Глава 17. Успеть на кладбище

Глава 17

Успеть на кладбище

За прошедшие несколько дней Тимур трижды побывал у следователя, раз за разом, описывая ночь на буровой. Перед первым допросом он опасался, что легенда о командировке быстро затрещит по швам, но этого не произошло, – после того, как нефтяники добрались до шельфа, командировочные в городе стали привычным явлением. Похоже, ментов убедили не столько документы Тимура, сколько джип, на котором он разъезжал по городу. У Заказчика были большие связи, и машина ждала в гараже с того момента, как решено было ехать в Черноводск. Впрочем, расследование было практически формальностью: признание стюардессы всех устраивало...

Тимур вышел из душного отделения и закурил. День был чудесный, безветренный и ясный, и легчайшая морозная дымка висела в воздухе, вспыхивая на солнце неуловимыми искорками. Чуть выше по улице несколько детей с воплями восторга ползали по пышным сугробам, обстреливая друг друга рассыпчатыми снежками. Мысли Тимура обратились к Лизе, и он ничуть не удивился, когда к крыльцу подошел ее отец. Удача искоса поглядывала через плечо, готовая уже повернуться лицом. Тимур пошел навстречу геологу, заранее дружелюбно протягивая руку.

Вблизи он выглядел страшно, и улыбка Тимура увяла. Щетина, красные, воспаленные глаза, нечистые пятна на мятых брюках. Густой перегар, казалось, мутным облачком висел над головой. Руки с траурной каймой под ногтями мелко тряслись. Рот безвольно обмяк, превращая некогда умное и жесткое лицо в бессмысленную слабоумную гримасу. Все говорило о том, что Дмитрий не просыхал с тех пор, как добрался до города.

Тимур уже знал ответ, но все-таки спросил, как дела у Лизы. Дмитрий окинул его мутным, недоуменным взглядом человека, не понимающего, о ком идет речь, и уверенного, что его с кем-то перепутали. Похоже, в запое намертво забыл, что у него есть дочь. Или просто не захотел об этом помнить...

Однако Дмитрий помнил. Ребячий визг пробудил в нем, видимо, какие-то воспоминания. Он нахмурился, пытаясь поймать увертливую мысль. В затуманенном мозгу прихотливо переплетались предстоящий допрос, гибель жены и дети, играющие в сугробах.

– Надо будет Лизку на могилку сводить, – наконец, изрек он.

За время, что понадобилось на дорогу к кладбищу, подозрения Тимура перешли в уверенность. Вытянуть из пьяного нужные сведения было не трудно; оставалось сложить два и два. Тимур успел узнать Лизу достаточно хорошо, чтобы понять: рано или поздно девчонке придет в голову замечательная идея самой навестить приятеля – разумеется, с фигуркой воробья в кармашке. Сперва он бросился к Лизиному дому, но на половине пути передумал: лучше было бы убедиться для начала, что она еще этого не сделала... или не делает прямо сейчас. Убийца – настоящий убийца – тоже мог сложить два и два, сопоставить разрытую могилку одного маленького мальчика и бродящих по общежитию мертвецов. После этого за жизнь Лизы не дать и ломаного гроша.

Подъезд был перекрыт автобусом с черной полосой на борту. Тимур остановился, дожидаясь, пока пройдет похоронная процессия – несколько десятков людей, большей частью невысоких и щуплых, странновато одетых азиатов. Перед гробом несли большой черно-белый портрет; Тимур рассеянно проводил его взглядом, нетерпеливо барабаня пальцами по рулю. Внезапно он сбился с ритма; выбивающие дробь пальцы замедлились, переходя на похоронный марш, а потом и вовсе замерли.

