Роберт Блох «Мёртвые не умирают!» 3 страница

— Ну что вы, не может быть, чтобы вы оценивали мои способности так низко! Я и без того, как вам известно, уже пошел на огромный риск и труд, чтобы привести вас сюда. Я не могу и дальше подвергать опасности осуществление своих планов. А в виде трупа вы мне бесполезны. Кроме того, мне нет нужды вас убивать. Если вы выйдете отсюда, то вы и без того покойник.

— Это еще почему?

— Да потому, что вас разыскивают за убийство. За убийство этого несчастного одноглазого гражданина свободного государства. Бармена.

— Но он ведь живой, вы его оживили.

— Не так, как других. Это, видите ли, всего лишь временное явление. Я могу держать его в таком состоянии столько, сколько пожелаю, да так оно и будет, если вы согласитесь. Я даже отправлю его обратно на работу в бар. — Он снова хмыкнул. — И это будет далеко не в первый раз, когда покойник ходит среди живых и никто даже не подозревает об этом. Если бы вы знали, если бы хотя бы догадывались, сколько мертвецов обитает среди живых благодаря методу Варека!

Я передернулся. Единственный глаз покойника светился всезнанием. Голос продолжал мурлыкать:

— Если вы откажетесь, он снова превратится в труп. И дюжина свидетелей поклянется, что убили его вы. Я не стану растрачиваться на месть — этим займется могущественный закон. А ваш рассказ о таинственных женщинах и говорящих и ходящих мертвецах не поможет вам спастись. Надеюсь, вы и сами понимаете.

Только вы не откажетесь. Потому что вы в состоянии оценить, что я вам предлагаю. Богатство и власть. Цель и мечту любого человека. Возможность бесконечной жизни для себя самого, такой же, как у меня. Подумайте, сударь, подумайте хорошенько. Жизнь или смерть?

Я подумал. Хорошенько подумал. И все во мне взбунтовалось от этой мысли. О, легко быть героем, когда нет искушения. Однако тот циник, который сказал, что каждый человек имеет свою цену, знал человеческую природу. Немногие отказались бы от вечной жизни, вечного богатства и вечной власти даже в обмен на свою душу и душу кого угодно, если на то пошло.

Душу кого угодно…

Я посмотрел на Коно. Мой друг Коно Коллури. Усопший Коно Коллури, который, отправляясь на смерть, был похож на студента-переростка. Коно, который оставил мне восемь тысяч баксов и просьбу добиться его оправдания.

Где теперь этот Коно?

Его не было в этой комнате. Тело присутствовало, оно двигалось, разговаривало, однако вот душа…

Был еще тик, мучение, нескончаемая пытка. Но не настоящая жизнь. Передо мной был незнакомец, неуклюжий ходячий мертвец. Ни эмоций, ни теплоты, ни человечности.

Конечно, я мог бы продаться сам. Но я не мог продать целый мир.

Поэтому я подошел к трупу и сказал:

— Нет. Прошу прощения, Варек. Я вынужден отказаться и рискнуть.

— Это окончательное решение?

— Окончательное.

— Прекрасно. Рискните.

Рот захлопнулся. Глаза закрылись. Бармен действительно был по-настоящему мертв. Я увидел, как угасает свет на его лице, после чего попятился назад. Назад, в объятия Коно Коллури.

Я должен был бы догадаться, что Варек лжет. Что он никогда не выпустит меня из этой комнаты живым. Если я не догадывался об этом раньше, то теперь знал наверняка. Потому что меня обхватили холодные руки. Большие пальцы поднялись к моей шее, готовые сжимать и ломать.

— Коно! — выдохнул я. — Это же я… твой друг… Ты не…

С покойником нельзя спорить.

С ним можно только бороться. Бороться и задыхаться и еще стараться отодвинуть смертоносные руки от своего горла. Я ударил его со всей силой, какой обладал. Ничего не произошло. Ничего не произошло, кроме того, что он гнул меня назад, назад…

Потом я отпрянул. Отпрянул так внезапно, что он упал вместе со мной. Падая, я вывернулся. Он разжал пальцы.

