Часть первая НИКОЛАС 5 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 5 из 12Следующая ⇒

Он с тревогой посмотрел на меня, прочистил горло и, заикаясь, начал оправдываться:

— Я думал… я… что вы вдвоем?..

Закончил он на высокой ноте, в которой слышалось безграничное отчаяние.

— Ну? И что же? — я попытался помочь ему.

Он решился подобраться ближе к болезненной проблеме, которая его мучила.

— Я думал, что вы собирались вместе поехать куда-то?

Я поморщился от неуместного эвфемизма. Но в устах Артемио в этот момент он прозвучал особенно неуместно.

— Совершенно верно.

Казалось, он еще более смутился. Лаура пробудилась от дремотного состояния, в котором она пребывала с самого начала нашего разговора, и улыбнулась ему, как мне показалось, сардонически. Ее ирония, однако, была смягчена парившим на ее лице крайним удовлетворением, так что, по-моему, нашему гостю особенно жаловаться было не на что. Да он и не жаловался. Он продолжал думать вслух о том, что он совершенно запутался. Он спросил меня:

— А разве вы нисколько не расстроились от того, что я слегка флиртовал с Лаурой?

— Конечно, — ответил я. — Я расстроился.

Он попытался отодвинуться от Лауры, так как было очевидно, что его рог все еще находится в ней. Она, однако, прижала его всем своим весом, стараясь сохранить вполне устраивающее ее положение, и это добавило какой-то элемент акробатики, цирка в эту неопределенную ситуацию. Я понял, что мне пора объясниться с ним откровенно.

— Это доставляет мне удовольствие, — уверил я его.

Дом Сальвадоа Родригеса был совсем не таким, каким я представлял себе. Он был гораздо интереснее и располагался среди ландшафта удивительной красоты.

Светало, но солнце еще не показалось на горизонте: оно должно было пробудиться вместе с Лаурой.

В это утро на небе не было ни одного облачка. Стояла середина мая: сезон дождей должен наступить значительно позже. Было еще не слишком жарко. В воздухе парил утренний туман. Я наблюдал необыкновенные изгибы кромки воды, заполнившей долину почти полностью. Это был приток озера, видневшегося на горизонте. Рядом с водой, блестевшей подобно чистому зеркалу, насколько хватало взгляда, ничего больше не было, кроме зеленой волнистой поверхности растений одинакового размера.

Мне подумалось, вполне естественно, что в этом заброшенном месте расположен огромный заповедник, где любители женских грудей могут спокойно устроить праздник своих грез. Но к ним я добавил бы, честно говоря, пару реальных женских грудей, чтобы иметь возможность смотреть на них, ласкать их, и которые, безусловно, превосходят по красоте все остальные. Я сказал вслух:

— Филиппины — прекрасные острова.

— Я не знаю, — заметил Артемио, — других таких островов.

— Чем вы зарабатываете на жизнь?

— Я художник-дизайнер.

— Женской одежды?

— Да.

В разговор вступила Лаура:

— Но вы же не гомосексуалист?

Он с сожалением вздохнул.

— Вероятно, поэтому я не пользуюсь успехом.

Он скорчил смешную гримасу, и мы все дружно рассмеялись. Но мне не понравилось, что Лаура считает всех дизайнеров женской одежды голубыми. Такой девушке, как она, — не пристало подразделять людей на какие-нибудь группы или классы, даже в шутку.

— А как же мы спустимся туда на машине? — поинтересовался я.

— Специальный проезд для джипов, — успокоил меня Артемио.

Так называемый проезд оказался сделанной из бамбука решеткой, перевязанной лианами и прикрепленной к земле деревянными колышками. Зигзагообразный спуск был узким, как лестничный пролет. Его поверхность была скользкой из-за комков красноватой земли, обрезков растений с толстыми листьями и ветвей карликовых деревьев, из которых проступал сок, похожий на сперму, что сразу же заметила Лаура. Она счастлива, узнать, что у деревьев, как и у мужчин, эякуляция в начале дня самая густая и, как она надеется, самая качественная. Она подчеркнуто выразительно заметила, делая своеобразный комплимент Артемио:

— Именно поэтому ее нужно пить.