Дорога освободилась, но теперь Тимур не спешил ехать дальше. Мельком увиденный портрет не шел из головы. Черно-белая фотография, наверняка когда-то сделанная для паспорта. Лицо как печеное яблоко, широкие скулы, узкие глаза, сеть морщин. Этому мужчине могло быть и пятьдесят, и восемьдесят. Гордое, пожалуй, даже надменное лицо. В нем было что-то противоестественное, и Тимуру пришлось потратить несколько минут, чтобы понять: у старика были светлые глаза, и, хотя на черно-белой фотографии этого нельзя было разобрать, Тимур готов был поклясться, что оттенки радужек слегка различны.

Охотничий пес внутри неслышно сделал последний шаг и замер, поджав лапу в стойке, вытянулся в звенящую струну, и лишь его нос подрагивал, ловя тончайшие струйки запаха. Тимур выключил мотор и выбрался из машины. Один из участников процессии остановился, поправляя шнурки; его фигура показалась Тимуру знакомой. Неужели наконец-то повезло?

– Лешка! – окликнул он. Маленький геолог вздрогнул и оглянулся. Расплылся в неуверенной улыбке.

– Ты что здесь делаешь?

– Заблудился, – с досадой ответил Тимур, – свернул где-то неправильно.

Особой скорби на Лешкиной физиономии не было – скорее едва заметная досада. Геолог как будто был даже рад, что появление знакомого отвлекло его от печального ритуала.

– Родственник? – рискнул спросить Тимур.

– Очень дальний, – неохотно ответил Лешка. – Здоровый мужик был, охотился, зимой на лыжах в сопки ходил, а тут раз – и на ровном месте инсульт...

– Сочувствую, – пробормотал Тимур. Лешка махнул рукой.

– Мы его не любили, – с досадой сказал он. – Не прийти не могли, но... никто из наших его не любил.

– Плохой характер? – осторожно, осторожно...

– Нельзя плохо говорить о покойниках, да? – Лешка уныло усмехнулся. – Но его отец был большим человеком, последним великим шаманом здешних мест. А он – уже в середине жизни превратился в злого, жадного, заносчивого болвана, который проклял свою единственную дочь. Иногда я думаю, что проклятие подействовало. Все-таки он был сыном шамана. Она на все готова была пойти, чтобы он ее простил.

– Простил? – тихо спросил Тимур.

– Кто ж знает. На похороны вот не пришла, но мало ли... Вячиваныч учил нас не лезть в семейные дела. – Лешка слегка повел плечами, будто на мгновение усомнился в мудрости учителя. – Но Нина так и осталась... обожженная. Лизку жалко, – некстати добавил он, но Тимур лишь согласно кивнул: его мысли текли тем же путем.

– Так это Нина, – проговорил он. Последний кусочек мозаики со щелчком встал на место.

***

Он издалека увидел крошечную фигурку, сидящую посреди темного пятна освобожденной от снега могилы, и вторую фигуру, побольше, в длинном пуховике, неумолимо приближающуюся к девочке. Он слишком далеко; напрямую не проедет даже джип. Черт знает, на что готова пойти эта женщина. Она наверняка понимает, что лица на таком расстоянии не разглядеть, а точно такие же пуховики носит половина города. Она может совершить убийство у него на глазах в уверенности, что ее не опознают, а потом скрыться в лесу. Господи, хоть бы чертова девчонка сопротивлялась – но нет, сидит, не шевелясь, не оборачиваясь... Не слышит шагов? Лишилась разума и считает, что это случайный прохожий, который просто пройдет мимо? Зарычав, он прибавил скорость и надавил на клаксон. Оглушительный рев сигнала понесся над кладбищем. Фигура в пуховике вздрогнула и на секунду замерла, а потом двинулась дальше, все так же размеренно. Тимур вывернул шею; он рисковал уехать в сугроб и застрять там намертво, но не мог оторвать глаз от женщины. Вот она все ближе... ближе... шаги замедлились рядом с Лизой, и Тимур в отчаянии опять засигналил, снова и снова, поднимая в воздух стаи ворон.

