Гусев Александр Михайлович 11 страница

Знакомясь с отрядом, я был поражен его блестящей экипировкой. Каждый боец имел все необходимое для боевых действий в горах: ледорубы, десятизубые " кошки", штормовые костюмы, спальные мешки, меховые жилеты, меховые носки, шерстяные и кожаные перчатки, подшитые валенки, лыжи с жестким креплением, снегоступы, рюкзаки, горнолыжные ботинки, лавинные шнуры, защитные очки. На каждое отделение в отряде имелись в соответствующем количестве альпийские веревки, горные палатки, спиртовые кухни, скальные и ледовые крючья, скальные молотки и другое необходимое снаряжение. На отряд полагалась одна вьючная кухня.

Личный состав носил и особую форму: командиры - двубортный китель, лыжные брюки, горные ботинки; солдаты - лыжную куртку, лыжные брюки, горные ботинки. Форма эта была удобна, универсальна и отвечала всем требованиям техники движения в горах.

Это были первые в Красной Армии первоклассные горнострелковые подразделения, ничем не уступавшие горнопехотным подразделениям, имевшимся в армиях других государств, и в частности в германской армии. Создание таких отрядов явилось осуществлением давней мечты советских альпинистов. Ведь еще до войны мы обучали нашу молодежь альпинизму под лозунгом: " Кто не растеряется в снежных горах, тот не струсит в бою".

Думаю, что именно здесь будет уместно хотя бы коротко рассказать об истории советского альпинизма.

Принято считать, что альпинизм как самостоятельный вид спорта зародился в конце XVIII века. Первое спортивное восхождение было совершено в 1786 году. Тогда на вершину Монблан поднялись М. Паккар и Ж. Бальма. Начало истории русского альпинизма связывают с первым восхождением на Эльбрус в 1829 году, о котором уже говорилось выше.

До революции горовосхождение как один из видов спорта было в России уделом одиночек.

Начало советского альпинизма принято относить к 1923 году, когда на вершину Казбека поднялся Г. Николадзе с группой в 18 человек. В сентябре того же года вершины Казбека достиг А. Дидебуладзе с группой из семи человек. Уже во время этих первых восхождений проявилась одна из основных черт советского альпинизма - массовость. Развитие альпинизма шло интенсивно. Вся организационная работа с огромным количеством спортсменов вначале была поручена Обществу пролетарского туризма и экскурсий, а позже отделам альпинизма, созданным во Всесоюзном комитете по делам физкультуры и спорта при Совете Министров СССР и во Всесоюзном Центральном Совете Профессиональных Союзов. В 1936 году по решению Секретариата ВЦСПС при профсоюзах были образованы добровольные спортивные общества, в ведение которых перешли и все учебно-спортивные альпинистские лагеря.

Развитию альпинизма очень помогла спортивная общественность. При ее активном участии были созданы альпинистские секции на предприятиях, в воинских частях, в учебных заведениях, при добровольных спортивных обществах и комитетах физкультуры и спорта. При Всесоюзном комитете физкультуры и спорта была учреждена Всесоюзная альпинистская секция.

В этом проявилась вторая особенность советского альпинизма - его организованность.

Особенно интенсивно стал развиваться альпинизм в тридцатые годы. В горах работало много альпинистских лагерей и школ инструкторов. Ежегодно до пятнадцати тысяч спортсменов направлялось в высокогорные районы страны. К 1940 году в Советском Союзе насчитывалось более пятидесяти тысяч человек, сдавших спортивные нормы на значок " Альпинист СССР" 1-й ступени.

Энтузиазм советских альпинистов встречал широкую поддержку и одобрение. Постановление ЦИК Союза ССР о передаче альпинизма в ведение Всесоюзного комитета физической культуры и спорта свидетельствовало об общегосударственном значении альпинизма.

Альпинизм по праву называют спортом смелых, школой мужества. Штурмуя снежные вершины, человек закаляется физически, у него вырабатываются воля к победе, самоотверженность, дисциплинированность, высокое чувство коллективизма и взаимопомощи, без которых немыслимо заниматься этим видом спорта. Ведь жизнь человека, находящегося в горах, часто полностью зависит от товарища, идущего с ним в одной связке над бездной, а его собственные действия порой решают судьбу всей группы, всего коллектива спортсменов. И не случайно в стихотворении, посвященном армейскому походу в горы, поэт Виктор Гусев в то время писал:

Пусть проносятся с воем и ревом

Бесконечные полчища тьмы.

