Конец второй части 10 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 11 из 11

— Да ты больная на всю голову, — сказал голос позади нее.

Честити обернулась только для того, чтобы почувствовать тяжелый удар по щеке от Моники.

— Ай, сука! — Честити схватилась за щеку.

— Для тебя мисс Сука.

Я не мог не позволить легкой улыбке появиться на губах.

— С твоей рукой все в порядке, Моника?

Она отряхнула ее.

— Да, все в порядке. Я хотела сделать это с тех пор, как увидела эту Барби в твоем офисе.

Честити погладила щеку и нахмурилась.

— Вы знаете, что это плохо отразится на вас обоих! — Она вытащила свой телефон из сумочки. — Я собираюсь опубликовать это в инстаграм прямо сейчас.

— Давай, сделай это, — сказал я и обнял Монику.

Моника посмотрела на меня, подняв брови в вопросе.

Я пожал плечами.

— Она все равно сделает это, и мы не можем продолжать жить, переживая по поводу каждого скандала. У нас есть более важные вещи, о которых нужно беспокоиться.

Она ухмыльнулась и наклонилась, чтобы поцеловать меня в губы.

— Это самая сексуальная вещь, которую ты когда-либо говорил.

Я не видел, как уходила Честити, но мне было все равно. Все, о чем я заботился — это то, что у меня в руках была Моника, и я, наконец, понял, что есть нечто большее, чем политические скандалы или люди, пытающиеся нас поссорить.

Глава 22

Моника

День выборов. День, которого мы ждали месяцами.

Но меня била дрожь по совершенно другой причине.

— Ты готова, Мон? — спросил Трей, накидывая пальто.

Чикаго решил, что ноябрь — прекрасное время для начала снегопада, и я надеялась, что моя гигантская беременная задница не упадет на лед.

— Да уж. Готова, как никогда. — Я позволила ему помочь мне надеть пальто, которое, как я знала, придется сменить на что-то новое из отдела для беременных.

Я повернулась к нему. Обычно Трей всегда был спокоен и собран, но сейчас у него явно была нервная улыбка.

— Ты нервничаешь из-за сегодняшней вечеринки в честь выборов или из-за встречи с врачом?

Он поправил галстук, на лацкане пиджака по-прежнему красовалась наклейка «Я голосовал».

— Могу я нервничать по обоим поводам?

Я наклонилась и быстро его поцеловала.

— У тебя есть мое разрешение нервничать по обоим поводам.

— Спасибо за это. — Он взял меня за руку, переплетая наши пальцы.

— Готова узнать, какая мы команда — розовая или синяя?

Я глубоко вздохнула, когда он открыл входную дверь.

— Готова, как никогда.

***

Мой доктор находится на Мичиган-авеню, до которой обычно было недалеко, но снег только начинал падать, так что лучше взять такси.

По правде говоря, я была действительно счастлива пойти к врачу, а не прятаться в доме Чапменов и держать в секрете свою беременность. Это было утомительно.

К тому времени, когда мы добрались до кабинета врача, я уже нервничала, у меня дрожали руки. Трей помог мне выйти из такси и заплатил водителю. Он сжал мою руку.

— Тебе холодно?

— Нет, мое тело теперь как личный обогреватель.

Он улыбнулся.

— Нервничаешь?

— Да. Немного.

Он обнял меня и поцеловал в макушку, прежде чем мы прошли через автоматические двери в здание.

— Не надо нервничать. Как только мы увидим, что у нас маленький Трей, мы сможем подобрать синие сигары для вечеринки в честь выборов.

Я засмеялась.

— Думаю, что у Валери уже есть розовые на заказ.

Я вздохнула, следя за каждым своим шагом, пока мы шли в вестибюль слишком шикарного офиса. Это был кабинет врача, куда ходила мама Трея и жены других политиков, поэтому в нем, конечно, должен был быть фонтан посередине, мраморные полы и шикарная мебель, которая, похоже, стоила дороже, чем в нашей квартире.

