Глава X. СТАЛЬНЫЕ САРДИНЫ РИО

Глава X

СТАЛЬНЫЕ САРДИНЫ РИО

Дуэли на опасных бритвах

На протяжении многовековой истории народных дуэлей ужесточение законодательства и другие суровые меры, предпринимаемые правительствами для обезоруживания своих строптивых граждан, предпочитавших решать дела чести, скрещивая ножи в поединках, порождали диковинные и экзотические образцы дуэльного оружия и новые, не менее удивительные типы дуэлей, порой принимавшие самые причудливые формы. Так, одним из самых необычных видов дуэльного оружия, вызванного к жизни неутомимой фантазией мексиканских блюстителей чести конца XIX – начала XX столетия, стали «кучийос де запатерос», или «чаветас», – сапожные ножи, служившие для подрезания краёв кожи при изготовлении обуви. У них было короткое мощное лезвие, формой напоминающее полумесяц или ноготь, и короткая рукоятка, прятавшаяся в ладони. Специфическая форма «чаветас» предполагала скорее режущие, чем колющие удары[1232].

Так как эти ножи представляли собой самый заурядный и широко распространённый рабочий инструмент, их без проблем можно было приобрести в любой жестяной лавке, а кроме того, задержанный всегда мог сослаться на необходимость ношения «чаветы» для использования в ремесле. Возможно, именно этим и объясняется такое непропорциональное количество сапожников среди обвиняемых в поножовщинах. В Мехико‑ сити, в тюрьме Белем, где немало заключённых трудилось в качестве сапожников, именно этот тип ножа держал пальму первенства в драках и даже в самоубийствах[1233].

Другое, не менее причудливое дуэльное оружие было в ходу у голландских крестьян XIX столетия и представляло собой самую заурядную монету, известную как «дуббелтье». Дуббелтье изготавливались из сплава латуни и серебра и внешне напоминали старые английские шиллинги и шестипенсовики. Гладкие края этой мелкой монетки, равной двум стиверам, или десяти центам, были остры, как у ножа, и благодаря этому своему качеству, дуббелтье частенько использовались в поединках в качестве оружия. Голландские дуэлянты зажимали эту монету между костяшками пальцев и резали ею лица противников[1234].

Рис. 1. Дуэль каменщика и скульптора. Йост Амман, 1588 г.

Так, Уильям Чамберс в своих воспоминаниях о поездке в Нидерланды в 1832 году привёл услышанную им любопытную историю, в которой фигурирует дуббелтье. Преамбула была такова. Как‑ то жители одной деревни собрались в здании суда, имевшемся практически в любой, даже в самой крохотной голландской деревушке, для обсуждения каких‑ то насущных вопросов, и при этом свои ножи, которые там носил каждый, они развесили вдоль стены. Всем односельчанам было хорошо известно старинное правило, согласно которому прикосновение к чужому ножу означало вызов на поединок. На этом собрании также присутствовали двое мужчин, и внешне, и характером являвшихся полной противоположностью друг друга. Один из них был высоким и крепким, и казалось, даже само имя этого человека – Стеркус выражало его буйный нрав. Другой же по имени Янтье, или Маленький Ян, был карликом, а кроме того, после полученной в юности травмы ещё и горбатым и славился в округе кротким и безобидным нравом. Прогуливаясь по комнате и рассматривая оружие на стенах, Янтье, ведомый то ли безрассудством, то ли какой‑ то неведомой целью коснулся ножа, принадлежавшего Стеркусу который, обрадовавшись возможности поссориться, тут же вызвал малютку на поединок. Так как шансы слишком явно были неравными, все присутствующие выступили против его жестоких намерений и попытались успокоить разъярённого гиганта. А что касается несчастного Янтье, то он выразил сожаление о совершённой ошибке и попросил прощения. Но ничто не могло дать Стеркусу сатисфакции, кроме немедленной дуэли. Однако через некоторое время Янтье, казалось, набрался мужества и к всеобщему удивлению заявил, что готов принять вызов на поединок. Со светящейся в глазах силой духа, которую ранее никто бы в нём и не заподозрил, карлик твёрдо сказал, что так как он вызванная сторона, то имеет право на свободный выбор оружия для своей защиты.

Всеобщий одобрительный возглас дал ему право такого выбора. Покинув на какое‑ то время комнату, он вернулся, вооружённый старым башмаком в одной руке и дуббелтье, в другой. Этот необычный вид экипировки вызвал всеобщее изумление, так оно не имело даже малейшего сходства с вооружением Давида, вышедшего на бой с Голиафом. Тем не менее сам Янтье был уверен в своём арсенале, и поединок начался. Уже несколько первых минут боя показали, что Янтье не ошибся в выборе тактики. Стеркус атаковал его своим большим ножом, раздавая такие удары, что после каждого из них зрители уже не ожидали увидеть несчастного Янтье в живых. Но кроха с необычайной ловкостью отражал атаки, используя башмак как щит, в то время как сам он зажатым в другой руке дуббелтье, подпрыгивая, хладнокровно резал и полосовал лицо своего противника. Вскоре гигант, совершенно вымотанный своими безуспешными усилиями и измучившийся от болезненных порезов, нанесённых монеткой, был вынужден признать поражение. Он покинул место поединка, покрытый позором и кровью, в то время как его почти невредимого соперника толпа громко приветствовала и поздравляла, заявив, что с этого момента его имя будет Янтье Кордаат, или Храбрец Янтье[1235].

Рис. 2. «Чавета» – сапожный нож мексиканских Рис. 3. Голландские «дуббелтье», 1724 г. дуэлянтов.

Но ни один из этих суррогатов ножа не сравнится с популярностью и смертоносностью другого немудрёного инструмента, неразлучного спутника брадобреев с библейских времён – старой доброй опасной бритвы. Уместно будет упомянуть три основные и самые многочисленные группы ценителей и поклонников этого оружия: члены итальянской каморры, уличные банды Рио‑ де‑ Жанейро и Лиссабона и, наконец, чернокожие американские маргиналы. Так как уважаемые «пиччиотти» Неаполя использовали бритву исключительно в ритуальных целях, о которых мы поговорим позже в главе о шрамировании, то сразу же можно двигаться дальше, по оставленному бритвой кровавому следу, ведущему от берегов Чёрного континента в Новый Свет.

