Десятью годами ранее 1 страница

Это был наш первый Сочельник в качестве супружеской пары.

В своей голове я всегда представляла, на что это будет похоже. Представляла нас в нашем собственном доме, с нашей собственной елкой и нашими собственными рождественскими украшениями. Представляла, как мы будем украшать снаружи — будем ли размещать огни вокруг двери и на крыше? Будет ли у нас вертеп во дворе? Как бы выглядел венок на нашей двери?

Вините в этом все сказки, которые я читала, или тот факт, что мои родители были сказкой из реальной жизни, но мое воображение разыгралось с тех пор, как я была маленькой девочкой, думая обо всех возможностях.

Вместо этого мы с Ривер оказались в обветшалой квартире с одной спальней в восточной части Уэллхейвена, со сломанным радиатором отопления и маленькой унылой рождественской елкой, которая у нас была только благодаря местному продавцу елей, сжалившемуся над нами и подарившему одну из отбросов, оставшихся всего за несколько дней до Рождества.

Я уставилась на это дерево со своего места на нашем старом диване, доставшемся мне от родителей, и почувствовала, как у меня немного защемило сердце. На елке было только два украшения — одно от моих родителей, серебряный колокольчик, и одно от его родителей, два маленьких олененка, на которых было написано «Наше первое Рождество» с нашими именами и датой свадьбы под ним.

Мне было восемнадцать. Риверу девятнадцать.

Все это казалось таким романтичным — выйти замуж сразу после окончания школы. Ривер был всем, чего я когда-либо хотела или в чем нуждалась, и мне было все равно, что наша свадьба была скромной, или что мы не смогли поехать в медовый месяц, или что не могли сразу купить большой дом с большим двором, большим крыльцом и большим белым забором. Эта квартира с одной спальней меня вполне устраивала, пока он был в ней.

Но теперь, глядя на нашу голую елку, с ногами, такими холодными, что думала, они отвалятся в любой момент, даже завернутые в две пары носков и засунутые под шерсть Лося, лежащего у моих ног на полу, я подумала, не поторопились ли мы со всем этим.

Может было бы разумнее подождать? Что, если бы мы сначала поступили в колледж? Что, если бы мы накопили на большую свадьбу и долгий, роскошный медовый месяц на Багамах?

А каково было бы оказаться в маленьком домике, с настоящей рождественской елкой и настоящими рождественскими украшениями?

Я работала в городском супермаркете — обычно всего тридцать часов в неделю. Ривер выполнял разную работу, когда и где только мог. Иногда был водопроводчиком, иногда автомехаником, иногда электриком, газонокосильщиком или лесорубом. Если в городе была работа, Ривер находил ее, и работал с улыбкой, хотя я знала, что он уставал, и это не делало его счастливым.

Но он делал это для нас.

Мы копили каждый пенни, который могли, после того, как счета были оплачены, но каким-то образом эти сбережения исчезали раньше, чем мы успевали их накопить. У машины выходила из строя трансмиссия, или Лося приходилось вести к ветеринару, или кто-то в городе переживал трудные времена, и мы помогали всем, чем могли.

И вот теперь был канун Рождества, на улице едва перевалило за ноль градусов, и снова повалил снег, а у нас не было ни работающего обогревателя, ни камина, ни даже гирлянды огней на нашей рождественской елке.

Ривер сел рядом со мной на диван, как только вышел из душа, что было абсолютно необходимо после долгого рабочего дня. Он даже не мог позволить себе взять отпуск. Я потянулась к его свежему запаху, его тело все еще было теплым от воды. Он обнял меня, и я вздохнула, положив голову ему на грудь и не отрывая глаз от дерева.

— Хотел бы я залезть в твою голову, — сказал он через некоторое время, потирая мои руки, чтобы согреть меня.

— Поверь мне. Здесь совсем не весело.

Тихий смешок вырвался из его груди.

— Поговори со мной.

