Джаспер Ридли 16 страница

* * *

В эти первые годы фашистского правления основным средством пропаганды была пресса. Первые итальянские радиостанции начали вещать в 1924 году. К 1930 году в стране было всего 100 000 радиоточек на сорок миллионов итальянцев. В 30-е годы радио стало играть все большую роль. С 1922 года по всей Италии в кино стали показывать немые фильмы. Некоторые итальянские кинокомпании выпускали прекрасные фильмы, которые успешно шли на экранах кинотеатров наравне с американскими голливудскими и немецкими. Фашистское правительство создавало пропагандистские ролики выпусков новостей, где текущие события сопровождались подписями, сделанными официальными комментаторами. Законом от 3 апреля 1926 года каждому кинотеатру был вменен в обязанность показ официальных выпусков новостей. Эта пропаганда стала еще более эффективной после того, как в 1928 году на экране появились звуковые кинокартины.

Фашистское правительство контролировало прессу тремя путями. Во-первых, фашистская партия купила акции, обеспечившие ей контрольный пакет в нескольких ведущих национальных и местных газетах. К 1930 году почти 66 % всех газет контролировались фашистами. Во-вторых, каждый день газеты получали из правительственного пресс-бюро инструкции насчет политического освещения тех или иных событий. Это дело сначала находилось под контролем Чезаре Росси, отдавшего в свое время приказ об убийстве Маттеотти.

В-третьих, была еще власть, которой располагали префекты согласно указу от 8 июля 1924 года, в разгар кампании «авентинцев» против фашистского режима. Префект мог предупредить любого редактора газеты, который «наносилущерб престижу нации дома или за границей» или печатал ложные новости. Редактор, получивший два предупреждения в течение года, мог быть уволен префектом, который затем мог не согласиться на назначение нового редактора. Префект не имел права использовать эту власть без согласия комитета, состоящего из префекта, судьи и журналиста. Но он мог отдать приказ о конфискации любого номера газеты без подобного согласования. Префекты пользовались этим правом чаще, чем предупреждениями. Еще более строгий контроль устанавливался законом от 31 декабря 1925 года, которым был создан Орден журналистов. Согласно этому закону запрещалось заниматься журналистской деятельностью не членам данной организации.

При соблюдении этих ограничений независимые газеты могли выходить, а их редактор — выражать собственную точку зрения и далее критиковать некоторые аспекты государственной политики, если это сочеталось с общей поддержкой правительства, фашизма и особенно неумеренными похвалами в адрес дуче. Так, например, газеты Фариначчи, Джованни Прециози и Телезио Интерланди, а также католические ультрамонтанистские (то есть поддерживающие абсолютную власть папы) газеты поносили евреев задолго до того, как это стало официальной политикой Муссолини. «Джор-нале д'Италиа», хозяином которой был Финци, еврей-министр Муссолини, и «Израэл», официальный орган итальянских евреев, регулярно отвечали на их антисемитскую пропаганду. На протяжении многих лет в прессе велись споры о том, являются ли «Протоколы сионских мудрецов» подлинными или антисемитской фальшивкой.

Еженедельник Эзио Гарибальди «Камича росса» («Красная рубашка» Гарибальди и гарибальдийцев) резко критиковал прогерманские тенденции, проявлявшиеся временами в фашистской политике, а также некоторые аспекты конкордата с Ватиканом. Все эти издания печатали тексты, восхваляющие Муссолини, и вставляли цитаты из его недавних или прошлых речей и статей в Свои публикации, чтобы обосновать собственную точку зрения и разбить доводы оппонента. Эти различия во мнениях и журналистская полемика ярче всего проявлялись в вопросах искусства, литературы и науки. Уже перед Первой мировой войной футуристическое направление в искусстве поддерживало революционные национальные идеи, проявившиеся затем в интервенционистской кампании 1914–1915 годов и послевоенном фашистском движении. Футуристы заявляли, что их искусство современное, революционное и фашистское, что оно противостоит замшелому привычному искусству старых консервативных буржуазных партий и классов. Однако идеи футуристов с яростью отвергались консервативными деятелями искусства. Фашистское руководство не отдавало распоряжений, кого считать правым в этом споре, и не провозглашало какое-то направление официальным «фашистским искусством», которому должны следовать все художники, как это было с «социалистическим реализмом», предписанным всем в Советском Союзе. Обе стороны были вольны год за годом критиковать друг друга, вплетая тактичные похвалы дуче в ругань по поводу своих соперников.