Я закатился под помост. Он потянулся за мной. Я перевернул гроб со всем содержимым ему на голову. Он упал. Слепой глаз покойника искал меня. Я побежал. Я помчался по коридору, и никто меня не остановил. Коно с грохотом поднялся на ноги, пошел за мной, размахивая руками.

Я знал, что парадная дверь будет заперта. Однако в ней была стеклянная панель, а рядом с дверью, в фойе, кто-то поставил большую урну.

Я схватил эту урну, разнес стекло и выскочил.

Оказавшись на улице, я побежал. Была ночь. Воздух был холоден.

Было здорово оказаться на свободе.

На свободе, объявленным в розыск за убийство.

Вы никогда не задумывались, что ощущаешь, будучи убийцей?

Могу рассказать.

Ощущаешь себя кроликом, который слышит лай охотничьих собак. Ощущаешь себя так, словно лежишь в постели, накрывшись одеялом с головой, а отец поднимается по лестнице, чтобы задать тебе взбучку. Ощущаешь себя пациентом, который ждет, пока хирург стерилизует скальпель.

Ты не ходишь по улицам, когда ты убийца. Ты пробираешься переулками. Ты не берешь такси и не проходишь рядом с полицейскими. А когда наконец добираешься до своей гостиницы, проходит много времени, прежде чем ты заходишь в фойе. Ты очень внимательно осматриваешься по сторонам, убеждаясь, что там никого нет.

И когда ты все-таки заходишь, то не спрашиваешь ключ от своей комнаты. Ведь там может поджидать полиция. Или кто-нибудь еще. Кто-нибудь, кто уже мертв, но жив. Дожидается, чтобы схватить тебя и…

Именно это я ощущал, но не выдавал ни лицом, ни голосом, пока спрашивал администратора за стойкой, не оставлял ли для меня кто-нибудь корреспонденции.

Мне, понимаете ли, требовалось проверить одну догадку — не подкуплены ли служащие гостиницы. Варек не стал бы этим заниматься, поскольку был уверен, что я соглашусь на его предложение. И теперь небольшой шанс. Если бы мне только получить телеграмму…

И она дожидалась меня, драгоценный желтый конверт, заткнутый в ящик для бумаг. Телеграмма из цирка. Я разорвал край и прочитал:

БОЛЬШОЙ АХМЕД ВОСТОЧНАЯ БРЕНТ-СТРИТ

СОРОК ТРИ ТЧК ФАМИЛИЯ РИЧАРДС

Вот и все, этого было достаточно. Брент-стрит — это улица на границе с Норт-сайд. Можно дойти пешком, можно воспользоваться надземкой и миновать Луп, если я желаю рискнуть.

Я желал. У Ахмеда (или Ричардса) были деньги.

Я должен был. Ахмед (или Ричардс) мог мне помочь.

Брент-стрит оказалась примерно в миле, на другой стороне моста, когда я вышел из надземки. Это была долгая и трудная миля, я держался в тени, отворачивал лицо от прохожих. Однако ничего не случилось. Я остановился перед выцветшим старым домом из коричневого песчаника, на котором красовалась цифра 43, закурил сигарету и поднялся по ступенькам, чтобы нажать на кнопку звонка.

Потом я принялся ждать.

Прошло добрых две минуты, прежде чем дверь открылась. За это время я успел вдоволь поразмышлять о человеке, с которым мне предстояло встретиться.

Будет ли этот Большой Ахмед в тюрбане? Смуглолицый человек с остроконечной бородкой, глубоко посаженными горящими глазами и певучим голосом?

Будет ли он обходительным, культурным, цивилизованным мистером Ричардсом, обманщиком с ярмарки, одетым несколько пестро, с голосом мягким и обволакивающим?

Мне было важно знать. Потому что я собирался сдаться на милость этого человека.

Дверь открылась на мой звонок.

— Большой Ахмед? — спросил я.

— Да. Прошу вас, входите.

