ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Куда бы ты ни шел, все равно идешь по пути, который начертала тебе судьба.

Из книги бога‑ странника

Я проснулся так же неожиданно, как и заснул. Огонь в очаге снова горел ярким веселым пламенем, потрескивали сучья, а старик сидел за столом и пристально смотрел на меня – наверно, от этого взгляда я и проснулся.

– Выспался?

– Кажется.

Я сел и почувствовал себя бодрым и сильным, а когда заметил куски мяса, уже подернувшиеся холодным желтым жирком, то испытал зверский голод.

– Можно?

– Ешь и слушай, – усмехнулся старик. – Поверь, это очень важно для тебя! От того, что ты сейчас услышишь, будет зависеть, сможешь ты выжить или нет, но еще важнее – от этого зависит, выживем ли мы все.

– Разве что‑ то от меня зависит? Пока все происходит само собой, без моего участия, а большинство людей и не совсем людей словно сговорились угробить меня каким‑ нибудь необычным способом. Один прорицатель, перед тем как умереть, сказал, что я – спутник смерти, вроде как иду, а за моей спиной плетется она и убивает всех мною встреченных.

– Ну этот прорицатель немного загнул. Он, должно быть, имел в виду проклятие, которое на тебя наложили жрецы? Если бы дело было только в этом, то никто бы не беспокоился, вся беда в том, что ты несешь в себе кое‑ что еще…

– И что же это?

– Так просто мне ничего не объяснить, не поймешь. – Старик задумался. – Придется нам вернуться с тобой на две тысячи лет назад, там все ответы…

– Да запросто, давайте вернемся, – ухмыльнулся я, доедая мясо.

Я сам себе удивлялся, как умял в одиночку целую тушу оленя – и хоть бы что: или давно хорошего мяса не ел, или действительно оголодал, пока плыл на корабле. Там пришлось есть сухари да солонину, а когда качало, то вообще ничего, зато пил хорошее вино, а здесь его нет. Я вздохнул, вспоминая капитана и его помощника, прыгнувших в море, и вкус пьянящего винограда во рту.

– Можно даже на пять тысяч лет назад!

– Тебе это кажется смешным? – недоуменно поднял брови старик. – Впрочем, иногда и мне самому жизнь кажется забавной. Но все‑ таки послушай…

– Да слушаю я!

– Итак, пару тысяч лет назад здесь не было людей, а поэтому росли девственные леса. В них водилось много разнообразной дичи.

– Здесь – это где? – вяло полюбопытствовал я. Мне становилось скучно – не люблю я эти рассказы стариков о том, как когда‑ то все было лучше. – Надо бы как‑ то точнее…

– Люди жили далеко отсюда, в теплых местах, где росли фруктовые деревья, водилась мелкая дичь и проблем с едой не было. А потом случилась беда, и они отправились в поисках лучшей доли. Долго ли, коротко ли, но пришли сюда…

– А что за беда приключилась?

– Камень упал с небес и поднял в небо много пыли, она на долгие годы закрыла солнце. Без солнечных лучей и тепла деревья засохли, еды не стало… Вот и пришлось людям сняться с родных мест.

– Никогда ни о чем подобном не слышал…

– Конечно, не слышал. Откуда вам, короткоживущим, об этом знать?! А здесь росли нетронутые леса, в них обитали волки, медведи, тигры и множество других животных. Но однажды в глубине леса, в непроходимой чащобе, открылась дверь…

– Откуда в лесу дверь, тем более в чащобе?

– Ты не перебивай, и без тебя тяжело вспоминать, давно это было, а память уже не та, что раньше.

– Да ладно, не буду. – Я налил себе в кружку воды и с удовольствием выпил. – Только не представляю, как может в таком месте оказаться дверь. И куда она вела?

– Тебе слушать надо, а не представлять.

– Ладно. Слушаю…

– Через дверь в лес вошло племя странных существ, которые могли менять свой облик и превращаться в любых иных существ, каких увидят, в том числе в дерево или камень.

– Оборотни?

– Так вы их называете…

– А в дерево и камень зачем?

– В том мире, где они жили прежде, без этого не выжить – слишком быстрые и ловкие там хищники, не успеешь оглянуться, как тебя уже кто‑ то ест. Вот и приходилось прикидываться как живым, так и неживым, главное – оказаться несъедобным.