Крепче самых надежных веревок

Нашей дружбой связаны мы.

Величественная красота гор не может оставить человека равнодушным, не тронуть его сердца. Сергей Миронович Киров, побывавший на Казбеке и Эльбрусе еще до революции, писал: " Какой простор!.. Какая очаровательная красота во всех этих гигантах, мощно возвышающихся к небу! Какое разнообразие цветов и тонов в этих скалистых утесах бесконечной цепи гор, теряющейся где-то далеко, далеко!.. Как глубоко все это трогает душу и сердце человека! Им овладевает такое чувство восторга, описать которое - свыше человеческих сил... " {11}

Высокогорный спорт не только воспитывает у человека волевые качества, развивает эмоциональное восприятие природы, умение понимать и ценить прекрасное, но и имеет большое военно-прикладное значение. Он позволяет приобрести знания, необходимые для понимания специфики военных действий в горах, и навыки для их успешного ведения. Об особенностях же горных войн свидетельствует богатый опыт истории, и в том числе знаменитые походы Суворова, Скобелева. Этот опыт показал, что людские потери в горах из-за естественных опасностей нередко превышали потери от огня противника. А знание особенностей гор позволяло использовать лавины и камнепады как оружие против врага. К слову сказать, специфика горных войн отмечалась многими историками и специалистами военного дела. О ней писал и Ф. Энгельс, посвятивший несколько работ анализу войн вообще и войн, протекавших в горной местности в частности. Все это и учитывалось при подготовке кадров Красной Армии.

В 1927 году группа курсантов Тбилисской военной школы под руководством В. К. Клементьева совершила восхождение на Казбек, а в 1928 году Клементьев возглавил группу курсантов, поднявшуюся на вершину Эльбруса.

Для широкого развертывания такой работы при Управлении физической подготовки РККА был образован Отдел альпинизма, а в горах созданы учебные базы Центрального Дома Красной Армии, где круглогодично организовывались походы к вершинам воинских групп и подразделений. Много сделали в то время для развития альпинизма заслуженные мастера спорта И. В. Юхин, П. С. Рототаев, мастера спорта В. Коломенский и Ю. Коломенский.

Наряду с развитием массового альпинизма совершенствовалось и мастерство советских спортсменов. К 1940 году на Кавказе были покорены почти все труднейшие вершины, причем на многие из них были впервые совершены восхождения по новым маршрутам. По сложности эти восхождения превосходили те, которые на Кавказе предпринимали прежде зарубежные мастера. И здесь опять проявилась одна из черт советского альпинизма - массовость. Например, на одну из труднейших вершин Кавказа - Ушбу, очень популярную и у зарубежных альпинистов, к 1937 году поднялось 57 советских альпинистов.

К этому времени спортивные группы все чаще стали направляться на Тянь-Шань и Памир. На Памире дважды совершалось восхождение на высочайшую вершину Советского Союза - пик Коммунизма (высота 7495 метров над уровнем моря) и на пик Ленина (высота 7127 метров). На Тянь-Шане была покорена высочайшая вершина этой горной системы - Хан-Тенгри, достигающая 6995 метров. В этих районах удалось покорить также десятки других вершин, значительно превышающих

6000 метров. К 1937 году наши альпинисты вышли на первое место в мире по числу спортсменов, поднявшихся на вершины, превышающие 7000 метров.

Впервые в истории альпинизма в Советском Союзе начали совершаться восхождения на вершины зимой, когда использование альпинистской техники чрезвычайно усложняется суровыми климатическими условиями, присущими горам. Весьма популярными у наших альпинистов стали и зимние походы на лыжах через перевалы Кавказского хребта, требующие хорошего владения горнолыжной техникой и опыта организации бивуаков среди снега и льда. Зная все это, нетрудно попять, какое важное значение имел опыт зимних восхождений и перевальных походов, накопленный советскими спортсменами для ведения боевых действий в горах.

Альпинизм в Советском Союзе получил широкое развитие во всех республиках. Но особые усилия были, естественно, направлены на его популяризацию в горных республиках страны. Этой цели хорошо послужили массовые альпиниады, проведенные в Кабардино-Балкарии, Северной Осетии, Казахстане.

Прошу прощения у читателей за довольно подробный экскурс в историю советского альпинизма. Но именно все эти факты вспомнились мне в далеком уже сейчас 1942 году на Кавказе, когда к нам на перевалы пришли отдельные горнострелковые отряды.