Я вошел в освещенную прихожую, где смог как следует разглядеть хозяина.

Он не был ни Ахмедом, ни Ричардсом.

Он вообще не был никем.

Маленький человечек лет пятидесяти, с тонкими седеющими волосами. Морщинистое лицо, водянистые голубые глаза, почти серые. Если подумать, то и кожа у него была скорее серой. И костюм на нем был серый. Тихий, неприметный. Настолько непохожий на циркача, насколько вообще можно себе представить.

Как его описать? В Голливуде его назвали бы типом Барри Фитцджеральда без улыбки и провинциального акцента. Чей-то дядюшка. Чей-то добродушный дядюшка-холостяк.

Я понадеялся, что мой.

— Вы Большой Ахмед? — спросил я, все еще не уверенный, все еще не решившийся.

— Да. А вы хотите погадать?

— Э… да.

Можно было немного потянуть время, пока я приму решение. При том обороте, какой приняли события, я не доверял бы и собственному брату.

Дом оказался большой, старый, один из тех домов, которые строили, когда в большинстве семей было по восемь-девять детей вместо телевизора.

Большой Ахмед провел меня по длинному коридору, мимо двух или трех дверей, неизбежно ведущих на застекленную террасу, в гостиную и библиотеку. Комната, в которую он меня привел, походила на маленькую гостиную, где-то в глубине дома. Она была набита мебелью красного дерева, старинной и прочной. В центре стоял массивный стол и вокруг него обязательный хоровод стульев, словно готовых для сеанса. Однако в целом это место нисколько не походило ни на мастерскую медиума, ни на лавку ясновидца.

Я воспользовался тем, что комната была ярко освещена, чтобы внимательнее рассмотреть хозяина, однако осмотр не принес мне ничего нового. Просто усталый пожилой человек, я даже подумал, как ему удается выступать со своими трюками в цирке. В нем вообще не ощущалось ни капли восточной загадочности.

Даже когда он предложил мне сесть и достал из шкафа хрустальный шар, на меня это не произвело впечатления. Сам шар был маленький и покрытый пылью. На самом деле он даже смел пыль рукавом, смущенно улыбаясь при этом.

После чего сел, уставился в шар и снова улыбнулся.

— Предсказание стоит три доллара, — сказал он. — Добровольное пожертвование, как вы понимаете, а не гонорар. Брать за это гонорар противозаконно.

— Я согласен пожертвовать три бакса, — сказал я.

— Отлично.

Он оторвал взгляд от моего лица. Сфокусировался на шаре. Серые глаза, несколько покрасневшие.

Я сидел очень тихо, пока он смотрел. Он кашлянул, прочищая горло. Поерзал на месте. Затем заговорил.

Он назвал мое имя.

Он сказал мне, где я работал.

— Вы друг покойного Коно Коллури, — сказал он, глядя в пол. — И вы здесь, чтобы забрать его деньги. Сумму в восемь тысяч двести тридцать один доллар.

Он выдержал паузу. Я почувствовал, как пот впитывается в воротничок моей прекрасной белой рубашки, той самой, из погребальной конторы, скорее всего украденной у какого-нибудь покойника.

Он молчал, а я смотрел на него. Приятный маленький человечек в сером, но сколько он знает! Я никогда не верил в оккультные силы, но вот он сидит передо мной и сообщает такие факты.

После всего, что пережил за последние три дня, я понял, что принять больше не смогу. Все мои представления о вселенной рушились, а вместе с ними и мое психическое здоровье. Мертвецы ходят, я убийца, и вот теперь человек, который действительно умеет читать мысли. Это было уже слишком…

— Не расстраивайтесь, дружище. — Большой Ахмед медленно поднялся. — Я не хотел вас огорчать. Боюсь, это всего лишь дешевый трюк.

Его руки вынырнули из-под стола. Он держал конверт и листок бумаги.

Вздрогнув, я узнал письмо Коно.