Европейцы, слабо знакомые с американской историей, хихикают над кажущейся бессмысленностью глупых клише из голливудских комедий положений с копами, бесконечно поедающими пончики, и машинами, сотнями сшибающими вездесущие пожарные гидранты. И только лишь сами американцы да, может быть, ещё пара‑ тройка европейских культурологов или знатоков истории рекламы вспомнят, что известная американская сеть закусочных, столкнувшаяся в эпоху сухого закона с угрозой вымогательства, спаслась оригинальным маркетинговым ходом: каждый коп, дежуривший в ночную смену, получал кофе и пончик бесплатно. Поэтому всю ночь в их забегаловках толпились патрульные, жующие пончики, и вскоре злоумышленники оставили эту компанию в покое. Чу а то, что пожарный гидрант в США – «священная корова», каждый американец знает с детства. Огромные штрафы грозят каждому несчастному, повредившему гидрант или даже просто посмевшему запарковать рядом машину. Гидрант стал для янки неким сакральным, почти фрейдистским символом подавления личной свободы. Именно поэтому фрустрированные гидрантами американцы радостно рукоплещут каждой машине, сбивающей на экране столь ненавистный им пожарный кран.

Назовём это эндемичным культурным феноменом – уникальным явлением, специфичным для определённой культуры. Таким же феноменом можно назвать симбиоз чёрного американца и опасной бритвы. Чо когда произошла эта судьбоносная встреча, и как возник этот странный союз? Законодательство молодого американского государства не баловало своих белых граждан либеральными взглядами на ношение холодного оружия. И уж тем более совсем не миндальничало с чернокожими. Массмедиа и белое общественное мнение традиционно интерпретировали образ чёрного раба как стихийное жестокое и порочное начало. Лучше всего популярную точку зрения выразил в 1852 году журналист и писатель сэр Джон Эдвард Салливан: «К счастью, неграм запрещено носить с собой любое оружие и даже ножи, так как ссорятся они часто, а страсти и мстительность их при этом настолько жестоки и кровожадны, что результатом явилось бы непрекращающееся кровопролитие»[1236].

Рис. 4. Американская парикмахерская в Ричмонде. Айра Кроу, 1861 г.

Но господь не оставил без защиты своих агнцев, распевающих для него гимны в церковном хоре. И, видимо, вспомнив свою же фразу «Не мир пришёл я вам принести, но меч», послал он своим чёрным чадам мессию – опасную бритву. Как мы вскоре убедимся, подарок этот пришёлся кстати и стал такой же неотъемлемой частью чёрной субкультуры, как вуду или джаз. Но почему господь в великой мудрости своей выбрал для вооружения бесправных и униженных не пламенеющий меч архангела Михаила или что‑ то столь же основательное и разрушительное, а невзрачный инструмент цирюльника? Однако провидение знало что делает. Ведь в большинстве цирюлен Нового Света, зловеще ухмыляясь и поигрывая наточенной бритвой, белых клиентов поджидали у кресел… чёрные парикмахеры.

На известной гравюре Айры Кроу, датированной 1861 годом, изображён интерьер парикмахерской в Ричмонде. В кресле с обречённым и испуганным лицом сидит белый клиент, которому приложил к горлу бритву инфернальный чёрный брадобрей. До Гражданской войны чёрные были в парикмахерском бизнесе монополистами. Война изменила ситуацию – некоторое время белые джентльмены Юга не рисковали садиться в кресло к вооружённым бритвами бывшим рабам, против освобождения которых они так долго и упорно сражались. Как в 1865 году грустно заметил редактор виргинской газеты «Petersburg Daily Index»: «Вот раньше у нас были только цветные парикмахеры, а теперь белые стараются ходить только к белым»[1237]. Но, судя по всему, он не вполне владел ситуацией, и сетования его были безосновательны. Хотя в течение 1850‑ х годов белые неоднократно пытались влезть в этот бизнес, чёрные держали свою нишу цепко и даже вернули территории, отнятые в свое время белыми цирюльниками‑ эмигрантами. Только в том же виргинском Ричмонде после войны количество чёрных парикмахеров удвоилось. В Новом Орлеане, несмотря на огромное количество эмигрантов и высочайшую конкуренцию, треть парикмахерских держали чёрные. В Мобайле, штат Алабама, чёрные вытеснили с рынка белых конкурентов – двое из троих брадобреев были цветными. И в Саванне афроамериканцы одержали верх – к 1880 году восемь из десяти городских парикмахеров были неграми. Между 1860 и 1880 годами процент чёрных парикмахеров вырос с уважаемых 80 % до невероятных 96 %. Хотя в 1870‑ м на долю чёрных приходилось только 1/6 парикмахерских в Бостоне и одна треть в Филадельфии, зато в Детройте и Кливленде примерно половина парикмахеров были чёрными, как и две трети в Колорадо. Западное побережье предоставляло чёрным парикмахерам ещё более благоприятные условия. Например, первый чернокожий житель Сиэтла в то же время был и первым в городе парикмахером, а к 1870 году почти половина чёрного населения города работала парикмахерами[1238]. Таким образом, вскоре опасная бритва, так же как сапожная чавета у мексиканцев или пуукко у финнов, заняла достойное место почти в каждой благочестивой и богобоязненной чёрной семье и на законных правах регулярно посещала церковные службы в жилетных кармашках своих владельцев.

Вместе с внезапно обретённой свободой бывшим рабам в нагрузку достались и её побочные эффекты, такие как личная честь и болезненно обострённое чувство собственного достоинства, что раньше являлось исключительно белой монополией. И то, и другое, соответственно, было необходимо защищать от посягательств. Вот тут‑ то и пригодился абсолютно легитимный, корпоративно‑ цеховой аксессуар – бритва. Так же органично, как топор в руках дровосека, смотрелась и опасная бритва в кармане цветного. У белого обывателя она ассоциировалась исключительно с пеной для бритья, помазком, горячими полотенцами и учтивой фразой: «Освежить, масса? »

Рис. 5. Рабы с ножами, 1861 г.

Но была у бритвы и другая, менее известная белым посетителям салонов ипостась. Кровавая и зловещая. Приведу небольшой пассаж из незаконченного и никогда ранее не переводившегося на русский язык рассказа Эрнеста Хемингуэя «Носильщик». В этой короткой сценке Джордж, чёрный носильщик, обслуживающий пульмановские вагоны, объясняет белому мальчишке Джимми, как правильно надо использовать опасную бритву:

«Я ничего не ответил, тут зазвонил колокольчик. Джордж вышел, вытащил мелочь из ящика и вернулся.