Такие отряды имели высокий уровень специальной подготовки и превосходное снаряжение. Однако их структура и вооружение нуждались еще в совершенствовании. Это подсказывал нам опыт горной войны. Например, одну роту автоматчиков явно следовало заменить стрелковой ротой, вооруженной карабинами и имеющей в своем составе снайперскую команду с соответствующим вооружением. Саперный взвод и взвод противотанковых ружей следовало заменить взводом разведки, укомплектованным альпинистами высокой квалификации, и специальным транспортным взводом.

Прибывший к нам в соединение 1-й отдельный горно-стрелковый отряд был еще не обстрелян, и мы с комиссаром Сячиным решили просить командира дивизии послать людей поротно для боевой практики к высоте 1360. Именно там им предстояло самостоятельно действовать в недалеком будущем.

Командовал тогда отрядом капитан П. П. Марченко, комиссаром был старший лейтенант И. П. Голота, а начальником штаба - капитан В. Д. Клименко.

4 октября, закончив проверку, мы с Сячиным направились в штаб дивизии. Комиссар спешил, и, чтобы не петлять в темноте по узкой тропе, мы поехали по старой Военно-Сухумской дороге.

По обочинам дороги валялось не убранное еще после боев немецкое снаряжение и обмундирование. В сумерках очертания этих предметов казались загадочными. Они пугали лошадей, и те, храпя, шарахались в стороны. Из густого леса тянуло трупным смрадом. Бледный свет луны, с трудом пробивавший пелену облаков, и заунывные крики совы усугубляли и без того мрачную картину недавнего боя.

В штабе нас ждало печальное известие - на перевале у высоты 1360 погиб капитан Авакян. В связи с этим командир дивизии решил временно вновь направить меня на перевал. Чтобы оценить возможности окружения противника в теснине, со мной должен был поехать и Сячин.

На рассвете, захватив Нурулиева, мы с комиссаром направились в 815-й полк. Дальше пришлось добираться пешком: подъем на перевал был здесь слишком крут для лошадей.

Дождь, ливший всю ночь и все утро, наконец прекратился, шагать было не жарко, и мы всего за шесть часов подошли к перевалу.

Первым делом с Хатеновым и Сячиным направились на левый фланг обороны. Именно там находилось наиболее удобное место для захода в тыл противника. Выпавший недавно снег плотно накрыл не только все вершины вокруг, но и перевал. И хотя светило солнце, снег почти не таял, поэтому на перевале стало холодно. С высоты 1300, где еще приходилось держать заслон, бойцы спускались окоченевшими.

После детального осмотра местности все стало ясно для комиссара. Он одобрил наш план и обещал свою поддержку. Ему не потребовалось много времени, чтобы убедиться, как выгодна наша позиция для осуществления задуманного.

Сячин спешил в штаб дивизии и во второй половине дня с несколькими сопровождающими отправился в обратный путь.

На другой день на перевал поднялся начальник штаба 815-го стрелкового полка капитан Николай Георгиевич Каркусов. Его направили к нам для уточнения плана боевых действий.

Капитан расположился на левом краю гребня и с интересом наблюдал в бинокль за тем, что происходило внизу, в ущелье, занятом егерями.

В тот день у противника царило необычное оживление: некоторые егеря появлялись во весь рост над камнями морены, небольшая группа солдат возилась с рюкзаками, и было похоже, что они собираются спускаться вниз. По-видимому, пришла смена и часть заслона уходила в ущелье.

До егерей было метров четыреста. Над мореной неожиданно показался солдат. Я выстрелил из снайперской винтовки. Он неуклюже упал с камня. Потом на фоне светлых камней снова появился силуэт егеря, но после второго выстрела он быстро исчез. В прицел я видел, как в расщелине скал недалеко от того места, куда стрелял, показалась каска и блеснула оптика. Значит, вызвали снайпера. Бью по нему и вижу, как бронебойно-зажигательная пуля дает у самой каски яркую вспышку. Это очень удобный способ корректировать свою стрельбу. Каска исчезает, однако тут же появляется правее, но еще более осторожно. Бью опять. Снайпер нервничает: я не даю ему осмотреться и обнаружить себя. Из-за выступа скал левее кто-то бьет в нашу сторону. Не то снайпер уже успел перебежать, не то подошел второй. Но бьет, явно не видя меня, так как пули ложатся метрах в трех правее. Наша дуэль продолжалась минут десять - пятнадцать. Внизу никто из егерей больше не появлялся, и снайперы замаскировались довольно ловко, но меня они, вероятно, толком не разглядели...