Ее голос прозвучал с явным сожалением:

— Как жаль, что я не смогла попробовать ваш сок!

Оказалось, что он вполне разделяет, ее сожаление. Она горячо расцеловала его и пообещала:

— Завтра!

Автомобиль, как своеобразные сани, то и дело скользил в разные стороны, так что наши сердца не раз уходили в пятки. Тем не менее, мы как-то ухитрились благополучно спуститься вниз на всех четырех колесах.

Дом был четырехугольным и маленьким, до пяти-шести метров в длину и четырех в ширину, из пластика, за исключением крыши, которая была свита из растительных волокон. На одной стороне строения находилась терраса, и я с удовольствием отметил, что каждая ее колонна представляла собой фигуру, искусно изображающую ту или иную сексуальную позу — тщательно сделанные детали этих фигур попеременно включали фаллосы в виде копьев и влагалища в форме оврагов или ущелий.

А что касается сада из орхидей Родригеса, то Артемио не обманывал: он украшал края холма, как витражное оконное стекло. Каждое растение отличалось особым цветом и рисунком, усиливая впечатление от сада. Подобных цветов мне никогда еще не приходилось встречать.

Как только я заглушил двигатель джипа, Артемио объявил:

— Кажется, мой друг отсутствует. Но его дом всегда открыт для друзей.

Он пожал плечами и беззаботно улыбнулся:

— Он должен был бы, конечно, расширить свое жилье, но все его деньги уходят на цветы!

— Не будет ли он возражать, если я воспользуюсь его отсутствием и приму ванну? — вежливо осведомилась Лаура.

— Конечно же, нет. Я могу также приготовить кофе, — предложил Артемио. — Я знаю, где что лежит: я часто здесь бываю.

— Смотрите! — сказал я Лауре. — Цвет лепестков меняется под действием солнечного цвета. Это видно даже невооруженным глазом. Как прекрасно, если я сниму этот эффект замедленно! Я думаю, что своей кинокамерой смогу снять здесь настоящие чудеса.

— Твоя камера годится для разных дел, — скромно напомнила Лаура, как она ею пользовалась.

— Но мне для этого понадобится штатив.

Я пошел к автомобилю за приспособлениями к кинокамере и в это время услышал, как Лаура сказала:

— Можно мне войти, Артемио?

Когда я отнял глаз от видоискателя, солнце поднялось выше, чем должно было бы быть в это время дня. Я бросил взгляд на часы и с удивлением обнаружил, что снимаю уже больше часа.

— А этот педераст собирался угостить меня кофе, — пробурчал я.

Я повернулся на каблуке и остановился, как вкопанный, открыв от изумления рот. Возможно, сам того не зная, я получил солнечный удар? Я нигде не увидел дома. Однако я ясно видел джип там, где его припарковал, перед террасой. Ничто не исчезло, кроме самой хибары.

Существовала ли она на самом деле?

Чудо длилось всего лишь секунду, а затем уступило место чему-то действительно таинственному — когда я разглядел маленькую хижину снова, она была на этот раз на добрых двадцать — двадцать пять метров дальше, на половине склона, ведущего к реке. Она стояла, наклонившись фасадом к подножию возвышенности. Я начал нервно смеяться, совершенно ошеломленный увиденным. Как бы то ни было, опасность миновала: склон явно уменьшился. Теперь он не был слишком крутым, и резиденция Родригеса снова обрела устойчивость, как и положено жилищу.

Я тщательно упаковал киносъемочное оборудование, перебросил его через плечо и осторожно направился к этому чудесному феномену. Когда я был на одном уровне с садом, который ранее окружал террасу, я увидел две глубокие колеи, бегущие вниз по склону к месту, где теперь стояла эта хибарка. Сомнений не оставалось — ее туда оттащили!