— Вытащил у вас из кармана, когда задел вас в коридоре, — улыбнулся маленький пожилой человек. — Потом спрятал под столом и прочитал, пока вы думали, что я читаю в хрустальном шаре. Прием старый, зато эффективный.

Я кивнул и попытался улыбнуться, чтобы как-то выразить облегчение.

— Значит, вы друг Коно, — сказал Большой Ахмед. — Он писал мне о вас. Пару недель назад. Хотя о деньгах не упоминал. Это настоящая трагедия, не правда ли?

— Так вы знаете о признании?

— Да. Луи был настоящая крыса. — Улыбка сошла с его лица. — Скверное, запутанное дело. Я рад, что ушел из цирка.

Он подошел к шкафчику и отпер нижний ящик маленьким ключом. Достал большую черную жестяную коробку. Открыл ее вторым ключом. Принялся выкладывать на стол банкноты, крупные банкноты, сотни и тысячи.

— Вот ваши деньги, — сказал он, рассортировывая кучку и подталкивая ко мне.

— Но… разве вам не нужно какого-нибудь документа, хотя бы какого-то удостоверения личности?

— Вы друг Коно. Я вам верю. — Он застенчиво улыбнулся и всплеснул руками.

— Так вы мне верите, да?

— Почему бы нет?

Я глубоко вдохнул и выдохнул. Я должен поделиться с кем-то, а не то сойду с ума.

— Потому что меня разыскивают за убийство, вот почему!

Большой Ахмед сел обратно, все еще улыбаясь.

— И вы хотите рассказать мне об этом, верно? Что ж, расскажите. Я послушаю.

Я рассказывал, а он слушал. На это ушло много времени, но я рассказал ему все, начиная с того, как приехал в город, и до того, как Коно наехал на меня.

Он сидел, маленький серый идол, спокойно глядя на меня из полумрака.

— И вот теперь вы хотите обелить свое имя, так? И, полагаю, прижучить этого Варека, кем бы он ни был?

Я кивнул.

— Это большое дело. Очень большое дело, дружище. Вы, разумеется, понимаете, что вся эта история звучит несколько сомнительно?

— Она звучит полным бредом, — сказал я. — Но только все это правда. До последнего словечка.

— Согласен. И возникает проблема, с чего нам начать?

Я бросил взгляд на восемь с лишним кусков, лежащих на столе передо мной. Внезапно я придвинул деньги обратно к нему.

— Может быть, это поможет вам чем-нибудь мне посодействовать? — спросил я. — Потому что если так, возьмите. Часть или все. Столько, сколько поможет оправдать меня и загнать в угол эту крысу, Варека.

— Вы думаете, что я на вашей стороне? — спросил он.

— Я доверил вам свою жизнь. Деньги не имеют значения. Если вы друг Коно, вы поможете.

— Что ж, хорошо. — Большой Ахмед рассортировал банкноты и положил их стопками рядом с жестяной коробкой. — Отныне я ваш. На полный рабочий день. А теперь вернемся к нашей проблеме. — Он отодвинул в сторону хрустальный шар. — Боюсь, это нам ничем не поможет. Придется смотреть в лицо фактам.

— Факт номер один, — сказал я, — за мной гонятся.

— А это значит, что вам надо быть сейчас тише воды ниже травы. То есть выходить на улицу буду я, — сказал он.

— Верно. Теперь к вашим действиям.

— Я отправляюсь в гостиницу, — ответил Ахмед. — В ваш номер. Рано или поздно там появятся копы, выискивая вас. Полицейские будут ошиваться поблизости. Но там же будет и ваша белокурая чаровница, и кто-нибудь еще из приятелей Варека. Может быть, даже сам Коно. В любом случае многое за то, что кого-нибудь там я обнаружу и сяду ему на хвост, после чего он приведет меня в похоронное бюро или в другое место, где находится Варек. Наверное, у него имеется не одно обиталище, где он может бросить свою шляпу. Если, конечно, он носит шляпу.