Я покачала головой, сильнее прижимаясь к нему, просто желая, чтобы меня обняли. И Ривер так и сделал, прежде чем поцеловал в лоб и отстранился, достаточно, чтобы посмотреть на меня.

— Давай.

— Ты подумаешь, что я ужасна, — сказала я, пытаясь спрятать лицо у него на груди, но он взял меня за подбородок, не давая этого сделать.

— Испытай меня.

Я вздохнула, глядя на нашу елку.

— Я просто… Я так долго мечтала об этом, о том, каково было бы провести мое первое Рождество с мужем. Всегда представляла себе красивую елку, похожею на ту, которая всегда была у мамы. Все эти огни, украшения и леденцы. И я представляла, как украшаю дверь венком, и двор, и пеку пироги всю ночь напролет в канун Рождества. — Мои глаза наполнились слезами. — Но вот он, канун Рождества, и мы оба работали весь день. Мы устали. У нас нет денег ни на какие рождественские подарки, не говоря уже об украшениях, и мы идем к твоим родителям на завтрак, а к моим на ужин, потому что иначе у нас не было бы никакой праздничной трапезы. — Я шмыгнула носом. — И мне так чертовски холодно. Если бы мы были в доме, у нас был бы камин. Но все, что у нас есть, это сломанный радиатор и тот маленький обогреватель в углу, который почти ничем не помогает, — сказала я, указывая на маленькую коробку, которая изо всех сил старалась наполнить нашу квартиру теплым воздухом.

Моя нижняя губа задрожала, когда Ривер провел большим пальцем по моей челюсти, и я наклонилась к его ладони, мои глаза нашли его.

— Я не хочу звучать неблагодарно, — сказал я. — Просто... ужасно ли говорить, что мне немного грустно в наш первый Сочельник?

Ривер покачал головой, на его губах появилась нежная улыбка.

— Мне тоже немного грустно.

При этих словах мои глаза встретились с его глазами.

— Правда?

Он кивнул.

— Все в порядке, Элиза. Это нормально — грустить, хотеть для нас большего. Я тоже хочу большего для нас. Я бы хотел...

Ривер остановился, его следующие слова, казалось, были задушены эмоциями, и я сжала его руку. Он с тоской посмотрел на дерево, а затем вздохнул, сжимая меня еще раз, прежде чем встать.

— Подожди здесь, — сказал он.

Он исчез в спальне, а я, насколько могла, завернулась в свой свитер, натянув его и на колени. Даже в шапочке, закрывавшей уши, я все еще дрожала, и мне не хватало тепла рук Ривер, обнимавших меня.

Он вернулся с большой коробкой в руках, небрежно завернутой в газету с бантом, сделанным из шнурка. Лось вскочил и обошел Ривера с коробкой, пытаясь ее обнюхать.

Я рассмеялась, когда Ривер поставил коробку на диван между нами.

— Что это такое?

— Это твой рождественский подарок, — сказал он с застенчивой улыбкой. — Я хотел подождать до завтрашнего утра, но… ладно… Думаю, что сегодня вечером будет лучше.

Мое сердце сжалось от паники.

— Ривер! Мы же договорились, никаких подарков! — Я покачала головой, пробегая пальцами по бумаге на коробке. — У меня для тебя ничего нет.

— Не могла бы ты просто открыть его, женщина?

Я покачала головой, ущипнув его за бок, прежде чем потянула за первый шнурок, а затем за другой, освобождая коробку. Осторожно развернув газету, открыла коробку — ту, в которой был обогреватель, который его отец купил для нас, когда наш радиатор сломался.

Внутри коробки было красивое одеяло.

Это было похоже на одеяло, с заплатами, покрывающими каждый дюйм, хотя на самом деле они не были сшиты. Это был такой узор, но он создавал впечатление, что каждый маленький квадратик был соединен и сшит вместе. Одеяло было всех мыслимых оттенков зеленого и красного, с маленькими сценками, разыгрывающимися на каждом квадрате — Санта на санях, подарки вокруг дерева, младенец Иисус в яслях, снеговик с морковным носом. Снова и снова, каждый квадрат рассказывал историю, пока я вынимала одеяло из коробки и разворачивала его.