Вскоре мы с Каркусовым уточнили на командном пункте вопросы взаимодействия с полком. План выглядел так: 120 человек во главе с лейтенантом Худобиным спускаются ночью на ледник и небольшими группами проникают в ущелье реки Клыч. Там они занимают оборону, перекрывая ущелье выше каменной глыбы, под которой расположен штаб вражеской части. По сигналу 60 из них наступают вниз по ущелью, а остальные предотвращают попытки немцев оказать помощь окруженным со стороны перевала Клухор. Одновременно снизу на теснину начинает наступление 815-й полк.

К началу этих событий рота егерей и заслон, охраняющие выход с нашего перевала, должны были оказаться выше бойцов, спустившихся в ущелье. Немцы могли парализовать их действия. Допускать этого было нельзя. Поэтому, чтобы устранить такую опасность, на отвесных стенах высоты 1360, обращенных к гитлеровцам, над расположением их роты намечалось заложить заряд аммонала, взорвать скалу и обрушить на лагерь егерей каменную лавину. Взрыв заряда аммонала должен был явиться и сигналом к общему наступлению.

Однако каменная лавина, направленная на лагерь егерей, не могла причинить вреда их заслону, так как проходила в стороне. Для ликвидации этого заслона с перевала направлялась группа численностью 20 человек под командой сержанта Иванова. Сразу после взрыва скалы артиллерия полка должна была произвести короткий, но интенсивный огневой налет по теснине и по огневым артиллерийским и минометным точкам врага под высотой 1505.

На перевале в качестве резерва оставалось около двухсот человек под началом Хатенова.

После взрыва скалы я должен был спуститься в ущелье и присоединиться к Худобину, Командира группы в 60 человек, которой предстояло наступать вниз по ущелью, должны были прислать из 815-го полка.

Во второй половине дня капитан Каркусов вместе со мной поднялся на правый фланг нашей обороны, чтобы лучше разглядеть теснину.

В это время на перевал пришла одна из рот 1-го отдельного горнострелкового отряда. Ознакомившись с обороной, новички в течение суток дублировали действия бойцов нашего гарнизона на всех основных рубежах.

Разобравшись во всем, капитан Каркусов спустился вниз.

Пользуясь случаем, хочу сказать несколько слов об этом замечательном человеке. Николай Георгиевич Каркусов был кадровым военным. Нас восхищали выдержка, спокойствие и решительность, которые проявлял этот опытный командир в самых сложных ситуациях.

После событий на перевале я встретился с Каркусовым еще дважды. Первая встреча была печальной и произошла вскоре после того, как мы окружили егерей в теснине, а подразделения 815-го полка поднялись по ущелью выше теснины. Я шел как-то по дороге от штаба выерх по ущелью. Навстречу медленно двигалась группа солдат с носилками. " Кого несут? " - спросил я. " Капитана Каркусова", ответили бойцы и бережно опустили носилки на землю. Лицо Каркусова было желтое как воск, нос заострился. Морщась от боли, капитан открыл глаза и слабо улыбнулся, узнав меня, но тут же опять впал в забытье. Оказалось, что в бою на подступах к перевалу Клухор он был тяжело ранен.

Последний раз мы увиделись случайно в Тбилиси, куда меня перевели после завершения активных боев на перевалах Главного Кавказского хребта. Капитан выжил, но по состоянию здоровья его оставили в тылу, и он служил в горвоенкомате. Встреча была теплой. Но вскоре я уехал из Тбилиси и больше ничего не слышал о судьбе капитана. А много лет спустя после войны с большим огорчением узнал из упоминавшейся мною книги Гнеушева и Попутько о том, что капитан Каркусов умер - рана, полученная под Клухором, постепенно подточила его могучий организм...

Но вернемся к событиям на перевале.

Ожидая приказа командира дивизии, мы продолжали готовиться к окружению противника в теснине.

Погода испортилась. Весь день 8 октября лил дождь. На перевале было спокойно. Это позволило укрыться от дождя под камнями и плащ-палатками. В полдень на смену первой роте 1-го отдельного горнострелкового отряда пришла вторая, и я провел инструктаж бойцов.