– Понятно! – Я засмеялся, представив, как обычный камень, на который ты сел, вдруг превращается в волка или огромную пасть, но кольца оберега провернулись, и мне сразу стало ясно – это не смешно.

– Вижу, начинаешь воочию видеть, как все вокруг становится опасным, – ухмыльнулся старик. – Разговариваешь с человеком, а он не тот, за кого себя выдает, или садишься на лавку, а это хищник, который намерен тебя съесть.

– А в людей зачем превращаться, если их здесь не было?

– Сначала не было, а потом пришли. – Старик ухмыльнулся, и я вдруг заметил, что у него крепкие белые клыки. – И показали себя очень опасными хищниками, поэтому превращаться стали и в них.

– Подожди… – До меня наконец дошло, о чем мы говорим. – Так оборотни пришли из нижнего мира?

– Можно сказать и так, хотя на самом деле миров не три, как вы думаете, а гораздо больше. Возможно, ваши мудрецы кое‑ что узнали о нашем мире и назвали его нижним…

– Так вы там жили?!

– А куда нам было деваться, если там родились? Но когда среди нас появились волшебники, то сразу стали искать место, где нам было бы хорошо. Магам пришлось потрудиться не одну сотню лет, прежде чем они увидели ваш мир.

– И чем он им так понравился?

– Только тем, что оказался ближе других, сюда было легче всего попасть…

– Вы оборотень?!

– И что тебя в этом пугает?

– Но если вы умеете оборачиваться, то, значит, не тот, с кем я разговариваю…

Тут я умолк.

Мало, что ли, встречалось оборотней на моем пути? Одни хотели меня убить, другие пытались помочь. Этот решил не убивать, за что ему спасибо, даже накормил, может, еще что интересное расскажет. Теперь я стал очень внимательно слушать, больше ни на что не отвлекаясь.

В храме было тихо, только каменные стены иногда словно вздыхали, и тогда слышалось, как шуршит песок, скатываясь вниз, а вверх поднималась пыль. Старый это был храм, древний, видел многое, но устоял. Даже дышал…

– Так что тебе во мне не нравится?

– Ничего, продолжайте, – выдавил я из себя самую разлюбезную улыбку, какую смог. – Просто боюсь я вашего брата…

– Это понятно. Мы сильнее вас, умнее и быстрее, а вы зато умеете размножаться с невероятной скоростью. Еще недавно в этих огромных лесах встречались только редкие селения, а теперь невозможно пройти сотню километров, чтобы не встретить город или деревню. Скоро и этих лесов не останется – все сожжете, чтобы посадить зерно, которым питаетесь. Плохо это…

– Почему плохо?

– Потому что губите все, к чему прикасаетесь. Как там тебя назвал прорицатель – спутник смерти? Так вот, все люди – спутники смерти, если где‑ то появляетесь, то скоро там ничего не остается, кроме распаханной земли и редких рощиц.

– Да… – Я задумчиво почесал в затылке. – Может, это и правда, но ко мне она не относится – зерно не сажаю, леса не жгу.

– Прости, занесло меня, уж больно сердце болит, когда вижу то, что люди творят. – Старик поморщился. – Хотя и понимаю, что не мое это дело…

– Тогда рассказывай дальше.

Впрочем, какой он старец? Видно же, как легко двигается. Это по нашим человеческим меркам он дедок, а по меркам его племени, наверно, едва достиг среднего возраста.

– Давай дальше, я слушаю…

– Не слушаешь, а о еде думаешь, – вздохнул старик. – Ну да ладно. Ты не предполагаешь, для чего каик ищешь?

– Я просто выполняю договор, гадать мне никто не предлагал…

– А зря! Похоже, ты единственный, кто ничего о каике не знает. Даже оборотни и те разделились на два лагеря и начали воевать друг с другом именно из‑ за него.

– Меня все только пугают да убить хотят, а почему – мне неизвестно. – Я развел руками. – Если знаешь, объясни, что это за каик и зачем он нужен.

– Ладно, расскажу.

Старик налил себе воды и выпил, задумчиво глядя в огонь. Я тоже туда посмотрел и удивился: он в очаг ни одного полена не положил, а огонь как горел, так и горит.

– Каик может собрать лишь редчайший человек, какой рождается раз в тысячу лет. Только в его руках каик соберется в единое целое. Такого человека еще называют ключником. Так вот, ключник – это ты.