— Я все-таки не понимаю, — протянул я. — Что же это за человек? И его секрет вечной жизни…

— Может быть, он им обладает, — насмешливо проговорил Ахмед, — но вы — нет. И, судя по вашему виду, вам необходим сон. Я провожу вас наверх, в спальню. За ночь, пока я работаю, вы как следует отдохнете.

Я не стал с ним спорить. От усталости у меня подгибались ноги, когда я поднимался вслед за ним по ступенькам.

— Вы должны верить в меня и в удачу, — сказал маленький серый человечек. — Прямо сейчас я могу сказать, что я действую интуитивно. Я могу пойти в гостиницу, проследить за кем-нибудь и каким-то образом выйти на Коно. Для нас он самое слабое место во всей цепи. Если я сумею с ним договориться, он расскажет мне о Вареке все, что знает. А потом мы подумаем, что делать дальше.

— Звучит логично, — сказал я, когда мы вошли в маленькую спальню в конце коридора.

— Звучит совершенно слабо и ненадежно, если честно, — отозвался мой хозяин. — Но это все, что можно предпринять прямо сейчас. Надеюсь, к тому времени, когда я вернусь, уже будет над чем работать. А пока что отдыхайте. Моя пижама вам не подойдет, но кровать, я надеюсь, окажется удобной. Я отправляюсь. Спите, и приятных вам сновидений.

Он махнул мне и вышел. Я опустился на кровать настолько обессиленный, что едва заметил, как в замке щелкнул ключ. Потом я распрямился.

— Ну вот, снова начинается! — пробормотал я.

Должно быть, мой голос был слышен, потому что он прокричал из-за двери:

— Я вас запер. Примерно через час придет уборщица, мы не можем рисковать. Если вашу фотографию успели опубликовать в газетах — нам конец.

— Ладно, — отозвался я. — Только вы побыстрее возвращайтесь.

— Я вернусь, и с добрыми вестями. Не переживайте. Когда Большой Ахмед действует, он действует.

Я лег на спину, сняв, нога об ногу, ботинки, распустив галстук и ремень, а затем забрался под покрывало. Его шаги умолкли, и наступила тишина.

Я был в чужом доме, в чужой постели, мое будущее зависело от честности и способностей человека, с которым еще полчаса назад я не был знаком.

Но я почему-то верил ему. Я должен был верить, потому что, кроме него, больше никого не было. Я размышлял о Большом Ахмеде, или Ричардсе, если это было его настоящее имя. Чем же он занимался, разъезжая вместе с цирком по ярмаркам? Ради чего занимается здесь трехдолларовыми предсказаниями? Маленький бесцветный человечек с каким-то непонятным акцентом. Однако же как он чертовски здорово обчищает карманы!

Это меня воодушевило. Он вовсе не такой лопух, каким кажется. Но достаточно ли он хорош, чтобы провести человека, поднимающего из могилы мертвецов?

На этот вопрос я не знал ответа. Не оставалось ничего, кроме как ждать. Ждать и отдыхать. Отдыхать и спать.

В комнате было темно. Ночь входила ко мне через окна. Я поднялся и задернул занавески. Я не хотел этой ночи. В ней было слишком много всего, способного причинить мне вред. Полиция, сыщики, Варек и ходячие мертвецы. Пусть будет лучше персональная темнота этой комнаты, персональная темнота за закрытыми веками. Темнота для сна.

Темнота для сновидений…

До чего странных людей встречаешь во сне! К примеру, этого негра. Он был обыкновенным гражданином, как сотни тысяч других чикагцев из Саут-сайда. Он ехал в надземке, и я ехал в надземке, держался за поручень рядом с ним.

Я не обратил бы на него внимания, если бы не одна маленькая деталь.

Он был мертв.

Да, он был мертв. Когда вагон дернулся, он завалился на меня, и я увидел закатившиеся белки его пустых глаз, ощутил холод, эбонитовый холод его черной кожи, и понял, что он мертв. Черный труп, держащийся за поручень в надземке.