«Тебе когда‑ нибудь приходилось видеть человека, порезанного бритвой? »

– «Нет». – «Хочешь, расскажу? » – «Да». Колокольчик звякнул снова. «Лучше пойду‑ ка гляну». Джордж вышел. Вскоре он вернулся и уселся рядом. «Бритву пользуют, – сказал он, – не только брадобреи». Он взглянул на меня. «Не боись, – сказал он. – Это я просто объясняю». – «А я и не боюсь». «Сказал бы, что это так и есть, – ответил Джордж. – Здесь ты рядом с лучшим другом». «Конечно», – сказал я. Я заметил, что он порядочно надрался. «Ведь у твоего папаши много такого добра? » Он достал бутылку. «Не знаю я».

– «Твой старик настоящий христианин и джентльмен». Он сделал глоток. Я промолчал.

«Так вот, о бритве», – сказал Джордж. Он залез во внутренний карман пиджака и вынул бритву. Она лежала закрытой на его левой ладони. Ладонь была розовой.

«Насчёт бритвы» – сказал Джордж. Он держал её на ладони. Ручка была роговой, чёрного цвета. Он открыл её и взял в правую руку, как нож. «Волоса с головы часом не найдётся? » – «В смысле? » – «Ну выдери один. Мои‑ то слишком крепко держатся». Я вырвал волос и дал Джорджу. Он внимательно разглядывал его, держа в левой руке, затем раскрыл бритву и перерезал его пополам. «Хорошая заточка» – сказал он. Глядя на остаток волоса в левой руке, он развернул бритву и провёл лезвием в обратном направлении. Острие срезало волос прямо у большого и указательного пальца, которыми он держал его.

«И в работе проста, – сказал Джордж. – Два отличных качества».

Зазвенел колокольчик, он сложил бритву и протянул её мне. «Присмотри за ней», – сказал он и вышел из комнаты. Я рассмотрел её, открыл и закрыл. Это была самая обычная бритва. Джордж вернулся и сел рядом со мной. Он сделал глоток. Бутылка была пуста. Он взглянул на неё и засунул обратно в карман. «Дай‑ ка, пожалуйста, бритву», – сказал он. Я протянул ему её. Он положил её на левую ладонь. «Ты понял, – сказал он. – Хорошая заточка и простота. Ну а теперь кое‑ что поважнее, чем эти две вещи, – безопасность в использовании».

Он взял бритву в правую руку, легко взмахнул, бритва открылась и легла вдоль костяшек руки лезвием наружу. Он показал мне руку; рукоятка бритвы была зажата в кулаке, а лезвие опиралось на костяшки и удерживалось указательным и большим пальцами. Лезвие надёжно удерживалось в кулаке остриём наружу. «Видел? » – спросил Джордж. А теперь необходимые для использования навыки. Он поднялся, кулак был сжат, лезвие бритвы лежало на костяшках. Бритва блестела под лучами солнца, светившего в окно.

Иллюстрации к главе V. Дуэли на ножах в США

Джеймс (Джим] Боуи (1796–1836).

Нож подаренный Джимом Боуи известному актёру Эдвину Форресту. Общая длина 43 см, 1820‑ е.

«Арканзаская зубочистка». Общая длина 41 см, вторая половина XIX в.

Мексиканские дуэльные ножи «сакатрипас» (кишкодёр), общая длина от 28, 8 до 40, 4 см.

Мексиканские боевые ножи.

Общая длина от 27 до 33 см, начало XX в. (© Hermann Historica).

Иллюстрации к главе VI. Дуэли на ножах в Финляндии и Скандинавии

Дуэль на ножах, или, Поясная дуэль (Baltesspannarna). Йохан Петер Молин, 1859 г. (фрагмент).

Дуэль на ножах, или, Поясная дуэль (Baltesspannarna). Йохан Петер Молин, 1859 г. (© Bengt Oberger).

Легендарное оружие ножевых бойцов Похьянмаа – Хярмян пуукко. Обшая длина 150 и 215 мм. (© А. Мак].

Иллюстрации к главе VII. Дуэли на ножах в Греции

Дуэль на ножах на острове Закинф. Lettres sur la Moré e et les î les de Cerigo, Hydra et Zante, Антуан‑ Лоран Кастеллан, 1808 r.

Житель Корфу. За поясом виден генуэзский нож. Жак Грассе де Сен‑ Совер, 1788 г

Горец‑ сулиот с Корфу. Луи Дюпре, около 1810–1820 rr.

Иллюстрации к главе VIII. Дуэли на ножах во Франции

Дуэль апашей Лека и Пленьера за сердце Амели Эли (постановочная фотография), начало XX в.

Апаши, чума Парижа. Le Petit Journal, 20 октября 1907 г. (© J‑ E Lalliard).

Оружие апашей, 1905 г.

Дуэль Гюстава Уаю и Альфреда Лиссе. Le Petit Journal L'Illustre, июль 1933 г. (© J‑ F. Lalliard)

Иллюстрации к главе IX. Экспорт ножевой культуры

Эмигранты с ножами прорываются к лодкам. «Крушение Сирио». Le Petit Journal, 19 августа 1906 г.

Лубочное изображение бригантов в национальных костюмах, 1860‑ е.

Бой Даниэля Мендозы и Ричарда Хэмфриса. Хэмпшир, 9 января 1788 г.

«Папские войска застали бригантов врасплох». Эмиль Жан Орас Верне, 1831 г.

Иллюстрации к главе X. Дуэли на опасных бритвах

«Сражающиеся негры». Аугустус Эрл, 1822 г.

«Бой на бритвах». Джулиан Бинфорд, 1941 г.

Капоэйристов отправляют на порку. Фредерико Гильерме Бриггс, около 1832 г.

Опасная бритва «Маленькая красавица» (««Southern & Richardson»; Шеффилд), 1890‑ е (© Д. Черевичник).

«Не пытайся меня надуть, эта чёрная девчонка моя! ». Ноты, 1897 г.

Дуэль «енотов» на бритвах. The Chicago Record‑ Herald, 7 декабря 1902 г.

«Кто‑ то обидел меня». Ноты, 1918 г.

«Оставьте ваши бритвы за дверью». Ноты, 1900 г.

«Летите, дрозды, летите». Ноты, 1897 г.

«Прощай, милый, я ухожу от тебя». И у женщины и у ребёнка в карманах опасные бритвы. Ноты, 1885 г.

Каталина де Эраусо. Франциско Пачеко, 1630 г.

Критская женщина из Кносса со свадебным ножом за поясом, XX в.

Ломбардская сперада, 1901 г.

Наваха за подвязкой. «La Copla», Хулио Ромеро де Торрес, 1927 г.

Coltello dell’Amore (нож любви), общая длина 8 см. (© Consigli).

Coltello dell’Amore (нож любви), общая длина 22 см. (© Consigli).

Garter knives – ножи американских проституток и фото их владелиц, конец XIX в.