– Я?

– Да, ты, поскольку в наши дни только тебе дано собрать каик и открыть дверь.

– Какую дверь?

– В нижний мир. Вот представь, ты поднесешь каик к стене, и из‑ за нее хлынут миллионы оборотней… Как думаешь, у людей будет хоть один шанс выжить?

– Не мое это дело…

– Я тебе говорю – вряд ли. Наши оборотни умеют превращаться только в зверей, и то только в тот вид, в какой впервые превратились здесь: одни в волков, другие в тигров, третьи в медведей. Ну еще в людей… это оказалось самым простым.

– Пусть люди не выживут, а вы‑ то чего боитесь?

– Того же самого… Оборотни за эти тысячи лет привыкли к безопасности, потеряли многие свои полезные качества и начали вырождаться. А те, которые находятся за дверью, не потеряли своих навыков, умений и кровожадности, они сильнее, быстрее и умнее нас, поэтому им обязательно захочется здесь остаться. И они начнут убивать.

– Почему?

– Врагов нет, зверье слабое, люди не опасны и довольно приятны на вкус…

Старик вздохнул и положил на стол руки, сжимая и разжимая пальцы. При этом у него откуда‑ то появлялись острые длинные когти, которыми он глубоко процарапал доски стола. Приглядевшись, я обнаружил много таких царапин. Видимо, дед точил на этом столе когти.

– Вот мы и разделились на два лагеря: одни считают, что оборотни, которые сюда придут, убьют всех, в том числе и нас, а другие думают, что это пойдет нам на пользу.

– Правильно ли я понял: те, кто пытается меня убить, не хотят, чтобы открылась дверь в нижний мир? – спросил я. – А те, кто меня защищают, желают, чтобы она открылась?

– Так…

– И все они оборотни?

– Именно так.

– Понятно, значит, оборотни меня спасают и пытаются убить, а упырей кто на меня насылал?

– Я… – Старик смущенно улыбнулся. – Я тоже сначала считал, что не стоит открывать дверь, но сейчас думаю иначе.

– Передумал?

– Да. – Голос деда зазвучал глухо. – Недавно погибли трое моих родственников, двое уже в возрасте, а один, точнее, одна была юная, для нее жизнь только начиналась. Эти смерти изменили мой взгляд на происходящее.

– Да… – только и протянул я, едва успев остановить свой язык – вряд ли стоило рассказывать, что я приложил к этому убийству свою руку. – Бывает…

– Моя раса вырождается, детей появляется с каждым годом меньше и меньше, еще немного – и мы окончательно исчезнем с лица земли…

– Понятно. – Я заерзал на жесткой скамье. – Жаль…

– Мы все погибнем, если ничего не произойдет в ближайшее время. Только когда дверь откроется, у нас появится небольшой шанс, не все же оборотни, которые придут с той стороны, станут нас убивать. Кто‑ то захочет спаривания, мы ведь одного вида…

– Вот на что вы рассчитываете… – Я задумался об этом и попробовал представить, но у меня получилось нечто ужасное, и я бросил: – Значит, дверь находится где‑ то здесь?

– Она находится в этом храме…

– Так я должен собрать каик для этой двери? – Мне все никак не удавалось понять смысл происходящего. – Но при чем здесь жрецы Киля? Почему они послали меня за второй половиной, а не вы?

– Жрецы лишь прикрытие, они не понимают, что делают. За их спинами стоят другие.

– Кто?

– Ты же видел их, это те, кто заключил с тобой договор. Они тоже оборотни, только старые и мудрые, одни из первых, как и я…

– Вот оно как… – Происходящее понемногу стало приобретать смысл. – Мне тоже показалось, что они не люди. Значит, вы между собой за что‑ то боретесь, а я тут при чем?

– Понимаешь… – Старик подошел к очагу, провел рукой, и пламя стало угасать. Прошло совсем немного времени, и стало темно, только красные всполохи на стенах да огненные ящерки, шебаршащие в очаге в поисках вкусных угольков, напоминали об огне. – Когда‑ то одному из наших магов показалось хорошей идеей – сделать человека ключником, чтобы только он мог собрать каик и открыть дверь…

– Чем же оборотни ему не понравились?