Ночью на перевал позвонил Сячин. Он передал, что командиру дивизии доложено о разработанном нами плане, что план одобрен и нам приказано окружить противника в теснине. Срок -11 октября. Сигнал к началу боя - взрыв скалы на высоте 1360 в 4 часа утра того же дня.

После завершения боя в теснине я должен был явиться в соответствии с приказом командира дивизии вначале в штаб 815-го полка, а затем для доклада в штаб дивизии. Худобин с бойцами переходил в прямое подчинение командира полка и вместе с присланным подкреплением должен был оборудовать на занятом рубеже долговременные оборонительные сооружения. Командиром гарнизона на перевале у высоты 1360 назначался Хатенов.

На подготовку к осуществлению нашего плана оставалось два дня. Теперь требовалось продумать все детали. В ночь на 9 октября наступило резкое похолодание. Продрогшие бойцы проснулись под слоем снега. Очень пригодилось тогда полученное нами теплое обмундирование.

На перевал доставили 100 килограммов аммонала. Его следовало заложить в скалы на высоте 1360. Но утро стояло ясное, и появляться на склоне, обращенном к егерям, да еще с таким грузом было рискованно. Чтобы отвлечь внимание егерей, организовали разведку по гребню к вершине Хакель, которая была хорошо видна с позиции противника. Разведку поручили группе наиболее сильных альпинистов из 1-го отдельного горнострелкового отряда.

Закладывать аммонал пошли лейтенант Худобин, я и четверо бойцов. Путь предстоял сложный, в рюкзаки положили только половину аммонала.

После полудня над ущельем появились густые облака. Они порой закрывали массив высоты 1360. Это облегчало выполнение нашей задачи. Помогали и наши товарищи: те, что затеяли отвлекающую перестрелку с гитлеровцами на левом фланге, и те, что в составе разведки показались наконец на гребне горы Хакель.

Уложив в расщелины первую порцию аммонала, отправились на перевал за второй. Тут-то нас обнаружили егеря и открыли яростный огонь. К нашему счастью, ущелье начало заполняться облаками. Одно из них подплыло к вершине и скрыло нас. Воспользовавшись этим, мы отошли в безопасное место, а затем незаметно перетащили к месту взрыва остальную часть взрывчатки...

Выбравшись на гребень перевала, мы вдруг услышали беспорядочную стрельбу. Наш лагерь на перевале был чем-то взбудоражен. Вскоре мы разглядели горную козу - серну, появление которой всех переполошило. Испуганная перестрелкой, она очутилась на леднике между нами и фашистами. Те открыли бешеную пальбу. Серне некуда было податься. Она бросилась туда, где было тихо - на перемычку нашего перевала, и молниеносно промчалась мимо ошеломленных бойцов заслона, которые не стали стрелять по ней. Под улюлюканье и подбадривающие крики животное промчалось через лагерь, пересекло склон и скрылось в скалах. Долго потом обсуждали бойцы это неожиданное происшествие и, шутя, жалели, что прекрасный шашлык ускакал в горы.

Итак, все было готово для наступления. Аммонал заложен, бойцы проинструктированы, розданы снаряжение, боеприпасы и продукты. Оставалось только дождаться ночи. А то, что противник обнаружил нас на скалах, не вселяло никаких опасений. Вряд ли егеря могли догадаться об истинных целях нашей вылазки.

Поздно вечером к нам пришел лейтенант Воробьев с двадцатью подчиненными. Этому обстрелянному, опытному командиру предстояло возглавить бойцов, которые должны были наступать на теснину вниз по ущелью с тыла навстречу воинам 815-го стрелкового полка.

Разгром егерей в теснине

Завтра на рассвете бой. Весь день мы отдыхали, пили чай, попахивавший дымком. Воду кипятили на кострах - теперь мы не опасались разжигать их днем. А за дровами ходили в ближайший лес в ущелье Симли-Мипари. Погода была неустойчивой: над горами бродили низкие облака, небо то прояснялось, то сеяло на землю мокрый снежок. В лагере стояла необычная тишина. Каждый думал о предстоящем наступлении. Для всех нас - и тех, кто пойдет вниз, и тех, кто останется на перевале, - завтрашний бой явится решающим из всех боев за перевал, начавшихся почти месяц назад... Судя по всему, мы покинем вскоре эти места, однако долго еще будем вспоминать наш перевал и высоту 1360 над ним...