Одеяло было массивным — самым большим, какое я когда-либо видела. И тяжелым, подбитым флисом. Я восхищалась картинками и цветами, когда вытаскивала его, пока все это не легло кучей на мои колени, Ривера и пустую коробку между нами.

— Оно прекрасно, — сказала я с улыбкой, прижимая его к груди. — И такое теплое.

Ривер улыбнулся, отставляя коробку в сторону и заворачивая нас обоих в новое одеяло. Его тепло было мгновенным, и казалось, что одеяло удерживает тепло наших тел, как в сауне. Я уютно устроилась, подвернув края под ноги и зад, прежде чем наклониться в объятия Ривер.

— Я знаю, что это немного, — сказал он, качая головой. — И, может быть, мне не следовало тратить деньги на это одеяло. Уверен, что мы могли бы использовать их для чего-то другого. Нам нужно молоко и хлеб. У нас почти закончился кофе. Черт возьми, самое главное, нам нужен еще один обогреватель, пока мы ждем, пока старик Лонни починит наше отопление. — Он отстранился, приподнимая мой подбородок, пока наши глаза не встретились. — Но я хотел, чтобы у тебя было это одеяло. Хотел, чтобы у тебя был подарок, который можно было бы открыть на Рождество, потому что ты этого заслуживаешь. — Он сглотнул. — Ты заслуживаешь гораздо большего.

Я покачала головой, но прежде чем успела заговорить, Ривер продолжил.

— Я знаю, что это не то, что мы оба представляли, когда думали о нашем первом совместном Рождестве. Видит Бог, я хотел бы дать тебе все, о чем ты когда-либо мечтала, Элиза. Хотел бы подарить тебе дом, двор, большую елку и кухню твоей мечты. Но прими это одеяло как обещание. Это мое обещание, что я буду упорно трудиться всю свою жизнь, чтобы дать нам все это. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы подарить тебе дом, осыпать тебя подарками, воплотить все твои мечты в реальность. — Он наклонился, чтобы поцеловать меня в губы, долго и медленно. — И я никогда не перестану бороться за нас.

Слезы снова навернулись мне на глаза, но на этот раз от совершенно других эмоций. Я обвила руками его шею и притянула его губы к своим, целуя снова и снова, снова и снова.

— Ты глупыш, — сказала я сквозь смесь смеха и слез. — Ты — единственный подарок, который я когда-либо хотела или в котором нуждалась. Ты — мой лучший подарок. — Я покачала головой. — Мне жаль, что я немного позабыла об этом.

— Однажды у тебя будет все это, — пообещал он мне.

И когда я похлопала по месту рядом с нами на диване, и Лось вскочил, чтобы сесть с другой стороны от меня, и завернулась в это одеяло, крепче прижимаясь к Риверу, и чувствуя, как его губы прижимаются к моим волосам, я знала правду.

— У меня уже это есть.

Лось, облизывающий мое лицо, вернул меня в настоящее, и, как будто он разделил со мной это воспоминание, пес уткнулся носом в одеяло, издавая маленькие игривые фырканья.

Я засмеялась, похлопывая его по животу и разглядывая маленькие сцены на каждом квадрате, точно так же, как это было много лет назад.

— Не могу поверить, что ты его сохранил, — сказала я, взглянув на Ривера. Его глаза тоже были прикованы к одеялу, хотя он так же свирепо нахмурил брови, как и раньше.

Он ничего не сказал.