Почему же она не разрушилась? И почему. Лаура никак не отреагировала на это противоестественное перемещение? Что могло с ней случиться? Охваченный волнением, я двинулся к хижине. Но только я приблизился, здание вздрогнуло и начало двигаться, как бы пытаясь убежать от меня. Так оно прошло два или три метра и остановилось.

Я застыл совершенно потрясенный, с остекленевшими глазами. Одновременно я услышал с обратной стороны здания глубокое дыхание и шаги, какого-то животного.

У меня возникло невероятное подозрение, и я наклонился, чтобы заглянуть под здание — не для того, чтобы обнаружить там спины гигантских черепах, но ради простого любопытства: возможно, оно сооружено на роликах. Оказалось, не на роликах, а на колесах. По толстым бамбуковым шестам дом снова пришел в движение. На этот раз я все понял. Я перешел на другую сторону двигающегося здания. Толпа волосатых, потных дикарей в ярких набедренных повязках и соломенных шляпах напряженно, согнувшись почти пополам, тянула толстые веревки.

Пока я удивленно смотрел на них, один из дикарей бросил свою веревку и подошел поближе, чтобы рассмотреть меня. Я направился к нему и, брызгая слюной, прокричал:

— Что это вы делаете?

Пораженный моей несообразительностью, он прочистил горло и восторженно сказал:

— Дом… вы… скоро в воде! Один час, все будет кончено. Очень, очень хорошо! Прекрасно!

Мне все это пришлось не по душе: если цель этой операции — утопить хижину, то мне нужно подумать о спасении Лауры. Я успел вскочить на террасу в тот момент, когда похитители возобновили свою работу. Бамбуковый пол зашатался у меня под ногами. Ближайшим отверстием оказалось окно. Я ухватился за подоконник и остался стоять, держась за него. Зрелище, представленное его обитателями, по-настоящему потрясло и даже восхитило меня! Оно было гораздо более привлекательное, чем все орхидеи вместе взятые!

Я схватился за кинокамеру и молча приготовился снимать, боясь ненароком прервать действие, увиденное мной. Но вскоре я убедился, что жужжание камеры не более испугает моих героев, чем передвижение дома и тряска их комнаты.

Дом мягко съехал вниз и был установлен на бамбуковый плот на реке. Опоры погрузились в воду, и я думаю, что скорее восторженные крики дикарей, чем движение дома, оторвали Лауру от любовных объятий.

Я занял позицию на берегу реки, чуть продвинувшись вперед, чтобы запечатлеть установку дома на плоту, и был очень доволен отснятым материалом. Рабочие, занятые делом, не обратили на меня никакого внимания, и их лица не выразили никакого удивления по поводу моего присутствия. У меня было такое впечатление, что они считают неприличным обращать на меня внимание.

Лаура выскочила на веранду, обернувшись в саронг, который нашла в комнате. Она восприняла странную ситуацию довольно спокойно, без особого удивления, и даже весело рассмеялась.

— Артемио! — позвала она. — Иди сюда и взгляни, что делается: дикари воруют дом твоего друга!

Она говорила об этом, совершенно не обращая внимания, что сама стоит на веранде этого дома. Артемио появился в проеме окна совершенно голый. Осознав неуместность этого, он мгновенно удалился внутрь комнаты. Плот медленно плыл к середине реки. Краснокожие, казалось, устроились на обеденный перерыв, закрутив веревки вокруг столбов.

Только тогда Лаура заметила меня и весело махнула мне рукой:

— Эй, Николас, где же ты был? Чего ты ждешь? Приходи скорее к нам!

Она подошла ко мне развернула саронг и предстала совершенно голой перед дикарями. Их руки с рисом остановились между корзинами и ртами. Затем она нырнула в желтовато-коричневую воду.

