

Вышний Юпитер его признает, называя открыто

Сыном своим; так, значит, Аянт от Юпитера третий.

Предков, однако же, ряд мне впрок не пошел бы, ахейцы,

30 Ежели он у меня и с Ахиллом не был бы общим.

Он мне брат. Мне и братнин доспех. Иль потомок Сизифа,

Вточь на него и лукавством своим и коварством похожий,

В род Эакидов внесет имена постороннего рода?

Первым надел я доспех, до призыва еще, и за это

35 Мне же в доспехе отказ? И почтется сильнее, который

Взялся последним за меч и, ложным прикрывшись безумьем,

Отговорился от битв, — я хитрее Улисса, но только

Меньше себе на уме. Навплиад[519]обнаружил обманы

Робкой души и его потащил в нежеланную сечу!

40 Лучшее ныне возьмет, — кто что-либо взять отказался!

Я же пусть чести лишусь, останусь без братнина дара,

Я, подвергший себя всем первым опасностям брани!

Лучше бы, правда, с ума он сошел иль поверили б в это,

Чтобы товарищем нам не пришел под фригийские стены

45 Этот внушитель злодейств! И тебя бы, потомок Пеанта, [520]

Лемнос[521]теперь не держал, а с тобой — преступление наше.

Ныне — все знают о том — ты, скрытый в пещерах дубравных,

Стоном, сдвигаешь скалы, на виновника бед призывая

Должную кару. Коль есть божества, не вотще призываешь!

50 Ныне ж, с нами одну приносивший как воин присягу, —

Горе! — один — из вождей, унаследовавший Геркулесов

С тулом и стрелами лук, болезнью и голодом сломлен,

Сыт и одет иждивением птиц; на пернатых охотясь,

Тратит он стрелы свои, где таились троянские судьбы!

55 Все-таки жив Филоктет, оттого что не спутник Улиссу!

Так же покинутым быть Паламед предпочел бы несчастный!

Был бы еще он в живых иль скончался б, наверно, невинным!

Этот же, бред не забыв, что ему на беду обернулся,

Ложно в измене его обвинил; обвиненье сумел он

60 И подтвердить: показал им самим же зарытое злато!

Так иль изгнанием он, или смертью ахейские силы

Уничтожал; так бьется Улисс, так страх возбуждает!

Пусть красноречием он даже верного Нестора больше,

Все-таки я не могу не признать, что Нестора бросить

65 Было преступно, когда он, с мольбой обращаясь к Улиссу,

Связанный раной коня, сам дряхлостью лет удрученный,

Брошен товарищем был. Не выдумал я преступленье!

Знает об этом Тидид. Призывая по имени, труса

Он задержал, понося убежавшего в трепете друга!

70 Боги на жизнь людей справедливыми смотрят очами.

Просит о помощи тот, кто не подал ее; покидавший

Будет покинут теперь: он сам приговор себе вынес.

Кличет товарищей; я подбежал и гляжу: он трепещет,

Бледен от страха, дрожит, приближение чувствуя смерти.

75 Тяжкий поставил я щит и лежащего им прикрываю

И — хоть мала эта честь — спасаю ничтожную душу.

Если упорствуешь ты, вернемся на прежнее место,

Всё да повторится: враг, и рана твоя, и обычный

Ужас. Таись под щитом и со мною за ним состязайся!

80 А как я вырвал его, он, коего раны лишали

Силы стоять, убежал, никакой не удержанный раной!

Гектор предстал — и богов с собою в сражение вводит.

Натиск встречая его, не один ты, Улисс, устрашился б, —

Храбрые даже, и те — столь сильный внушался им ужас,

85 Я же, когда ликовал он успеху кровавого боя,

Тяжкое бремя метнув вблизи, его опрокинул,

Как вызывал неприятелей он, я один отозвался;

Тут умоляли вы все, чтоб жребий мне выпал, ахейцы;

Ваши свершились мольбы. А когда об исходе той схватки

90 Спросите, — знайте, что я одолеть себя Гектору не дал.

Все троянцы стремят и огонь, и железо, и громы

Прямо на греческий флот: где снова Улисс златоустый?

Тысячу ваших судов отстоял я, доподлинно, грудью, —

В них же возврата залог. За суда наградите доспехом!

95 Да и, по правде сказать, доспехам то большая почесть,

Нежели мне самому, и наша сливается слава;

Нужен доспехам Аянт, доспехи не нужны Аянту.

С этим пусть Реза сравнит итакиец и труса Долона

Или Гелена еще Приамида и кражу Паллады! [522]—

100 Все совершалось в тени и все не без рук Диомеда!

Если ж доспехи за столь вы дурные даете деянья,

Их разделите: и часть Диомедова больше да будет!

Для итакийца что в них? Он тайно, всегда безоружный,

Делает дело; врасплох уловляет врага ухищреньем!

105 Этот сияющий шлем, лучащийся золотом ясным,

Будет помехой ему, обнаружит его сокровенность.

Шлем ведь Ахилла надев, дулихийское[523]темя не сможет

Груза такого снести. Не в подъем оказаться тяжелым

Может копье с Пелиона его невоинственной длани.

110 Щит, на котором резьбой дан образ широкого мира. [524]

Робкой твоей не под стать, для хитрости созданной шуйце!

Наглый! Что просишь доспех, от которого сам обессилешь?

Если ж ахейский народ тебе его даст по ошибке,

Будет врагу что отнять, но не будет ему устрашенья.

115 Бегство, которым одним, трусливейший, всех побеждаешь,

Медленно станет, когда ты наденешь такие доспехи.

К этому также прибавь, что редко в сражениях бывший

Щит твой цел-невредим, а мой от ударов копейных

Тысячью дыр прободен; ему и преемник потребен.

120 Да наконец, что борьба на словах? Поглядим-ка на деле!

Славного мужа доспех пусть бросят промежду врагами,

Нам повелите сойтись, — одолевшего им украшайте! »

Сын Теламона сказал, и, едва он закончил, раздался

Ропот толпы. Но герой, потомок Лаэртов, поднялся,

125 Очи к земле опустив, помедлил немного и поднял

Взор на ахейских вождей перед словом, которого ждали.

Заговорил — красоты лишены его не были речи:

«Если бы просьбы мои исполнялись и ваши, пеласги,

Незачем был бы нам спор, не сомнителен был бы наследник.

130 Ты бы оружьем своим, мы — тобою б, Ахилл, обладали.

Ныне ж, поскольку и мне и вам отказали в нем судьбы

Несправедливые (он вытирал на очах своих будто

Слезы), о, кто же бы мог наследовать лучше Ахиллу,

Нежели тот, чрез кого получили данайцы Ахилла?

135 Впрок ли Аянту, что весь он таков, как виден снаружи?

Мне же во вред мой находчивый ум, — постоянно, ахейцы,

Бывший вам впрок. Моему красноречью, — коль им обладаю, —

Коим сейчас за себя, как, бывало, за вас, состязаюсь,

Пусть не завидуют. Пусть что хорошего в ком, то и будет.

