Недди. Книга четвертая

Роуз

Сначала я не могла поверить.

Я была одна, совершенно одна в огромном море, на разбитом корабле, который медленно тонул. Мачта исчезла, от нее остался только острый обломок с меня высотой. Парус частично покрыл палубу, другая его часть свисала за бортом и тянулась по воде. В середине зияла большая дыра. Штурвал тоже исчез, а вместе с ним, видимо, и большая часть груза. Меня пробрала дрожь.

Ветер стих до нежного бриза, и кнорр плыл по волнам, не подозревая, что единственным его пассажиром осталась взъерошенная, испуганная девочка. Потом я сказала себе, что нельзя поддаваться панике, и встала. Нужно было найти черпак. Во время шторма корабль набрал много воды, и борта угрожающе приблизились к уровню воды в море.

Я не нашла ни одного черпака. Что, если их смыло за борт? Может, хотя бы один остался под парусом? Я с трудом приподняла край мокрой тяжелой материи, посмотрела и вздрогнула: сперва мне показалось, что там какой‑ то мертвый зверь, но потом я сообразила, что это окровавленная нога. У меня заколотилось сердце, и я стала поднимать парус дальше.

Там лежал Тор. Нога его неестественно изогнулась. Я стянула с него капюшон и увидела, что глаза его закрыты, а лицо в крови, которая сочилась из глубокой раны на лбу. Казалось, что он мертв, но вдруг он пошевельнулся и тихо застонал.

Одна рука его тоже была странно изогнута, а ладонь сжимала обломки штурвала. Я склонилась над ним и стала щупать пульс. Он был слабым и неровным. Тор опять застонал.

Я собрала все силы, чтобы освободить его из‑ под паруса, потом стала искать что‑ нибудь, чтобы остановить кровь. Нашла несколько коробок с грузом под палубой. В одной из них лежал большой кусок парусины. Я поднялась наверх и достала нож, который Тор всегда носил с собой. Его глаза едва приоткрылись, когда я вытащила нож из ножен. Я вернулась под палубу и ножом отрезала кусок ткани. Поднялась к Тору и стерла кровь с лица. Рана на лбу была глубокой, с рваными краями, внутри белела кость. Нужно зашить, подумала я, вспоминая раны, которые видела за время жизни на ферме. Наложила ему на лоб тугую повязку и занялась ногой. Рана там была не такая глубокая, но нога явно сломана. И рука тоже.

Тор опять приоткрыл глаза, но тут же потерял сознание. Я перевязала руку и ногу так, чтобы они не двигались, и накрыла Тора сухой тканью, уложив его поудобнее.

Немного отдохнув, я обошла весь корабль от носа до кормы, оценивая поломки. Убедилась в том, что ни Горана, ни Геста на борту нет. Их смыло в море. С беспокойством я оглядывала море вокруг, хотя и чувствовала, что напрасно ищу. Вокруг была только вода. Никаких признаков человека, груза или земли.

Совершенно растерянная, я сидела и смотрела на воду. Хотела поплакать о двоих, которых смыло в море, но не смогла.

Я вспомнила веселые шутки Геста, медлительность и спокойствие Горана. Неужели они погибли?!

Что касается Тора… Он лежал при смерти. Удивительно, что я осталась невредима после удара волны. Это Тор меня спас. Я опустилась на колени и закрыла глаза, слушая, как вода плещется за бортом. Потом потрогала пальцем серебряное колечко.

Вдруг я почувствовала тепло на затылке, подняла глаза и увидела, как солнечные лучи прорываются сквозь серые тучи. От этого на душе стало немного легче.

Я бросила взгляд на Тора. Если я собираюсь выжить и осуществить задуманное, то без него мне не обойтись. Взглянув на солнце, я поняла, что до наступления ночи осталось всего несколько часов.

Я вытащила из‑ под палубных досок свой вещевой мешок и подошла к Тору. Он лежал без сознания. Я сняла со лба повязку, которая насквозь пропиталась кровью, взяла иглу и льняную нить и зашила рану. Я уже делала такое раньше: на ферме папа просил меня зашивать раны у домашних животных. Затем взяла доски и тряпки и как смогла закрепила сломанные руку и ногу. Пока я возилась, Тор очнулся. Когда я выправляла ногу, его тело содрогалось от боли. К тому времени, как я закончила, он опять был без сознания.

