ЧАСТЬ ВТОРАЯ 6 страница

– Ну‑ с, как мы сегодня поужинаем: азиатик или эвропиен? – спросил он тоном истого гурмана.

– Как хочешь.

– Гарсон, меню! – И Алексей Иванович обратился к Аршаку, предлагая ему карточку: – Выбирай.

– Закажи себе и мне.

Юноша ел и пил по вкусу «воспитателя». Алексей Иванович сделал замечание официанту за то, что тот вовремя не переменил скатерть, несколько раз произнес: «фи дон! », затем приступил к выбору блюд. С четверть часа он объяснял, как приготовить то или иное блюдо, и столько же времени потратил на выбор вин.

– На кого ты так смотришь? – спросил Алексей Иванович Аршака, заметив, что тот не сводит глаз со стола Смбата.

– Смотрю на брата и удивляюсь, с какими людьми он теперь водится. Позор престижу Алимянов!

– А‑ а, значит, эти люди достойны презрения? Но, друг мой, так не годится смотреть. Подними голову, повернись чуть‑ чуть вбок и гляди, так сказать, прямо на их ноги. Это будет означать, что ты их презираешь. Вот, вот, прекрасно, ей‑ богу, тебе надо было родиться в Питере. Гарсон, икры, живо!..

И, сняв пенсне, Алексей Иванович стал уписывать икру с зеленым луком.

– Арзас, – продолжал он наставлять воспитанника, – когда едят, нельзя всем туловищем наваливаться на стол, это – ориенталь. Голову выше, а грудь подальше от стола. Кушай, так сказать, беспечно: улыбайся, смейся, остри, как будто совсем и есть не хочешь. Да, вот‑ вот, прелесть! Давеча в театре я хотел тебе сделать замечание насчет твоей манеры кланяться, но счел неудобным. Ну вот послушай: когда кланяешься даме, постарайся, так сказать, смотреть ей прямо в лицо и любезно улыбаться. Затем, не срывай с головы шляпу, а отведи ее вбок и внезапно, так сказать, нервным жестом опиши полукруг и сейчас же надень. Надо сказать, что в этом городе никто не знаком с новейшей модой так приветствовать дам, ты подашь первый пример. Вот летом поедем во Францию и в Париже ты научишься всему. Ну, что ж, махнем ведь, а?..

– Конечно, конечно, я же пригласил тебя, непременно поедем.

– Положим, дружок, тебе не дадут столько денег, чтобы хватило и на меня, а?

– Кто посмеет не дать?

– Кто? Разумеется, мой драгоценный зять. Ну, братец, он вас всех, так сказать, держит в ежовых рукавицах. А сам, полюбуйся‑ ка, разошелся, будучи, так сказать, человеком семейным.

– Я ему не спущу. Он не может мне запретить. Я свои деньги трачу.

– По‑ моему, тоже. Но ты недостаточно, так сказать, энергичен. Требуй, братец, требуй, и он даст. Ты равный наследник. Гарсон, это вино не из важных. Нет ли чего‑ нибудь постарее? Ну, подай хоть это, попробуем.

Смбат спорил со своими сотрапезниками и, видимо, не замечал брата и шурина. К его столу подошел пьяный молодой человек, рослый, румяный, богатырского сложения. Заложив руки в карманы брюк и покачиваясь, он уставился на Смбата.

– Смотри, Алексей Иванович, сейчас разыграется скандал, – прошептал Аршак.

– Кто этот дикарь? У него очень тупая физиономия, – отозвался Алексей Иванович, всматриваясь в незнакомца.

– Племянник Петроса Гуламяна, первый скандалист в городе.

– А‑ а, – пробурчал Алексей Иванович, отводя взгляд от незнакомца.

Пьяный вдруг заорал:

– Чего вы там философствуете о благородстве? Алимяны не имеют права рассуждать об этом товаре!

Слова были адресованы Смбату, занятому совсем другим разговором. Он удивленно взглянул на незнакомца снизу вверх.