— Я до сих пор помню, как ты его мне подарил, — сказала я с улыбкой, проводя руками по ткани. — Боже, не думаю, что пережила бы то холодное Рождество без него, — усмехнулась я. — И после этого мы использовали его каждый год. Помнишь? — Я покачала головой. — Раньше мне нравилось вытаскивать его каждый год, класть на диван, чтобы мы могли под ним обниматься. — Мое сердце сжалось. — Думаю, что это мой самый любимый подарок, который я когда-либо получала.

Когда мои глаза встретились с глазами Ривера, он смотрел на меня остекленевшим взглядом. Его адамово яблоко тяжело дернулось в горле.

Затем мужчина резко встал.

— Я иду спать.

Я моргнула, открыв рот, и тоже вскочила на ноги.

— Подожди, — начала я, но когда он повернулся и посмотрел на меня, обнаружила, что не знаю, что еще сказать. Не могла утверждать, что было рано, так как было уже далеко за десять, и если я что-то и знала о Ривере, так это то, что он рано вставал. И я не могла попросить его остаться и помочь мне украшать елку, зная, что это было последнее, что он хотел сделать.

Но я хотела, чтобы он остался.

Просто не могла понять, почему.

— Ты можешь занять кровать, — сказал он, когда я промолчала. — Я лягу на диване.

— Ты не обязан этого делать.

— Я не позволю тебе спать на диване, Элиза.

Я сглотнула, кивая.

— Ладно. Спасибо. — Затем закусила губу, оглядываясь на открытые коробки, Рождественское одеяло наполовину вывалилось из большей. — Я не помешаю тебе, если задержусь еще немного? — спросила я, снова повернувшись лицом к Риверу. — Я действительно хотела бы украсить, если ты не против.

Глаза Ривера метнулись мне за спину, его челюсть снова напряглась.

— Ты же знаешь, я могу проспать даже ураган.

— Или, в данном случае, метель? — пошутила я.

Он не засмеялся.

— Давай, Лось, — сказал он, похлопывая себя по бедру. Затем его глаза встретились с моими. — Сегодня слишком холодно, чтобы выводить его на улицу, и неизвестно, смогу ли я вообще открыть дверь из-за снега прямо сейчас. Я собираюсь постелить ему в ванной какую-нибудь газету. Просто дай мне знать, если он сделает свои дела, и ты увидишь это раньше меня.

— Я могу сама все убрать, — предложила я.

— Не нужно, — сказал Ривер, поворачиваясь ко мне спиной. — Это моя собака.

Правда этого утверждения жгла, как сухой лед на влажном языке. Я смотрела, как Лось последовал за ним в ванную, и когда дверь со щелчком закрылась, я вздрогнула, как будто он захлопнул ее.

Ривер тихо приготовился ко сну — так тихо, что я даже не заметила, как он лег на диван, пока я распаковывала все вещи из двух коробок. Только когда повернулась с Рождественским одеялом, накинутым на руки, и обнаружила его лежащим там, с ногами свисающими с подлокотника с одной стороны, закрыв глаза рукой, я поняла, что он больше не в ванной.

Одеяло прикрывало его только от голеней до подмышек, а подушка, подложенная под голову, была маленькой и далеко не такой пушистой, как те две, которые он оставил для меня на кровати. Но, судя по звуку его дыхания, Ривер уже спал, и я с улыбкой вспомнила, что этот человек мог спать где и когда угодно и неважно, что происходит вокруг.

Я отложила одеяло в сторону, осторожно взяв первую гирлянду огней с каменного края камина, куда положила ее раньше. Включила и улыбнулась, когда ожили голубые лампочки. Потрескивание огня и тишина, которую может принести только свежий падающий снег, были моим единственным утешением, когда я вешала эти огни, а затем белые. Потом я обернула серебряную гирлянду вокруг, а затем аккуратно разместила каждое украшение.

Пока украшала, мои мысли разбегались в разные стороны.

Это было так странно — снова оказаться в этом городе, в этой хижине, с Ривером. Было похоже на то, что последние четыре года моих приключений по всему миру были сном, а я только что проснулась в своей собственной постели, в своем собственном доме.