– Он пытался выиграть время… Маг думал, что через тысячу лет мы станем умнее, и поэтому разделил каик на две части, которые отдал тогда еще многочисленным родам, а в человека вложил силу властвовать над целым. Только соединенный каик способен открыть дверь. Собранный каик лишь часть ключа, главное находится в человеке, то есть в тебе, без ключника дверь не откроется.

Теперь мне следовало понять, во что меня втянули и чем все должно закончиться. И тут со всех сторон ко мне начали тянуться тени. Они были разные, но все уродливые и напоминали о смерти и оборотнях – тех, что заключили со мной договор… Было страшно, да еще мешала гулкая тишина…

– Значит, я – ключник…

– Только тебе подчиняется каик.

– Но почему именно я?

– Так решили боги… Маг закрыл проход в нижний мир, сказав, что мы сможем открыть дверь только тогда, когда придем к согласию. Как он ошибался, думая, что оборотни станут умнее. Кстати, не хочешь посмотреть дверь?

– Интересно, из‑ за чего все началось…

– Пойдем. – Старик вытащил из темного угла связку факелов и сунул мне в руки. – Тебе понадобится свет.

Мы вошли в храм. Он был огромен, стены его терялись во мраке, и даже когда мы зажгли факелы и расставили их по кругу в определенном порядке, осветить их полностью не удалось. По каменному залу гуляло эхо наших шагов, звуки накладывались друг на друга, и казалось, что в темноте топчется целая армия.

– Мне огонь не нужен, – сказал старик. – Я вижу и без этого, надеюсь, ты сумеешь ее разглядеть.

Он ткнул пальцем в сторону, и тут я заметил створ двери прямо в огромной статуе…

– Видишь? – спросил старик.

– Да… – ошеломленно протянул я. – Дверь большущая, даже не представляю размер тех существ, которые могли пройти через нее. Неужели она сделана для великанов?

– И для них тоже… – Дед взял меня за плечо и повел обратно. – Мы когда‑ то умели обращаться в разных существ, некоторые из нас были поистине огромны, поэтому и дверь сделали такого размера, чтобы ее можно было пройти в любом обличье.

– Не хотелось бы встретиться хоть с одним таким оборотнем. – Надеюсь, никогда не увижу такого.

– Надейся, – хмыкнул старик. – Надежда глупа…

– И все‑ таки не понимаю, если дверь находится здесь, то почему каик собирается в храме Киля?

– Тем, кто это затеял, очень хотелось, чтобы поиски каика оставались как можно дольше тайной. – Старик помрачнел. – Они понимали, что другим оборотням это может не понравиться, но не могли упустить благоприятный момент.

– Какой?

– То, что скрывалось и пряталось многие века, оказалось в руках жрецов Киля только потому, что почти полностью были уничтожены те роды, что отвечали за сохранность оборотней. Теперь все зависит от тебя…

– Ты ошибаешься! Мне не дано выбирать путь, все решается само…

– И от такого слабака зависит жизнь на этой земле. – Дедок помрачнел и решительно пошел к двери. – Устал я от этого разговора, уходи…

– Я не знаю, куда мне идти, заблудился в лесу.

– Дам тебе провожатого, он же тебя будет охранять. Надеюсь, ты хоть что‑ то понял. – Старик остановился, я налетел на него, на меня остро пахнуло волчьей шерстью; он повернул ко мне голову, и на меня глянули горящие желтые глаза. – Мне страшно, что судьба мира находится в твоих неразумных руках…

Старичок усмехнулся так, что вновь стали видны его клыки. Я испуганно шарахнулся в сторону и схватился за рукоятку ножа:

– Если бы у меня была возможность, то сейчас сидел бы дома. Мне не нужна такая ответственность.

– В том‑ то и заключается ирония богов.

Мы вышли из храма. Ночь еще не собиралась уходить, но небо уже стало светлеть. Как всегда перед рассветом, звуки приобрели особую глубину – в лесу кричал филин, слышались душераздирающие крики незнакомой мне птицы, а еще где‑ то рядом тоскливо раздавался волчий вой.

– Скоро рассвет. – Старик встал, глядя на уже тускнеющие звезды. – Твои провожатые не любят день, поэтому будут идти рядом.

Он поднял голову кверху, и прохладный ночной ветерок подхватил его вой. Звуки растаяли вдали, и стало тихо. Замолкли птицы и звери – все ждали продолжения. Где‑ то недалеко послышался ответный вой, потом раздалось тявканье, чем‑ то похожее на лай собаки. Из высокой травы серыми тенями, почти незаметными в сумраке, вынырнули волки.