Я сделал еще несколько кадров, снял рубашку, тщательно завернул в нее камеру, положил вместе со штативом в лодку, которая стояла на берегу, и тоже прыгнул в воду.

Я нагнал Лауру в несколько гребков. Мы начали дурачиться, обнимать друг друга. Она попыталась стащить с меня трусы. Здесь была очень грязная вода, и я противился ее попыткам. Я уплыл от нее и закричал:

— Артемио, что вы там делаете?

Его голос долетел до меня из глубины плывущего дома:

— Готовлю кофе!

После отдыха дикари разошлись по берегу реки и сопровождали плот по течению. Наплававшись вдоволь, мы с Лаурой поднялись на борт и устроились там, ожидая, что же произойдет дальше.

Лаура надела свою рубашку на мокрое тело, так что та стала такой же мокрой, как и мои брюки. Но это ее совершенно не волновало.

Артемио, застегнутый на все пуговицы и щегольски одетый, как на демонстрации модной одежды, наконец, принес нам кофе. Он был теплым.

— Я возбужден до предела, мой рог тверд, как камень, — признался я.

— Надеюсь, — довольно бесстрастно сказала Лаура. — Тогда давай займемся любовью.

— Где? — спросил я. — Мы не должны шокировать Артемио.

Мы начали смеяться, как идиоты, — это был один из тех взрывов хохота, совершенно беспричинного, который, казалось, никогда не закончится.

— Я хочу поразить тебя, — решила Лаура.

Она так и сделала. Артемио не появлялся из своей комнаты и ничего не мог видеть. Но краснокожие дикари, чтобы ничего не упустить, шли, повернув головы в нашу сторону и рискуя удариться головой о какое нибудь дерево. Я знал, что их взгляды увеличивают удовольствие, получаемое Лаурой, и это доставляло мне дополнительную радость.

Мы обогнули мыс и приплыли на пляж небольшой косы. Там кто-то стоял.

— Нас встречают, — воскликнула Лаура, чтобы дать знать Артемио, и он наконец-то выбрался из своей берлоги. Вскоре мы все трое выстроились на корме плота, пытаясь угадать, какой прием ожидает нас.

Силуэт принадлежал европейской женщине, и когда мы подплыли ближе, то увидели, что она довольно элегантно одета. Она бы не выделялась среди парада манекенщиц: шелковый, выполненный по заказу плащ, пастельного цвета шарф, белые туфли и перчатки.

Подойдя поближе, мы разглядели драгоценности, со вкусом наложенный макияж и модную прическу. Трудно было судить о ее возрасте. На вид — лет тридцать с небольшим. Ростом выше, чем Артемио или я, выше, чем Лаура. Стройная и изящная, как хороших кровей борзая. Светская женщина. И голос ее звучал, как у великосветской дамы.

— Добро пожаловать в гости к Долли, леди и джентльмены, — сказала она прежде, чем наш дом приплыл к берегу. — Я заплатила Сальвадоре Родригесу за пустой дом, без мебели. Но я вижу, он прекрасно его обставил. Очень любезно с его стороны.

Пока работники завершали маневры, чтобы получше установить дом, странная женщина ходила взад и вперед по грязному песку, в который глубоко погружались ее туфельки на высоких каблуках. Но она не обращала на это никакого внимания: по достоинству и свободе ее походки можно было догадаться, что она привыкла ступать по персидским коврам своей гостиной. Одновременно она говорила хорошо поставленным голосом:

— Да, я недавно приобрела эту землю и подумала, что проще купить дом у Родригеса и передвинуть его сюда, чем строить новый. Я не люблю ждать слишком долго. Не повезло бедняге Родригесу, вероятно, думаете, вы, и я с вами вынуждена согласиться. Но что делать с человеком, который не может правильно распорядиться своими средствами? Он неизбежно терпит поражения!