140 Род, и предков, и все, чего мы не сами достигли,

Собственным не назову. Но Аянт заявил, что он будто

Правнук Юпитера, — пусть, но и нашего рода виновник

Тоже Юпитер; и я от него на такой же ступени.

Ибо отец мне Лаэрт, а Аркесий — родитель Лаэрта,

145 Он же Юпитеру сын. Не проклят никто и не изгнан.

Также по матери род мой восходит к Киллению, — в нем же

Знатность вторая моя. От бессмертных родители оба.

Но не затем, что по матери я родовитей Аянта,

И не затем, что в братской крови мой отец неповинен,

150 Этих доспехов прошу. По заслугам дело решайте.

То, что два брата родных Теламон и Пелей, вы не ставьте

Это в заслугу ему. При подобной добыче не крови

Происхожденье, но честь и доблесть должны уважаться;

Если же близость родства, — то найдете ближайший наследник:

155 Если родитель Пелей, есть Пирр, его сын. Остается ль

Место Аянту? Доспех пусть в Скир отправят иль Фтию!

Также родился и Тевкр двоюродным братом Ахиллу, —

Разве же требует он, завладеть уповает оружьем?

Значит, поскольку дела мы в пренье решаем открытом,

160 Более мной свершено, чем в краткую может вместиться

Речь, но меня поведет, однако ж, порядок событий.

Мать Нереида, прознав о грядущей погибели сына,

В женском наряде его утаила, [525]и все обманулись —

Был в том числе и Аянт! — уловкой с заемной одеждой.

165 С женским товаром ведь я оружие смешивал, чтобы

Мужеский дух возбудить. Но герой не бросал одеянья

Девы, доколе ему, стоявшему с торчем и древком,

Я не сказал: «О богини дитя! Для тебя бережется

Пергама гибель. Чего ж ты колеблешься Трою повергнуть? »

170 Длань я его возбудил и храброго к храбрым направил.

Значит, деянья его — и мои. Копьем покорил я

Телефа, ведшего бой; он молил, побежден, — и помог я.

Дело мое — и падение Фив; поверьте, — я Лесбос,

И Тенедос, и Хрисею, и Килл, — Аполлоновы грады, —

175 Также и Скир полонил; потрясенные этой десницей,

Прахом на землю легли крепостные твердыни Лирнесса.

Об остальном промолчу, — но могущего справиться с лютым

Гектором грекам я дал. Чрез меня пал доблестный Гектор.

Ныне оружием тем, которым я создал Ахилла,

180 Дара прошу: живому вручил и наследовать вправе.

Только позор одного остальных всех тронул данайцев,

Тысяча наших судов стояла в Авлиде Эвбейской.

Долго там ждем мы ветров, но не дуют они или флоту

Противоборны; велят Агамемнону жесткие судьбы

185 Деву невинную — дочь — заколоть для гневной Дианы.

Но не согласен отец; на самых богов он разгневан;

Все же родитель в царе говорит; я мягко словами

Дух непокорный отца обернул на всеобщую пользу.

Да, я теперь признаюсь, — Атрид извинит мне признанье, —

190 Перед пристрастным судьей защищал я нелегкое дело.

Все ж побуждает его о народе забота и брате,

Скиптра врученного власть, чтоб кровью платил он за славу!

Послан и к матери я, — предстояло ее не советом

Взять, но хитро обольстить. Когда бы пошел Теламонид,

195 Наших судов паруса до сих пор не имели бы ветра!

Послан и в крепость я был, в Илион, — дерзновенный оратор.

Видел я сам, посетил совещание Трои высокой;

Было мужами оно переполнено; я же без страха

Вел поручённое мне всей Грецией общее дело.

200 Мною Парис обвинен; добиваюсь казны и Елены.

Тронут Приам и — Приама родня — Антенор, — Парис же

С братьями всеми и те, кто участником был похищенья,

Руки сдержали едва нечестивые; ты это знаешь,

О Менелай, — ведь первым с тобой разделил я опасность.

205 Долго докладывал вам, что, советами или рукою,

Сделал полезного я за время войны долголетней.

После начальных боев враги за стенами твердыни

Долго сражались еще; возможности брани открытой

Не было и, наконец, уже год мы сражались десятый.

210 Что же ты делал меж тем, ты, знающий только сраженья?

Чем ты полезен бывал? О моих коль действиях спросишь, —

Строю засады врагам; укрепляю окопы валами;

Я утешаю своих, чтобы с кроткой душою сносили

Скуку столь долгой войны; учу, как едой обеспечить,

215 Вооруженьем людей, — я всюду, где требует польза.

Вот, Юпитеру вняв, введенный в обман сновиденьем,

Царь приказал отложить попеченье о начатой брани;

Дело свое защищал, на внушителя дела ссылаясь.

Но не допустит Аянт, разушенья потребует Трои.

220 В бой он — воитель — пойдет. Что ж он уходящих не сдержит?

Что ж он оружья не взял? Не повел колебавшейся рати?

Это не вдосталь тому, кто всегда говорит о великом?

Как? Убегаешь и сам? Я видел, стыдился я видеть,

Как ты показывал тыл, паруса недоступные ставил!

225 Я не помедлил сказать: «Что с вами? Какое безумье

Вас, о товарищи, мчит из-под Трои уйти осажденной?

И на десятый-то год вы домой лишь позор принесете?

Этак и так говоря, красноречьем богат от страданья,

Я отступивших сумел возвратить от бегущего флота, —

230 И созывает Атрид товарищей, [526]ужаса полных,

Сын Теламона тогда и рот раскрыть не решился,

В страхе молчал он; посмел на царей нападать дерзновенной

Речью Ферсит, но его безнаказанным я не оставил.

Я поднялся и дрожащих людей на врага возбуждаю,

235 Требую в речи своей возвращения к доблести прежней.

Если ж и после Аянт проявлял свою храбрость, заслуга

В этом моя, ибо я возвратил показавшего спину,

Кто, наконец, из данайцев тебя уважает и ищет?

Ну, а со мною Тидид сочетает деянья; меня он

240 Чтит; он уверен, когда в сотоварищи примет Улисса.

Что-нибудь значит и то, что я меж тысяч данайцев

Избран единый был им. Повеленья судьба не давала,

Я же, однако, презрел от врага и от ночи опасность;

То же осмелясь свершить, Долон, из народа фригийцев,

245 Мной был убит, — но не раньше, чем я его выдать заставил

Все что готовила нам вероломно коварная Троя.

Все я узнал, ничего мне выведывать не оставалось,

И возвратиться назад с обещанной смог я добычей.

Но не доволен еще, проник до палаток я Реза. —

250 В них и его самого, и товарищей всех уничтожил.

Победоносен тогда, с желанною тайной и пленным,

На колеснице своей в ликованьях въезжаю триумфа.

В вооруженье того, чьих коней за ночную разведку

Требовал враг, откажите же мне! Осчастливьте Аянта!