В 23 часа бойцы подтянулись к гребню на левом фланге обороны. Я собрал командиров групп лейтенантов Хатенова, Воробьева, Худобина вместе, чтобы уточнить детали предстоящего боя. Бойцы, укрывшись в скальных выемках, докуривали последние закрутки. К месту, где заложен аммонал, заблаговременно отправили группу из трех человек. Они уверенно доберутся туда по оставленным на скалах приметным ориентирам. Связной вернется и доложит о прибытии подрывников к месту взрыва. В 4 часа утра прогремит взрыв...

Незадолго до полуночи возвратился связной. Он сообщил, что подрывники вышли к месту, где заложен аммонал, и готовы произвести взрыв.

С перевала по снежному кулуару спустились первые бойцы. Им надо было размотать веревку на всю длину, убедиться в безопасности и, закрепив веревку, принимать спускающихся товарищей, а затем размещать их в укрытиях, чтобы немцы, освещая местность ракетами, не обнаружили наших бойцов.

Для ускорения люди спускались вниз, держась за веревки всего в метре друг от друга.

Когда закончился спуск двух групп и бойцы во главе со своими командирами скрылись в темноте, ко мне подошел лейтенант Воробьев. Его отряду предстояло выполнить наиболее сложную часть задачи. Воробьев понимал это и перед уходом вынул из кармана и протянул мне заранее приготовленный пакет.

- В случае чего перешлите это родным, - тихо попросил он.

Я, конечно, взял пакет. Но мое место тоже было внизу. А потому, как только ушел Воробьев, я приложил к его посланию свое и передал все это Хатенову.

Вскоре спустили вниз группу, которой предстояло уничтожить заслон. Я вывел бойцов к исходному рубежу - под основание высоты 1360. Здесь всего метров 200 отделяло нас от передовых постов егерей. Идти надо было особенно осторожно, чтобы раньше времени не спугнуть их.

На перевал вернулся с Нурулиевым, который неотлучно следовал за мной. Когда мы начали подниматься, держась за веревку, сверху раздался условный свист. Наверху у веревки стоял поджидавший нас Хатенов (на случай вынужденного отхода веревки не поднимали). Пока все шло по плану. Помогала нам и ночная темень.

Началось томительное ожидание. Все, кто был в это время на перевале, напряженно вглядывались в темноту, пытаясь представить себе, что происходит в ущелье.

Поскольку все шло нормально, я с Нурулиевым и еще с двумя бойцами спустился на ледник. Мы залегли в камнях морены, откуда можно было увидеть взрыв. Остались буквально секунды до четырех часов, и удары сердца словно отсчитывали их.

Ровно в четыре яркая вспышка, подобная очень близкой молнии, возникла над нами, осветив вершину с белыми прожилками снега на темных скалах. " Молния" на мгновение будто вырвала эту громаду из мглы, и тут же все исчезло вновь. Тьма после яркой вспышки стала еще непроглядней. Раздался страшный грохот. Эхо усилило его и повторило много раз. Нам казалось, что раскололись окружающие горы. Выбивая потоки искр при ударах друг о друга, с вершины в ущелье посыпались камни, образуя сплошную лавину. Непрерывно нарастая, она сметала все на своем пути. А ее огненный оток напоминал во тьме лаву, вырвавшуюся из кратера вулкана.

Сразу после взрыва 815-й полк начал интенсивный артиллерийский обстрел неприятеля.

Грохот и канонада затихли также неожиданно, как начались. Но долго еще летели с вершины камни, прочерчивая свой путь в ночи пунктиром искр. Из стана врага донеслись крики и беспорядочная стрельба.

В том месте, где находился заслон егерей (а мы теперь были ниже его), замелькали огоньки фонарей. Это небольшая цепочка немецких солдат стремительно двинулась вниз по морене. Бойцы ударили по ним из автоматов.

Внизу, куда спустились группы Худобина и Воробьева, было пока тихо. Оттуда доносился лишь тяжелый топот. Это бойцы Худобина шагали к каменной глыбе, где по нашему предположению находился немецкий штаб.