Только это был совсем не мой дом.

Уже нет.

Но почему мне так казалось? Почему я чувствовала такое тепло и уют в том же самом месте, где раньше чувствовала себя застрявшей?

Я поймала себя на том, что с каждым новым украшением все больше и больше задаюсь вопросом, какой была бы моя жизнь, если бы все было по-другому. Держа в руках это рождественское одеяло, было трудно вспомнить плохие времена. Трудно вспомнить ссоры, недели молчания Ривера, когда он не впускал меня, а я боролась за то, чтобы он попытался ради нас.

Как мы перешли от этой чистой, невинной любви к практически незнакомцам, живущим под одной крышей?

Как он превратился из человека, клявшегося, что будет сражаться за нас, в того, кто сказал мне, что я должна продолжать жить без него?

Как я превратилась из девушки, у которой было все, в чем она когда-либо нуждалась, в своем муже и своей собаке, в женщину, которой нужно было больше, чтобы накормить свою душу, чем этот маленький городок мог когда-либо предоставить?

Моя мама всегда цитировала Вуди Аллена.

«Если хотите рассмешить Бога, расскажите ему о своих планах».

Я не понимала это, когда была маленькой девочкой. И когда стала молодой женщиной, молодой женой.

Но теперь, думая о планах, которые я строила, о том, как эти планы рухнули, о пути, по которому жизнь провела меня, о котором я никогда бы даже не подумала… Я думаю, что наконец-то по-настоящему поняла это.

Должно быть, я была любимой шуткой Бога.

Ривер громко захрапел, и я подавила смешок, наблюдая, как он несколько раз перевернулся в попытке принять более удобное положение. Лось плюхнулся в свою собственную кровать на полу рядом с диваном в знак солидарности, оказавшись на спине с раздвинутыми ногами, животом вверх.

Через мгновение дыхание Ривера снова выровнялось, тяжелое и ровное, и я наблюдала, как его грудь поднимается и опускается с каждым вдохом. Пока он ворочался, маленькое одеяло, которое в любом случае не грело, обернулось вокруг его ног, прикрывая только одно бедро и икру.

Я улыбнулась. Грудь болела самым незнакомым образом, когда развернула рождественское одеяло, покрывая массивной вещью каждый дюйм его тела от пальцев ног до плеч, и я немного подоткнула его под мужчину для пущей убедительности.

У меня перехватило горло, когда я посмотрела на него сверху вниз — незнакомца, человека, которого когда-то знала лучше, чем себя.

Как мы могли потерять любовь, которая была такой настоящей?

И кем мы были теперь, по ту сторону этой потери?

Эти вопросы не давали мне уснуть еще долго после того, как я забралась в его постель той ночью — на простыни, пахнущие Ривером, моя голова покоилась на подушках, которые, как я знала, не глядя, мы купили вместе.

В ту ночь мне снились все места, где я побывала за последние четыре года. Италия и Канада. Шотландия и Япония. Юг Франции, Виргинские острова и потрясающее побережье Австралии. Только вместо того, чтобы быть на земле, я летала над каждым местом, указывая на разные ориентиры постоянно вытянутым пальцем.

И я летела не в самолете.

Я сидела, скрестив ноги, на волшебном рождественском одеяле, паря над городами, горами и прекрасными реками.

И там, рядом со мной, держа меня за свободную руку, был Ривер.

На следующее утро я проснулась от запаха кофе и шипения бекона.

Потянувшись, зевнула и, открыв глаза, обнаружила слюнявого Лося, уставившегося на меня с края кровати.

Я усмехнулась.

— Доброе утро, Лось.

Пес завилял хвостом еще более возбужденно, когда я опустила ноги на пол, и мгновенно потянулась за парой носков, которые сняла посреди ночи. Даже в толстом свитере и в спортивных штанах я замерзла.