Я уложила его поудобнее и накрыла. Вытащила из его руки обломки штурвала и пошла к рулю, размышляя по пути, как привести его в порядок. Все было сломано, но починить, наверное, можно.

Но сперва парус, решила я. Сложно оказалось вытащить ту часть, которая висела за бортом, но все же мне удалось втянуть ее на палубу и разложить, чтобы она просохла на солнце. Весь низ паруса был разорван в клочья. Зато пока я возилась с парусом, нашла один из черпаков и вычерпывала воду, даже когда стало совсем темно.

Я думала, что корабль движется на запад, потому что солнце зашло прямо перед нами. Но на самом деле это было не важно, потому что я понятия не имела, где мы находимся.

Без солнца стало холодно. Я поискала, но не нашла ни одного мехового мешка, в которых мы спали. Я сильно устала, поэтому легла рядом с Тором под парусину: вдвоем должно быть теплее. Скорее всего, я задремала, потому что внезапно проснулась с неприятным чувством, что на меня кто‑ то смотрит. Спросонья я подумала, что я в замке и лежу рядом с моим ночным гостем.

Но на меня смотрели голубые глаза Тора. Они были мутные.

Ночь стояла на удивление светлая. На небе сияла половинка луны и звезды мерцали, словно миллион свечей. Лицо Тора было отчетливо видно. Я села.

– Тор?

Он не ответил, но взгляда от меня не отвел.

– Вы ранены, – объяснила я.

Он моргнул и попытался поднести сломанную руку к лицу. Застонал и опустил ее.

– Гест, Горан…

Я с трудом разбирала слова.

– Их нет, – просто ответила я. Он закрыл глаза.

– Тор? – Я стала нащупывать его пульс. Его веки дернулись.

– Отдыхайте пока, – сказала я и опять устроилась рядом с ним.

Я внимательно слушала его дыхание: оно было прерывистым, но постепенно стало равномерным. И я заснула.

Проснулась я на рассвете. Дул свежий ветер, солнце сияло в безоблачном небе. Тор еще спал.

Я поднялась и потянулась. Если бы только мне удалось починить парус, чтобы можно было поднять его, тогда я смогла бы сама управлять лодкой. Но это невозможно. У меня не хватит сил и умения. Я пожалела, что недостаточно внимательно следила за моряками, когда они ставили и убирали паруса. Что я буду делать, если Тор не поправится?

К счастью, на корабле остались еда и вода. Я нашла все это, когда обследовала судно. Под палубой в ящике лежали запасы сухарей и бочонок с вяленой рыбой. Еще я нашла небольшую коробку с грушами из Франции и, самое главное, две большие фляги со свежей водой, четыре фляги с пивом и несколько с вином. Можно было догадаться, что Тор спрячет свое драгоценное пиво в самом надежном месте.

Нужно было попробовать разжечь огонь. Треногу с котелком я обнаружила еще накануне под парусом, но не было ничего сухого, что можно было бы использовать в качестве растопки. Я быстро съела кусок хлеба с вяленой рыбой и вернулась к Тору.

Он проснулся и смотрел в небо. Я налила в кружку воды и села рядом с ним.

– Тор, выпейте!

Он бросил на меня взгляд и снова уставился в небо.

– Оставь меня, – пробурчал он.

– Немного воды, – упрашивала я. Он не обратил внимания.

Его поведение пугало меня. В его глазах была пустота, словно он решил умереть. Я сидела и не знала, что делать.

– Тор… Нужно выпить воды.

Он не ответил.

Я поднесла кружку к его губам:

– Пожалуйста…

Он поднял левую руку и резко отшвырнул кружку. Вода разлилась и замочила одежду.

– Отстань, – повторил он.

Я разозлилась. Просто так разлить драгоценную воду!