Я знал, что он мертв, а он знал, что я знаю. Потому что он улыбнулся. И изнутри него зазвучал глубокий бас, из недр его пустой могилы, его фальшивой, опустошенной могилы, и бас произнес:

— Не смотри на меня. Потому что я не один такой. Здесь таких полным-полно. Очень много. Оглянись!

Я оглянулся. Я смотрел в проход дергающегося вагона и видел их, узнавал их. Некоторые из пассажиров, конечно, были живыми, и я мог определить это с одного взгляда. Но были и другие. Очень много других. Покойных. Других, с неподвижным холодным взглядом. Тех, кто не разговаривал. Кто сидел в одиночестве. Кто старательно избегал прикосновения к своему телу. Они были бледными, окоченелыми, мертвыми.

Большинство мужчин были в своих лучших костюмах, потому что именно так их одели в погребальных конторах.

Большинство женщин были покрыты толстым слоем пудры и румян, потому что так их загримировали похоронных дел мастера. О, я узнавал их. А негр дотронулся до меня ледяными пальцами и одарил улыбкой, в которой не было ни веселости, ни злобы, вообще никаких эмоций.

— Зомби, — сказал он. — Вот как мы называемся. Зомби. Ходячие мертвецы. Ходячие, болтающие мертвецы. Мы ходим и разговариваем, потому что так велел Человек. Человек. Большой Человек Буду.

— Варек! — произнес я.

Вагон снова дернулся. Фонари погасли. Что-то случилось с электричеством. Может быть, оттого, что я назвал имя.

Черный мертвец считал, что именно из-за этого. Все, что я видел в темноте, — белки глаз и сверкающую белозубую ухмылку.

— Ты пришел и назвал его имя! — загромыхал он.

И все мертвецы во всех вагонах застонали и забормотали:

— Он назвал его имя!

Внезапно вагон дернулся особенно сильно, и я понял, что поезд сошел с рельсов, полетел над ними. Трупы приливными волнами накатывали на меня, и все мы вертелись, переворачивались, падали, падали…

Я приземлился. Предполагается, что вы должны проснуться, перед тем как приземлитесь, но со мной этого не произошло. Потому что я упал слишком глубоко. Вагон разбился где-то в канализации. Я не пострадал. Меня выбросило из вагона. И я пополз в темноте, где не сверкали белые глаза и белые зубы. На этот раз сверкало что-то красное. Крошечные красные огоньки.

— Крысы, — сказал я себе. — Крысиные глаза.

— Да, мы принимаем вид крыс. И еще летучих мышей. И разных других тварей. Но только мы не животные. И больше уже не люди. — Этот голос у меня в голове звучал мягко, но повелительно. — Нас называют обычно вампирами!

Я не видел ни говорящего, ни остальных, но я слышал, как их щебечущие смешки раздаются вокруг, делаются все громче, превращаются в металлический грохот, который эхом отдается от стен канализации.

— Вампиры. Он поднял нас из мертвых, он сотворил нас. В большой церкви на Дивижн-стрит отец Станиславус заклеймил нас именем Господним. Но только нам все равно. Он жирный и старый, этот священник, и он умрет. А мы никогда не умрем. Мы бродим по ночам, мы пируем, и мы владеем всем подземным миром.

Вмешался еще один голос:

— Ведь так оно под всем городом, разве ты не знал? И под каждым городом. Всегда найдутся места, где можно спрятаться, если ты достаточно умен. Можно перебираться по туннелям с одного места на другое, приходить и уходить когда пожелаешь, и никто не догадается. Никто не увидит. Никто не услышит. Можно поднять крышку канализационного люка, утащить к себе, что пожелаешь, а остатки выбросить наружу. О, все так хитро устроено и действует безотказно, и за все это мы благодарим Хозяина.

Я кивнул:

— Вы имеете в виду Варека?

При этих словах они завыли, и от звука моя голова едва не разлетелась на половинки, когда эхо отдалось от металлических стен. Они выли, а затем принялись подбираться ко мне в темноте, но я побежал. Я бежал и шел вброд, полз и плыл по сточным водам и грязи, выискивая отверстие, выискивая пятно света, выискивая лазейку из нижнего мира смерти и темноты.