Не торопясь, я погладила Лося, стараясь почесать его за ушами и под воротником, как я знала, он любит. Затем посмотрела в окно на ослепительное белое покрывало.

Трудно было точно сказать, сколько выпало снега, потому что он все еще падал — или, может быть, выпавший снег просто разносился ветром. Я не была уверен, но было легко заметить, что условия не сильно улучшились. Было облачно и ветрено, и я определенно не могла добраться до своих родителей — по крайней мере, в ближайшее время.

Я сделала остановку в ванной, почистила зубы и расчесала волосы, прежде чем направилась на кухню, потирая руки.

— Привет, — сказала я, прислоняясь бедром к стойке. — Счастливого Сочельника.

Что-то вроде ворчания было мне ответом от Ривера, который переворачивал бекон на шипящей сковороде на плите.

Без рубашки.

И почему-то он казался... потным?

Был легкий блеск на его груди, руках, животе — все это было больше, чем я помнила. Он всегда был более худощавым, благодаря годам игры в бейсбол, но Ривер возмужал. Рельефы его пресса были точеными, бицепсы округлыми и полными, грудь широкая.

Эти тонкие линии и края вели прямо туда, где на его бедрах висела пара черных брюк, и я была бы слепа, если бы не увидела, насколько хорошо они сидели в определенных местах.

Когда мой взгляд вернулся к лицу Ривера, он смотрел на меня.

Что означало, что он определенно поймал мой оценивающий взгляд.

— Ты не замерзаешь? — спросила я, скрестив руки на груди.

Мне показалось, что я заметила легкую ухмылку в уголках его губ, но мужчина снова повернулся к бекону, прежде чем я смогла убедиться.

— Просто тренировался. Надеюсь, я тебя не разбудил.

— Нет, — сказала я, игнорируя маленькие видения, резвящиеся в моей голове при мысли о том, какую тренировку он провел. Затем я подошла к кофейнику. — Вот что разбудило.

— Угощайся. Кружки там, наверху. — Ривер кивнул в сторону одного из шкафчиков, прежде чем снять бекон со сковородки и выложить полоски на тарелку, покрытую бумажным полотенцем. Он потянулся к холодильнику за коробкой яиц, поставил шесть штук на стол и бросил первые два на все еще шипящую сковороду.

Добавив немного сахара в свой кофе, я сделала первый глоток, и у меня сразу же потеплело в груди, я вздохнула с облегчением.

— Спасибо, — сказала я, наклоняя к нему свою кружку.

Кивок был моим единственным ответом.

Какое-то время я просто наблюдала, как Ривер готовит яйца, и сердце немного потеплело, когда поняла, что он делает две яичницы — одну болтунью, как мне нравилось, другую глазунью.

Он помнил.

Я отхлебнула кофе, обхватив кружку руками, чтобы впитать в себя как можно больше тепла.

— Ты отличный хозяин для того, кто не ждал гостей.

Пожатие плечами.

— Ты видел елку?

Кивок.

— Ну, и? Тебе нравится?

— Мне и раньше она нравилась.

Я фыркнула, качая головой.

— Ты такой бука. Да ладно, ты же знаешь, что это красиво. Ты выбрал половину этих украшений. И я даже повесила твой любимый венок, — сказала я, указывая на входную дверь. — Хотя и внутри, когда он должен быть снаружи, но, по крайней мере, таким образом мы можем его видеть.

Ривер переложил последнее яйцо, а затем подал мне болтунью и несколько ломтиков бекона на тарелке.

— Я не готовил тосты.

Я усмехнулась, беря тарелку.

— Спасибо. — Затем толкнула его локтем. — Видишь? Видишь, как просто, одно простое слово? Тебе стоит как-нибудь попробовать.

Он закатил глаза к потолку, прежде чем они нашли мои, а затем изобразил самую фальшивую улыбку, которую я когда-либо видела.

— Спасибо тебе, Элиза, за украшение, когда я тебя об этом не просил.