– Пожалуйста, вот, готово! – воскликнул племянник Гуламяна, кладя руки на стол.

– Сударь, я вас не знаю, кто вам дал право подходить к

нашему столу?

– Кто? Кто? Ха‑ ха‑ ха! Наплевать мне на ваши миллионы. Скажи на милость, кто был твой отец» что ты так важничаешь?

– Прошу удалиться!

– Спрашиваю, кто был твой отец? Привратник, водовоз, ха‑ ха‑ ха!..

– Убирайтесь, не то!.. – крикнул Смбат, бессознательно хватая пустую бутылку.

Поднялась суматоха. Все вскочили, кроме Смбата: он не понимал, чего хочет незнакомец. Пьяного схватили, попытались оттащить, но он с силой растолкал всех и опять подступил к Смбату.

– Всех троих измолочу! – заревел он, указывая на Аршака и Алексея Ивановича. – Эй, вы, ежели хотите, идите на помощь этому негодяю!

– Слышишь, Арзас? Этот дикарь и на наш счет, так сказать, прохаживается. Осторожнее! Надо полицию вызвать и вывести скандалиста. Гарсон!

Смбат, весь бледный, поднялся, готовый защищаться. Пьяный верзила размахнулся, но в ту же минуту брошенная бутылка, описав круг, ударила ему в грудь. Он отступил на шаг и посмотрел туда, откуда получил внезапный удар. Ему предстал шестнадцатилетний юноша с глазами безумца.

– Арзас, Арзас! – кричал Алексей Иванович, еле удерживая разъяренного Аршака, уже готового пустить тарелкой в скандалиста. – Арзас, ты залил вином сорочку. Этот дикарь силен, так сказать…

Суматоха усилилась. На здоровяка набросились официанты и поволокли к выходу, но в дверях он неожиданно вырвался и устремился к юноше. Кто знает, каково пришлось бы Аршаку, не ускользни он вовремя от удара здоровяка, но тот, чересчур размахнувшись, перевернулся и рухнул на пол. Человек десять с трудом вывели его и передали в руки полиции.

Содержатель ресторана выразил сочувствие Алимянам. Смбат прошел в смежную комнату и, опустившись в кресло, произнес:

– Что бы это значило?

– Это значит, что теперь надо наставлять не меня, а тебя, – ответил Аршак, войдя за ним в комнату и притворив за собою дверь.

– А‑ а, это ты, шалопай! Убирайся прочь! Кто тебя просил защищать меня? Лезешь тоже не в свое дело, вон!..

– Я защищал честь Алимянов. Я не философ, как ты, и не трус, как Микаэл. В моих жилах течет благородная кровь, можешь у Алексея Ивановича спросить…

Смбат посмотрел на него и промолчал. Искреннее возмущение юноши тронуло его: а ведь Аршак и впрямь запустил бутылку в верзилу, защищая брата.

– Я хотел прикончить его, – продолжал Аршак не без рисовки. – Он собирался нас избить. Это – племянник Гуламяна. Видно, вместо Микаэла он напоролся на нас.

– Позор! Бесчестие! – воскликнул Смбат, стукнув по столу. – Как я сюда попал? Кто меня затащил? Зачем?..

– Зачем? Я тоже удивляюсь… Ты мне нотации читаешь, а сам…

– Довольно! – прервал его Смбат. – Замолчи, говорят тебе! Не твоего ума дело, ты ребенок. Тебе не понять моего горя.

После минутной паузы Смбат продолжал:

– Знаешь ли что, Аршак? Я тебе разрешаю делать все, понимаешь, все, что хочешь, только не женись на Зинаиде. Не спрашивай о причине, – я не могу объяснить. Но смотри, не вздумай жениться. Кути, пьянствуй, транжирь, я тебе дам денег сколько хочешь, прожигай жизнь, истаскайся вконец, но не женись… Ну, пошел, убирайся!.. Там тебя дожидается этот фанфарон, дармоед… Сестра стала моим несчастьем, а брат тебя обирает. Впрочем, нет, он не стоит подметки своей сестры. Он – ничтожество, а сестра – цельная натура, но она отравляет мне жизнь. Уйди, оставь меня с моим горем!..