Моряки дерутся в таверне, XIX в.

Моряки дерутся на ножах недалеко от Байонны. Cassell's history of England, 1909 г.

* * *

Рис. 6. Парикмахерская в Иллинойсе, 1920 г.

Джордж присел и нанёс три удара бритвой. Потом отступил назад и нанёс ещё два удара по воздуху. После чего, наклонив голову и прикрыв шею левым предплечьем, он махал кулаком с зажатым лезвием назад и вперёд, назад и вперёд, ныряя и уклоняясь. «Уметь пользоваться, – сказал он. – И желательно держать в левой руке подушку». Он сел и вытер лицо. Снял кепку и вытер кожаную тесьму внутри. Потом подошёл и взял стакан с водой. «Бритва – это иллюзия, – заметил он. – От бритвы не защититься. Любой может порезать тебя бритвой. Если ты достаточно близко, чтобы порезать их, то они наверняка порежут тебя. Вот если бы ты мог держать в левой руке подушку, всё бы было в порядке. Но где ты собираешься раздобыть подушку, когда тебе нужна бритва? Кого ты собрался резать в постели? Бритва – это иллюзия, Джимми. Это оружие ниггеров. Обычное оружие ниггеров. И теперь ты знаешь, как они его используют. Разложить вот так бритву в кулаке – это единственное достижение, когда‑ либо совершённое неграми»[1239].

Как известно, Хемингуэй серьёзно увлекался боксом и прекрасно разбирался в оружии, поэтому нет никаких сомнений, что и о манере использования бритвы он рассказал со знанием дела и присущим ему вниманием к деталям. Хотя некоторые авторы, например, Карл Эби, склонны интерпретировать этот рассказ с фрейдистских позиций, но мне кажется, что, руководствуясь старым добрым принципом Оккама, не надо умножать сущности и искать несуществующую метафоричность[1240].

Рис. 7. «Енот, у которого была бритва». Обложка нотной тетради, 1885 г.

Таким образом, бритва покинула парикмахерские салоны и вышла на улицы. Чёрные маргиналы быстро оценили её практичность, легальность, доступность, дешевизну, лёгкий вес, плоскую форму, удобство скрытого ношения, оставляемые бритвой жуткие раны и, конечно, мощный психологический эффект, производимый этим оружием. А в конце XIX столетия чернокожие парни с бритвами обрели идеологию: «ниггеризм», – характерный гротескный стиль поведения, который иногда называют чёрным маньеризмом, и эндемичный песенный жанр известный как «coon songs» – песни енотов. Основоположником этого музыкального стиля считается Пол Аллен, автор написанной в 1883 году песни «New Coon In Town» («Новый енот в городе»). Золотой век «песен енотов» пришёлся на последнее десятилетие XIX века, с 1890 по 1900 год[1241]. Существует несколько версий происхождения этого термина. По одной из них «сооп» это производное от слова barracoon, которое в свою очередь ведёт происхождение от староиспанского barracon – большой барак или хижина. В XVII столетии в Западной Африке, на Карибских островах и в штатах американского юга в таких зарешёченных загонах перед погрузкой на суда держали чёрных рабов[1242]. Согласно другой версии, своим названием этот жанр обязан гастрономическим пристрастиям чернокожих жителей южных штатов – опоссумы и еноты занимали в их меню достойное место наравне с цыплятами и фасолью. И сегодня кухня южан предлагает множество блюд из «сооп». Только в Кентукки около десятка рецептов печёного, жаренного и грилованного енота[1243]. Так или иначе, но уже вскоре название этого забавного и пронырливого зверька широко использовалось для обозначения чёрных франтов вооружённых бритвами.

Когда герои «песен енотов» собирались вместе для игры в картишки, или по каким‑ либо другим поводам, ни у кого не оставалось сомнений, что вскоре начнётся драка и заблестят бритвы. Такие персонажи, как герой песни «Её звать Мэнди», заявляли: «Бритва всегда у меня под рукой». Но среди бойцов на бритвах можно было встретить не только крутых парней, как, например, в песне «I can't give up my rough and rowdish ways» («Я не могу перестать вести буйную и беспутную жизнь»), но и практически любого чернокожего. А в песне «Ниггеризм» чёрный парень ищет неприятности на свою голову: «Он не успел моргнуть и глазом, как заблестели пятьдесят бритв». Песня " Leave Your Razors At The Door" («Оставляйте ваши бритвы за дверью») рассказывает о приглашённых на вечеринку чернокожих парнях, где они услышали следующие поучения: «Оставляйте ваши бритвы за дверью и не устраивайте тут ненужные битвы. Лучше сыграйте какую‑ нибудь музычку а лезвия оставьте внизу – они уже давно вышли из моды. А если нужно пустить кровь чёрному, не обязательно потрошить его: чтобы разделаться с ним достаточно воспользоваться хорошим кирпичём. Оставляйте ваши бритвы за дверью». В песне «De bully's weddin' night» («Брачная ночь хулигана») всех призывают «захватить с собой бритвы и стволы». Согласно тексту шлягера «Fly You Blackbirds, Fly» («Летите, дрозды, летите») в роли одного из лучших бойцов на бритвах выступает девица, которая настолько искусно владеет этим оружием, что: «Циклоны испуганно затихают, когда в одно мгновение она вскипает держа бритву в руке».

Рис. 8. «Преступное фаду». Театральная афишка, нач. XX в.

Даже чёрные проповедники признают «право бритвы». В песне «Every Race Has A Flag But The Coon» («У каждого народа кроме енотов есть свой флаг») опасная бритва позиционируется как один из официальных символов чёрной Америки. «The Coon's Trademark» («Клеймо енота») утверждает, что на самом деле негры уже рождаются с бритвой в руках. А в «Ram A Jam» поётся, что каждая этническая группа пускает в ход своё специфическое оружие, и что у негров это опасная бритва. По сюжету героя песни ранит кирпич, брошенный неизвестным злоумышленником. Но пострадавший легко определяет национальность и родную страну нападавшего, именно благодаря типу выбранного оружия. Вот как выглядят его рассуждения: «Если бы он был турком, то не швырялся бы кирпичами, а проткнул меня кинжалом. И это не итальянец – те предпочитают ножи. Если бы по мою душу явился ниггер, то можете не сомневаться, что он воспользовался бы бритвой. Могу покляться, это был ирландец, ведь бросать кирпичи их любимая забава».