255 Поминать ли мне[527]строй Сарпедона ликийца, который

Опустошил я копьем! С великим пролитием крови

Пал от меня и Керан Гипасид, и Аластор, и Хромий,

И Пританид, и Алкандр, и Ноэм поражен был, и Галий,

Херсидаманта еще я гибели предал, Фоона,

260 Также Харопа, еще рокового поверг я Эннома,

Многих известных не столь, моей распростертых рукою

Около стен крепостных. У меня есть, граждане, раны

Славные местом самим. Но слову не верьте пустому, —

Вот, посмотрите! (Рукой он одежду отвел. ) Перед вами

265 Грудь, что всечасно, — сказал, — ради вашего дела трудилась.

Но за товарищей сын Телемона в те долгие годы

Крови не пролил! Его не отмечено ранами тело.

Что же он вам говорит, что оружье за флот пеласгийский

Он подымал, говорит, — и на Трою с Юпитером даже?

270 Да, подымал, — признаю, ибо доброе дело другого

Я не привык отрицать. Достоянья пусть общего все же

Не забирает один. Пусть каждому честь он оставит —

Актора внук[528]отогнал, обеспечен обличьем Ахилла,

Рати троян с их вождем, огню от судов обреченных.

275 Думает он, что один он с Гектором, Марса любимец,

Стал состязаться, забыв про царя, про вождей, про Улисса?

В деле девятым он был, и дар ему выпал случайный.

Вашего боя исход каков был, однако, о храбрый?

Гектор из битвы ушел, ни единою раной не ранен.

280 О я несчастный! О, как мне мучительно, — все же напомнить

Вам принужден я о дне, в который — греков твердыня —

Умер Ахилл! Но мне ни слезы, ни стоны, ни ужас

Не помешали поднять с земли велелепное тело.

Плечи вот эти, — скажу, — да, плечи вот эти — Ахилла

285 Тело несли и доспех, — носить его впредь добиваюсь!

Силы достанет моей для поднятья подобного груза;

Есть и душа у меня, чтобы вашу почувствовать почесть.

И для того ль лазурная мать своим сыном гордилась,

Чтобы подарок небес, творенье такого искусства

290 Грубый вояка надел, чье сердце не чувствует вовсе?

Изображенья щита, он и те разобрать не сумел бы,

Где Океан и Земля, где с небом высоким созвездья,

Сонмы Плеяд и Гиад, и Аркт, отрешенный от моря,

Разные неба круги и сияющий меч Ориона.

295 Дать ему просит доспех, для него самого непостижный!

Он попрекает меня, что бежал я от тягостной брани?

Что с опозданьем вступил в начатое дело? Но что же?

Или не чует, что тем он величье злословит Ахилла?

Ежель обман преступленьем зовет, — он[529]обманывал тоже!

300 Ежели медлить — вина, так был я его расторопней!

Медлил я с милой женой, Ахилл же — с матерью милой.

Первое время мы им посвятили, а вам — остальное.

Я не боюсь защищать преступленье, которое с мужем

Я разделяю таким. Находчивым духом Улисса

305 Был он, однако, пленен. Аянт не пленил же Улисса!

Брань, что излил на меня он своим языком скудоумным,

Мы без вниманья пройдем. Он и вам обвинения бросил

Стыдные: или легко обвинять было мне Паламеда

Гнусно в измене, а вам приговор ему вынести смертный?

310 Сам не умел Навплиад защищать это мерзкое дело,

Всем очевидное, вы не могли не признать преступленья

Тоже; вы видели все, — в награде открылась улика.

В том, что Пеантов сын на Вулкановом Лемносе ныне,

Я не виновен ничуть; защищайте свое же деянье!

315 Вы согласились на то. Я советовал, — не отрицаю, —

Чтобы себя отстранил от трудов он войны и дороги

И попытался смягчить жесточайшие муки покоем.

Внял он, — и ныне живет; совет мой не только был верен,

Но и удачен; ему и верности было б довольно!

320 Если пророки ему предназначили Пергам разрушить,

Не посылайте меня: пусть лучше пойдет Теламонид,

Пусть красноречием он взбешенного гневом и хворью

Мужа смягчит иль искусством любым возвратит его ловко.

Раньше назад Симоид потечет, и безлесною Ида

325 Станет, и помощь подать обещают ахейцы троянам,

Нежели ваши дела перестанут отстаивать грудью,

Или же впрок вам пойдет скудоумного рвенье Аянта.

На сотоварищей пусть, на царя и меня ты в обиде,

Гневом ты полн, Филоктет! Пускай проклинаешь и эту

330 Голову не устаешь обрекать; чтоб тебе я попался,

Жаждешь в безумье; моей утолиться стремишься ты кровью, —

Чтобы как ты у меня, так был у тебя я во власти.

Все же отправлюсь к тебе: увести постараюсь с собою;

И, коли даст мне судьба, овладею твоими стрелами,

335 Как овладел, захватив, прорицателем я дарданейцем,

Как я ответы богов и троянские судьбы проведал,

Как потаенный кумир похитил фригийской Минервы

Прямо из гущи врагов… И со мною Аянт поравнялся?

Рок не позволил того, чтоб без них пленена была Троя,

340 Где же был храбрый Аянт? Где великого мужа реченья

Пышные? Страх почему? Улисс почему же решился

Мимо дозора идти, вручая судьбу свою ночи?

Мимо свирепых мечей, не на стены троянские только.

В самую крепость, наверх взойти и похитить богиню

345 Прямо из храма, ее унесть через вражьи заставы?

Не соверши я того, вотще Теламоном рожденный

Семь шкур бычьих тогда в руке своей левой держал бы!

В эту глубокую ночь родил я над Троей победу,

Пергам я тем победил, что сделал возможной победу.

350 Ты перестань и лицом и ворчаньем казать на Тидида

На моего! В тех славных делах и Тидидова доля.

Но ведь и ты, за суда наши общие щит выставляя,

Был не один, — но с толпой; одного мне достало, который, —

Если бы только не знал, что задирчивый мудрого ниже

355 И никогда не дают наград необузданной длани —

Сам бы наград просил, — И Аянт скромнейший[530]просил бы,

Лютый в бою Эврипил, и преславного сын Андремона; [531]

Также и Идоменей, и из той же земли[532]происшедший

Мерионей; попросил бы и брат старшого Атрида.

360 Хоть и могучи рукой, хоть в брани тебе они равны, —

Мудрости все уступили моей. Ты в битве десницей

Действуешь; разумом — я, его осторожностью силен.

Мощь проявляешь свою без ума. Я — будущим занят.

Можешь ты биться в бою, но время для боя — со мною

365 Определяет Атрид. Ты лишь силой телесной полезен,

Я же — умом. Как тот, кто судно ведет, превосходит

В деле гребца, как ратника вождь превышает, настолько

Я превышаю тебя. Поверьте, в Улиссовом теле

Мысли сильнее руки; вся мощь Улиссова — в мыслях.

370 Так, награду, вожди, дозорному вашему дайте!

Ради столь многих годов забот, неусыпных стараний,

Эту высокую честь присудите же мне по заслугам!

Труд — подходит к концу. Отвел я враждебные судьбы.

Пергам возвышенный взял, возможным взятие сделав.

375 Именем общих надежд, стен Трои, упасть обреченных,

Именем оных богов, у врагов отнятых, умоляю;

Всем, что еще совершить премудрого мне остается;

Всем, что отважного мне предстоит иль опасного сделать.