Старик опустился на четвереньки перед крупной серой волчицей и, обхватив ее голову руками, стал повизгивать, как щенок. Потом поднялся, отряхнул хламиду и мрачно произнес:

– Волки отведут тебя в королевство Грига. Ни о чем не беспокойся. Они присмотрят за тобой и защитят, если понадобится, от зверей и людей.

Дедок ушел в храм. Я оглянулся, и снова сооружение показалось мне запущенным и старым, было даже странно, что внутри оно столь великолепно…

Волки исчезли в кустах, осталась лишь волчица. Она подошла ко мне и неожиданно толкнула своей большой головой так, что я едва не упал, потом лизнула мне руку и пошла, оглядываясь, словно ожидала какого‑ то действия от меня.

Я понял, что она меня поприветствовала, и теперь зверь ждет, чтобы я пошел за ним Оглядевшись по сторонам, я поправил мешок, ножи и медленно побрел к кустам. Не могу сказать, что мне не было страшно. Когда подходит зверь, достающий тебе почти до груди, и открывает пасть, в которой полно острых клыков, любой испугается. Умнее, быстрее и выносливее зверя, чем волк, нет. Отец как‑ то рассказывал мне, что стая волков легко догоняет самого быстроногого оленя и за день может пробежать такое расстояние, какое не сможет одолеть даже породистая лошадь.

В этом мне скоро пришлось убедиться. Заметив, что я не отстаю, волчица тут же прибавила ходу. Мне пришлось бежать, напрягая все силы, причем зверь, казалось, лишь лениво передвигал лапами. Но для меня ее ленивый шаг был слишком быстр. Уже через полчаса моя рубашка промокла насквозь от пота, я ловил воздух раскрытым ртом, а волчица так же изящно и небрежно бежала впереди, легко перепрыгивая через поваленные деревья. Часто вырывалась вперед, а потом дожидалась на какой‑ нибудь поляне, лежала и зевала, показывая при этом свой огромный розовый язык.

Давно я так не бегал. Пришлось приспосабливаться, подбирать свою скорость и шаг, которым смог бы долго бежать. Бег получился не самый быстрый, но зато экономный. Правда, к обеду я все‑ таки выдохся и свалился на очередной поляне.

Лежать оказалось невероятно приятно. Солнце светило вовсю. Оглушительно трещали кузнечики. Надо мной кружились мухи, какие‑ то жуки и мелкие неприятные мошки с сиреневыми крылышками. Но все равно было славно: легкий теплый ветерок, полный множества лесных запахов, овевал меня и приятно холодил.

Я закрыл глаза и провалился в сон. Поспал недолго. Проснулся оттого, что мокрый шершавый язык облизал мне лицо. В нос остро пахнуло волчьей шерстью, и мне даже не требовалось открывать глаза, чтобы понять, кто стоит рядом.

Волчица задумчиво смотрела в сторону кустов, ее уши настороженно поворачивались в разные стороны, ловя лесные звуки, потом она поставила мне на грудь лапу.

Увидев, что я уже открыл глаза, она толкнула меня в щеку твердым и мокрым носом.

– Я устал и хочу отдохнуть, – произнес я громко и отчетливо, как обычно разговаривают с глухими. Сам не знаю, на что рассчитывал. Не могла же она и в самом деле меня понимать. – Отстань. Я тебе не олень какой‑ нибудь, чтобы меня загонять.

Волчица зарычала, сначала почти беззвучно, но, увидев, что я не обращаю на это внимания, неожиданно яростно. А потом схватила за руку и сжала зубами, больно и неприятно, но я понял – это сделано специально. Зверь не собирался со мной возиться и предупреждал об этом.

Легкий укус нужно было понимать так: сейчас не встанешь – будет еще хуже.

Мое благодушное настроение и сонливость сразу исчезли. Когда твою руку держат острые мощные клыки, которые легко перекусывают любую кость, начинаешь понимать, как иллюзорно твое чувство собственного достоинства и безопасности.

Я встал, причем сделал это предельно медленно и осторожно, чтобы волчица невзначай не посчитала мои движения за угрозу.

– И что теперь?