Я ушла. Парус почти высох, и я принялась закатывать дыру. Ткань была толстая, и починка заняла почти весь день. Я часто подходила к Тору, предлагая воду или еду. Но он по‑ прежнему не обращал на меня внимания. Я видела такие глаза: так смотрит корова, потерявшая слишком много крови при сложном отеле. Или ягненок, который упал и сломал шею.

Мне было до слез жалко моряков, но я боялась и за себя.

Иногда на меня накатывали волны злости, когда я сидела и втыкала иглу в толстую парусину. Пускай умирает, если хочет. Я сама справлюсь!

Но потом мой взгляд падал на сломанную мачту, бескрайнее море вокруг, и я понимала, что не справлюсь.

Я сделала последний стежок и осмотрела свою работу. Мне никогда не поднять этот чертов парус! С проклятиями, которым подивился бы сам Тор, я встала и направилась к умирающему.

Я встала над ним и громко сказала:

– Ладно, валяй, умирай! Ты называл Геста и Горана трусами за то, что они опустили парус, но трус на самом деле – ты!

Он моргнул и посмотрел на меня. Мне показалось, что в глазах его что‑ то блеснуло.

– Не думала, что викинги подыхают, как раненые ягнята, – продолжала я.

Тор пробормотал что‑ то – я не расслышала, но, похоже, он ругался.

– Можешь ругать меня сколько хочешь, но я не сдамся!

Он поднял голову и проговорил сквозь зубы:

– Я не трус.

– Тогда пей. – Я поднесла к его губам кружку.

– Иди ты со своей окаянной водой! – проскрежетал Тор. – Принеси мне пива.

Я побежала к фляге и наполнила кружку до краев. Поднесла к его губам, но он вытянул левую руку и выхватил кружку. Пока он пил, я принесла сухарей и вяленой рыбы. Тор схватил еду и стал запихивать ее в рот.

– Еще пива! – проворчал он, насытившись.

Недди

Письмо от Роуз пришло после того, как мы собрали осенний урожай.

Дорогой Недди!

Я пишу, чтобы сказать тебе, что я жива и здорова. Я не живу больше в замке с медведем. Это длинная история, надеюсь, что расскажу ее тебе в конце путешествия. Я сделала ужасную глупость и причинила кое‑ кому очень сильный вред. Теперь я должна отправиться в далекую землю – ту, которая лежит к востоку от солнца и к западу от луны.

Ты умнее, чем я, поэтому уже понял, что такой земли не существует. Тем не менее я отправляюсь туда. Мне кажется, есть смысл в том, что я должна найти место, которого не существует. Именно там в маминых кошмарах я умираю.

Передай, пожалуйста, маме, что свеча горела очень хорошо. И еще скажи, что я сама решила зажечь ее, я не виню маму.

Вина моя, мне и в путь отправляться. Я должна пойти одна. Поэтому не пытайся найти меня. Исправлю то, что натворила, и тогда смогу вернуться домой. Поверь мне, Недди, и постарайся не беспокоиться.

Скажи папе, что я люблю его, а маме, Зорде, Виллему и Заре – что я скучаю по ним и надеюсь, что скоро мы все снова будем вместе. С любовью твоя сестра Роуз

Роуз

Следующие несколько дней стояла ясная погода. Тор все еще лежал, а я приносила ему еду и питье – по большей части пиво. В конце концов он велел мне поставить флягу рядом с ним, чтобы он сам мог пить, когда ему вздумается.

Я сомневалась, что пиво, особенно в таких количествах, поможет его выздоровлению. Но, по крайней мере, он решил жить, а сложение у него было как у быка. С каждым днем силы его прибавлялись, и рана на лбу почти зажила.

Вскоре он смог сидеть, а потом даже встал и простоял несколько минут, опираясь на самодельный костыль, который я соорудила из сломанной доски.

Когда он снова лег, я спросила:

– Как ты думаешь, Гест и Горан могли спастись?

Тор фыркнул и сделал большой глоток пива.

– Можно ведь за что‑ нибудь зацепиться и остаться на плаву. Они хорошо плавали, и если где‑ нибудь поблизости земля… – Я обвела взглядом бесконечное морское пространство. – Неужели это невозможно?

– Возможно что угодно, – сказал Тор. Наполнил кружку и лег. Закрыл глаза. – Знаешь, у меня был сын.