— И за то, что сделала это тихо, как ты просил, — добавила я. — Всегда пожалуйста.

Ривер что-то пробормотал себе под нос, накладывая себе тарелку, когда мы оба направились к столу, за которым он читал прошлой ночью. Металл складного стула был холодным даже сквозь мои спортивные штаны, но кофе все еще был достаточно горячим, и я сделала еще один глоток. Лось свернулся калачиком прямо у моих ног, чтобы помочь делу, хотя я была уверена, что он просто хотел немного бекона.

И, конечно же, я подсунула его ему под стол, когда Ривер не смотрел.

Ривер надел теплую рубашку с длинным рукавом, прежде чем присоединиться ко мне за столом, и я была благодарна за то, что его новые мышцы снова были не видны. Я находила их слишком отвлекающими — хотя никогда бы не призналась в этом вслух.

— Итак, — сказала я после долгого молчания. — Над чем это ты работаешь?

Кивнула в сторону кучи опилок и дерева посреди хижины, рядом с книжными полками.

— Обувница, — сказал он, запихивая в рот яйца и запивая большим глотком кофе. — Для миссис Оуэнс. Она дарит её своему сыну в качестве свадебного подарка.

— Мне нравится цвет дерева.

— Кедр.

Я кивнула, потягивая кофе и не отрывая глаз от проекта.

— Этим ты сейчас занимаешься? Работой по дереву?

Ривер пожал плечами.

— Иногда. Это скорее хобби.

Он был таким с тех пор, как я его узнала. Ривер ненавидел школу, ненавидел тесты, ненавидел все, что требовало учебы или долгосрочной преданности делу. Он был чертовски умен и опытен, но когда дело доходило до применения… он просто не делал этого. Ривер предпочитал разовые проекты, которые мог выполнить за день или два и покончить с ними.

— Хорошо, пока это оплачивает счета, верно? — сказала я.

Еще одно пожатие плечами.

— Это не так.

Я нахмурилась.

— Что ты имеешь в виду?

— Это хобби, как я уже сказал. Я делаю ее в качестве одолжения миссис Оуэнс.

Покачала головой.

— Ривер, ты должен брать плату за такую работу. Это… Я имею в виду, что одни только материалы должно быть дорогие.

— Миссис Оуэнс много сделала для меня за эти годы, — сказал он, его глаза нашли мои. — Для нас, если ты помнишь.

Я замолчала, потому что действительно помнила. Лейла Оуэнс дала мне работу в супермаркете, хотя у меня не было никакого опыта, и позволяла забирать домой «просроченную» еду больше раз, чем я могла сосчитать, зная, что мы с Ривером едва сводили концы с концами.

— Кроме того, я зарабатываю достаточно, чтобы оплачивать счета, работая на Скиддера.

Я нахмурилась.

— Скиддер? Я думала, он сказал, что не возьмет тебя на работу, пока ты не получишь сертификат специалиста.

— Он действительно так сказал.

Я в замешательстве моргнула.

— Хорошо, так что... тогда… как именно ты на него работаешь?

— Я получил сертификат.

Ривер произнес эти слова небрежно, как будто это было очевидно, как будто этот тест не был чрезвычайно сложным, и чтобы его пройти не требовалось месяцев учебы. Плюс ко всему, нужно было отработать определенное количество часов в качестве ученика.

Я подталкивала его к этому больше раз, чем могла сосчитать, когда мы были вместе, и Ривер каждый раз упирался, говоря, что ему не нужен листок бумаги, чтобы выжить.

Ривер взял кусочек бекона, хрустя им, в то время как смотрел на меня с легким весельем в глазах.

— Ты… ты сделал это? У тебя есть сертификат?

Он кивнул.

— Ривер… это потрясающе! Я имею в виду... — Покачала головой, все еще шокированная. — Я всегда знала, что ты сможешь это сделать, просто...