Зверь пошел к кустам, но, перед тем как исчезнуть в них, внимательно посмотрел на меня и ощерил клыки. Все предельно ясно – иди за мной, или укушу.

Я пошел. Волчица тут же побежала легкой трусцой. Пришлось и мне бежать, хотя ноги подгибались от усталости. Мышцы болели, причем не только на руках и ногах, но и по всему телу, а еще мучительно хотелось пить. Вода во фляжке давно кончилась, а ручьи все никак не попадались. Пот застилал глаза, и хотелось умереть.

А потом в какой‑ то момент стало все равно – то ли приспособился, то ли просто отключился. Бежал, ничего не видя вокруг. В голове росла блаженная пустота, в которой терялись все мысли, и я старался поддерживать это состояние, в нем не было боли, жажды, голода – ничего… Так и мчался через лес по пружинящему мху, пока все вокруг не закачалось и не провалилось куда‑ то, а когда открыл глаза, то обнаружил себя возле поваленного дерева, у которого, видимо, упал, так и не сумев через него перелезть.

Волчица сидела рядом и смотрела на меня огромными желтыми глазами, должно быть, решала, что делать. Мне было абсолютно все равно, что она решит. Я просто заснул, точнее, провалился в какую‑ то пропасть, в которой слышалось только мое хриплое дыхание.

Проснулся я от рыка волчицы. Она и в этот раз схватила меня зубами за руку и сжала. Я не реагировал. Тогда она сдавила челюсти так, что я невольно застонал. И волчица отошла в сторону, а я снова провалился куда‑ то в темноту.

В следующий раз я проснулся, когда на меня что‑ то упало. Оказалось – тушка небольшого серого зайца, еще теплая, даже кровь на раздавленной клыками голове не успела свернуться. Солнце уже понемногу опускалось за верхушки деревьев. Сегодняшний день, каким бы ни оказался для меня кошмарным, все‑ таки заканчивался, следовало готовиться к ночлегу, а для этого нужно было хотя бы развести огонь.

Очень хотелось есть. Ходить я не мог – едва опирался на ноги, как боль в мышцах бросала меня на землю. Пришлось ползать, чтобы набрать дров. Хорошо, что я упал рядом с засохшим деревом, удалось наломать с него веток и разжечь небольшой костер.

Потом, все так же лежа, я освежевал зайца, выбросил шкуру как можно дальше в кусты, чтобы не мешали ночью спать мелкие хищники, которые обязательно устроят возню за нее, и нарезал мясо тонкими полосками. А дальше просто натыкал мясо на острый сук и жарил над огнем. Получалось оно недожаренное, почти сырое, но мне так хотелось есть, что на досадные мелочи я не обращал внимания.

После ужина я отправился на боковую, не особенно беспокоясь о том, что ночью на меня может кто‑ то напасть. Не осталось сил на страх: если кому‑ то захочется мною перекусить, значит, судьба. Пусть об этом переживают жрецы, которые меня послали в этот путь, или оборотни…

Утром я долго не мог встать – каждое движение причиняло настолько острую боль, что сразу наворачивались слезы на глаза.

Все вокруг было серым и мокрым. По лесу полз противный туман, от которого на лице и одежде оседали холодные капельки. Трава была мокрой от росы, ползком передвигаться было невозможно. Пришлось встать и, подвывая от боли и хромая на обе ноги, отправиться туда, где вчера я слышал плеск воды.

В тумане ничего нельзя было разглядеть, в результате, когда я пробрался через кусты, неожиданно оказался по колено в ледяной воде. Кажется, даже заорал от холода и страха, судорожно рванулся обратно, но кусты, только что меня пропустившие, обратно уже не выпускали, стараясь проткнуть глаза сучьями с острыми шипами.

Расцарапав до крови лицо и руки, я смирился. Напился, набрал полную фляжку и побрел по ручью в поисках того места, где смог бы выбраться.

Идти пришлось довольно долго. Когда, окончательно промерзнув и прокляв все на свете, я увидел открытый берег, поросший мелкой травой, радости мне это не доставило – там стояла моя волчица и нервно подрагивала ушами.

Я выбрался на траву, стараясь не обращать на нее внимания, вылил из сапог воду, выжал штаны и оделся. Даже удивился, что она разрешила мне это сделать. Правда, как только я натянул штаны, все мгновенно изменилось. Зверь повернул ко мне свою огромную голову и, показав острые клыки, негромко зарычал.