И конечно, сюжеты «песен енотов» обыгрывают искусность чёрных в обращении с бритвой. Нередко, как, например, в песне «I Don't Love Nobody» («Я никого не люблю»), мужчина вынужден схватиться за бритву, чтобы защитить свою подругу. Иногда опасная бритва фигурирует как часть антуража хулигана или бахвала. Так песня «There's No Coon That's One‑ Half So Warm» рассказывает историю некоего хвастливого франта, которого настигло возмездие в виде бритвенных порезов. А в «Bully» («Хулиган») чернокожий парень строит следующие планы: «Я захвачу с собой длинную бритву, чтобы порезать его поглубже. И когда я повстречаю этого фраера, то отправлю его плавать с рыбами». Ну, и в конце концов бритва никогда не помешает если дело идёт к драке, особенно если, как утверждает рассказчик в «Не Cert'ny Was Good То Ме», «рядом толпа негров, которые явно непрочь подраться[1244]».

Американские газеты конца XIX – начала XX века изобилуют сообщениями о многочисленных кровавых поединках цветных на бритвах. Так, 13 сентября 1891 года достоянием общественности стал поединок двух чёрных – 24‑ летнего Джона Рэймонда и сорокалетнего Джона Митчелла. Они сцепились из‑ за денег, и Митчелл, который был пониже, в запале достал бритву и порезал Рэймонда. Рэймонд не остался в долгу, выхватил свою бритву и в ответ нанёс несколько порезов Митчеллу. Их пытался растащить полицейский офицер, после чего оба, мгновенно забыв о конфликте, объединившись, напали на него – уже знакомый нам элемент народной дуэли, исключающий вмешательство третьей стороны[1245].

В июле 1898 года «Таймс» взволнованно писала о наделавшей много шума дуэли, прославившейся как «Честный бой». Некий Чарльз Уилсон был задержан и приведён в гарлемский полицейский суд за участие «в самой кровавой дуэли на бритвах, когда‑ либо проходившей в этом городе». Фабула дела была такова. Брат Чарльза, Генри Уилсон, и некий Джон Сторк работали официантами. Оба они были цветными. Как‑ то раз Генри стоял перед своим домом, когда мимо проходил Сторк. Уилсон напомнил ему про старый должок, на что Сторк ответил, что с собой у него денег нет. Этот ответ взбесил Уилсона, и он заявил, что сумеет забрать своё. Сторк достал бритву, его примеру последовал и Уилсон, и они начали кромсать и полосовать друг друга. Брат Генри, Чарльз Уилсон, вышел из дома, встал рядом с дуэлянтами и заявил, что будет следить за тем, чтобы поединок был честным.

Когда на место дуэли прибыл привлечённый шумом схватки полицейский Мак‑ Дермот, то он обнаружил Джона Сторка лежащим без сознания на мостовой и истекающим кровью из многочисленных порезов на голове и плечах. У Уилсона ещё хватило сил подняться наверх по лестнице домой, где его и обнаружили лежащим на полу и ослабевшим от потери крови. Его голова была жутко изрезана, а один из пальцев отрублен. Раненые были перевезены в больницу, где после осмотра врачи заключили, что оба дуэлянта не выживут[1246].

Как следует из криминальных сводок начала XX века, и через 10–15 лет после описываемых событий бритва всё также продолжала оставаться визитной карточкой чёрных. Так, 18 мая 1902 года в Нью‑ Йорке произошла групповая драка между белыми и цветными моряками, в ходе которой некий чёрный по имени Клиффорд Рейфорд, 33 лет, выхватил бритву. Бритву у него быстро отобрали, а сам Рейфорд отправился в больницу с пробитой головой[1247]. 3 июля 1905 года двое чёрных повздорили, достали бритвы и направились к Вильямсбургскому мосту, распугивая по дороге прохожих. Зеваки образовали круг и наблюдали, как дуэлянты снова и снова совершают выпады. Никто не пострадал, кроме одного из зрителей, которому порезали правую руку. Вскоре прибыла полиция и обезоружила соперников[1248].

В 1904 году была пущена в эксплуатацию нью‑ йоркская подземка, в те далёкие времена ещё не оборудованная камерами, – просто чудесное местечко для поединков. Чем и не преминули воспользоваться два чёрных дуэлянта с бритвами в прекрасный весенний денёк, 15 апреля 1907 года. В пылу схватки один из негров был ранен на глазах испуганных пассажиров, после чего некий служащий подземки попытался их растащить. В результате этого вмешательства ему распороли бритвой лицо от уха до уголка рта, перерезав при этом мышцы щеки. Этот тип пореза, несущий важную смысловую нагрузку в контексте дуэлей, также будет рассматриваться в главе, посвящённой шрамированию[1249]. Ещё не смыли кровь на полу вагона метро, как 16 августа 1908 года два чёрных военных моряка флота США, поссорились на борту корабля и пустили в ход бритвы. В последовавшем поединке один из них был убит. А 30 марта 1910 года компания пьяных негров сцепилась на бритвах в прогулочном поезде между Роаноке и Уинсло. Один из них, Джим Вудс, был убит, а другой, Джеймс Хейрстон, получил серьёзные ранения[1250].

Итак, мы вкратце ознакомились с трансформациями и метаморфозами, которые прошла бритва, превратившись из безобидного инструмента цирюльника в наводящее ужас, смертоносное оружие улиц, а также с теми, кто позаботился о создании этому оружию леденящей душу репутации. Далее мы отправимся в Бразилию, в солнечный Рио‑ де‑ Жанейро, где, как известно, поголовно все ходили в белых штанах, в кармане которых, судя по утверждениям историков и данным криминальных сводок, непременно лежали потемневшие от запёкшейся крови «сарджиньи». «Сарджинья» – сардина[1251], или, как их ещё называли, «бока де сири» – крабья пасть[1252], не имели никакого отношения ни к рыбам, ни к морю. Эти кулинарные названия, часто фигурировавшие в полицейских протоколах Рио‑ де‑ Жанейро на протяжении всего XIX столетия, являлись местными сленговыми прозвищами «навальи», или опасной бритвы – излюбленного оружия банд капоэйристов, терроризировавших улицы бразильских городов более полутора столетий назад.

Капоэйра. Ставшее модным в последние десятилетия старинное боевое искусство чёрных рабов Бразилии. Красивые акробатические элементы, экзотическое музыкальное сопровождение, размашистые движения. Скорее ритуальный танец, вызывающий скептическую усмешку на суровых лицах всевозможных знатоков боевых искусств. И действительно, на фоне скупых экономных передвижений и мощных ударных серий боксёров или молниеносных борцовских проходов и бросков для непосвящённых капоэйра выглядит безобидным, трогательным и наивным хореографическим этюдом. Такой экзотической аэробной нагрузкой с этническим флёром.