Мы подошли к стойке, где сидела женщина в розовой форме. Она подняла взгляд от своего компьютера.

— Добрый день, я Моника Реми. Я пришла на УЗИ.

Она кивнула и что-то напечатала в компьютере.

— Все готово, мисс Реми. Врач скоро придет за Вами.

Трей подвел меня к одному из диванов, и мы сели. На журнале, лежащем на столике, были изображены женщины с округлыми животами, а также были книжки-раскраски для детей. Материала для чтения было не так много. К счастью, прошло не так много времени, прежде чем дверь открылась.

— Моника Реми?

Я встала и встретилась с невысокой женщиной с ярко-рыжими волосами и большими очками в черной оправе, которые были слишком большими для ее крошечного лица.

Она посмотрела на меня, но кивнула головой в сторону Трея.

— Ваш муж идет с Вами?

Я не исправила ее насчет того, что он был моим женихом, а не мужем.

— Да. — Я взяла его за руку и крепко сжала, желая, чтобы он тоже ее не поправил.

— Трей Чапмен, — сказал он и протянул ей руку.

Она коротко встряхнула ее, и на ее лице сразу мелькнуло узнавание, прежде чем легкая улыбка вновь вернулась.

— Приятно познакомиться с вами обоими. Я Мэри. Сегодня я буду делать для Вас УЗИ. Пройдемте?

Мне не нужно было останавливаться, чтобы взвеситься или пописать в стакан, как я обычно делала во время визитов, за что я была благодарна. На этот раз она просто повела нас по маленькому коридору, который был украшен черно-белыми фотографиями беременной женщины.

Мэри открыла дверь в комнату слева. Там было совершенно темно, единственными источниками света были маленькая лампочка на столе и ультразвуковой аппарат.

— Хорошо, Моника, Вы можете расположиться на этом кресле, и мы начнем.

Мэри села на стул на колесиках, и я медленно опустилась на кресло для проведения УЗИ. По крайней мере, мне не нужно было садиться в гинекологическое кресло или раздеваться.

— Трей, Вы можете присесть рядом с ней.

Трей кивнул и сел в кожаное кресло рядом с аппаратом.

Она набрала что-то на компьютере.

— Дата зачатия — 13 апреля, так что это двадцати недельное УЗИ. Вы хотите узнать пол?

— Да, — ответили мы практически в унисон.

Мэри рассмеялась, когда вынула большое бумажное полотенце.

— По крайней мере вы договорились. Теперь, Моника, поднимите свою рубашку. Я накину это на Ваши штаны, чтобы мы не заляпали их гелем.

Я сделала так, как она сказала, и она положила бумагу перед тем, как нанести теплый гель на живот. Мэри взяла прибор и разгладила гель, прежде чем надавить на живот. Как только она это сделала, я услышала что-то похожее на шум океанских волн и почувствовала, как мой желудок сдвинулся.

— Похоже, у нас есть головка, — сказала Мэри.

Я уставилась на экран и ахнула. Маленький шарик, который был там раньше, вырос. На самом деле, это было похоже на человека.

— Это голова ребенка? — спросил Трей, указывая на экран.

Мэри улыбнулась.

— Да, это головка, и Вы можете видеть, как ее рука и маленькая кисть машут маме и папе.

Слезы навернулись на мои глаза, когда я смотрела, как человек, растущий внутри меня, двигается по экрану. После всех битв, тайн и всего, через что мы прошли, ребенок на экране заставил меня забыть о политике и подумать о будущем. Мой с Треем ребенок.

Я сжала руку Трея, когда Мэри провела палочкой по моему животу.

— Сейчас вы хотите мальчика или девочку? — спросила она, поднося прибор к моему животу.

— Это не имеет значения, если она здорова, — сказал Трей. Это был первый раз, когда он сказал про ребенка «она».

Мэри улыбнулась.

— Ну, это хорошо, потому что папочке может понадобиться мужская берлога. Похоже, у вас двоих маленькая девочка.