Женщина приостановилась на секунду, повернула в сторону машины слепое пятно лица... и пошла дальше, мимо, мимо, все так же неторопливо и размеренно.

– Залезай, отвезу тебя домой.

Он распахнул дверцу, и Лиза на мгновение заколебалась, испытующе глядя в глаза. Тимур спохватился, пытаясь придумать, что сказать – девочку же годами учили не садиться в чужие машины... Но Лиза уже сделала выбор.

Устроившись на переднем сиденье, она сняла покрытые сосульками варежки и протянула красные мокрые пальцы к обогревателю.

– Это была Нина, – буднично сказала она, пока Тимур прогревал мотор. – Это все она, вовсе не стюардесса.

– Знаю, – кивнул Тимур, и Лиза метнула на него любопытный взгляд: а он-то откуда знает? Но Тимур не спешил объяснять. Вместо этого он спросил: – Ты понимаешь, почему она это делала?

«Слишком хорошо понимаю», – ответили глаза Лизы, и Тимур снова вспомнил, как она твердила: сделаю все, что угодно, чтобы папа меня простил. Все, что угодно.

– Я могу только догадываться, зачем это нужно было ее отцу, – он покосился на Лизу, ожидая подсказки, но та смотрела прямо перед собой. Что ж, это он еще выяснит. – Но Нина убивала ради него. Давай посмотрим...

Он вдруг почувствовал себя глупо. Он что, собирается обсуждать с девчонкой, как именно действовала эта маньячка? Лучше бы пошел к следователю. «Знаете, я только что выяснил, что зверские убийства совершала не наркоманка-стюардесса с сомнительными связями и явным мотивом, а всеми уважаемая сотрудница института. Нет, доказательств у меня нет, но я знаю девочку, которая умеет воскрешать мертвецов – любой из них подтвердит. Спасибо, что выслушали, рад был помочь». К черту. Ему нужно проговорить свои догадки, а Лиза имеет полное право знать, что произошло на буровой.

– Дежурных, видимо, убил ее отец, – сказал Тимур. – Застал их поодиночке: одного – на вахте, второго – на пороге общежития.

– Я видела кровь на крыльце, – подтвердила Лиза. – Но не стала говорить. Папа злился...

– Понимаю. Ты не переживай, ладно? Все равно уже было поздно. Потом – жена твоего папы...

– Она просто вышла следом. Наталья сама отправила папу спать, так что никто не заметил, что ее слишком долго нет.

Тимур кивнул и начал осторожно выруливать с узкой подъездной дорожки. Лиза терпеливо ждала – видимо, привыкла ездить с отцом и понимала, когда водителя лучше не отвлекать.

– Двери все время хлопали, никто не обращал на это внимания, – продолжил Тимур. Они уже выехали на покрытую плотно укатанным снегом грунтовку, ведущую прочь от кладбища, и теперь управление машиной почти не требовало внимания. – Нож она взяла из кучи у раковины. И, наверное, надела один из тулупов, висящих в коридоре, а потом вернула его на место.

– Помните, я говорила, что от вешалки пахнет кровью.

– Да. Следующим был Вячеслав Иванович. Та же схема. Думаю, она оглушила Шмеля – помнишь, каким он был пришибленным остаток ночи? Но пес очнулся и бросился искать помощи.

– И наткнулся на меня...

Тимур кивнул и замолчал, не зная, стоит ли говорить то, о чем он сейчас думал, вслух. Лиза разрешила его сомнения.

– Потом она хотела убить меня, я знаю, – она прикрыла глаза, вспомнив, как шарфик на шее становится все туже, и сочувственное лицо Нины начинает плыть и покачиваться. – И вы меня спасли, я знаю. Спасибо.