– Да? – глупо проговорила я. Я не могла себе представить, что у Тора была семья и жизнь вне лодки.

– Его звали Эгил. Моего сына убила шайка воров. Вместе с матерью. Моей женой. – Голос Тора дрогнул.

Когда он открыл глаза, в них застыла горечь.

– Они остались бы живы, если бы я был рядом и защитил их. Но они умерли. Как Гест и Горан. И я умер бы, если бы ты меня бросила.

– Я не могла тебя бросить. Ведь ты спас мне жизнь. Это обычная вежливость в ответ на доброе дело.

Тор вдруг запрокинул голову и рассмеялся. Это был беспечный искренний смех, и мне он понравился, хотя я знала, что Тор пьян.

– Я рад, что ты вежливая, – сказал он.

Я тоже рассмеялась: наши отношения налаживались. После этого мы, конечно, не стали близкими друзьями, но он хотя бы перестал делать вид, будто меня вообще нет.

В тот день я спросила Тора, представляет ли он, где мы находимся.

Он допил последний глоток пива из кружки и посмотрел на меня с неким подобием улыбки. Глаза его почти смеялись.

– Hafvilla.

– Где?

– Hafvilla. Это старинное слово, – пояснил Тор. – Викинги использовали его, когда нужно было сказать, что они окончательно заблудились.

– Думаю, мы плыли в основном на запад с тех пор, как закончился шторм, – предположила я.

Он пожал плечами и вновь наполнил кружку.

– Можно ли как‑ нибудь починить мачту? – сменила я тему. – Я залатала парус.

– Ух и сообразительная ты морячка, – нелюбезно проворчал он.

– Тор!

Он снова пожал плечами и критическим взглядом оглядел судно.

– Мы могли бы приладить что‑ нибудь – не такое высокое, конечно, но хотя бы способное поймать ветер.

– Если ты скажешь мне, что сделать… Я сильнее, чем кажусь.

– Серьезно? – недоверчиво проговорил Тор, оглядывая меня с ног до головы.

– Я хочу научиться всему, что ты знаешь: как управлять лодкой, как вычислять курс, всему… – быстро сказала я.

Он немного помолчал, потом повернулся и посмотрел на меня, как будто увидел в другом свете.

– Тебя не очень воодушевляет вечное плавание по морям со старым пьяницей, да? Ну, может, я и научу тебя. Я не шибко хороший капитан, – усмехнулся он, – да и запасы спиртного рано или поздно закончатся.

– Думаю, рано, – вставила я.

– Ты должна быть предельно внимательна. Я дважды не повторяю. К тому же я нетерпелив.

Это он явно преуменьшил. У него был ужасный характер и отвратительные манеры, и все это вместе зависело от того, сколько он выпил. Если слишком мало, то он был невыносим, если слишком много – беспечен и невыносим.

Но Тор великолепно знал морское дело и любил его, что сполна возмещало его грубость. Он рассказал мне, как починить штурвал и приспособить вместо мачты доску от палубы. Он научил меня управляться с парусом и даже объяснил в подробностях устройство кнорра.

В конце он добрался до навигации.

– Способов определять направление существует столько же, сколько на свете моряков. Почувствуй вкус побережья, прислушайся к изгибу берега, понюхай воздух…

Он объяснял, как читать по звездам, солнцу и луне, приливам, погоде, рассказал про жизнь птиц и рыб, про температуру воды и ее цвет. А потом торжественно показал, как пользоваться его драгоценным магнетитом.

На меня разом обрушилось огромное количество сведений, и временами я падала духом и думала, что мне этого никогда не запомнить.

К вечеру второго дня на руках у меня вздулись волдыри от снастей, спина разламывалась, а голова болела от несметного количества новых знаний. Я вспомнила, как в прошлый раз пересекала океан. Как в сказке: меня, завернутую в тюленью шкуру, нес, словно младенца, белый медведь. Да, без колдовства жизнь намного сложнее. Я втирала в покрытые волдырями ладони льняное масло и с тоской размышляла о том, как все просто, когда можно использовать магию. Наверное, поэтому она многих притягивает.