— Верно, — заметила Лаура. — Потому что он предпочел орхидеи своему, жилищу.

Долли внимательнейшим образом осмотрела ее, как будто она была каким-то необыкновенным экземпляром зоологического мира, появившимся совершенно неожиданно. Когда мы сошли на берег, она продолжала смотреть Лауре прямо в глаза, будто совершая строгую инспекторскую проверку; Затем сказала:

— Вы, безусловно, привлекательны, но в таком виде вам нельзя показываться в большом городе.

В каком еще городе? Мы были в сотнях миль от ближайшего населенного места. Она продолжала:

— Пройдите к моей машине, и я дам вам что-нибудь подходящее.

Она повернулась ко мне и заявила:

— Сожалею, но у меня нет ничего для вас.

— В любом случае, — заметил я, — нам нужно вернуться назад.

— Можно у вас спросить, зачем?

— Я оставил кинокамеру и автомобиль на земле Родригеса, — объяснил я.

Долли повернулась к Артемио с величественной снисходительностью прирожденной графини.

— Мои работники доставят вас к Родригесу, — сказала она. — Вы заберете там вещи джентльмена и привезете сюда. Затем вы доставите автомобиль к его дому. Я сама прослежу, чтобы мои гости благополучно вернулись домой, но немного позже.

Это задело меня, и я довольно холодно вмешался:

— Вероятно, здесь какое-то недоразумение. Мистер Лорка наш друг, а не слуга.

Долли это замечание страшно развеселило. Она недовольно надула губки, но закончила ангельским тоном:

— Он был моим другом прежде, чем стал вашим.

И он должен мне достаточное количество денег, чтобы я могла время от времени попросить его о небольшой услуге.

Артемио улыбнулся со спокойной беспечностью, как будто уже привык к колкостям Долли и склонен прощать ей все. После этого он покорно, как ягненок, пошел к лодке, на которую она указала и где его ожидали два гребца.

Уже находясь в лодке, он сделал прощальный выстрел, информируя нас:

— Это правда, мы с Долли старинные друзья. Мы вместе служили в армии.

Лаура и я обменялись недоуменными взглядами. Какая еще армия?

Пока Артемио выполнял поручение, хозяйка показала нам свое поместье. Когда же она увела Лауру, чтобы переодеть, я спустился на берег реки, переживая, доставит ли Артемио мою кинокамеру. Мое беспокойство возросло еще больше, когда я увидел, что лодка возвращается только с двумя гребцами. Один из них передал мне мои вещи и рубашку, другой записку, написанную красивым аристократическим почерком:

«Не теряйте напрасно времени. Я доставлю ваш автомобиль в целости и сохранности. Припаркую возле института. Вещи ваши на месте. Позвоните мне».

Но он не оставил номера телефона. В любом случае, о чем мы стали бы с ним говорить? Я проверил: моя кинокамера не сломалась и даже не намокла. И это обстоятельство обрадовало меня: можно было продолжать съемки.

* * *

Я услышал шум бегущих ног. Лаура подбежала ко мне, крайне взволнованная. На ней была действительно модная рубашка цвета хаки с короткими рукавами, перепоясанная кожаным ремнем, и короткая военная мини-юбка зеленого цвета. На голове красовалась зеленая фуражка с длинным козырьком, которая, вероятно, принадлежала какой-то воинской части. Было ли это, из гардероба Долли, когда она служила в каком-то полку?

— Ну, как я выгляжу? — закричала Лаура, немного запыхавшись.

— Ужасно! — выдохнул я.

— Ты даже не представляешь, какую ты несешь чушь! — не сдавалась она. — Это же форма знаменитого полка!

— Я говорю то, что думаю на самом деле!

Подбежав ко мне, она шутливо пожаловалась:

— Кто потерял мое платье? Спасибо Богу и Долли, что они спасли мою честь. Пойдем же, дорогой, твои прекрасные леди, сразу две, ждут тебя. Обещаю тебе сюрприз!