Особенно жестокими были споры среди архитекторов. Например, действительно ли модернистские здания лучше выражают новый революционный дух фашистской эры или классическая архитектура, базирующаяся на стиле зданий Древнего Рима, полнее соответствует несравненному гению Муссолини? Подобные споры шли также и среди ученых по вопросам генетики, биологии и антропологии.

Такая свобода дискуссий сильно отличала Италию от нацистской Германии и советской России, она показывала одновременно силу и слабость режима Муссолини. Его сила проявлялась в терпимости к существованию различных точек зрения. Слабость была в том, что эта терпимость распространялась на поведение фашистов, которым позволялось время от времени громить, поджигать и убивать. Муссолини призывал их не делать этого, но они знали, что могут довольно безнаказанно пренебречь его указаниями.

Муссолини никогда не истреблял леворадикальное крыло фашистской партии, как Гитлер уничтожил штурмовиков Эрнста Рэма в «ночь длинных ножей» 30 июня 1934 года. Тем более он не казнил (до 1943 года) членов своего правительства и руководства партии, как это сделал Сталин. Он стравливал местных фашистских руководителей друг с другом, иногда приказывал ОВРА следить за ними. Так, Бальбо, обнаружив, что ОВРА прослушивает его телефон, в ярости позвонил Муссолини и выразил категорический протест. Тот ответил ему, что ОВРА, без сомнения, прослушивает его телефон, так как это элементарная мера предосторожности. А чего еще он ждал? Бальбо понял, что ответа на такой вопрос быть не может. На этом инцидент был исчерпан.

Большое внимание уделялось вопросам образования и идеологического воспитания молодежи. Это было особенно важно для страны, где каждый ребенок с самого раннего детства пропитан духом католического христианства. Первым министром просвещения у Муссолини был философ профессор Джентиле. И хотя он вышел из правительства в знак протеста против убийства Маттеотти, его убедили войти в фашистскую иерархию, пусть не в качестве министра, когда страсти по поводу убийства улеглись. Ему поручили разработать программу и наметить направления начального, среднего и высшего образования, а также отвечать за издание «Энциклопедиа Италиана», которая, как предполагалось, должна была быть лучше «Британики» и французского «Большого Ларусса» по полноте и научной глубине.

Теории Джентиле в области образования были весьма отличны от теорий социалистов, пользовавшихся большим влиянием перед Первой мировой войной. Целью социалистов было распространение среди народа грамотности. Джентиле же стремился достичь совершенства и обеспечить соответствующее образование для элиты, для достойнейших, для иерархии. Он объяснял, что образование имеет не главное значение, пока жив Муссолини, пока все может быть предоставлено его непогрешимой мудрости и блистательному руководству. Поэтому в настоящее время детей следует учить лишь послушанию и безоговорочному следованию за дуче. Однако фашизм его переживет, и когда Муссолини не станет, фашистам будет необходимо образованное поколение, способное вести страну дальше.

В фашистской Италии, кроме государственных, было много частных школ, особенно католических, и платных интернатов, в которых воспитывались дети высших классов общества. Им позволялось вести обучение по своему разумению, но с обязательным учетом разработанной Джентиле национальной программы. Обязательным было в соответствии с Латеранским договором и новой политикой Муссолини религиозное обучение в государственных школах. Джентиле ликвидировал систему, существовавшую до марша на Рим, при которой необходимо было проведение консультаций с профсоюзом учителей, и приказал не обращать внимания на учительские профсоюзы. Долгом учителей, как всех и каждого, было подчиняться дуче и государству, а не спорить с ними.

При этом нужно подчеркнуть, что проблемы образования, равно как и другие вопросы жизни общества, свободно обсуждались в прессе. Ученые могли критиковать решение Джентиле, больше изучать в школах историю Древнего Рима и меньше — Др Преемники Джентиле на посту министра просвещения, Пьетро Феделе и Джузеппе Белуццо, после 1925 года произвели чистку учительского состава и учебников, чтобы убрать все следы антифашизма в школах и привести их в соответствие с директивой Муссолини от декабря 1925 года: «Правительство требует, чтобы школы были одухотворены идеалами фашизма» и не были ему враждебны или «агностичны». Во всех школах, включая частные и католические, один час в неделю обязательно отводился занятиям по физической культуре. Инструктором физической подготовки был фашист, а в школах для девушек при монастырях — донна фашиста. Они сочетали физические упражнения с просветительными беседами о роли фашизма и дуче в совершенствовании физического и морального здоровья итальянского народа.