Но, с другой стороны, в сложностях и состоит вся прелесть жизни. Когда я сидела в замке – обители колдовства, – больше всего мне не хватало ежедневных дел. Именно поэтому я устроила прачечную и настояла на том, что буду стирать сама. На самом деле, это так здорово – сидеть дома за столом с мамой и сестрами и чистить картошку, кормить цыплят, этих пушистых шариков, которые копошатся у ног, и смотреть, не вернулся ли Недди из поля! Бесконечно гулять по полям и лесам, натирать на пятках мозоли, подолгу простаивать у лисьей норы, чтобы одним глазком подсмотреть, как мама‑ лисица кормит новорожденных лисят. Может, конечно, мозоли мне и докучали, но они были частью моей жизни.

Я знала, хоть мне никто этого и не говорил, что белый медведь с радостью променял бы удобную жизнь в заколдованном замке на целую гору сложностей.

Я продолжила втирать масло, а перед глазами стоял незнакомец, который раньше был белым медведем. И снова отчаяние сквозило в его взгляде. Я не могла сдержать слезы, и они ручьями потекли по лицу.

– Наверное, перетрудилась, а? – донеслись до меня слова Тора.

Я смахнула слезы и посмотрела на него: кружка с пивом в руке и насмешливое выражение лица.

– Конечно нет.

– Значит, солнце в глаза светило слишком долго, – саркастично продолжал он.

– Я кое‑ что вспомнила, – сказала я сухо и отвернулась. – Точнее, кое‑ кого.

Молчание. Потом:

– Прости меня. Я это зря, – неожиданно проговорил Тор.

Я удивленно на него посмотрела.

– Зачем ты плывешь в Сюрой? – вдруг спросил он. Первый раз за все это время он задал мне личный вопрос.

Я посмотрела на него и почему‑ то сказала правду. Наверное, из‑ за выражения его глаз. В них сверкнуло – только на секунду – что‑ то от взгляда Недди.

Я долго‑ долго рассказывала. Я ждала, что он начнет перебивать меня и недоверчиво смеяться. Но он молчал.

Я договорила и тяжело вздохнула. Пальцы безотчетно теребили серебряное колечко. Тор молчал.

– Необычный рассказ, – произнес он наконец.

Повисла пауза.

– Значит, ты отправилась на север, чтобы все исправить. Помочь белому медведю. Точнее, человеку, который был медведем.

Я кивнула.

– Мой дед как‑ то рассказывал, что однажды разговаривал с белым волком. Но тогда он был ужасно пьян, – ухмыльнулся Тор. – Видно, у меня его наследственность.

Я даже не улыбнулась.

– Я плавал на север, – продолжал Тор, глядя вдаль. – Севернее Норвегии. Видел на горизонте белую землю. Если на свете есть колдовство, то, полагаю, оно должно обитать на Крайнем Севере, там, куда люди не могут добраться.

Мы помолчали.

И когда Тор снова заговорил, я первый раз услышала, как он назвал меня по имени:

– И, Роуз, раз уж мы подняли этот парус, кнорр отвезет тебя на север. В конце концов, ты спасла мне жизнь. Это будет просто обычной вежливостью отвезти тебя туда, куда ты хочешь.

И мы оба рассмеялись.

Недди

Письмо Роуз удивило меня. Видимо, чем старше, тем серьезнее она становилась. Не сами слова, а тон сестры опечалил меня, как будто я потерял ее навсегда.

С того дня, как мама во всем созналась, они с отцом снова были вместе. Вдову Озиг выдворили с фермы, а отец перестал ездить в путешествия.

Когда пришло письмо, мы с отцом провели не один вечер, обсуждая, что делать. Несмотря на те отрывочные сведения, которые Роуз сообщила о себе, когда приходила домой, мы понятия не имели, где находится замок. Знали только, что нужно перебираться через большую воду. Наконец мы решили, что пока ничего предпринимать не будем. Мы верили Роуз и полагали, что она сумеет найти дорогу домой.