Отряд Воробьева устремился к теснине. Позже мы узнали, что по пути он столкнулся с остатками немецкого гарнизона, уничтоженного лавиной под высотой 1360. Уцелевшие егеря пытались выйти на дорогу. В темноте разгорелся яростный бой. Только небольшой части егерей удалось пересечь ущелье и потом вместе с теми, кто уцелел в теснине, отойти на перевал Клухор. Воробьев ворвался с отрядом в теснину. После взрыва скалы гитлеровцы, не приняв боя с частями 815-го стрелкового полка, стали отходить. Но путь им преградил отряд Воробьева. В завязавшемся ближнем бою десятки гитлеровцев были убиты, двенадцать человек сдались в плен. Но все же небольшой группе егерей удалось вырваться на склоны перевала Нахар и высоты 1505.

Мы поспешили вниз и вскоре присоединились к отряду Худобина, перекрывшему дно ущелья и приготовившемуся к бою. Самого Худобина я разыскал за большим камнем у самой реки и прилег рядом. Тут же пристроился и Нурулиев.

Сзади раздалась интенсивная перестрелка. Видимо, это встретил противника отряд Воробьева. У каменной глыбы, куда направилась часть бойцов Худобина, все было тихо. И они вскоре вернулись назад. Оказалось, что у глыбы находилось всего несколько егерей, которые поспешно скрылись в темноте. Свой штаб фашисты, судя по всему, успели эвакуировать.

Начинало светать, и мы с тревогой поглядывали назад и вверх - туда, где находился вражеский заслон. Если там уцелели солдаты, то мы здесь, внизу, окажемся незащищенными от их огня.

Вскоре впереди, со стороны перевала, показалась густая цепь немецкой пехоты. Солдаты шли во весь рост. Наши залпы заставили их залечь. Началась перестрелка. Фашисты прощупывали нас, так как не знали наших сил. Потом передние егеря поднялись и перебежками от камня к камню двинулись на нас. Мы энергично отстреливались из автоматов, винтовок, пулеметов, открыли огонь и из ротного миномета. Меня беспокоило только одно: удар сверху. Но там было все спокойно.

Кто-то окликнул меня. Оказалось, к нам подошла группа, отправленная для уничтожения заслона. Как только грянул взрыв, бойцы бросились к месту расположения заслона. Однако в темноте невозможно было быстро передвигаться по скалам и среди трещин ледника. Со стороны врага ударило несколько выстрелов. Когда наши бойцы выскочили на площадку, где располагался заслон, там уже никого не было. Гитлеровцы в панике бежали. Об этом свидетельствовало брошенное имущество: палатки, спальные мешки, шинели, брюки, ботинки, альпинистское снаряжение, продукты, боеприпасы, оружие...

Между тем на позициях, где залегли мы с Худобиным, перестрелка усилилась. Немцы короткими перебежками упорно приближались к нам и начинали группироваться слева, под большим камнем, видимо, затевая какой-то маневр. Вскоре оттуда выбрались несколько егерей и стали осторожно подниматься на склон. Не иначе как решили обойти наш левый фланг. Я сказал об этом Худобину и с группой бойцов подался влево. Два вражеских солдата, пробежав несколько метров в нашем направлении, быстро скрылись за камнями. Я взял у Нурулиева снайперскую винтовку и приготовился к стрельбе. В оптический прицел вижу: выскочил ефрейтор. Выстрелил. Ефрейтор на четвереньках попятился обратно. Но из-за камня тут же показался его напарник. После моего выстрела скрылся и он. Я продолжал наблюдать за группой, пытавшейся обойти нас. Еще один егерь решил перебраться от камня к камню, но после моего выстрела безжизненно распластался на земле.

На этом попытки гитлеровцев прекратились, но они еще долго следили за нами из-за камней, а мы методически стреляли. Такая " профилактика" держала егерей в скованном состоянии, и они вскоре совсем отказались от своего первоначального намерения.

Было далеко за полдень, когда стрельба в теснине затихла. Отряд Воробьева сделал свое дело, думали мы. но сведений от него не поступало. Устали егеря, не добившиеся никакого успеха. Устали и мы. Перестрелка прекратилась, мы принялись улучшать свои укрытия.

Вскоре сюда должны были подойти подразделения 815-го полка для организации рубежей долговременном обороны: дальнейшее наступление на перевал Клухор в ближайшее время не планировалось.

Я уже упоминал, что после операции в теснине должен был срочно вернуться в штаб дивизии. Времени было в обрез, и мне, к сожалению, не удалось даже побеседовать с альпинистами, порадоваться вместе нашей удаче.

⇐ Предыдущая 6 7 8 9 101112 13 14 15 Следующая ⇒