Я посмотрела на Трея, ожидая увидеть разочарование на его лице, но вместо этого я увидела нечто совершенно другое. По его щеке скатилась одинокая слеза, и он вытер ее, прежде чем взглянуть на меня и улыбнуться.

— Это реально, Мон. У нас маленькая девочка. И если она будет хоть чем-то похожа на свою маму, она будет идеальной.

Это было все, что потребовалось для того, чтобы вызвать у меня ручей слез. Не слезы грусти, а слезы настоящей радости. Наконец-то все начало складываться. Наше будущее. Никакой политики. Никаких беспокойств ни о чем... кроме выборов в ту ночь.

***

Когда кандидат из Чикаго был выдвинут на пост президента в прошлый раз, он был либералом и устроил огромную вечеринку в Грант-парке. Это было не в стиле Чапменов.

Вместо этого они арендовали военно-морской пирс. Он был закрыт для публики и открыт только для приглашенных. Конечно, это не помешало людям выстроиться в ряд на улицах с сотовыми телефонами в руках в надежде увидеть кандидата от республиканцев и его семью.

Я разгладила свое платье с высокой талией. Вероятно, это была последняя вещь не для беременных, которую я могла бы носить некоторое время, даже если эта вещь была на два размера больше моего нормального размера и подчеркивала мой живот еще больше.

Примерно в пятидесятый раз я разгладила платье, стоя у колеса обозрения, а Трей провел пальцами по волосам и уставился в телефон.

— Он будет здесь. Он вышел из реабилитационного центра сегодня. Он будет здесь, — сказала я то же, что говорила много раз, но не думаю, что Трей слушал.

Трей покачал головой.

— Ты не знаешь моего брата. Это не первый раз, когда он не приходит.

Я положила руку на поверх его руки, останавливая его действия. Его глаза встретились с моими, и я увидела в них страх. Все сводилось к этой ночи. Будущее Трея. Будущее его отца. Наше будущее. Я не знала, что сделает Трей, если его отец не победит на выборах. Или что сделает любой из нас. Все это беспокойство было написано на его лице.

— Эй, расслабься, ладно? Или хотя бы сделай вид, чтобы я перестала волноваться? — умоляла я.

Он выдохнул.

— Прости. Всего слишком много, поэтому мне нужно сосредоточиться на чем-то другом.

— Это и понятно.

Трипп как будто знал, что был необходим здесь. Толпа разошлась, и появился проблемный средний сын Чапменов, поправляющий галстук и пытающийся уложить свои колючие волосы.

— Трипп! — Трей протянул руки и крепко обнял брата. — Рад, что ты пришел.

Трипп рассмеялся, отпустив брата.

— Не было выбора.

Он повернулся ко мне, его взгляд пробежался по моему животу.

— Моника. Маленький Чапмен. — Он похлопал меня по животу, а затем крепко обнял.

Я любила Триппа, будто он был моим собственным братом, хотя он был занозой в заднице и заставил пройти своего брата через ад. Я не могла сосчитать, сколько раз Трей приходил ему на помощь или дрался с ним. Но в старшем брате было что-то чистое.

Трипп отпустил меня и сжал мое плечо.

— Ничего себе, не привык быть на таких мероприятиях трезвым. Это настоящее приключение, никаких каламбуров (прим. — В оригинале герой использует слово trip, что в сочетании с его прозвищем «Трипп» может показаться каламбуром).

Трей покачал головой.

— Да, и то, что папа отстает на выборах, тоже не помогает.

— Черт, правда? — Трипп вытащил телефон, открыл его и что-то набрал. — О, Боже, он сходит с ума?

Трей покачал головой.

— У меня не было возможности поговорить с ним. Я не знаю, планирует ли он в ближайшее время признать поражение.

— Черт, он только что потерял Техас! — завопил Трипп, глядя на телефон. — Думаю, я пришел вовремя, чтобы увидеть, как из отца выбьют все дерьмо.