Мама согласилась с нами, хотя считала, что должна что‑ то делать, а не сидеть и ждать. Она сама попыталась разузнать что‑ нибудь про исчезнувшего торговца, того, кто продал ей свечу и кремень. Выяснилось, что приехал он с севера, ненавидел теплую погоду и даже в самые жаркие дни носил одежду с длинными рукавами, длинные брюки и перчатки из мягкой кожи. У него не было друзей, он почти не выходил из дому. Еще мама рассказала нам, что кожа у него на лице была странная – грубая и в морщинах и необычный голос – хриплый и глубокий, как будто у него сильная ангина или кашель.

В эти дни у нас произошло счастливое событие: Зара и Гаральд Сорен объявили о своей помолвке.

Зара сказала, что сначала это было чувство благодарности. Здоровье ее улучшалось, они проводили все больше времени вместе, и благодарность переросла в любовь. И хотя он был намного ее старше, все видели, что они очень подходят друг другу.

Зара не хотела назначать дату свадьбы, пока не вернется Роуз. Мы понимали, но чувствовали, что Роуз не захотела бы, чтобы Зара страдала из‑ за нее.

– Ей бы не понравилось, что ты откладываешь свое счастье, – сказал я Заре.

Она кивнула и ответила:

– А ты, Недди? Только скажи – и Гаральд устроит тебя к лучшим ученым в Бергене или даже в Тронхейме – не так уж это и далеко. То, что ты говоришь обо мне, относится и к тебе.

Зара была права. Я отложил отъезд из‑ за Роуз. Что, если она приедет навестить нас, а меня не будет?! Но ее письмо все изменило. Я серьезно подумывал о том, чтобы принять предложение Сорена.

Все решилось, когда Сорен убедил отца перевести мастерскую в Тронхейм. Город предлагал большой рынок для сбыта папиных карт, к тому же там можно было нанять новых работников. Вдобавок папа с Сореном договорились построить в Тронхейме печатную машину. В крупных городах газеты только начали появляться, и процветали. Сорен говорил, что настало время и для Тронхейма.

Но у меня были сомнения. В глубине души я чувствовал, что если мы переедем, то таким образом согласимся с тем, что Роуз не вернется никогда. Хотя умом я понимал, что она должна вернуться. Она где‑ то бродила и делала то, что нужно было сделать. Она всегда так поступала.

Роуз

Через полторы недели после разговора о белом медведе я заметила птицу. Сначала я не поняла, кто это. Я стояла у штурвала и, хотя было холодно, засыпала. Последние дни сильно похолодало, и на мне была надета вся одежда, которую я везла с собой. Тор сильно напился и спал. Только что рассвело. Я смотрела, как белая птица парила в синем небе. Она опускалась почти до воды и снова взмывала вверх. Белая птица прилетела с запада, она покружила над нами и направилась назад.

Потом я вспомнила: птица – значит, поблизости земля! Сколько раз Тор повторял это! Накануне он рассказал мне про викинга‑ исследователя, который потерялся в море и чуть не умер с голоду. А когда увидел чайку, то тут же обратился в христианство.

Я закричала:

– Тор!

Ответа не последовало. Поэтому я бросила штурвал и подошла к нему:

– Проснись, Тор! Я видела птицу.

Он открыл глаза и, хотя еще был пьян, умудрился сесть.

– Птица, а? Где?

Я объяснила, что она улетела в западном направлении.

– Неужели? – пробубнил он себе под нос. – Не может быть… – Лицо его исказилось от боли.

Схватив костыль, он побрел к штурвалу, приказав мне привести в порядок снасти, пока он изменяет направление. Он повернул нос корабля точно на запад и велел принести ему новую флягу с пивом. Я колебалась.

– Тащи сюда пиво, и поживее, не то я брошу тебя за борт!

Я решила не спорить и выполнила приказ. Я все время смотрела на запад, но к середине дня никаких признаков земли не заметила. Закат должен был наступить через несколько часов – солнце садилось почти сразу после обеда. Это означало, что либо мы заплыли далеко на север, либо уже началось зимнее солнцестояние. А может, и то и другое вместе.

Опустилась длинная ночь. Я спала урывками, наблюдая за Тором, который не выпускал из рук фляжку. На рассвете я первая заметила тонкую белую линию на горизонте и показала на нее Тору. Он что‑ то промычал и отхлебнул пива.