Хорошо, что я не высказал предположения, какой меня ожидает сюрприз, — я всегда ошибался в этом.

Поднимаясь по склону, мы оказались у полянки, окруженной деревьями. На середине лужайки, медленно вращая лопастями, ревел моторами прекрасный четырехместный вертолет: машина, часто используемая богатыми бизнесменами. Воплощенная роскошь. На черно-желтом фюзеляже огромными красивыми буквами значилось: «Мечта Долли».

Мечтательница была за рулем в кабине вертолета и приглашала нас присоединиться. Я помог Лауре подняться в кабину. Поток воздуха от лопастей поднял ее форменную юбку до подбородка, и я заметил еще кое-что: Долли зашла так далеко, что не дала ей никакого нижнего белья.

Причудливой лентой под нами вилась река. Со своего сиденья я мог наблюдать за ней через ноги Долли и Лауры. Наш пилот обнажила бедра на три четверти, до самого верха чулок. Сделала она это для того чтобы лучше управлять вертолетом, или для того, чтобы показать, что ее ноги ничуть не уступают ногам соседки.

Наш вертолет совершил поворот на сорок пять градусов, резко изменив курс Долли надела, наушники и переговорила с диспетчером. Затем, умело, обращаясь с приборами управления, как опытный вертолетчик; она скорректировала курс. Потом повернулась ко мне:

— Мне нужно совершить посадку, — сообщила она. — Я должна захватить еще одного пассажира.

— Свидание? — спросила Лаура, прокричав так громко, что перекрыла шум моторов и радио.

— Совершенно верно, — подтвердила Долли небрежным шутливым тоном.

Она внимательно посмотрела на Лауру, а затем подвергла и меня такой же проверке. После этого спросила:

— Вы муж и жена?

— Что за бредовая идея? — рассмеялась Лаура.

Вскоре мы уже летели над новым пригородом Манилы, построенным богатыми семействами старой столицы: лес стеклянных и железобетонных башен, пересеченный длинными прямыми авеню, по которым бегали «Мерседесы» и «Кадиллаки». Окружали его виллы с плавательными бассейнами и садами. В контрасте можно было разглядеть первые проржавевшие крыши большинства сооружений среди плохих дорог и мертвых садов. Их скучная монотонность вырастала по мере приближения к земле, бесцветная и безрадостная от самого центра огромного мегаполиса до самого моря, насколько хватает зрения, до темного горизонта джунглей.

Я прижался лбом к стеклу и долго созерцал невероятное пространство города, пораженный величественным зрелищем.

— Вам позволено пролетать над центром города? — поинтересовался я неодобрительно.

— Я бы не делала этого, если бы не имела разрешения, — парировала Долли.

Она понеслась прямо на один из небоскребов, явно стараясь врезаться в одно из его окон. Я не особенно тревожился и правильно делал, так как вертолет вскоре намертво застыл в десяти метрах от боковой стены, а затем начал медленно опускаться параллельно фасаду, состоявшему из длинных квадратных балконов, похожих один на другой добрых пятьдесят этажей, если не больше. На некоторых из них двигались фигуры людей, другие выглядывали через перила на улицу.

— Человек, с которым я вас познакомлю, замужем, — сказала Долли.

Мы в свою очередь отказались от комментариев.

— Ага! — внезапно воскликнула наш пилот, — вот мы и приехали! Я всегда с трудом разбираюсь, над которым этажом нахожусь.

Мы ничего не успели почувствовать, когда она переключила полет вертолета с вертикального на горизонтальный. Ее длинные пальцы ловко, как компьютер, манипулировали кнопками и рычажками приборов.

Через минуту я почувствовал, что повис между небом и землей.

Стараясь сохранить самообладание, я увидел на балконе молодого человека с могучей мускулатурой и устрашающим лицом боксера-тяжеловеса. Рядом с ним стояла очень красивая девушка, также с обнаженной грудью. Увидев, что я смотрю на нее, она быстро убрала со лба необычно длинные волосы, затем повернулась и скрылась в комнате.