Шестилетки обучались в школах читать и писать по букварю, обязательному для государственных и частных учебных заведений. Медленно и старательно они копировали печатные строки в разлинованные тетрадки: «Да здравствует король! », «Да здравствует Италия! », «Да здравствует армия! », «Да здравствует наш вождь Бенито Муссолини! », «Долой Россию! », «Да здравствует Африка! », «Да здравствуют наши солдаты! », «Да здравствует наш король и пусть он всегда побеждает! », «Да здравствует ДУЧЕ, наш вождь и основатель фашизма! », «Да здравствует Итальянский Рим! »

В семь лет они занимались по другому сборнику упражнений. «Дети, любите Бенито Муссолини. Бенито Муссолини трудился и всегда будет трудиться на благо нашей страны и итальянского народа. Вы часто слышите, как это говорит ваш папа, вы слышите, как это говорит мама, вы слышите, как это говорят учителя. Тем, что сегодня Италия сильнее, чем раньше, мы обязаны ему. Вместе отсалютуем ему: «А ной! » — фашистский выкрик-лозунг «К нам! ».

В девять лет они могли уже воспринимать более сложный текст. «Послевоенные годы были мрачным периодом в истории Италии. В нашу страну пришли из России революционные идеи. Промышленность, торговля и транспорт замерли. Нашей стране грозила полная разруха из-за непрекращающихся забастовок и захвата фабрик коммунистами, когда небеса послали нам человека, возродившего дух нашего народа, — Бенито Муссолини. 22 октября 1922 года чернорубашечники вошли в Рим и наш король доверил управление государством Бенито Муссолини, который немедленно восстановил порядок по всей Италии. За годы своего правления он даровал Италии несравненные величайшие блага, сделавшие ее еще более прекрасной и могущественной». В итальянском языке заглавные буквы посреди текста используются редко, но слово «Дуче» всегда писалось с большой буквы, а чаще большими буквами писали все слово «ДУЧЕ».

Более утонченные способы пропаганды иногда использовались для взрослых итальянцев, хотя и тут она в основном была грубой и прямолинейной.

Каждый год издавался очень популярный и покупаемый нарасхват календарь для домохозяек. На каждой странице там был рецепт какого-нибудь блюда, и хозяйке нужно было сверяться с его указаниями во время готовки. В центре были напечатаны фотографии Муссолини и выдержки из его речей. Расчет был точным: даже если изучать только рецепты и не обращать внимания на фотографии, тем не менее подсознательно постоянно ощущалось присутствие Дуче и его мудрых слов.

В городах, поселках и деревнях Италии висели лозунги, провозглашенные Дуче и Национальной фашистской партией. На стенах домов было написано: «Верь, повинуйся, борись»; «Если я наступаю, следуй за мной; если стою на месте — подгоняй; если я отступлю — пристрели» и «Мы идем напролом». Самым популярным из всех лозунгов, выставленный повсюду и вечно повторяемый, гласил: «Муссолини всегда прав».

Интеллигенция превзошла всех в славословиях и дифирамбах Муссолини. Так, философ Оттавио Динале писал в июльском номере «Иерархии» в 1930 году, что все достоинства и добродетели Александра Великого, Цезаря, Сократа и Платона, Вергилия и Лукреция, Горация и Тацита, Канта и Ницше, Маркса и Сореля, Макиавелли и Наполеона, Гарибальди и Неизвестного солдата воплотились в одном человеке — Бенито Муссолини.

Поэтому неудивительно, что Муссолини, прославляемый ежедневно со всех сторон, не принял предложение короля — получить титул герцога. Король делал это дважды: первый раз после того, как он принудил Югославию отдать Фиуме Италии, а второй — после подписания Латеранского договора с Ватиканом. Муссолини же было достаточно быть «Капо дель говерно, Дуче дель фашизмо» (главой правительства, вождем фашистов). Он не видел необходимости становиться герцогом и понимал, что, приняв этот титул, будет выглядеть нелепо. Он признавался, что ощущает себя как французский род Роганов при «старом режиме»: их девизом было «Королем быть не могу, принцем не хочу, я — Роган».