Я нашел ее, нашел наконец. Круглую металлическую крышку над головой, ведущую к спасению. Спасению и прохладной тьме погреба. Проблеск света вывел меня на лестницу и к двери наверху. Я вышел в кухню, прошел прямо к спальне и заглянул в замочную скважину.

У постели сидел Эдгар Аллан По и делал странные жесты худыми белыми руками. Ему помогали двое врачей, и все они не сводили глаз с призрака, лежавшего на кровати, изможденного, похожего на скелет существа, которое смотрело с подушки блестящими остекленевшими глазами.

У пациента были светлые бакенбарды и никак не вяжущаяся с ними черная шевелюра; несмотря на вроде бы осмысленный взгляд, он должен был быть мертв, и это было бы даже правильно.

Однако По взмахнул руками, приказывая спящему проснуться, и, пока я смотрел, тот проснулся.

Вопли «Мертв! Мертв! » сорвались с языка, но не с губ страдальца, и все его тело сейчас же, за какую-то жалкую минуту или даже меньше, съежилось, расползлось, разложилось прямо на глазах. На кровати перед всей честной компанией оказалась полужидкая омерзительная гниющая масса.

После чего я, крича на бегу, помчался прочь от дома господина Вальдемара.

Но куда бы я ни бежал, всюду были мертвецы.

По не смог воскресить Вальдемара. Зато Варек мог. И воскрешал. В своем сне я видел доказательства. Я бродил по улицам Чикаго и узнавал лица. Вот неулыбчивый привратник с жестким ртом, стоящий перед дверью богатого отеля «Золотой берег», он мертв. Черноволосая девушка на коммутаторе в здании «Мерчандайз март», та, которая произнесла: «Пожалуйста, назовите номер», совершенно механическим голосом, она тоже марионетка Варека. Был еще лифтер в Музее имени Филда и три человека, которые работали в ночную смену на большом металлургическом заводе рядом с аэропортом Гэри. Один из пожилых окружных сержантов в Гарфилд-парке был ходячим мертвецом, и даже его жена этого не подозревала. Зато сам сержант не подозревал, что его капитан тоже кадавр, и ни один из них не знал тайны одного из судей округа Кук.

Покойники, их были многие сотни. Может быть, тысячи. Потому что Чикаго не единственный город в мире, а Варек побывал всюду.

Сначала я шел, затем побежал. Потому что не мог больше терпеть, не мог видеть эти лица, эти пустые глаза. Мне было невыносимо сносить толчки от мертвецов на многолюдном Лупе. Я побежал и бежал, пока не оказался в доме Большого Ахмеда, кинулся к двери спальни, распахнул ее, забрался в кровать, снова оказавшись рядом с самим собой и зная, что наконец-то спасен, потому что я здесь, пробудился, возвращаясь в реальный мир, где по-прежнему ходили мертвецы!

«Они обладают и другими возможностями».

Кто это мне сказал? Сам Варек из тела покойного бармена. Другие возможности. Такие как левитация — способность перемещаться по воздуху, влетать в расположенные высоко над землей окна…

Один раз это уже случилось во сне, теперь это случилось во второй раз.

Я видел ее лицо в окне спальни. Лицо Веры. Светлые золотистые волосы. Бриллиантовое колье. Она парила за окном, билась в стекло. Она вытянула руки. Она открывала окно снаружи.

Странно, что я видел все это, ведь я же сам опустил занавеску, а теперь она была поднята. И окно открыто. Она влетела в комнату, паря изящно, легко, даже как-то умиротворяюще. И вот теперь она приземлилась, без толчка, без стука, без сотрясения, на пальчики своих изящных ножек. Она, конечно же, тоже мертва. Теперь я понимал. У нее остекленевший взгляд. Она движется только по принуждению. Это похоже на гипнотический транс, когда всеми движениями руководит кто-то извне, какая-то чуждая сила.