Ветер становился все слабее и менялся на южный, поэтому нам пришлось долго добираться до земли. К тому же с неба посыпался ледяной дождь со снегом.

Когда земля была уже отчетливо видна, упившийся Тор захохотал. Он вел корабль зигзагом по волнам, а потом и вовсе бросил штурвал, уселся на скамью и запел песню про «путешествие в Виноградную страну»[28]. Я вдруг увидела, что мы угрожающе близко подходим к заснеженному мысу, подскочила к Тору и схватила штурвал.

Мне удалось увернуться и проскочить мимо одного айсберга, но тут я заметила, что их много вокруг. Не самое удобное место, чтобы научиться пришвартовываться к берегу. Ветер дул с юга, поэтому я направила судно на север в надежде найти более удобное место для высадки.

За парусом присмотреть было некому, он болтался и хлопал. Я стала про себя бранить Тора. Надо же было ему именно сейчас упиться до потери сознания! И что это за земля? Я закрепила штурвал веревкой и пошла за своим вещевым мешком. Вытащила карту, которую мне подарила Софи, и принялась внимательно изучать ее.

Тор сказал, что, судя по короткому световому дню, мы должны быть где‑ то около Сюроя, но он не знал, насколько западнее нас отнесло в шторм. Тогда земля могла оказаться Исландией или… далеким островом, который называется Гренландия. Потом я вспомнила.

Незадолго до того, как я заметила белую птицу, Тор рассказал мне, как умерли его жена и сын. Тор работал на преуспевающего морского торговца и надеялся однажды купить собственный корабль. Потом ему предложили место на судне, которое отправлялось в Гренландию, куда викинги явились первыми. Говорили, что у побережья Гренландии хорошая охота на китов.

Путешествие оказалось неудачным: погода стояла плохая, начался повальный мор и корабль даже не доплыл до Гренландии. Тор вернулся ни с чем и обнаружил, что его жена и сын были убиты ворами. Следующие несколько лет Тор топил горе в бочке с пивом, потом работал на каких‑ то случайных работах, наконец наскреб денег и купил очень старый, ветхий кнорр эпохи викингов и починил его. Занялся морской торговлей, чем и зарабатывал на жизнь последние лет двенадцать. Когда я все это вспомнила, я сообразила, что вид Гренландии всколыхнет воспоминания Тора о неудачной поездке и о тех, кого он потерял.

Мне стало жаль его, но я все равно злилась. Я никогда не смогу причалить сама, тем более к такому каменистому берегу. Может, если только мне удастся найти что‑ нибудь вроде причала.

Солнце уже село, и я вела корабль в ночи. Луна то исчезала за облаками, то появлялась вновь. И мне лишь иногда удавалось разглядеть нечеткую линию берега, вдоль которого мы плыли. В конце концов я решила бросить якорь и подождать до утра, чтобы при свете найти место для высадки. Дрожа, я накрыла храпящего Тора, сама зарылась в одеяла и заснула.

Проснулась я оттого, что падал снег, на моих одеялах его уже набралось дюйма два. Солнце должно было вот‑ вот взойти.

Я смахнула снег, встала и потянулась. Тор еще не пришел в себя: он лежал с открытым ртом и тяжело дышал. Я оглядела побережье и в сером свете различила только какую‑ то тонкую полоску на севере. Может, это был причал?

Сначала я попыталась растолкать Тора. Потом подняла парус и повела судно к земле. Впереди была видна небольшая бухта. Внезапно мне ужасно захотелось ступить на твердую землю, и я не раздумывая направила кнорр к берегу. Свет был настолько тусклый, что невозможно было понять, где заканчивается вода и начинается земля. Но мне было все равно.

В этой бухте было достаточно спокойно. Корабль скользил по волнам, на палубу тихо падал снег. Я напрягла, зрение, и мне показалось, что я вижу на берегу несколько камней, напоминающих человеческие фигуры.

Каким‑ то образом мне удалось избежать подводных камней. И вот наконец корабль заскрежетал и въехал на заснеженный берег.