Смбат почти вытолкал брата, притворил дверь и снова опустился в кресло. Если бы в эту минуту кто‑ нибудь наблюдал за ним, то увидел бы, что этот тридцатидвухлетний мужчина тихонько плачет, как женщина..

В соседней комнате Алексей Иванович возмущенно жаловался хозяину ресторана на азиатские нравы. Что за страна, где ни на волос не уважают почтенных людей и где дичают люди даже с высшим образованием!..

– Черт тебя побери! – обратился он к Аршаку. Ты уронил и разбил мое пенсне, сейчас я точно слепой. – Нет, братец мой, Смбат Маркович себя вконец распустил, выронил, так сказать, руль… Сядем. Я в восторге от твоей отваги. Да, ты настоящий испанец, не зря я говорил…

Они опять сели за стол.

– Что это? – насупился Алексей Иванович, поднося бутылку к свету. – Шартрез или… тьфу! А я‑ то думал – шампанское… Затмение какое‑ то! Все затемнилось!..

– Человек, шампанского, Редерер! – приказал Аршак.

– Думаешь, шампанское рассеет тьму? – улыбнулся Алексей Иванович. – Что ж, попробуем. Ну, суета сует, забудь об инциденте. Подлинный джентльмен быстро забывает, так сказать, грубые выходки дикарей.

Смбат сознавал, что сбивается с правильного пути. Сознавал – и все же не отступал – Нездоровый образ жизни постепенно притуплял нервы и затягивал непроницаемой пеленой его душевный мир. В пьяной атмосфере ресторанов, в кругу новых веселых друзей он находил временное забвение. И этого было достаточно. Что из того, что трезвый он сильнее ощущал свое горе и беспощадно осуждал новый образ жизни.

Временами Смбат вспоминал обездоленную семью, в которой провел недавно много мирных часов, где его мысли и чувства встречали уважение и сочувствие. Ему виделся стол, накрытый белой скатертью, и у кипящего самовара – милая, скромная, но гордая головка. В такие минуты в ушах Смбата звучали слова Срафиона Гаспарыча: «Почему ты не сорвал ветку с родного куста? »

Горестно вздохнув, он махнул рукой, словно отгоняя милый образ. Надо забыть и не думать об этой девушке. Поздно, теперь уже ничего не поможет.

Дома он встречал вечно недовольное лицо жены, слушал бесконечные жалобы матери и злобные подстрекательства сестры, вспоминал последние слова отца и свои собственные муки – и снова искал забвения в ресторане. Пусть будет так, пусть он кончит тем, с чего начинали братья.

Ложь окружающих не могла скрыть от Смбата их презрения к его супружеской жизни. Он старался убедить себя, что это презрение – плод предрассудков темной среды, но все‑ таки жестоко страдал.

Порою он думал: к чему богатство, если он так несчастен? Не лучше ли было лишиться наследства, жить вдали от угнетающей среды и молча переносить страдания, как переносил семь лет подряд, скрывая горе от всех, от самых близких? Но вместе с тем он сознавал, что уже привык к власти денег, что ему страшна нищета, страшно вспомнить былые неприглядные дни. Пусть богатство бессильно излечить его раны, оно хоть иногда даст ему возможность забыть горе. Значит, надо развлекаться, а почему бы и нет?..

И Смбат мотал отцовские деньги, как некогда мотал Микаэл: играл в карты, познакомился с закулисной жизнью. Ведь несчастен же он, надо как‑ нибудь заглушить тоску, грызущую сердце.

⇐ Предыдущая 12 13 14 15 161718 19 20 21 Следующая ⇒