Я тяжело сглотнула. Я знала, как много это значит для семьи Трея. Чапмены всегда были похожи на политическую династию. Та семья, частью которой все хотели стать. Я так долго ненавидела политику отца Трея, что когда я узнала его, то мне понадобилось слишком много времени, чтобы влюбиться в парня и понять, насколько хорош тот человек, которым он на самом деле был.

— Извините, ребята, я иду в ванную, — сказала я и протолкнулась между двумя братьями.

Я пробилась сквозь толпу. По мере моего приближения, люди начинали говорить тише. Все они знали, что это скоро закончится. Что все надежды и мечты республиканской партии будут разбиты еще на четыре года. Надежды и мечты моей семьи.

Я вздохнула и вошла в здание. Я собиралась пойти в туалет, но потом увидела, что Кирк стоит один и смотрит в темноту.

— Мистер Чапмен? — спросила я, заглядывая за угол.

Он посмотрел на меня, прежде чем полностью повернуться. Я всегда думала, что он был привлекательным мужчиной для своего возраста. Он был ответственен за рождение моего великолепного жениха, и они разделяли одни и те же гены. Но Кирк определенно становился старше с каждым днем выборов. Его волосы стали более седыми, а морщины вокруг глаз более глубокими.

— Привет, Моника. — Он заставил себя улыбнуться.

Я не знала, что мне сказать ему. Я не знала, должна ли извиниться за выборы или спросить его о признании поражения на выборах, может, просто не поднимать этот вопрос. Так что я просто стояла там, глядя на свои ноги, которые на самом деле болели из-за дурацких туфель на каблуках, которые я решила надеть.

— Итак, Минди сказала, что в семье Чапменов будет еще одна девушка. Держу пари, ты в восторге.

Я пожала плечами.

— Да, думаю, что Трей на самом деле хотел мальчика.

— Он с этим справится. — Кирк похлопал меня по спине. — Как только он увидит эту маленькую девочку, он поймет, что она для него самый важный человек в мире.

Я вздохнула и, не думая, сказала:

— Простите, Кирк. Мне очень жаль, что я стала причиной, по которой Вы проиграли эти выборы.

Он покачал головой, закрывая глаза.

— Моника, ты не сделала ничего плохого. Предпочел бы я, чтобы вы подождали до свадьбы? Да, но это не значит, что мы с Минди не будем любить нашу внучку.

Он обнял меня за плечи.

— Будут новые выборы. Политика всегда будет рядом, как и наша семья. Это, — он провел рукой по моему животу, — все это, — он указал рукой в сторону, — наша семья. Это то, что имеет значение, и так будет всегда.

Все это время я ненавидела отца Трея, и теперь я наконец начала видеть в нем хорошее. Дедушка. Тот, кто, как я знала, будет рядом со мной и моей семьей.

— Губернатор, пора.

Я обернулась, чтобы увидеть менеджера кампании Майкла, стоящего перед нами.

Кирк сжал мое плечо.

— Давай, Моника. Давай покончим с этим, чтобы мы могли продолжить жить дальше и я мог проводить со своей новой внучкой больше времени.

Эпилог

Трей

Я слышал, что только около пяти процентов детей рождаются в срок, поэтому представьте мое удивление, когда Моника разбудила меня в полночь в день родов со схватками, повторяющимися через каждые две минуты.

Мы взяли несколько уроков по родам и несколько уроков для родителей, но ничто не могло подготовить меня к стонущей женщине, которую я должен был отвезти в больницу. К счастью, в комнате ожидания никого не было, и они смогли сразу же отвезти нас в операционную на роды.

Я смотрел, как они подключают Монику к аппаратам, как вокруг нее начали крутиться медсестры, проверяя жизненные показатели и вставляя капельницы. Я не знал, что должен был делать, поэтому просто стоял и следил за происходящим.

— Я хочу эпидуральную анестезию. Ничего естественного, — сказала Моника хриплым голосом, прежде чем издать очередной стон и откинуться на подушку.

— Хорошо, я закажу ее для Вас, — сказала одна из медсестер.