Я постояла несколько минут, переводя дыхание, а потом пошла на нос корабля. Тор всхрапнул и перевернулся на скамье. Солнце еще не встало, и вокруг было серо. Несмотря на большое количество одежды, я дрожала от холода. Скинула доску вместо трапа и спустилась по ней на берег.

Я постояла немного около корабля, приходя в себя после такого длительного плавания, и вдруг услышала шум. Я повернулась и увидела странные фигуры, которые я вначале приняла за камни, – они шли ко мне. Снег скрипел под их ногами. Один поднял руку, и все остановились, но самый маленький человек продолжал идти ко мне. Я спокойно стояла, но сердце испуганно колотилось.

Ко мне подошла женщина, с темной, морщинистой кожей и узкими черными глазами, одетая с головы до ног в одежду из шкур. На голове у нее был капюшон из серебристого меха, который затенял ее лицо.

Она остановилась и посмотрела мне прямо в глаза. Я сделала то же самое, что оказалось правильным решением, – позже я узнала, что она местный шаман и в тот момент читала мою душу. Если бы я отвела взгляд, она решила бы, что я что‑ то скрываю, и меня скорее всего убили бы.

И вот шаман определила, что душа моя чиста, улыбнулась мне и заговорила. Я не понимала ее, хотя язык показался мне знакомым.

– Я из Норвегии, – сказала я.

– А, Норвегия, – кивнула она и показала на кнорр.

Я подумала, что она хочет подняться на борт, и подвела ее к самодельному трапу. Она прошла от кормы до носа, внимательно осматривая поломанный корабль. Около Тора она остановилась. Тот еще не пришел в себя после пьянки. Она склонилась над его распростертым телом, протянула руку и потрогала потускневшее ожерелье с молотом. Внимательно его оглядела, потом пальцем подняла веко Тора.

Она посмотрела на меня и произнесла какое‑ то слово, похожее на норвежское «болезнь». Я покачала головой и жестами изобразила, как он выпил бочонок пива.

Улыбка медленно расползлась по лицу шамана, и она понимающе закивала. Потом подошла к борту и позвала тех, кто стоял на берегу.

Они окружили корабль и затянули его подальше на берег. Мне пришлось схватиться за мачту, чтобы удержаться на ногах.

Женщина начала спускаться и жестом позвала меня за собой.

– Меня зовут Мальмо, – сказала она, спрыгивая на берег и поворачиваясь ко мне.

– А меня Роуз, – ответила я и подумала, не нужно ли пожать руку. Но она не предложила руки.

Вместо этого сказала:

– Ты пойдешь с Мальмо. И пошла с берега.

– Но мой друг…

– Мы возьмем его тоже, – сказала Мальмо.

Я пошла за ней. Я почему‑ то доверяла ей. Может, мне тоже удалось заглянуть в ее душу, пока она исследовала мою? Я чувствовала, что она не причинит мне вреда.

Мы пришли в небольшой поселок из каменных домиков. Мальмо подвела меня к одному из самых больших домов, откинула шкуру, которая была вместо двери, и пригласила войти внутрь.

– Мальмо дома, – объяснила мне шаман.

Это был домик из камня, глины и сухой травы. В нем было две комнаты: в одной ели, в другой спали.

Мальмо предложила мне сесть и дала шкуру, чтобы я накинула ее на себя и согрелась. Потом вышла и оставила меня в одиночестве. Вскоре она вернулась со своими людьми, которые несли Тора. Он был без сознания. Они положили его на возвышение для сна и укрыли шкурами.

Две женщины принесли миску с похлебкой и чашку с дымящимся медовым напитком. Мальмо улыбнулась мне:

– Ешь, отдыхай, – и снова ушла.

Я была голодна, поэтому быстро все съела и завернулась в шкуру. Села рядом с храпящим Тором и стала размышлять обо всем, что произошло с тех пор, как я покинула замок. И первый раз за все это время я подумала о белом медведе с тайной надеждой. Я была где‑ то рядом с ним. Согретая этими мыслями и горячей похлебкой, я заснула.

Книга четвертая

⇐ Предыдущая 21 22 23 24 252627 28 29 30 Следующая ⇒