Вертолет круто пошел вверх. Я догадался об этом, когда увидел, как балкон и его обитатели резко погрузились вниз.

— Теперь я должна кое-что вам разъяснить, — самодовольно сказала Долли. — Все, что я хочу сделать, это ждать на террасе. Лицо, о котором я говорила, встретит нас там. Нужна осторожность в отношениях с семейными парами. Мужчина, которого вы видели на балконе, очень ревнив. Ревность — его постоянное занятие.

Я не удержался и выпалил:

— Что? Вы, воспитанная, деликатная женщина, как вы можете иметь дело с ревнивыми людьми? Ревность — низменное чувство.

Вертолет достиг вершины небоскреба и парил над ним с легкостью и грациозностью птицы в свободном полете. Долли благополучно направила вертолет к красноватому пятну на крыше, где была расположена терраса с огромной буквой «Н» в центре круга.

С точностью часовщика, вставляющего пружину, она, посадила машину через перила террасы на букву «Н». Я увидел, как открылась дверь квадратного помещения в тридцати или сорока метрах от нас. Девушка на балконе, казалось, собиралась добежать до нас прежде, чем Долли успеет выключить двигатель. Длинное платье, схваченное поясом, при каждом шаге приоткрывало голые ноги до самых ягодиц, мускулистые, золотисто-коричневые бедра. Я был в затруднении; чем восхищаться больше: их чувственностью или силой.

Треугольный шарф, такой легкий и прозрачный, что ей было бы лучше обходиться без него, был, очевидно, предназначен, чтобы скрыть ее грудь от любопытствующих похотливых взоров. Он не выполнял этой миссии, все было видно сквозь него (и чем больше, тем лучше! ). Небрежным движением головы она откинула назад свои черные роскошные волосы, на мгновение, обнажив прелестные груди.

Я хорошо сохранил в памяти, несмотря на покрывающий ее грудь шарф, величину, вес и великолепие ее округлых крепких полушарий. И был очень удивлен, что во время бега они почти не колебались. Эти ее сокровища были просто превосходны.

Ее мифическая грива (которая, решил я, принадлежит будущей мифологии) развевалась вокруг ее головы. Ее уста произносили необычное, варварское проклятие. Я бы нисколько не удивился, если бы эти три прекрасные женщины разорвали бы друг друга на куски, откусили бы друг у друга самые чувствительные места, явись они совсем обнаженными… Долли, без сомнения, находилась в таком же игривом состоянии, как и я, погрузившись в такие же неистовые, безумные грезы, так как ее рука застыла на рычаге управления, когда она смотрела на приближение своего противника. На ее губах играла необъяснимая улыбка удовольствия. У меня внезапно возникла мысль, что эта хитрая женщина, возможно, приготовилась обезглавить преступницу ударом острого винта вертолета. Но Долли просто склонилась над коленями Лауры, открыла ближайший к прибывшей девушке дверной люк, а затем входной, расположенный на фюзеляже.

Спотыкаясь, амазонка вскочила в машину. Ее платье поднялось от идущей от лопастей струи воздуха. У меня перехватило дыхание… Как прекрасно было ее обнаженное тело!

— Долли! — выдохнула она. — Долли, дорогая! Лучше, если вы поскорей полетите. Пепито ревнует. Я боюсь за тебя. Не задерживайся!

Долли нежно улыбнулась.

— Не волнуйся, дорогая! Входи. Я собираюсь взять тебя с нами. Мы будем в полной безопасности, когда поднимемся в воздух!

Долли не успела произнести ни слова, когда Лаура молча перебралась через спинку своего сиденья и присоединилась ко мне, уступив место испуганной беглянке. Девушка вспрыгнула на борт машины, я ближе рассмотрел ее, но с меньшей страстью, чем тогда, когда лопасти винта угрожали ее жизни и раздевали ее. Она действительно была очень молода. Слишком молода, чтобы противостоять жестокому темпераменту Пепито.