– Обращайся, если что, – смущенно усмехнулся он. – Я заподозрил ее тогда, но понимал, что сам выгляжу так же сомнительно. Никакой уверенности... Дальше – Вова. И тут, признаться, она сбила меня с толку. Какая актерская игра! До чего наглый блеф! Она убивает водителя и идет в душ, а потом, когда стюардесса находит тело, разыгрывает целый спектакль. На глазах у всех хватается за нож, чтобы объяснить отпечатки пальцев... Но тут вмешиваешься ты с воробьем, душа Вовы возвращается, – и Нина блестяще импровизирует, бросаясь на помощь.

– Но он же мог, мог сказать... – Лиза умоляюще взглянула на Тимура: скажи, я устроила этот кошмар не зря, скажи, что был шанс...

– Так он и говорил! Просил отпустить, ругался... но никто и не усомнился, что причина этому – ее неуклюжие попытки помочь.

– А еще потом она в открытую отмывала кровь, – вспомнила Лиза, – и никому не пришло в голову, что она запачкала одежду до того...

– Убийство Вовы бросает подозрения на несчастного сумасшедшего психиатра. Кстати, он наверняка слышал шум, но интерпретировал его на свой лад и не счел нужным реагировать. Скорее всего, Нина на это и рассчитывала. Возможно, на этом она и остановилась бы, если бы этот псих не сбежал... Его, кстати, так и не нашли, ты знаешь? – Лиза кивнула. Тимур хотел продолжить, но задумался, вспоминая реакцию Нины. – Что-то напугало ее тогда, очень напугало... Эта аналогия – то, что он распорол сам себе живот осколками стекла, когда вылезал...

– Ну, тут всякий бы испугался, – внезапно ответила Лиза и нахмурилась. Видно было, что она понимает, в чем дело, но не уверена, что сумеет объяснить. – Она ведь думала, что все понарошку, понимаете?

«Ни хрена ж себе понарошку! » – подумал Тимур, но вслух ничего говорить не стал, чтобы не сбить Лизу с мысли.

– Она это делала, потому что так нужно было ее папе. Не просто убивала, а... вот так. А потом, когда врач порезал живот, она увидела, что все на самом деле... – Лиза замолчала и беспомощно взглянула на Тимура. – Как со всякими дурацкими правилами, ну?

Тимур медленно кивнул, сообразив, наконец, что пытается сказать девочка. В детстве ты многое делаешь только из-за того, что так требуют родители. Потом ты вырастаешь – и продолжаешь выполнять ритуалы, хоть и не веришь в них ни капли. Просто делаешь то, чему тебя научили, даже не по привычке, – а чтобы оставаться в семье своим, не терять чувство принадлежности, не расстраивать родных и не спорить с ними. Например, переворачиваешь ковшик вверх дном после того, как напьешься. Тимур криво ухмыльнулся, представив, что почувствовал бы, если б не перевернул посудину – и обнаружил, что бабушка не зря предупреждала и в ковшик действительно нагадили черти... Да, не удивительно, что Нина испугалась.

– Ты умница, – сказал он Лизе, и девочка слегка покраснела. Спросила:

– А что она делала дальше?

– Дальше... видимо, она решает, что должна продолжать. Тем более, появляется возможность свалить на беглого сумасшедшего еще одно убийство – все напуганы, плохо соображают от недосыпа, подавлены. Шокированы нелепой смертью бандита. Опасаться чьей-то догадливости не надо, и она решается на новое преступление.

Тимур прищелкнул пальцами, пытаясь вспомнить нечто, связанное с душевой кабинкой...