Если вы мните еще, что троянцы надеяться могут, —

380 Не позабудьте меня! Если ж мне не дадите доспехов,

Дайте вот ей! » — И клятву скрепил обращеньем к Минерве.

Тронут старейшин совет; подтверждается мощь красноречья:

Велеречивый унес храбрейшего мужа доспехи.

Тот, кто на Гектора шел, кто железо, огонь и ненастье

385 Столько мог вынести раз, одного лишь не вынес — досады.

Непобедимый в бою — побежден был страданьем; схватил он

Меч и воскликнул: «Он — мой! Иль Улисс и на меч посягает?

Я подыму этот меч на себя; орошавшийся часто

Кровью фригийской теперь оросится хозяина кровью, —

390 Чтоб Аянта никто не осилил, кроме Аянта! » —

Так он воскликнул и в грудь, наконец получившую рану,

Там, где проходит клинок, вонзил острие роковое.

Сил не достало руке вонзенное вынуть оружье.

Вышибло кровью его. А земля обагренная вскоре

395 Алый цветок родила на зеленом стебле, что когда-то

Был уж из крови рожден, излитой эвбалийскою раной. [533]

На лепестках у него посредине начертаны буквы —

Жалобы отрока в них сливаются с именем мужа.

А победитель поплыл в тот край, где жила Ипсипила[534]

400 Древле и славный Тоант, в ту гнусную землю, убийством

Громкую стольких мужей, — вернуть тиринфские стрелы. [535]

После того, как он грекам привез их, вместе с владельцем,

Долгой войне наконец завершенье положено было.

Пал Илион и Приам; у несчастной супруги Приама

405 Отнято все; наконец, пропал даже вид человечий;

Воздух чужой начала устрашать новоявленным лаем.

Длинный где Геллеспонт замыкается узким проливом,

Ярко пылал Илион. Не стихало еще полыханье.

Скудную кровь старика Приама Юпитеров выпил

410 Жертвенник; тащат враги за волосы Фебову жрицу, [536]

И понапрасну она простирает молящие руки.

Женщин дарданских меж тем, обнимавших еще изваянья

Отчих богов, наполнявших толпой запылавшие храмы,

Данью завидной с собой победители-греки уводят.

415 Сброшен и Астианакс[537]с той башни, откуда столь часто

С матерью он глядел на отца дорогого, который

Бился и сам за себя и отстаивал прадедов царство.

Вот уж отъезд поощряет Борей; дуновеньем попутным

Тронуты, бьют паруса: не терять приказано ветра.

420 «Троя, прощай! Нас увозят! » — кричат троянки, целуя

Землю, прочь уходя от родимых дымящихся кровель.

И на корабль последней сошла — было жалостно видеть! —

Между сыновних могил найдённая матерь Гекуба,

Их обнимавшая, прах целовавшая, — но дулихийцев

425 Руки ее повлекли; зачерпнула лишь пригоршню пепла,

В плен с собой унесла, за пазухой, Гектора пепел.

И на надгробном бугре оставила Гектору волос, —

Скудный покойнику дар, — седой свой волос да слезы.

Есть, где Троя была, — напротив, — фригийская область,

430 Край бистонийских мужей. Полиместора пышное царство

Там находилось. Ему, Полидор[538], отец тебя отдал

На воспитанье, стремясь удалить от фригийских сражений, —

Мудрая мысль, когда бы тебе не вручил он великих

Ценностей — злому соблазн, раздражение алчного духа!

435 Только фортуна троян в прах пала, безбожный фракийский

Царь свой выхватил меч и вонзил его в горло питомцу.

Сделал — и, словно могло преступление с телом исчезнуть, —

Труп бездыханный низверг с утеса высокого в море.

Флот свой Атрид между тем привязал у фракийского брега:

440 Ждали, чтоб стихла волна, чтобы ветер подул дружелюбный.

Вдруг там, — ростом таков, каким его знали живого, —

Из-под земли, широко разошедшейся, лик показал свой

Грозный Ахилл, — таким появился, каким он когда-то

Несправедливым мечом умертвить Агамемнона думал.

445 «Вы, позабыв обо мне, отправляетесь ныне, ахейцы?

Вместе со мной умерла ль благодарность за подвиги наши?

Нет! Пусть могила моя не лишается чести, — угодно

Тени Ахилла, чтоб ей на алтарь принесли Поликсену! » —

Молвил. За дело взялись, и в угоду безжалостной тени

450 С груди у матери, чьей лишь она оставалась опорой,

Сильная в горе своем и старше, чем женщина, дева

Подведена к алтарю — костра погребального жертва.

В полном владенье собой, приведенная перед жестокий

Жертвенник, чуя, что ей это дикое действо готовят,

455 Видя, как рядом стоит, железо держа, Неоптолем,

Как на лицо ее взор устремляет упорный, сказала:

«Время настало пролить благородную кровь. Так не надо

Медлить. Как хочешь, рази; иль в грудь, иль в горло оружье

Смело вонзай! — и она себе горло и грудь приоткрыла, —

460 Рабство у чуждых людей ужели сносить Пoликceнe —

А через этот обряд примирю я божественность чью-то.

Но я хочу, чтобы мать о моей не узнала кончине;

Мать мне помехой, она уменьшает мне гибели радость,

Хоть не о смерти моей, а о жизни своей горевать ей.

465 Вы же, чтоб я не пришла несвободною к манам стигийским,

Прочь отойдите, — прошу справедливого. Не прикасайтесь

К деве мужскою рукой. Кто б ни был тот мертвый, который

Должен быть смертью моей успокоен, ему же угодней

Будет свободная кровь. И если последние могут

470 Тронуть вас просьбы мои, — так дочь вас просит Приама,

Не полонянка! Молю: без выкупа труп мой отдайте

Матери. Право она на печальный обряд не за злато

Купит — за слезы свои. А раньше б за злато купила».

Молвила так, и народ слёз, сдержанных ею, не в силах

475 Доле сдержать; и даже сам жрец, в слезах, неохотно

Острым оружьем своим полоснул по подставленной груди.

И, к обагренной земле припав ослабевшим коленом,

Миг свой последний с лицом безбоязненным встретила дева.

Даже теперь прикрывала она, что таить подобало, —

480 И при падении все ж сохраняя стыдливости прелесть.

Взяли троянки ее; Приамидов, оплаканных раньше,

Воспомянули, — всю кровь, единым пролитую домом!

Дева, они о тебе голосят; о тебе, о царица

Мать и царица жена, цветущей Азии образ! —

485 Ныне убогая часть добычи, которой не взял бы

И победитель Улисс, когда бы она не рождала

Гектора. Добыл, увы, господина для матери Гектор!

Тело немое обняв, где не стало столь сильного духа,

Слезы, — их столько лила над отчизной, сынами, супругом, —

490 Ныне над дочерью льет; льет слезы на свежую рану,

Ртом приникает ко рту и в привыкшую грудь ударяет.

Так сединами влачась по крови запекшейся, много

Слов говорила она, — так молвила, грудь поражая:

«Дочь, о последнее ты — что ж осталось? — матери горе!