Долли с неподражаемой элегантностью поднялась в воздух и взяла курс к морю.

— Мне очень приятно представить вам мою подругу Милагрос, — сказала она, когда набрала высоту и взяла правильный курс. Затем представила нас:

— Милагрос, моя милая, это мои друзья Лаура и Николас. Они теперь стали и твоими друзьями.

— Мне страшно, что Пепито придет в ярость, если я опоздаю, — сказала молодая девушка. — Не смогла бы ты вернуться и увидеться со мной как-нибудь в другой раз?

Долли была разочарована, даже оскорблена.

— Ты уже хочешь меня покинуть. Я не видела тебя целый день. Вот как ты меня любишь…

Милагрос бросилась в объятия своей любовницы с такой страстью, что я подумал — вертолет сейчас перевернется. Но умелые руки Долли не дрогнули, и она вела машину устойчиво и уверенно.

— Я знаю один остров, — сказала она. — Мы летим туда. Никто нас там не найдет. Я доставлю тебя как раз вовремя, чтобы ты смогла приготовить ужин своему мужу.

С тихой нежностью она погладила роскошные волосы своей любовницы и добавила:

— …и ты успеешь попасть к нему в постель.

Милагрос развеселила такая перспектива: ей явно было по душе это свидание. Мне подумалось, что для нее пропустить ночь с Пепито было бы таким же неприятным событием, как и отменить ее утренние свидания с Долли. Короче говоря, жизнь женатой женщины не была такой уж безнадежной.

Лаура не могла оторвать глаз от Милагрос, будто все еще не могла до конца поверить, что такая девушка действительно существует в реальной жизни.

— Сколько же лет Милагрос? — поинтересовалась она.

— Совершенно достаточно, — ответила Долли.

— Мы думали, что у Долли свидание с Пепито, — объяснила Лаура.

Глаза странного создания заволокла влага. Она бросила на Лауру многозначительный осуждающий взгляд:

— Вы не такая уж свободная, какой хотите казаться, — заявила она.

— Быть свободной, — пояснила Долли, — значит наслаждаться разнообразием любви.

У меня просто не хватило слов. Я не был знаком с пилотом достаточно близко, чтобы попросить ее повторить то, что она сказала. Поэтому я стал внимательно прислушиваться к разговору.

— Я выбрала для наслаждения свое собственное тело, — продолжала Долли. — Почему мне не выбрать также тела моих партнеров?

— Вполне допустимо, — согласилась Лаура.

Долли решила закрепить свой успех.

— А что вы думаете о любви между женщинами?

— Это самая лучшая любовь, — убежденно заявила Лаура.

Разве Лаура действительно любила женщин? Нужно будет уточнить у нее.

Это могла бы сделать и сама Долли, спросив Лауру. Но, к моему великому разочарованию, Долли вполне была удовлетворена ее поддержкой, тем, что она уже сказала. Долли удовлетворенно кивнула и оставила эту тему.

Лаура решила из вежливости продолжить этот разговор:

— А как ты, Милагрос, тебе нравится заниматься этим, правда?

— Чем именно?

— Заниматься любовью с женщинами, — уточнила Лаура.

— Ты сошла с ума, — с отвращением заявила Милагрос. — О чем ты говоришь? Такие вещи недопустимы!

Мне было жаль, что Лаура не стала даже возражать, она просто не поняла, в чем же ее упрекает Милагрос.

Никаких островов нам больше не попадалось, и никто не произнес больше ни слова. Мне осталось запечатлеть на пленке тишину, так как меня полностью захватил предыдущий разговор, и я совершенно забыл о кинокамере. Я глубже вжался в кресло поставил самый короткий фокус на объективе и скадрировал лица Милагрос и Лауры.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