В связи с тем что фашистский режим почти не мешал научной и интеллектуальной свободе, интеллигенция готова была записаться в фашисты, а затем спокойно продолжать научную и творческую деятельность. В 1931 году вышел новый закон, предписывавший всем университетским сотрудникам принести клятву верности фашистскому режиму. Это было первым таким прямым нарушением свободы, но только 11 из 1200 преподавателей во всей Италии отказались принести требуемую клятву и были уволены.

Знаменитый дирижер Артуро Тосканини был одним из тех немногих, кто отказался пойти на компромисс. Правда, во время выборов 1919 года он вместе с Муссолини выдвигался в Милане кандидатом от фашистов. Однако когда начались насилия, поджоги и убийства, он порвал с фашизмом. Тосканини всегда отказывался исполнять фашистский гимн «Джовинецца» в начале и в конце своих концертов и оперных спектаклей. В 1930 году он совершил ставшее блестящим заграничное турне, и его выступление в качестве дирижера в лондонском Альберт-Холле завершилось долгой овацией. Однако фашисты не простили ему отказа играть «Джовинеццу».

В мае 1931 года в Болонье состоялся фашистский конгресс. В один из дней его работы Тосканини дирижировал мемориальным концертом Джузеппе Мартуччи. Фашисты ворвались в концертный зал и потребовали, чтобы он исполнил «Джовинеццу». Тосканини отказался. Они накинулись на него и его жену с кулаками. Ни он, ни его жена серьезно не пострадали, но префект посоветовал, чтобы для собственной безопасности они с женой сидели дома и никуда не выходили. Ему также приказали сдать паспорт властям. Эта история вызвала многочисленные отклики в международной прессе. Через месяц паспорт ему вернули и разрешили уехать в зарубежное турне. В следующем году Муссолини в беседе с Эмилем Людвигом, когда они заговорили о музыке, рассыпался в похвалах Тосканини, называя его величайшим дирижером мира. В конце концов Тосканини эмигрировал в США.

* * *

Если говорить о большинстве итальянцев, то фашизм не слишком вмешивался в их повседневную жизнь. Молодые люди должны были отбывать обязательную военную службу и в мирное время, но это же относилось ко многим странам Европы, кроме Британии, которая, за исключением периода Первой мировой войны, полагалась на небольшую добровольческую армию, и Германии, где призыв на военную службу был запрещен Версальским договором. Дамы и господа из высшего римского общества продолжали проводить время на балах и в ночных клубах, посещать театральные премьеры и роскошные отели в горах, занимаясь зимними видами спорта, а на побережье — отдыхали и играли в вошедший в моду гольф. Небогатый средний класс и фабричные рабочие могли по разумным ценам покупать в лавках и на рынках еду и некоторые деликатесы, пообедать или поужинать с семьей в популярных ресторанах, а вечером сходить в кино.

Все они очень высоко ценили то, что Муссолини заставил поезда ходить по расписанию; особенно часто это подчеркивали его британские поклонники. У английских левых интеллектуалов это вызывало насмешки: Муссолини подавил основные свободы итальянского народа, а его восхваляли за такое тривиальное достижение, как поезда, которые ходят без опозданий. В Британии в 20-е годы поезда почти всегда ходили по расписанию. Так что англичане, не в пример своим внукам и их итальянским современникам, знающим, какое же это неудобство, когда поезд приходит несвоевременно, не считали это особой заслугой. Они также не понимали, что поезда стали приходить вовремя потому, что Муссолини прекратил забастовки и другие губительные действия профсоюзов железнодорожников. Интеллигенция не хотела признаваться, что множество итальянцев, подобно многим жителям других стран, больше придавали значение регулярному движению поездов и ровному течению повседневной жизни, чем сохранению гласности для оппозиции, политиков, журналистов и писателей.