– Точно! – воскликнул он. – Я же видел, да позабыл... Похоже, маскировку с тулупом она придумала еще перед убийством Вовы – и потом бросила шмотье прямо в душевой. Его не то чтобы не заметили... просто отвлеклись, а потом позабыли, отмели, как несущественное, ведь все казалось ясным. Тулуп и шарф так и остались валяться в кабинке, где был убит водитель. Стюардесса бессознательно выбрала другой душ – ее можно понять. Аля же пропустила Нину вперед, и этим едва не подписала себе смертный приговор... Нина заходит в душ. Она слышит, что Анна уже моется, а Аля заперлась в туалете. Вместо того, чтобы раздеться, Нина напяливает тулуп и шарф, выходит, выдавливает оконное стекло, чтобы навести всех на идею, что убийца пришел извне. Подкрадывается к туалетной кабинке, где сидит Аля. Ей не приходится даже оглушать ее – женщина, взвинченная до предела, попросту теряет сознание, увидев поджидающего ее маньяка. Нина успевает накинуть ей на шею шарф, и тут стюардесса выключает воду... Этим она спасла Але жизнь. На то, чтобы задушить человека, нужно время, но Нина понимает, что его нет – Анна в любой момент может выйти. С двумя женщинами разом ей без шума не справиться. Она инсценирует побег, выкидывает тулуп и шапку в окно, а сама на цыпочках возвращается под душ... – Тимур помолчал. Притормозил, сворачивая на дорогу, идущую вдоль города и дальше, по-над бухтой к обрыву над морем. Впереди уже виднелся ядовито-зеленый торец углового дома, в котором жила Лиза.

– Не понимаю, как она могла так рисковать, – пробормотал он. – В любой момент могла попасться. Не могла же она рассчитывать на то, что убийства возьмет на себя эта несчастная наркоманка?

«Или могла? – подумал он. – Вполне могла, если хранила где-то в заначке медузу, доставшуюся от отца».

– Вы не понимаете. Просто ей было все равно, что будет дальше, – грустно ответила Лиза и отвернулась, пряча подозрительно заблестевшие глаза. – Если бы папа простил ее – все остальное было бы уже не важно.

Жалость и тревога охватили Тимура. Перед глазами встало опухшее лицо Дмитрия и мутный взгляд, в котором не видно было ни капли чувства к дочке.

– Послушай, Лиза, – осторожно сказал он, – я тебе друг...

Она вдруг резко повернулась, и в ярких глазах вспыхнула злость.

– А еще вам очень нужен воробей, да? Не врите! Я видела, как вы на него смотрели.

И ведь не жалко ей воробья, страха от предмета больше, чем пользы. Просто невыносима мысль, что обретенный друг – не друг вовсе, а корыстный лжец. Правда. Только правда... Господи, девчонка спасла его задницу – а теперь считает, что ему нужен только предмет. Как же тяжело ей пришлось... «Так и осталась, будто обожженная», – вспомнились слова Лешки.

– Мне бы здорово пригодился воробей, – осторожно сказал Тимур. – Но я действительно друг тебе и хочу помочь. Я не знаю, чем, но очень хочу.

Лиза молчала. Он остановил машину, оглядел занесенный снегом пустырь перед домом, темное пятно помойки – над ней кружились чайки, ныряли, выхватывали из кучи мусора кусок повкуснее, и снова взмывали в небо, прекрасные и стремительные.

– Поморник, – сказала вдруг Лиза. – Видите?

Тоже чайка, но крупнее обычной, в ярком шоколадно-белом оперении, с хищным тяжелым клювом. Остальные птицы ее опасливо сторонились, оставляя лучшие куски. Поморник взлетал с резким криком, выписывал на острых, как лезвия, крыльях причудливые пируэты и вновь пикировал вниз, жадно и голодно целясь клювом.

Лиза по-взрослому поджала губы и отвернулась. Распахнула дверцу машины.

– Что ты собираешься делать? – спросил Тимур. Глупый вопрос: да что она может сделать, эта маленькая девочка? Только приспособиться и жить дальше, как корявая, изуродованная ветрами, но живучая лиственничка, на свою беду проросшая на морском обрыве.

Однако он ждал ответа.

– Я найду ее и заставлю во всем признаться.

Лиза смотрела на него настороженно, ожидая увидеть снисходительную ухмылку. Но Тимуру было не смешно.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 11 12 131415 16 Следующая ⇒