— Не так быстро, — сказала другая медсестра и уставилась на монитор.

— Почему? Что происходит? — спросила Моника, тяжело дыша.

— Кровяное давление у ребенка падает. Нам нужно сейчас же вытащить ее.

— Что? Я не понимаю. — Моника уставилась на меня широко раскрытыми глазами.

Я посмотрел на медсестер.

— Что вы имеете в виду? Давление падает? Что вы хотите сделать?

Медсестра сунула руку под халат Моники и пошевелила ею.

— Думаю, что у нас раскрытие около восьми. Если бы мы могли дать ей немного пика, мы бы получили раскрытие в десять.

— Какого, черт возьми, пика? Что происходит? — закричала Моника.

Я погладил ее волосы.

— Все будет хорошо, Мон. Врачи знают, что делают.

Я пытался ее успокоить, но понятия не имел, что происходит и что будет с Моникой или нашим ребенком.

Медсестра вышла из комнаты и вскоре вернулась.

— Мы собираемся дать Вам пиктоцин, чтобы ускорить процесс. Не хватает времени, чтобы сделать эпидуральную анестезию, поэтому нам придется делать все естественно. Нам нужно вытащить ребенка оттуда. Возможно, пуповина обернулась вокруг ее шеи. Чем дольше она там, тем больше риск повреждения мозга.

Глаза Моники расширились, ее грудь поднималась и опускалась, когда она смотрела на меня, ища ответы.

— Мы сделаем то, что лучше для Моники и ребенка, — сказал я, не отрывая глаз от Моники.

Медсестра ввела пиктоцин. Не прошло даже десяти минут, как Моника испустила леденящий душу крик:

— О, БОЖЕ, Я ЧУВСТВУЮ, ЧТО СЕЙЧАС ОБОСРУСЬ!

Я не знал, как воспринять ее внезапный крик, поэтому просто посмотрел на медсестру, которая сразу же засунула руку под халат Моники.

— Ага. Похоже, раскрытие десять и можно рожать. Я вызову доктора. — Она вытащила телефон из кармана халата и набрала номер.

— Трей, чертовски больно. Так плохо. — Моника уставилась на меня, тяжело дыша. Ее волосы прилипли к лицу, а нижняя губа дрожала.

Я пытался убрать волосы с ее лица.

— Это скоро закончится, детка. Я здесь. Скажи мне, что тебе нужно, чтобы я сделал.

Вошел доктор Штадтлер. Выглядел он так, как будто выпил слишком много чашек кофе.

— Ладно, похоже, пришло время для ребенка! — Он всплеснул руками и присел перед Моникой.

— Хорошо, мы будем считать до десяти, а затем я прошу тебя говорить десять, когда почувствуешь, что наступает схватка. Ты можешь сделать это, Моника? — спросил он, подняв на нее глаза.

Она слегка кивнула, сжимая мою руку, будто цеплялась за свою жизнь.

— Трей, мне нужно, чтобы ты держал ее левую ногу здесь, а Джина держала другую.

Я сделал, как сказал доктор. Свободной рукой я схватил Монику за ногу.

— Ладно, Моника, у тебя скоро схватка, тужься! — крикнул он.

Лицо Моники полностью покраснело, а ее ноги задрожали. Она кричала от боли в течение десяти секунд. Она сделала это еще пять раз, прежде чем доктор уставился на монитор, качая головой.

— Что? Что случилось? — спросил я, глядя на монитор и не понимая, что происходит.

— Она все еще довольно далеко и не хочет опускаться, но ее пульс падает. Нам нужно вытащить ее оттуда, — сказал доктор Штадтлер.

— Хорошо. Что это значит? Что нам нужно сделать? — спросил я.

— Я собираюсь попробовать вакуум с потугами, если это не сработает, тогда мы должны провести кесарево сечение.

Я кивнул, глядя на Монику и сжимая ее руку.

— Все будет хорошо. Мы сможем это сделать. Вместе.

Она уставилась на меня, тяжело дыша. Моника ничего не сказала, просто кивнула.