Но есть один малоизвестный даже среди многих современных поклонников капоэйры нюанс. Все эти кажущиеся нелепыми размашистые движения руками, приседания, раскачивания с ноги на ногу, манера прикрывать лицо и шею предплечьями обретают смысл и становятся предельно ясными и логичными, если учесть, что капоэйра в эпоху своего расцвета никогда и не рассматривалась как безоружное единоборство. Каждый элемент и каждое движение этого боевого искусства были подчинены одной доминанте – холодному оружию. А точнее, опасной бритве и ножу.

Первые упоминания о капоэйре относятся к XVIII веку. Так, в 1789 году за занятия капоэйрой был арестован мулат по имени Адам[1253]. А в 1821 году военная комиссия Рио‑ де‑ Жанейро в докладной записке военному министру сообщала о «срочной необходимости публичного наказания, без промедления, «негров‑ капоэйристов», задержанных военной академией при нарушении общественного порядка. Комиссия подвергла критике начальника полиции, отпустившего арестованных, так как суд признал их невиновными. Из‑ за этого поступка, как считала военная комиссия, «несчастье постигло их хозяев, которым пришлось оплатить судебные издержки». Военная комиссия также полагала, что аресты капоэйристов в качестве превентивной меры неэффективны, потому что, как они утверждали, «только порка в публичном месте пугает их и служит примером для всех». В докладной записке также сообщалось, что «вышеуказанные капоэйристы с помощью холодного оружия причинили шесть смертей и множество ранений»[1254].

Около семи часов вечера 26 июля 1831 года две банды капоэйристов из двухсот человек сцепились на пляже в окрестностях Сан‑ Хосе. Когда вмешалась гражданская гвардия, перед тем как банды разбежались, один из капоэйристов бросил камень в голову капитану патруля и ранил его. Двое чёрных и один мулат были задержаны и предстали перед судом. Вечером того же дня банды перегруппировались и продолжили драку в другом районе города. Причина драки в протоколе не была указана и лишь сообщалось, что с прибытием третьей стороны в лице властей банды объединили силы для отпора и когда патруль ушёл, они снова продолжили драться между собой[1255].

Принятая в капоэйре иерархическая структура и используемая терминология однозначно указывают на происхождение этого боевого искусства. Так, неофиты‑ капоэйристы назывались «молекис» – дети – термин, ведущий своё происхождение из Северной Анголы, где словом «мулеке» обозначались юноши, ещё не прошедшие обряд инициации и не вступившие во взрослую жизнь. Этот термин, широко применялся португальскими и бразильскими работорговцами для обозначения любого ребёнка. В бандах капоэйристов эти юноши в основном использовались как вспомогательная сила, например, для переноски оружия. После обряда посвящения молеке переходил на следующую иерархическую ступень и становился касингеле. Это выражение на языке банту обозначало, что он стал подмастерьем в изучении боевых искусств.

Подготовка касингеле состояла из нескольких этапов. Начинали они с деревянных имитаций клинков, и заканчивали отточенными стальными лезвиями. Обычно тренировки проводились в воскресное утро и состояли из упражнений для ног и ударов головой, бритвой и ножом. В роли инструкторов для новичков выступали самые опытные капоэйристы. Сначала ученики отрабатывали все удары деревянными макетами, а затем переходили на настоящую сталь: частенько места тренировок были залиты кровью. После этого подмастерья‑ касингеле переходили на следующую ступень и становились амадорес или зубиладос. Амадорес уже могли пройти особую церемонию инициации, проводившуюся вдали от непосвящённых, и стать полноправными капоэйристами. После этой инициации капоэйрист достигал высшего уровня посвящения и получал право наносить себе ритуальные татуировки этого общества[1256].

Ещё одним символом принадлежности к сообществу капоэйристов были цветные шейные платки. В 1930‑ х Луиз Эдмундо, описывая известного капоэйриста Мандука де Прайя, упомянул о его голубом шейном платке. Мастер Бимба, основатель Капоэйра Региональ, утверждал, что шёлковый шейный платок использовался для защиты шеи от порезов бритвой, широко применявшейся в качестве оружия в конце XIX века. Он считал, что шёлк противостоит бритвенному порезу и предохраняет эту уязвимую часть тела от ранений[1257]. Но Бимбе оппонирует исследователь истории капоэйры Валделор Рего. Он считает, что шёлковый шарф, упомянутый мастером Бимбой, не являлся какой‑ то особой деталью туалета капоэйристов, а всего лишь был модным аксессуаром, к тому же защищающим воротник от пыли и пота. Даже в наши дни во время тренировок чёрные прокладывают между шеей и воротником простой хлопковый шарф или небольшое полотенце[1258].

Рис. 9. Негр с ножом. Георг Лёвенштерн, Рио де Жанейро, 1827 г

Подготовка капоэйристов проходила на площадях под руководством опытных мастеров. Как писал местный журналист: «Похоже, что местом для тренировок новичков были выбраны окрестности Се (порт Сенту Се в штате Байя). Вчера в 2. 30 ночи муниципальная стража застала опытного капоэйриста Жозе Леандро Франклина за преподаванием искусства капоэйры новичку по имени Албано. Оба были доставлены в тюрьму»[1259].

В качестве основных поводов для ареста капоэйристов в полицейских протоколах встречается использование ножей, бритв, дубинок и палок. Так, например, 14 апреля 1812 года был арестован раб, застигнутый за занятиями капоэйрой и швырянием камней. А 4 июля 1817 года некий Жозее Бенкуэла был задержан за занятия капоэйрой и ношение «faca de ponta» – большого остроконечного ножа. В тот же день за занятия капоэйрой и ношение «estoque» – шпаги был задержан раб Жоаким Аугусто[1260].

4 февраля 1818 года пять рабов, занимавшихся капоэйрой, были задержаны с запрещёнными законом «navalha de ponta» – остроконечными складными ножами. 3 января 1820 года раб Жоаким Ангола был арестован за хранение опасной бритвы и капоэйристской дубинки. Интересная деталь, отсылающая нас к «форменным» дубинкам итальянских каморристов[1261].

Кроме опасных бритв и складных ножей на вооружении капоэйристов также стояли большой нож – «фака», «какубу» – особый тип ножа без рукоятки, «бикуда», или «большой клюв», – узкий остроконечный кинжал, «факау» – мачете и импровизированное оружие в виде всевозможных колющих и режущих предметов[1262].

Рис. 10. Местре Бимба (Мануэль душ Рейш Машаду, 1900–1974).