— Никогда не думала, что я на самом деле это сделаю, — закончил он за меня.

Я закрыла рот на замок.

— Все в порядке, — сказал он. — Я тоже так думал. Но, ну... — Он почесал щетину на подбородке. — Скажем так, у меня было свободное время, и я решил, что с таким же успехом могу использовать его конструктивно.

Между нами повисло долгое молчание, и я съела свой последний кусок бекона, пережевывая больше то, что он только что сказал мне, чем само мясо.

— Итак, теперь ты работаешь на Скиддера. И чем занимаешься?

— Всем понемногу. Электрика, сантехника, сварка, плотничные работы… все, что ему нужно.

— Сколько часов ты уже провел с ним?

Ривер пожал плечами.

— Не уверен. Прошло уже около двух лет.

У меня отвисла челюсть.

— Я так горжусь тобой, — удалось сказать мне.

Глаза Ривера нашли мои, и в них было что-то, что я не могла до конца расшифровать — тоска или, возможно, глубокая боль, замаскированная под тоску.

Я не могла подобрать этому определения.

Все, что знала, это то, что тоже это чувствовала.

Моя грудь все еще была напряжена, взгляд метался между его глазами, когда Ривер прочистил горло и соскреб последние яйца с тарелки на вилку, отправляя их в рот.

— А как насчет тебя? — спросил он. Его взгляд метнулся ко мне, но затем мужчина пожал плечами, как будто ему было все равно, хотя он и спрашивал. — Повидала мир, как хотела?

Я улыбнулась.

— Кое-что увидела, да.

Он сделал глоток кофе, на мгновение проведя большим пальцем по ручке.

— Ну и как это было?

Моя грудная клетка болезненно сжалась вокруг легких. Я ненавидела то, что этот вопрос прозвучал пораженно, когда сорвался с его губ, и то, что Ривер даже не мог посмотреть на меня, когда задавал его.

— Странно. Красиво. Захватывающе. Ужасно. Невероятно. — Я уставилась на свои руки. — Иногда бывало трудно быть одной, путешествовать одной. Было достаточно срывов из-за этого. Но... — Я улыбнулась. — Когда я отправлялась в поход и достигала потрясающей точки обзора, или разговаривала с кем-то из другой культуры — даже через языковой барьер, или пробовала еду, которую никогда раньше не пробовала, или слышала новый тип музыки, которую никогда раньше не слышала... — Я покачала головой. — Я даже не могла вспомнить, какие трудные времена потребовались, чтобы добраться туда.

Мои глаза встретились с глазами Ривера, и на его лице появилась сдержанная улыбка.

— Какое твое любимое место?

— Италия, — быстро ответила я. — Определенно, Италия. Еда, вино, люди, пейзажи… у них есть все это. Там есть сельская местность, красивые прибрежные и шумные города. — Я сделала паузу, поджав губы, прежде чем снова посмотреть на него. — Может, хочешь посмотреть несколько фотографий?

Ривер нахмурился, глядя на свою кружку с кофе, хотя сейчас она была пуста.

Я не стала дожидаться ответа, прежде чем схватила свой телефон с прикроватной тумбочки, куда положила его заряжаться, и вытащила свои фотографии из Италии. Я придвинула свой стул поближе к Риверу, показывая первую.

— Это в Тоскане. Я остановилась на великолепной ферме с прекрасной семьей. Они позволили мне остаться бесплатно, пока я работала.

— Красиво, — сказал он, когда я пролистала фотографии, на которых были изображены тосканские холмы и кипарисы. — Что ты для них делала?

— Всего понемногу, вроде тебя, — сказала я, подталкивая его локтем. — Готовила, убирала, собирала виноград, стряхивала оливки с деревьев, когда наступал сезон. Время от времени делала покупки в городе. Иногда нянчилась с детьми. — Я пожала плечами. — Все, что они от меня требовали.

⇐ Предыдущая 123 4 5 Следующая ⇒