Еще несколько потуг, и доктор Штадтлер закричал:

— Головка. Этот день будет чьим-то днем рождения! Тужься последний раз, Моника! Не останавливайся сейчас!

Моника закричала. Все ее тело дрожало, когда она тужилась, и я наблюдал, как появился крошечный ребенок. Мой ребенок.

Доктор размотал пуповину и положил маленький розовый сверток на грудь Моники. Он похлопал ребенка по спинке.

— Давай, дорогая, дыши.

— Дыши, Овета. Дыши.

Нам с Моникой было тяжело придумать имя для нашей дочери. После поисков в течение нескольких дней мы, наконец, решили назвать ее Овета в честь Оветы Калп Хобби. Первого министра образования, здравоохранения и социального обеспечения США. Для нашего ребенка было логичным иметь политическое имя, которое имело отношение к образованию, потому что мы познакомились в колледже.

— Давай, Овета. Ты можешь это сделать. — Как только я произнес эти слова, Овета тяжело вздохнула, а затем заплакала.

— Она дышит. Она в порядке, — прошептала Моника, по ее лицу текли слезы.

— Она прекрасна, — прошептал я, целуя лоб Моники, затем наклонился, чтобы поцеловать дочь.

— Вы хотите перерезать пуповину? — спросил доктор Штадтлер, протягивая мне ножницы.

— Конечно, — сказал я и перерезал пуповину.

Я встал и посмотрел на Монику, когда ее глаза остекленели.

— Мон? Ты в порядке?

Ее глаза закатились. Громкий звуковой сигнал прозвучал из монитора.

— Моника?

— Свертывание крови! — кричала медсестра.

Мир двигался как в замедленной съемке.

Пришла одна медсестра и положила нашу новорожденную девочку в теплую кроватку, в то время как другая группа медсестер ворвалась в комнату. На лицо Моники надели кислородную маску, и доктор начал давить на ее живот, когда большие кровяные сгустки упали на пол под ней.

— Моника? — закричал я, когда меня оттолкнула другая медсестра.

— Что происходит? — спросил я, проводя пальцами по волосам, ожидая, когда кто-нибудь заговорит со мной.

— Сейчас она теряет много крови, поэтому мы пытаемся вытащить все сгустки. Если кровотечение не остановится, нам, возможно, понадобится переливание крови, — тихо заговорила со мной остановившаяся медсестра.

Я смотрел на Монику. Ее закрытые глаза. Кислородную маску на лице. Затем я посмотрел на свою милую маленькую дочку, которая лежала и плакала, удивляясь, где ее семья.

— С ней все будет хорошо? С ними все будет в порядке? — спросил я, сглотнув комок в горле.

Медсестра слегка улыбнулась.

— Все будет хорошо, мистер Чапмен.

***

Я сидел у кровати Моники, желая, чтобы ее глаза открылись. Мы говорили о том, что нужно кормить грудью Овету, но из-за потерянной крови Монике не хватало энергии или железа, чтобы сделать это. Не говоря уже о том, чтобы проснуться. Она спала часами.

Качая нашу маленькую девочку и кормя ее из бутылки, я больше всего хотел, чтобы Моника проснулась. Я не часто молился даже в церкви, но сейчас я молился невероятно сильно молился в надежде, что кто-нибудь услышит.

— Тебе идет отцовство, — сказал скрипучий голос.

Я поднял голову и увидел, что Моника смотрит на нас.

— Моника, ты очнулась!

Она улыбнулась.

— Едва. Это были адские роды.

— Да уж. Так и было. — Я погладил ее волосы свободной рукой. — Но маленькая Овета того стоила.

Я повернул нашу закутанную маленькую девочку к ней. Голубые глаза Оветы расширились, когда она высунула свою круглую голову из одеяла, в которое было завернута.

— Ты же понимаешь, что я все это подстроила, чтобы не менять первый подгузник, верно? — сказала Моника.

Я покачал головой.

— Должен был догадаться.