495 Дочь, ты мертва. Вижу рану твою, и моя она рана!

Вот, — чтоб никто из моих не погиб ненасильственной смертью, —

Заклана ныне и ты. Как женщине — я рассуждала —

Меч не опасен тебе; от меча ты — женщина — пала.

Бедных братьев твоих и тебя уничтожил единый —

500 Трои погибель — Ахилл, сиротитель Приамова дома.

После того, как он пал, Парисом застрелен и Фебом,

Я говорила: теперь перестанем бояться Ахилла!

Все же бояться его я должна была. Даже и пепел

Род преследует наш; находим врага и в могиле.

505 Я плодородна была — для Ахилла! Великая Троя

Пала; печальным концом завершились несчастья народа, —

Коль завершились они. Одной мне Пергам остался.

Горе в разгаре мое. Недавно во всем изобильна,

Столько имев и детей, и зятьев, и невесток, и мужа, —

510 Пленницей нищей влачусь, от могил отрешенная милых,

В дар Пенелопе. Меня, за уроком моим подневольным,

Женам итакским перстом указуя, — «Вот Гектора, — скажет, —

Славная мать. Вот она, Приамова, — молвит, — супруга».

После стольких потерь ты мне — одно утешенье

515 Слез материнских моих — погребенье врага очищаешь!

Дар поминальный врагу родила! Иль я из железа?

Медлю зачем? Для чего мне потребна проклятая старость?

Жизнь старухи теперь бережете, жестокие боги,

Или для новых еще похорон? Кто мог бы подумать,

520 Что и Приама сочтут после гибели Трои счастливым?

Счастлив он смертью своей, что тебя, моя дочь, не увидел

Он убиенной и жизнь одновременно с царством оставил!

Но удостоишься ты похорон, быть может, царевна?

Тело положат твое в родовых усыпальницах древних?

525 Не такова Приамидов судьба; приношением будет

Матери плач для тебя да песка чужеземного горстка.

Вот я утратила все. Остается одно, для чего я

Краткую жизнь доживу, — любимое матери чадо,

Ныне единый, в былом наименьший из рода мужского,

530 В этом краю, Полидор, врученный царю исмарийцев.

Что же я медлю меж тем жестокие раны водою

Свежей омыть и лицо, окропленное кровью враждебной? »

Молвит и к берегу вод подвигается старческим шагом,

И, распустив седины, — «Кувшин мне подайте, троянки! » —

535 Молвила в горе, черпнуть приготовившись влаги прозрачной.

Видит у берега вдруг — извергнутый труп Полидора,

Раны ужасные зрит, нанесенные дланью фракийца.

Вскрикнули жены троян, она — онемела от боли.

Ровно и голос ее, и внутри закипевшие слезы

540 Мука снедает сама; подобная твердому камню,

Остолбенела она: то в землю потупится взором,

То, поднимая чело, уставится в небо, иль смотрит

Сыну лежащему в лик, иль раны его созерцает, —

Раны особенно! Гнев и оружие дал и решимость.

545 Гневом как только зажглась, — поскольку царицей осталась, —

Постановила отмстить и в возмездие вся углубилась.

Как, если львенка отнять у нее, разъяряется львица

И по недавним следам за незримым врагом выступает,

Так и Гекуба, смешав в груди своей гнев и страданье,

550 Силы души не забыв, но забыв свои поздние годы,

Шла к Полиместору в дом, к виновнику злого убийства.

И побеседовать с ним попросила, как будто, мол, хочет

Злата остаток ему показать, предназначенный сыну.

Просьбе поверил Одриз[539], любить приобыкший наживу.

555 Вот потаенно пришел — хитрец — с выраженьем любезным.

«Ждать не заставь, — говорит, — о Гекуба, дай сыну подарки,

Все, что ни дашь, — что и раньше дала, — его достоянье,

В том я богом клянусь! » И Гекуба в ужасе смотрит,

Как он клянется и лжет, — нарастает в ней гнев запылавший.

560 Вот уж он схвачен толпой полонянок троянских; Гекуба

Ринулась; пальцы ему в вероломные очи вдавила

И вырывает глаза; от гнева становится сильной;

И погружает персты, в залитые кровью преступной,

Даже не очи — их нет! — но глазницы рукой выскребает.

565 Тут, разъярясь на урон, нанесенный владыке, фракийцы

Копья и камни кидать, нападенье ведя на троянку,

Начали было. Она же за кинутым камнем с ворчаньем

Бросилась вдруг и его захватить уж старалась зубами.

Молвить хотела, но лай раздался. Сохранилось то место —

570 Так и зовется оно. О старых несчастиях помня,

Долго, тоскуя, она в ситонийских полях завывала.

Участь ее — троянцев родных, и враждебных пеласгов,

И олимпийцев самих не могла не растрогать, и боги,

И между ними сама Громовержца сестра и супруга,

575 Все отрицали, чтоб так по заслугам свершилось с Гекубой.

Хоть дарданийцев успех боевой поощрила Аврора,

Тронуть ее не могли злоключенья Гекубы и Трои:

В сердце забота своя, домашнее горе богиню

Мучит, — Мемнонова смерть. Мать видела в поле фригийском,

580 Что поразило его копье золотое Ахилла.

Видела бедная мать, и румянец, которым алеет

Утренний час, побледнел, и покрылось тучами небо.

И не могла помириться она, что его не сложили

На погребальный костер. Какою была, распустивши

585 Волосы в горе, припасть к коленам Юпитера с просьбой

Не погнушалась и так со слезами ему говорила:

«Я, нижайшая всех, на златом обитающих небе, —

Ибо лишь редкие мне воздвигаются храмы по миру, —

Все же богиня — пришла; не затем, чтобы ты мне святыни

590 Дал иль обетные дни с алтарями, готовыми к жертвам.

Если ты вспомнишь, — хоть здесь предстала я женщиной ныне, —

Что с новоявленным днем охраняю я ночи пределы, —

Дара достойной сочтешь! Но забота не та, не такое

В сердце Авроры теперь, чтоб требовать почести должной.

595 Мемнона я своего потеряла. Напрасно за дядю

Поднял оружие он; сраженный в возрасте раннем,

Мертвым от мощного пал — так вы возжелали! — Ахилла.

Честь, умоляю, ему окажи в утешение смерти,

Высший правитель богов, облегчи материнскую рану! »

600 И согласился Отец. Едва лишь огнем был разрушен

Мемнона гордый костер, и скопления черного дыма

Застили день, — подобно тому как река зарождает

И испаряет туман, лучи не пускающий солнца, —

Черная сажа, сгустясь, полетела, сбирается в тело,

605 Приобретает лицо, от огня теплоту принимает,

Также и душу свою, а от собственной легкости — крылья.

С птицею схожа была изначала, — и подлинно птица

Затрепетала крылом; такие же сестры трепещут,

Неисчислимы; их всех одинаково происхожденье.

610 Трижды кружат над костром; широко раздается согласный

Трижды их крик; на четвертый пролет разобщаются станы.

Уж с супротивных сторон два разных свирепых народа

Битву ведут меж собой, и клювы и когти кривые

В гневе сцепив, грудь с грудью биясь, на лету притомляясь.