Фашистский режим дал людям вполне реальные блага. Для обычного итальянца, будь он рабочий, крестьянин или мелкий служащий, фашистская организация «Дополаворо» («После работы») обеспечивала спортивный или оздоровительный отдых и другие, ранее недоступные им блага. Всем детям, состоявшим в молодежных фашистских организациях, предоставлялся бесплатный месячный летний отдых. Врач обследовал каждого ребенка и решал, что будет лучше для его здоровья: чистый горный воздух или морские купания. После этого ребенка отправляли в оздоровительный центр, расположенный в каком-нибудь выделенном для этих целей отеле. Оздоровительными центрами занимались главным образом женщины из организации «Донна фашиста», добровольно взявшиеся за эту работу. Для детей это был месяц счастья, который они с нежной тоской вспоминали и через 60, и через 70 лет. Ничего подобного для детей до прихода к власти Муссолини не делалось. Детские оздоровительные лагеря перестали действовать после его падения и смерти. В послевоенной Италии никто не позаботился сохранить их.

Принадлежность к фашистской партии и молодежному фашистскому движению давала существенные преимущества. Дети, которых в школе обижали хулиганы или учителя, обращались за помощью к лидеру местной «Балиллы», который беседовал с учителем и родителями обидчиков.

Закон гарантировал бывшим фронтовикам, получившим ранения, работу, если они за ней обращались. В Трентино этот закон относился и к тем, кто в Первую мировую войну был мобилизован в австрийскую армию, а не только воевал в итальянской. Так, например, когда Фортунато Панграци, инвалид-фронтовик, воевавший за Австрию, обратился за работой к одному хозяину, тот отказался его нанять. Он сказал, что сочувствует бывшему солдату, но ему невыгодно нанимать человека, чья ограниченная работоспособность делает его менее продуктивным работником, чем остальные. И вообще закон не распространяется на солдат, воевавших на стороне австрийцев. Панграци отправился в местное отделение фашистской партии. Там ему разъяснили, что закон касается всех бывших фронтовиков, в том числе и служивших в австрийской армии. Они посетили этого хозяина, который более не стал противиться найму инвалида-фронтовика.

Это был, несомненно, эффективный способ утверждать права работников, не тратя времени на бюрократическую волокиту: никаких государственных инспекторов, никаких проволочек, никаких длинных анкет, никаких слушаний в промышленном трибунале, никаких жалоб или длительных судебных мытарств. Вместо всего этого секретарь местного отделения фашистской партии заходил к работодателю и объяснял, что если тот не будет поступать с работниками по справедливости, придут фашисты и побьют его дубинками, а то и дом сожгут. Подобное предупреждение почти всегда оказывалось очень действенным.

Глава 24

ДУЧЕ ЗА РАБОТОЙ

В марте 1925 года Рашель с детьми переехала из Милана в Карпену (провинции Романья), а в ноябре 1929 года они перебрались в Рим, к Муссолини. Его наконец убедили оставить квартиру, которую он занимал с момента назначения премьер-министром, и принять предложение князя Джованни Торлониа поселиться на вилле Торлониа на Виа-Номентана — тогда это была окраина Рима. Муссолини уже останавливался там на несколько дней в 1924 году, чтобы принять в подходящей резиденции Хайле Селассие. Но как только гость покинул Рим, Муссолини вернулся в свою квартиру. Теперь вилла Торлоииа стала постоянным домом его семьи. Он поселился там 15 ноября 1929 года с Рашелью и пятью детьми: девятнадцатилетней Эддой, тринадцатилетним Витторио, одиннадцатилетним Бруно, двухлетним Романо и двухмесячной Анной Марией.

Несмотря на занятость государственными делами, он находил время играть с любимыми детьми. Он ездил с ними верхом и на велосипеде по садам виллы Торлониа, играл в лаун-теннис, в который он играл хорошо и мог, не краснея, сыграть даже с итальянскими чемпионами. Когда выдавалось свободное время, он вез детей на море и плавал вместе с ними.

Любил дуче и животных, особенно лошадей и даже необычных зверей (гепардов и львят), которых ему дарилиправители азиатских и африканских государств, в том числе львенка от Хайле Селассие. Он передавал потом их в римский зоопарк и часто навещал, а пресс-секретарь устраивал так, чтобы его с ними фотографировали.

В 1930 году городской совет Форли подарил ему загородный дом: замок Рокка делле Каминате в Эмилии, неподалеку от дома родителей Муссолини. Он находился в четырех часах езды от Рима, если ехать на одном из новых скоростных автомобилей, которые Муссолини так обожал водить. Он проводил сколько мог времени с семьей в Рокка делле Каминате.