Тяжело сглотнув, я облизнул губы. Я готовился к тому, что собирался сказать, с того момента, как увидел, что обе наши жизни промелькнули перед глазами. Я думал, что потеряю ее. Я не хотел снова чувствовать это.

— Моника, мы мало говорили о свадьбе, но как ты относишься к этому сейчас? День свадьбы и день рождения? — спросил я.

Она подняла брови.

— Ты не можешь быть серьезным.

Я кивнул.

— Послушай, я могу все устроить. Мы можем подготовить все сегодня в часовне. Я уже поговорил с несколькими медсестрами об этом.

Она облизнула губы.

— Это звучит безумно. Разве ты не хотел большую свадьбу. Дом у озера Чапменов и все друзья губернатора?

Я покачал головой.

— Никакая роскошь и обстоятельства не имеют значения. Для меня важно знать, что ты станешь моей женой. Что у нас семья. Что я могу покинуть эту больницу с женой и дочерью. Что скажешь?

Она вздохнула и медленно моргнула. Я не был уверен, что она действительно собирается дать мне ответ, который я хотел услышать, пока она не улыбнулась.

— Похоже, у вас много дел, мистер Чапмен.

***

В течение нескольких коротких часов мама наполнила больничную часовню цветами, нашими самыми близкими друзьями и семьей. Мама Моники договорилась с больницей, чтобы мы получили все необходимые разрешения, а Мелани нашла белое платье, которое мне не разрешили увидеть.

— Ты сумасшедший, раз делаешь все это, Чапмен, — сказал Джон, поправляя галстук, когда мы ввалились в маленькую комнату прямо за часовней.

— Это то, что ты делаешь, когда любишь кого-то, — сказал я, пожимая плечами.

Он сжал мое плечо.

— Ты хороший человек, Чапмен.

Трипп кивнул, хлопнув Джона по спине.

— Он всегда был лучшим.

Тригг свернул за угол и постучал в дверь, чтобы привлечь наше внимание.

— Эй, я не хочу прерывать этот момент, но они собираются везти твою невесту и дочь.

— Ты готов к этому? — спросил Трипп.

— Я был готов с того дня, как встретил ее, — ответил я.

Мы вошли в небольшую часовню, где впереди стоял священник больницы. Скамьи были забиты людьми. Я затаил дыхание, ожидая, когда откроются двери. Из динамиков зазвучала «Wedding Dress» Мэтта Натансона.

Папа Моники катил ее к входу. Родив всего несколько часов назад, она по-прежнему выглядела совершенно потрясающе в длинном белом платье без бретелек. Овета была завернута в белое одеяло с маленькой белой шляпкой и блестящим бантом на ней, который подходил серебряным заколкам в волосах ее матери.

На мои глаза навернулись слезы, пока отец Моники катил ее, но она схватила его за руку, останавливая. Держась за кресло-коляску, она жестом пригласила его подойти с другой стороны. Постепенно он помог ей, прижимающей к себе Овету, подняться на ноги.

Вся комната замолчала, когда она, обнимая за талию отца, который направлял ее по маленькому проходу, сделала первый шаг. Каждое движение выглядело так, будто требовало огромных усилий, но она не собиралась упускать возможность пройти по проходу. Как только она оказалась передо мной, я не смог сдержать слезы, которые текли по моим щекам. Моника тоже не смогла.

Ее отец обнял нас обоих и прошептал мне на ухо.

— Позаботься о моих девочках, Трей.

— Обещаю, — сказал я.

Я обнял Монику за талию и помог ей встать рядом со мной, пока проповедник читал проповедь. Речь шла не только о нашем с Моникой браке, но еще и об объединении наших семей. Особенно нашей новой семьи.

Всю жизнь мы всегда искали ответы. Политические, романтические. Или просто ответы на вопросы о том, что мы должны чувствовать. В тот момент, когда я смотрел на нашу спящую маленькую девочку, я знал все ответы на все вопросы. И все они начинались и заканчивались нами.

Конец второй части

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 6 7 8 9 1011