Известный бразильский историк Александр Хосе де Мело Мораиш Фильо отмечал, что место лидера мальты – банды капоэйристов мог занять лишь храбрейший. Так, преподобный Джеймс Флетчер, посетивший Рио в 1850х, писал, что предводителями банд становились те капоэйристы, на счету у которых было больше всего убийсь[1263]. Карлос Эуженио Либано Соарес, профессор Федерального университета штата Байя, занимавшийся изучением капоэйры второй половины XIX столетия, писал, что владение боевыми искусствами играло важную роль при выборе лидера, так как в определённых конфликтных ситуациях урегулирование спорных вопросов происходило путём ритуального единоборства главарей мальт[1264]. Внутренняя иерархическая структура мальт была прекрасно известна властям. Так, например, для полиции не было секретом, что раб Жозе Ангола, арестованный 25 ноября 1819 года за занятия капоэйрой, являлся признанным главарём капоэйристов[1265].

Кроме привезённых невольниками воинских традиций Чёрного континента капоэйра вобрала в себя и боевые искусства европейских колонизаторов – португальцев и испанцев. Каждый новый член мальты приносил с собой какие‑ то знакомые ему с детства элементы. Так, если в банду вступали африканец или европеец, хорошо владеющие бритвой, то и в схватке они пользовались привычными навыками. Другой вопрос: каким образом манера владения бритвой вышла за рамки индивидуального умения бойцов и превратилась в широко распространённое боевое искусство? Скупая информация, почёрпнутая из документальных источников XIX века, не позволяет нам с уверенностью детально описать, как именно применялась бритва в бою. Но анализируя манеру использования бритвы капоэйристами в XX столетии, мы можем предположить, что техника бритвы просто накладывалась на безоружный бой «жого ди капоэйра» [1266].

Надо отметить, что все официальные бразильские академии боевых искусств ещё в 1930‑ х убрали бритву из программы тренировок, вероятно, из‑ за того, что зловещая репутация этого оружия мешала продвижению и популяризации капоэйры в Европе и США. В результате капоэйра превратилась в то, что мы видим сегодня – безоружные элементы кикбоксинга и акробатики, иногда сопровождаемые ударами головой[1267].

Рис. 11. Загадочная бритва‑ сабля из замка Зигмаринген. The Book of the Sword, Ричард Ф. Бёртон, 1884 г.

Рис. 12. Дагомейская бритва. The Uncivilized Races, or Natural History of Man, Джон Дж. Вуд, 1870 г.

Рис. 13. Лампарина. Каликсто Кордейро, Cosmos, 1906 г.

Рис. 14. Ричард Ф. Бёртон, (1821–1890).

В специализированной литературе существует множество версий, рассматривающих происхождение техники боя на холодном оружии в капоэйре и её интеграцию в это боевое искусство. Так, одни считают, что появление бритвы было обусловлено влиянием богатых дуэльных традиций Иберии. Другие отстаивают африканское происхождение этого обычая, ссылаясь на одно из архаичных жаргонных названий бритвы – «ананун ва хвису», «злое лезвие», имеющее бенинское происхождение. Это термин упоминался ещё Ричардом Френсисом Бёртоном, посетившим Дагомею с дипломатической миссией в 1863 году, когда англичане пытались отговорить короля Бенина – Джелеле от занятий работорговлей, каннибализма и массовых ритуальных убийств военнопленных[1268].

«Злыми лезвиями» были вооружены наводившие ужас на врагов «женщины‑ бритвы» – женская королевская гвардия Дагомеи. Бёртон описывал их оружие, которое также называли «Nyek‑ ple‑ nen‑ toh», как увеличенную копию самой обычной европейской опасной бритвы, но с клинком, иногда достигавшим почти метра в длину. Лезвия этих бритв, как и у европейских образцов, складывались и убирались в рукоятки из чёрного дерева, а в открытом виде клинок бритвы удерживался специальной пружиной[1269]. Интересно, что на иллюстрации из первого издания книги Бёртона 1884 года под изображением предмета с явными признаками складного оружия, поразительно напоминающего складную бенинскую бритву, стоит подпись «Матросский палаш»[1270]. Конечно, можно предположить, что это досадная опечатка. Однако, это же изображение за подписью «Большой матросский нож», приводит в своей работе 1869 года «Die Kriegswaffen», Август Деммин. Откуда его, по‑ видимому, и взял Ричард Бёртон, как и многие другие иллюстрации для своей работы. Деммин указал и размер клинка этого оружия – 60 см, а также отметил, что «нож» хранится в экспозиции музея замка Зигмаринген[1271]. Учитывая, что при общей длине около 120 см. более половины этого предмета приходится на абнормально длинную рукоятку, я даже не могу предположить как и для каких целей моряки могли использовать в бою оружие такой крайне странной конструкции. Хотя, как показывает практика, иконография обманчива, и может оказаться, что это всего лишь искажённое изображение дадао – любимого оружия китайских пиратов.

Рис. 15. Фадист, карикатура. Альберто Пиментель, 1904 г.

Рис. 16. «Фаду с навахой за подвязкой». Театральная программка нач. XX в.

Некоторые ладинос – рабы, перенявшие средиземноморские традиции и культуру и прожившие какое‑ то время в Португалии, несомненно, имели возможность ознакомиться с португальской манерой использования короткого клинка. Так, Ричард Лигон, английский автор XVII столетия, отмечал, что рабы, жившие среди португальцев на Барбадосе, обладали многими талантами, среди которых он отметил склонность к пению и фехтованию. «Я видел несколько этих португальских цветных у полковника Джеймса Дрексеса, искусно дерущихся на шпагах и кинжалах, со стокаттами, имброкатами и пассами, видел и поединки на одних шпагах в стиле Каррансы, проходившие с таким изяществом, что их движения привели бы вас в восторг», – писал Лигон[1272].

Многочисленные политические карикатуры второй половины XIX столетия использовали опасную бритву как символ капоэйры. Так, карикатура из бразильского журнала «Космос» за 1906 год изображает припавшего на колено капоэйриста, или, как их называли в Португалии, фадиста, перерезающего сопернику глотку опасной бритвой в технике, называемой «лампарина»41 Фадистами в Португалии изначально называли исполнителей музыки в стиле «фаду», но позже этот термин экстраполировался и на всех маргиналов. Возможно, этот образ сформировался под влиянием общественного мнения, воспринимавшего фадистов исключительно как дерущихся на бритвах уличных бандитов. Фадисты были символом субкультуры, презираемой высшими слоями общества. На карикатурах женщин‑ фадисток изображали в виде проституток, а мужчин – исключительно с бритвой в руках[1273].