У старшей дочери Эдды появились поклонники. Она была некрасивой девушкой, с полной, бесформенной фигурой. Поэтому ей было трудно состязаться с другими девушками, да еще в Италии, в стране, прославленной своими красавицами. Но то, чего ей не хватало во внешности, она с лихвой возмещала силой характера, отвагой и умом. Рашель считала, что она во многом походила на отца. У нее было несколько ухажеров, и Муссолини с тревогой думал, не могло ли это быть связано с тем, что она его дочь. Он всегда настаивал, чтобы его дети учились в государственных школах и свободно общались со сверстниками. Так же решительно он был настроен против того, чтобы Эдда выходила замуж за кого-то, стремящегося стать зятем дуче.

Эдда влюбилась в молодого еврея, сына армейского полковника. Муссолини очень возражал против брака с евреем. Он предостерегал Эдду, что такие смешанные браки обычно кончаются неудачей, однако, по всей вероятности, его больше заботило, как повлияет замужество дочери с парнем иудейской веры на отношение новых союзников и католической церкви. Между тем Эдда вскоре потеряла интерес к своему еврейскому поклоннику и увлеклась сыном богатого промышленника. Однако отец юноши отказал тому в согласии на брак, когда узнал, что Муссолини недостаточно богат, чтобы дать Эдде достойное приданое.

Третье увлечение дочери оказалось, по мнению Муссолини, самым удачным для Эдды. Она полюбила графа Галиаццо Чиано, сына адмирала, графа Констанцо Чиано, бывшего много лет верным фашистом и правой рукой Муссолини в дни, предшествовавшие маршу на Рим, а также во время ухода «авентинцев» после убийства Маттеотти. Сыну Чиано, Галиаццо, было 27 лет, работал он в консульском отделе. Муссолини одобрил этот брак и устроил Эдде и Галиаццо великолепную свадьбу. 23 апреля 1930 года, за день до бракосочетания, он дал прием на вилле Торлониа, отбросив ради дочери всю свою спартанскую простоту и бережливость. Это стало главным светским событием года. Приглашены были четыре тысячи гостей, включая дипломатический корпус в полном составе. На дамах были элегантнейшие туалеты и роскошные драгоценности. Рашель обратила внимание, что на жене советского посла было больше драгоценных камней, чем на ком-либо, и богатейшая шуба, хотя в Риме стояла теплая весна.

Галиаццо и Эдда поженились на следующий день. Обряд венчания состоялся в местной приходской церкви Сан-Джузеппе на Виа-Номентана. Муссолини отдавал невесту жениху, а князь Торлониа и Гранди расписались как свидетели со стороны Эдды.

Журналисты и фотографы превратили невесту в фигуру национального и международного значения. Однако Эдда, сняв подвенечное платье, не стала одеваться моднее или причесываться более эффектно и приводила этим в отчаяние модные журналы и дома моделей. Она была рада на несколько месяцев скрыться от внимания публики, когда сразу после свадьбы Чиано был назначен итальянским консулом в Шанхае. А Муссолини с грустью попрощался с дочерью, потому что, даже когда семья жила в Милане и Карпене, он часто виделся с ней. Шанхай в 1930 году был далекой далью, за семью морями от Италии. 1 октября 1931 года он был обрадован телеграммой, известившей, что Эдда подарила ему первого внука, Фабрицио.

На вилле Торлониа Муссолини вел размеренную жизнь. В отличие от многих государственных деятелей, таких, например, как Бисмарк, Черчилль или Сталин, Муссолини неработал по ночам, урывая для отдыха лишь часок днем. Ра-шель пишет, что он поднимался в 6 утра, делал физические упражнения, выпивал стакан апельсинового или грейпфрутового сока и отправлялся на верховую прогулку по территории виллы. Возвратясь домой, принимал душ, а затем завтракал фруктами, молоком и хлебом из непросеянной муки, выпивал немного кофе, хотя в позднейшие годы вовсе от него отказался. Потом он ехал в свой министерский кабинет и в 8 часов начинал работать. Проработав все утро, он делал в 11 часов краткий перерыв и съедал немного фруктов. В два часа дня он приезжал домой на ленч, обычно состоявший из небольшой порции спагетти с томатным соусом, свежих или тушеных овощей и большого количества фруктов.