615 В пепле костра рождены, тела их, как дар погребальный,

Падают. Помнят они, что из мощного созданы мужа.

Имя создатель их дал внезапно явившимся птицам:

Их «мемнониды» зовут; лишь солнце исполнит двенадцать

Месяцев, бьются опять, чтоб гибнуть в войне поминальной.

620 Пусть для других огорчительно зреть, что Димантида[540]лает:

Горем Аврора своим занята, проливает и ныне

Слезы о сыне своем, и повсюду на свете — росится.

Но, чтобы с гибелью стен надежды покончились Трои,

Рок не сулил. Святыни несет и — другую святыню —

625 Старца-отца на плечах, груз чтимый, герой Кифереин. [541]

Выбрал из стольких богатств благочестный лишь эту добычу,

С милым Асканием. Он через море с изгнанником флотом

Вдаль, от Антандра, плывет. Минует он берег проклятый

Фракии, гнусный предел, где кровь пролилась Полидора.

630 И при попутных ветрах и волнении благоприятном

Он и товарищи с ним Аполлонова града[542]достигли.

Аний в том граде, как царь — людей, как жрец — Аполлона

Блюл благочестно. Гостей и в храме он принял и дома.

Город он им показал и святыни — дары посвященья:

635 Два показал им ствола, что Латона при родах держала.

Ладан в огонь положив и вина возлиявши на ладан,

В жертву закланных быков, по обычаю, мясо изжарив,

Входят они во дворец. К коврам прислонившись высоким,

Стали Цереры дары принимать со струящимся Вакхом.

640 Рек благочестный Анхиз: «О избранный Феба служитель,

Иль ошибаюсь? Когда эти стены я видел впервые,

Сын — мне помнится — был у тебя с четырьмя дочерями? »

Аний, главой покачав, окаймленною белой тесьмою,

Молвил печально в ответ: «Ты, великий герой, не ошибся!

645 Верно: детей пятерых ты меня обладателем видел.

Ныне же — так-то с людьми судьбы превратность играет! —

Видишь бездетным почти. Ибо помощь какая от сына,

Если отсутствует он? В земле, по нему нареченной,

В Андре, он вместо отца владеет престолом и царством.

650 Делий ему даровал предсказания дар, но иное

Либер дал сестрам его, превыше желаний и веры,

Качество дивное: все от моих дочерей прикасанья

В хлеб, иль во влагу лозы, или в ягоды девы Минервы[543]

Преобращалось; тот дар приносил нам великую пользу.

655 Слух лишь об этом дошел до рушителя Трои, Атрида, —

О, не подумай, что мы стороной не почуяли тоже

Бури, прошедшей у вас! — он силой оружья насильно

С лона отца их увлек и дал приказание девам,

Чтобы аргивян суда дарованьем небесным питали.

660 Кто куда мог, разбежались они. На Эвбею укрылись

Две из моих дочерей, две приняты братниным Андром.

Воин пришел и войною грозил, если их он не выдаст.

Братское чувство сломил воздаяния страх, и сестер он

Выдал: ты мог бы найти извинение робкому брату, —

665 Не было там ведь Энея при нем, чтоб за Андр заступиться,

Гектора не было, с кем продержались вы два пятилетья!

И для плененных уже приготовили поручней цепи, —

Но, протянув к небесам до времени вольные руки, —

«Вакх-отец, помоги! » — возопили. И дара виновник

670 Девам помог, если помощью мы назовем, что он чудом

Преобразил их. Но как потеряли они человечий

Облик, не мог я узнать, и сейчас объяснить не сумел бы.

Знаю про горе — и все. Поднялись на крылах, обратились

В птиц супруги твоей, белоснежными став голубями! »

675 Так о том, о другом разговоры ведя, завершили

Пир свой, убран и стол, и все расходятся вскоре

Спать. На заре поднялись и пошли к прорицалищу Феба,

И приказал он им плыть к их матери древней, к прибрежьям

Родственным. Царь их пришел проводить и дары предлагает:

680 Скипетр Анхизу поднес; Асканию — лук и хламиду;

Дал он Энею — кратер, что был ему прислан когда-то

От Аонийских брегов побратимом, исменцем Ферсеем.

Прислан Ферсеем он был; изготовлен же был он гилейцем

Алконом; вырезал тот на кратере предметов немало.

685 Град там виделся; врат показать ты мог бы седмицу

Имени града взамен: он был по вратам узнаваем.

А перед градом — обряд погребальный, костры и надгробья,

Волосы жен по плечам, обнаженные груди — все явно

Обозначало печаль, и плачут, как некие нимфы

690 Возле сухих родников. Торчит одиноко нагое

Дерево; козы среди раскаленных блуждают каменьев.

Посередине же Фив дочерей он явил Ориона:

Вот не по-женски свое подставляет открытое горло

Дева; другая, приняв бестрепетной раной оружье,

695 Мертвой легла за народ. Несут их по граду роскошным

Шествием скорбным и вот сжигают на месте отменном.

А между тем изошли близнецы из девичьего пепла,

Юношей двое, чтоб род не погиб; Коронами люди

Их нарекли; с торжеством они матери прах провожают.

700 А над рядами фигур, отливавших старинною бронзой,

По верху этот кратер золоченым кололся аканфом.

Но не беднее дары и трояне в ответ преподносят:

Ими подарен жрецу сосуд, фимиама хранитель,

Чаша и пышный венец, золотой, в драгоценных каменьях.

705 Вспомнили путники тут, что тевкры от Тевкровой крови[544]

Род свой ведут, и на Крите сошли: но сносить лишь недолго

Тамошний воздух могли; оставив со ста городами

Остров, стремятся скорей достигнуть портов Авсонийских. [545]

Буря встает и треплет людей. Принимают Строфады[546]

710 В порты неверные их, устрашает их птица Аэлло[547].

Вот уж Итаку они, [548]дулихийские порты, и Самос,

И неритийский предел, лукавого царство Улисса, —

Все миновали; потом Амбракию[549], бывшую спорной

Между богов; и судьи, обращенного в камень, обличье

715 Видят, что всюду теперь Аполлоном зовется Актийским; [550]

Землю Додоны прошли со священным глаголющим дубом,

И хаонийский залив, где дети владыки Молосса

На обретенных крылах избежали когда-то пожара.

Вскоре феанов поля, с благодатным плодов урожаем,

720 Также Эпир посетили, Буфрот, где вещатель фригийский

Царствовал, и, наконец, новозданную новую Трою.

Зная грядущее все, что открыл им советник надежный,

Чадо Приама, Гелен, они в сиканийские входят

Гавани. Три языка протянула Сикания в море.

725 Первый из мысов, Пахин, обращен к дожденосному Австру,

К мягким Зефирам другой, Лилибей; Пелор же, последний,

Смотрит к Борею, на Аркт, никогда не сходящийся с морем.

Тевкры к нему подошли; на веслах и с ветром попутным

Ночью пристали суда к песчаному брегу Занклеи.