Конечно, эта точка зрения португальского бомонда была известна и бразильскому высшему обществу, что не могло не повлиять на репутацию капоэйристов Рио и их последующую демонизацию. Португальский писатель конца XIX века Жозе Дуарте Рамальо Орчигао, писал, что большие опасные бритвы, которые носили с собой фадисты, на жаргоне назывались «Santo Cristo», что в этом контексте можно перевести как «О Боже! ». Очевидно, этот возглас вырывался у добропорядочных граждан Лиссабона при виде сверкающей бритвы в руке у фадиста. Также он считал, что от нападения фадиста вооружённого бритвой, существовало только две защиты – револьвер, или искусное владение тростью[1274].

Доктор Маттиас Ассунсао утверждает, что случаи применения опасных бритв участились именно во второй половине XIX века, когда банды‑ мальты пополнились португальскими эмигрантами, а следовательно, техника владения бритвой была привезена именно ими[1275]. Но не существует прямых доказательств, свидетельствующих о влиянии специфических фадистских техник бритвы на капоэйру. Этой точки зрения придерживаются бразильский политический и военный деятель Элизио де Араужо и профессор Лейла Мезан Алгранти. Они доказывают, что наиболее резкий всплеск использования бритв рабами Рио приходится не на конец XIX столетия, как считает Ассунсао, а на период с 1812 по 1814 год, когда количество прецедентов с применением бритвы возросло с 5 случаев в 1812 году до 40 в 1814‑ м. Хотя нельзя отрицать, что капоэйристам должно было быть известно это иберийское искусство, и не исключено, что они переняли некоторые технические элементы и защиты, так как часто сталкивались с ними в многочисленных поединках на улицах Рио[1276].

Резюмируя, можно сказать, что возможно некоторые техники древней иберийской боевой традиции владения ножом и бритвой могли быть включены в капоэйру, однако прямых доказательств этому нет. Кроме того, испанская традиция в основе своей имеет технику плаща и кинжала, тогда как в капоэйре, во всяком случае, в конце XIX века, использовались свои собственные, ни на что не похожие техники. Бразильский историк и исследователь капоэйры, Карлос Эуженио Либано Суарис отметил, что в первой половине XIX столетия капоэйристы рождённые в Африке, предпочитали ножи, а капоэйристы бразильского происхождения – бритвы. Но из документов следует, что и африканцы использовали бритвы ненамного реже местных бразильцев. Скорее всего, дело было не в этнических предпочтениях, а в практических свойствах бритвы. Любой мог оценить её доступность, остроту лезвия, компактность, небольшой вес и, не в последнюю очередь, легальность. Учитывая, что чернокожим было необходимо скрывать наличие оружия, бритва идеально подходила для этих целей. Также возможно, что этот выбор отражал социальное неравенство между африканцами, выбиравшими более доступное оружие, и бразильцами, имевшими возможность приобрести более дорогое[1277].

В своей диссертации «The Search for Knocking and Kicking», Кристофер Кури отмечает, что и в бразильской капоэйре, и в США бритва использовалась в комплексе с ударами руками и ногами. В Соединённых Штатах XIX столетия бритва для людей африканского происхождения стала не просто оружием, а символом образа чёрного денди. Американский историк Филип Брюс писал, что в XIX веке чёрные отдавали предпочтение бритвам, а не ножам и пистолетам, не только из практических соображений, как замечательному средству защиты и нападения, но ещё и из эстетических побуждений[1278]. Некоторые традиционные техники использования холодного оружия в капоэйре мы можем увидеть в исполнении мастеров Жоао Гранди и Жоао Пекено в документальном фильме Иаира Мора «Танец войны», снятом на 70‑ мм плёнку в 1968 году.

Надо отметить, что поединки капоэйристов были значительно менее ритуализованы и не столь жёстко кодифицированы, как, скажем, дуэли их средиземноморских коллег. Всё‑ таки в первую очередь капоэйра, в отличие от ритуальных поединков испанцев или итальянцев с их внешними проявлениями мачизма была скорее ориентирована на самооборону, а следовательно, и на выживание любой ценой, вследствие чего не столь сурово регулировалась кодексом чести. Так, мастер Бимба обычно говорил, что если дела плохи, то лучше удрать. Капоэйристы считали, что любые способности имеют свой предел, поэтому среди них бытовала поговорка, высмеивающая идею непобедимости: «Только скалы выдержат бурю». В таких ситуациях Бимба говаривал: «Если парень гонится за вами, неожиданно остановитесь и воткните «ferro» («железку» – т. е., нож) ему в брюхо»[1279].

Доступность и легитимность опасной бритвы сделали её одним из самых популярных видов оружия далеко за пределами Португалии и Бразилии. Учитывая, что опасная бритва в первую очередь являлась для каждого мужчины необходимой гигиенической принадлежностью, встретить её можно было в самых неожиданных местах. Например, студент Чикагского университета Ричард Альберт Леб, осуждённый в 1924 году за убийство к пожизненному заключению, 28 января 1936 года в душевой Стэйтсвильской тюрьмы был убит опасной бритвой, которую держал в руке другой заключённый, Джеймс Дэй[1280].

Разумеется, все прекрасно помнят, как ослеплённый жаждой наживы герой «Двенадцати стульев» Киса Воробьянинов перерезал опасной бритвой горло своему компаньону, «сыну турецкоподданного» Остапу Бендеру.

Полагаю, что началом конца многовекового господства опасной бритвы можно считать 1901 год, когда Кинг Жилетт и Вильям Никерсон разработали первый бритвенный станок со сменными лезвиями. Вскоре, в 1928 году, Якоб Шик запатентовал электрическую бритву. Тысячелетняя монополия опасной бритвы была нарушена, и она начала быстро уступать позиции гаджетам XX века. Последним гвоздём, забитым в гроб древнего инструмента брадобреев, стало изобретение Марселем Биком в 1975 году одноразового бритвенного станка и усовершенствования, внесённые в 70‑ х годах в конструкцию электробритвы компанией «Ремингтон». Ещё несколько десятилетий опасные бритвы можно было увидеть в руках наиболее консервативных представителей парикмахерского ремесла, пока их окончательно не запретили как не соответствующие ужесточившимся санитарно‑ гигиеническим нормам. Думаю, что падение популярности опасной бритвы как уличного оружия в первую очередь было обусловлено именно потерей ею легитимности. Если в начале XX века ни у кого не возникало вопроса, почему в кармане у мужчины лежит опасная бритва – владелец мог нести её точить или править, то в наши дни, когда эти архаичные аксессуары стали историей и прочно заняли место на полках коллекционеров, это по крайней мере вызовет недоумение.

⇐ Предыдущая 35 36 37 38 394041 42 43 44 Следующая ⇒