Затем часть дня он проводил в домашнем кабинете, читая итальянские и иностранные газеты, только что вышедшие из печати книги или любимых классиков. Затем он возвращался на службу и работал там с 6 до 9 вечера, после чего ехал домой на виллу Торлониа к ужину, состоявшему из простого супа, овощей и фруктов. Хотя еда занимала у него всего несколько минут, он иногда задерживался за столом, чтобы поговорить с детьми, пока они не торопясь заканчивали трапезу.

После ужина он выпивал стакан оранжада или ромашкового чая и в 10. 30 вечера отправлялся в постель. Спал он семь с половиной часов. Он распорядился не будить его среди ночи, сделав исключение для экстренных новостей, которые он должен знать немедленно. Другие новости могли подождать до утра. Он рассказывал Эмилю Людвигу в 1932 году, что за предыдущие 10 лет его только три раза будили ради плохих известий: когда дотла сгорел римский почтамт, когда в Албании была убита итальянская миссия и когда заболела королева-мать. (Но поскольку генерал Теллини и его офицеры были убиты рано утром, то Муссолини должен был бы услышать об этом до того, как лег спать. Поэтому удивительно, что он сказал — три раза. )

Муссолини работал в своем кабинете все дни недели, за исключением воскресений. По субботам он бывал менее занят, чем обычно. Поэтому в эти дни его навещал старый друг Эзио Гарибальди, бравший иногда с собой маленькую дочь Аниту. Эзио рассказывал ему, что говорят о нем люди, какие ходят последние анекдоты. Подобно другим всевластным правителям прошлого, таким, как Гарун аль-Рашид в Багдаде (VIII век) или Людовик XI во Франции (XV век), Муссолини хотел знать, что думает народ на самом деле, а не то, что сообщали его приближенные и пропагандисты. Диктатор XX столетия, чье лицо было известно всем его подданным по фотографиям, не мог, подражая Гаруну или Людовику, прогуливаться неузнанным по базарам Багдада или гостиницам Парижа, чтобы выяснить настроение народа. Получая эти сведения от Эзио Гарибальди, он знал, что может доверять ему: друг расскажет всю правду.

Однако описанный Рашелью распорядок дня Муссолини, видимо, был скорее исключением, чем повседневным правилом. На большинство дней приходились приемы и митинги, где он должен был выступать с речами, обращенными к партийным секретарям, или другим членам иерархии, восторженным женщинам из организации «Донна фашиста», или делегациям промышленных рабочих, или крестьянам. Его обед и ужин далеко не всегда были скудными трапезами, приготовленными Рашелью, так как он часто присутствовал на банкетах в честь посетивших Италию высоких иностранных гостей и государственных деятелей, на которых поднимал тосты за их здоровье или отвечал на тосты за него и его правительство. Он часто выезжал за пределы Рима на близлежащие фабрики и в воинские части, а также совершал поездки на север и юг Италии, в ее центральные провинции или на острова. Поездки эти длились по нескольку дней. Обычно он пользовался правительственным автомобилем с шофером или специальным поездом, но иногда отправлялся на личном самолете, пилотируя его сам, так как получил лицензию пилота еще в 1921 году.

Кроме произнесения речей в парламенте и на митингах иерархии, Муссолини выступал с обращениями к милиции и другим фашистским группам, собиравшимся на площади перед Палаццо Венеция в Риме, чтобы послушать, как он говорит с балкона, или просто увидеть его в окне. Они вскидывали правую руку в римском приветственном салюте и ревели снова и снова: «Дуче, Дуче, Дуче! » Эти вопли толпы писатель Игнатио Силоне высмеивал бессмысленным повтором: «Чеду, Чеду, Чеду, Чеду! » (Смысл насмешки заключался в том, что, кроме возникающего созвучия, это — повелительная форма глагола «сдаваться», то есть толпа якобы кричит: «Сдаюсь, сдаюсь! ») Ходили слухи, что значительную часть восторженных крикунов составляли переодетые в штатское агенты тайной полиции. Но это не так. Сколько-то агентов там, конечно, было, но туда сходились тысячи фашистов и заинтересованных зрителей. Они затопляли площади не только Рима, где он выступал, но и других городов Италии, куда транслировались по радио наиболее важные его обращения. Для этого на фонарных столбах были укреплены громкоговорители-репродукторы.

⇐ Предыдущая 11 12 13 14 151617 18 19 20 Следующая ⇒