730 Скилла тут справа, а там беспокойная, слева, Харибда

Буйствуют: эта корабль пожрет, захватив, и извергнет;

Той же свирепые псы опоясали черное лоно, —

Девье при этом лицо у нее. Коль поэтов наследье

Все целиком не обман, то когда-то была она девой.

735 Много просило ее женихов; и, всех отвергая,

К нимфам морским — ибо нимфам была она очень любезна —

Шла и рассказы вела о любви молодых несчастливцев.

Волосы как-то ей раз давала чесать Галатея[551]

И обратилася к ней со словами такими, вздыхая:

740 «Все-таки, дева, тебя добиваются люди, не злые

Сердцем, а ты отвергать их всех безнаказанно можешь!

Я же, которой отец — Нерей, лазурной Дориды

Дочь, у которой сестер охранительный сонм, не иначе,

Как по воде уплывя, избежала Циклоповой страсти».

745 Тут говорящей слова остановлены были слезами;

Дева же, вытерев их беломраморным пальцем, богиню

Так утешать начала: «Ты мне расскажи, дорогая,

Можешь довериться мне, не скрывай причину страданья! »

И Нереида в ответ Кратеиной дочери молвит:

750 «Акид здесь жил, порожден Семетидою нимфой от Фавна.

Матери он и отцу утешением был превеликим,

Больше, однако же, — мне. Ибо только со мною красавец

Соединялся. Всего лишь два восьмилетья он прожил;

Были неясным пушком обозначены нежные щеки.

755 Я домогалась его, Циклоп же — меня, безуспешно.

Если ты спросишь теперь, что сильнее в душе моей было,

К Акиду нежная страсть или ужас к Циклопу, — не знаю.

Были те чувства равны. О Венера-кормилица, сколько

Мощи в державстве твоем! Ибо этот бесчувственный, страшный

760 Даже для диких лесов, безопасно которого встретить

Не привелось никому, презритель богов олимпийских,

Знал, что такое любовь. Ко мне вожделеньем охвачен,

Весь он горит. Позабыл он и скот, и родные пещеры.

Даже заботиться стал о наружности, нравиться хочет.

765 Гребнем ты, Полифем, торчащие волосы чешешь.

Вот захотел он серпом бороды пообрезать щетину,

Чтобы на зверский свой лик любоваться, его приобразив.

Дикость, страсть убивать и крови безмерная жажда —

Их уже нет. Приплывают суда, отплывают спокойно.

770 Телем[552]в то время как раз к сицилийской причаливший Этне,

Телем, Эврима сын, никогда не обманутый птицей,

К страшному всем Полифему пришел и промолвил: «Единый

Глаз твой, который на лбу, добычею станет Улисса! »

Тот засмеялся в ответ: «Из пророков глупейший, ошибся

775 Ты. Он — добыча другой! » Так истины слово презрел он, —

Тщетно! То, берег морской измеряя шагами гиганта,

Почву осаживал он, то усталый скрывался в пещеру.

Клином, длинен и остер, далеко выдвигается в море

Мыс, с обоих боков омываем морскою волною.

780 Дикий Циклоп на него забрался и сел посередке.

Влезли следом за ним без призора бродящие овцы.

После того как у ног положил он сосну, что служила

Палкой пастушьей ему и годилась бы смело на мачту,

Взял он перстами свирель, из сотни скрепленную дудок,

785 И услыхали его деревенские посвисты горы,

И услыхали ручьи. В тени, за скалою укрывшись,

С Акидом нежилась я и внимательным слухом ловила

Издали песни слова, и память мне их сохранила.

«Ты, Галатея, белей лепестков белоснежной лигустры,

790 Вешних цветущих лугов и выше ольхи длинноствольной,

Ты светлей хрусталя, молодого игривей козленка!

Глаже ты раковин тех, что весь век обтираются морем;

Зимнего солнца милей, отрадней, чем летние тени;

Гордых платанов стройней, деревьев щедрее плодовых;

795 Льдинки прозрачнее ты; винограда поспевшего слаще.

Мягче творога ты, лебяжьего легче ты пуха, —

Если б не бегала прочь! — орошенного сада прелестней.

Но, Галатея, — быков ты, еще не смиренных, свирепей,

Зыбких обманчивых струй и тверже дубов суковатых,

800 Веток упорней ветлы, упорней лозы белолистой;

Горных ты бешеней рек, неподвижнее этих утесов;

Жгучее пламени ты, хваленых надменней павлинов;

Трибул ты сельских грубей: лютее медведицы стельной;

Глуше, чем моря прибой, беспощадней задетой гадюки.

805 И, — это прежде всего, кабы мог, у тебя бы я отнял! —

Ты убегаешь быстрее оленя, гонимого звонким

Лаем, и даже ветров дуновенья воздушного легче.

Если б ты знала меня, не бежала бы, но прокляла бы

Ты промедленье свое, меня удержать бы старалась.

810 Есть у меня на горе с нависающим сводом пещеры,

Даже и в лета разгар у меня не почувствуешь солнца, —

И не почувствуешь стуж. Под плодами сгибаются ветви;

Есть на лозах витых подобные золоту гроздья,

Есть и пурпурные. Те и другие тебе сберегаю.

815 Будешь своею рукой под тенью рожденные леса

Нежные ягоды брать; рвать будешь осенние терны,

Слив наберешь — не одних от черного сока багровых,

Но и других, благородных, на воск весенний похожих.

Станешь моею женой, — недостатка не будет в каштанах,

820 Да и во всяких плодах: к услугам твоим все деревья.

Этот вот скот — весь мой, и немало в долинах пасется;

Много укрыто в лесу, но много и в хлевах пещерных.

Если спросишь меня — числа я назвать не сумею;

Бедным — подсчитывать скот. Коль его я расхваливать буду,

825 Ты не поверишь словам. А придешь — так сама убедишься,

Как еле-еле несут напряженное вымя коровы.

Есть — приплод молодой — ягнята в теплых овчарнях,

Есть и ровни ягнят — в других овчарнях козлята.

Век белоснежное есть молоко. Для питья остается

830 Часть. Другую же часть сохраняют творожные сгустки.

И не простые дары тебя ждут, узнаешь и больше

Радости: лани там есть, и зайцы есть там, и козы,

Там и чета голубей, и гнездо с древесной вершины.

Двух я недавно сыскал, — играть они могут с тобою, —

835 Сходных друг с другом во всем настолько, что ты ошибешься,

Там на высоких горах волосатой медведицы деток.

Я их достал и сказал: госпоже сохраним их в подарок!

Вынырни только — пора! — головой из лазурного моря!

О Галатея, приди! Подарков моих не отвергни!

840 Знаю свое я лицо: в отражении влаги прозрачной

Видел себя я на днях, и моя мне понравилась внешность.

Как я велик, посмотри! Не крупней и Юпитер на небе

Телом, — уж если у вас повествуют, что миром какой-то

Правит Юпитер. Мои в изобилии волосы пали

845 На запрокинутый лоб и, как лес, затеняют мне плечи.

Ты о щетине густой, на всем моем теле торчащей,

Дурно не думай, затем что без зелени дурны деревья;

Конь — коль на шее его золотая не треплется грива;

Птиц покрывает перо; для овец их шерсть — украшенье.