Глаза остекленевшие, как у одурманенного гашишем ассасина. И как ассасин, она выхватила из-за пояса кинжал. Длинное, узкое, очень женственное с виду оружие, тем не менее смертоносное. Сталь сверкала, как бриллиант. Почему она все время напоминает мне о бриллиантах? Из-за этого колье. Я смотрел на колье, пока она на цыпочках подкрадывалась к кровати. Мне хотелось на него смотреть.

Приятнее, чем смотреть на кинжал. Потому что кинжал был серьезный. Он приближался к моему горлу. Через миг он упадет, вонзится мне в шею, перережет яремную вену.

Все, что мне оставалось делать, — смотреть на бриллианты в ее колье. Через минуту все будет кончено. Нож уже опускался, нож, который перережет нить моей жизни, нож, который сделает меня солдатом в армии Варека, в армии мертвых.

Он быстро устремился вниз.

Сверкание этого безумно падающего клинка нарушило заклятие. Я мгновенно понял, что вижу все это наяву. Что нож существует и он нацелен мне в горло.

Я дернул головой, перекатываясь по подушке, и бросился вперед и вверх. Мои руки сомкнулись на твердой плоти. Холодной плоти.

Вера Лаваль бешено извивалась у меня в руках.

Я сел, перехватив ее за запястье. Я выкручивал его назад, пока нож не выпал на ковер. Она боролась со мной молча, лицо ее превратилось в маску Медузы, светлые кудряшки извивались, словно змеи, над холодными голыми плечами.

Внезапно голова ее упала. Я заметил блеск крепких белых зубов, нацеленных на мою шею. Зубы вампира, ищущие мою яремную вену.

Я вцепился ей в горло. Мои руки нырнули под колье, впились в плоть под ним. Колье расстегнулось и упало. Мои руки сомкнулись вокруг шеи и тотчас отдернулись.

Я не мог прикоснуться к тонкой алой линии, к шраму, обхватывавшему ее шею полным кольцом.

Руки мои отпрянули, и я дал ей пощечину со всей силы.

Она внезапно упала на кровать. Остекленевший взгляд исчез, и что-то похожее на узнавание проступило на лице.

— Где я? — прошептала Вера Лаваль.

— В спальне на Брент-стрит, — ответил я, — в доме Большого Ахмеда. Вы влетели через окно и пытались меня убить.

— Он снова меня подчинил, — забормотала она. — А потом отправил меня сюда, заставил левитировать. Я ничего не знала.

Я кивнул, но ничего не ответил.

— Вы верите мне, правда? — взмолилась она. — Я не знала. Он обещал, что никогда больше не заставит меня этого делать. Однако не сдержал слова. Он всегда так поступает. Даже сейчас я не могу ему верить. Он может делать со мной все, что угодно, потому что я…

Она внезапно замолчала, и я завершил за нее:

— Потому что вы мертвы. Я знаю.

Ее глаза широко раскрылись.

— Как вы узнали?

Вместо ответа я указал на ее шею. Тогда она заметила, что колье упало. Она закрыла алый шрам руками и долго смотрела на меня пристальным взглядом. После чего, вздохнув, оправила волосы.

— Расскажите мне об этом, — попросил я. — Вдруг я смогу вам помочь?

— Никто не может помочь. Никто.

— Я попытаюсь. И чем больше вы мне расскажете, тем больше у меня будет шансов. Говорите, если это не опасно.

Она на мгновение задумалась.

— Да, пока безопасно, по меньшей мере в ближайшие полчаса. Он впадает в подобие комы, когда заставляет кого-нибудь из нас летать, это занятие требует чудовищной концентрации. Но если он выйдет из транса и поймет, что я не выполнила приказ, может произойти все, что угодно.

Страх снова отражался в ее глазах, и я искал, чем бы мне отвлечь ее внимание.

— Полчаса, — произнес я. — Времени достаточно. Расскажите мне, как все начиналось. Что с вами произошло?

Вера Лаваль вздохнула. Руки ее осторожно погладили шрам.

— Хорошо, — согласилась она.

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 Следующая ⇒