850 Муж красив бородой и колючей щетиной на теле.

Глаз во лбу у меня единственный, величиною

Вроде большого щита. Что ж? Разве великое солнце

В мире не видит всего? А глаз его круглый единствен.

Кроме того, мой отец владыкою в вашем же море;

855 Будет он свекром тебе. О, сжалься, молителя просьбы

Выслушай! Ибо одной твоей покоряюсь я власти.

Я презираю Эфир и Юпитера с молнией грозной, —

Но лишь тебя, Нереида, боюсь. Свирепее гнев твой

Молний. Отвергнутый, я терпеливее был бы, пожалуй,

860 Если б бежала ты всех. Но зачем, оттолкнувши Циклопа,

Акида любишь, зачем моих ласк милей тебе Акид?

Пусть он пленится собой и пленяет тебя, Галатея, —

Хоть не хочу я того! Но случаю дай подвернуться, —

Сразу почувствует он, сколь мощно подобное тело!

865 Проволоку за кишки, все члены его раскидаю

В поле и в море твоем, — там пусть он с тобою сойдется!

Я пламенею, во мне нестерпимый огонь взбушевался, —

Словно в груди я ношу всю Этну со всей ее мощью,

Перенесенной в меня! Но тебя, Галатея, не тронешь! »

870 Попусту так попеняв (мне, все было издали видно),

Встал он и, бешен, как бык, с телицей своей разлученный,

Не в состоянье стоять, по лесам и оврагам блуждает.

Нас, не видавших его, не боявшихся дела такого,

Лютый заметил Циклоп и вскричал: «Все вижу, и этот

875 Миг да будет для вас последним мигом любовным! »

Голос его был таков, какой подобает Циклопу

В бешенстве; криком своим устрашил он высокую Этну.

Я, испугавшись, спешу погрузиться в соседнее море.

А Симетидин герой убегал, обращаяся тылом,

880 И говорил: «Помоги, Галатея! Молю! Помогите,

Мать и отец! Во владеньях своих от погибели скройте! »

Но настигает Циклоп. Кусок отломал он утеса

И запустил. И хотя лишь одной оконечностью камня

В Акида он угодил, целиком завалил его тело.

885 Я совершила тут все, что судьбы свершить дозволяли,

Чтобы прадедову мощь получил погибающий Акид.

Алая кровь из-под глыбы текла; чрез короткое время

Слабый пурпуровый цвет исчезать начинает помалу.

Вот он такой, как у рек от весеннего первого ливня;

890 Вскоре очистился; вот зияет, расколота, глыба,

И из расщелин живой вырастает тростник торопливо,

Рот же отверстый скалы зазвучал извергаемой влагой.

Дело чудесное! Вдруг выступает, до пояса виден,

Юноша, гибкими он по рогам оплетен камышами.

895 Он, — когда бы не рост и не лик совершенно лазурный, —

Акидом был. В самом деле уже превратился мой Акид

В реку: доныне поток сохранил свое древнее имя».

Кончила свой Галатея рассказ, и сонмом обычным

Врозь разбрелись и плывут по спокойным волнам Нереиды.

900 Скилла вернулась; она не решилась в открытое море

Плыть. По влажным пескам сначала нагая блуждает,

Но, притомясь и найдя на заливе приют потаенный,

В заводи тихой свое освежает усталое тело.

Вдруг, разрезая волну, гость новый глубокого моря,

905 Переменивший черты в Антедоне Эвбейской недавно,

Главк предстает, — застыл в вожделенье к увиденной деве!

И, уповая, что он побежавшую сдержит словами,

Вслед ей кричит; она же быстрей от испуга несется

И достигает уже вершины горы надбережной.

910 Прямо из моря встает, одним острием поднимаясь,

Голый огромный утес, над морем широким нависший.

Остановилася там и в месте спокойном, не зная,

Чудище это иль бог, в изумленье дивуется цвету

И волосам пришлеца, покрывавшим и спину и плечи,

915 И что внизу у него оконечность извилистой рыбы.

Главк приметил ее и, на ближнюю глыбу опершись,

Молвил: «Не чудище я, не зверь я дикий, о дева!

Нет, я бог водяной. Прав больше Протей не имеет

В глуби морской, ни Тритон, ни сын Атаманта Палемон.

920 Раньше, однако, я был человек. Но поистине предан

Морю глубокому был, тогда уже в море трудился.

Либо влачил стороной я с пойманной рыбою сети,

Либо сидел на скале, с камышовой удой управляясь.

Некие есть берега с зеленеющим смежные лугом;

925 Волнами край их один окаймлен, а другой — муравою,

И круторогие их не щипали ни разу коровы;

Смирные овцы там не паслись, ни косматые козы,

И трудовая пчела никогда не сбирала там меду.

Там не плелись и венки торжества; травы не срезали

930 Руки, держащие серп. Я первый на этом прибрежье

Сел на траву; сижу и сушу свои мокрые сети.

Чтобы попавшихся рыб сосчитать по порядку, которых

Случай мне в сеть позагнал иль своя же на крюк насадила

Зверская алчность, я их разложил по зеленому дерну.

935 Невероятная вещь. Но обманывать что мне за польза? —

Только, коснувшись травы, начала шевелиться добыча,

Переворачиваться, на земле упражняясь, как в море.

Я же стою и дивлюсь, — меж тем ускользает вся стая

В воду, покинув зараз своего господина и берег.

940 Остолбенел я, себя вопрошаю, с чего бы то было.

Бог ли то некий свершил, травы ли какой-нибудь соки?

Что же за силы в траве? — говорю и срываю рукою

Возле себя мураву и, сорвав, беру ее на зуб.

Только лишь глотка моя испила незнакомого сока,

945 Чувствую вдруг у себя в глубине неожиданный трепет,

Чувствую в сердце своем к инородной стихии влеченье.

И уж не мог я на месте стоять. Прощаясь навеки,

Молвил земле я «прости» и нырнул в голубую пучину.

Боги морей пришлеца отличают им общею честью;

950 Призваны были меня отрешить от свойств человечьих

И Океан и Тетида. И вот через них очищаюсь.

Девять я раз очистительный стих повторяю; велят мне,

Чтобы подставил я грудь под сто потоков различных.

Сказано — сделано. Вот отовсюду ниспавшие реки

955 Над головою моей всех вод своих токи проносят.

Только всего рассказать я могу, что стоило б вспомнить;

Только и помню всего; остального не чуяли чувства.

А лишь вернулись они, себя я обрел измененным, —

Был я весь телом другой, чем раньше, и духом не прежний.

960 Тут я впервые узрел синеватую бороду эту,

Волосы эти мои, что широко по морю влачатся,

Плечи свои увидал, громадные синие руки

И оконечности ног, как рыбьи хвосты с плавниками.

Что мне, однако, мой вид? К чему божествам я любезен?

965 Что мне за прок, что я бог, коль ничто тебя тронуть не может? »

Так он сказал и хотел продолжать, но покинула бога

Скилла. Свирепствует он и, отказом ее раздраженный,

К дивной пещере идет Цирцеи, Титановой дщери.

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 11 12 131415 16 Следующая ⇒