Вполне понятно – иди за ней следом, иначе будет плохо. Хорошо хоть после купания в холодной воде мышцы немного ожили. Я не спеша двинулся на ней, бежать не собирался, мне вчерашнего дня хватило, чтобы понять: состязаться с волками в скорости и выносливости не стоит – себе дороже. Они сильнее, быстрее и наверняка умнее меня, мне остается только ползти за ними насколько хватит сил.

Волчица сначала нервничала, несколько раз обегала меня, один раз даже куснула за ногу, кстати, довольно болезненно, но в конце концов поняла, что быстрее я все равно не пойду, и смирилась. С этого времени она убегала вперед, находила поляну и ждала меня там. Иногда охотилась. Несколько раз я видел, что ее морда измазана кровью или в пуху. Мне поесть она не предлагала, видимо, решила, что вчерашнего маленького зайца мне должно хватить на всю оставшуюся жизнь.

Я шел ровным неспешным шагом, несколько раз попытался прилечь, но волчица хватала меня зубами за руку и поднимала. Клыки поранили меня, но я терпел. А что оставалось делать? Не думаю, что со своими ножами смог бы справиться с таким быстрым и ловким зверем. Я даже удивлялся, что раньше думал иначе и вступал в схватку с оборотнями, хотя они быстрее любого зверя. Было, правда, это давно и помнилось смутно, а сейчас во мне жили только усталость и тупое безразличие ко всему, что со мной происходит.

К вечеру, когда солнце стало опускаться к вершинам деревьев, я упал без сил на землю. Лес изменился, стал другим – если возле храма он был темным и мрачным, в нем росли только сосны и ели, то здесь уже появились осины и березы, а темно‑ зеленый мох исчез, уступив место невысокой траве, в которой иногда виднелись красные созревшие ягодки земляники.

Когда я развел костер, волчица принесла еще одну тушку, на этот раз неизвестного мне животного с коричневым мягким мехом и остренькой мордой с синими, уже мертвыми глазами. Это мясо мне не очень понравилось, оно оказалось горьковатым, но все равно я съел его полусырым без остатка – не было сил ждать. Наверно, поэтому ночью желудок пучило, и несколько раз пришлось сбегать в соседние кусты.

В эту ночь мне плохо спалось. На небо выплыла полная луна, показывая желтое, испорченное оспинами круглое лицо, и, как только она появилась, волчица завыла. К ней присоединились другие волки, которые, видимо, все время находились где‑ то рядом. От этого жуткого воя я вздрагивал каждый раз, когда звери начинали выводить новые рулады, и дрожал то ли от возбуждения, то ли от страха. Выли они до середины ночи, пока луна не исчезла за набежавшими тучами, и только тогда мне удалось заснуть.

Утром по лесу снова ползла пелена бледно‑ серого промозглого тумана. Иногда ее рвал в клочья ветер, и тогда вдруг становились видны трава и деревья. Ручья рядом не оказалось, пришлось довольствоваться остатками воды во фляжке и плохо прожаренным мясом, которое осталось с ужина. Желудок был недоволен, но его никто не спрашивал – если при таких нагрузках ничего не есть, можно легко ноги протянуть.

Все‑ таки странное существо человек, прошла всего‑ то пара дней, а я уже привык тому, что рядом находятся дикие звери, которым съесть меня ровно ничего не стоит. Даже страх прошел, смытый какой‑ то жуткой безнадежностью. Теперь я понял, что испытывают рабы, которых заставляют работать на рудниках, – боль, отупение и смертельную усталость.

А на следующий день вышел на опушку. Лес кончился, волчица и волки исчезли, и я впервые за последние дни оказался предоставлен сам себе. Звери вывели меня к широкой, вымощенной булыжником дороге, которая явно вела к большому городу. Идти по ней было гораздо легче и приятнее, чем по лесу.

Часа через полтора меня догнала телега с мужиком, мы разговорились. Итак, я шел по королевству Грига.

После недолгого разговора мужик предложил мне место в телеге, и дальше я ехал с некоторым комфортом, даже умудрился поспать, зарывшись в сено. Заночевал у того же мужика, что так любезно меня довез до своей деревни, попарился в бане, поел по‑ настоящему сытной человеческой еды – напился молока, съел каравай хлеба – и замечательно выспался на сеновале.

На следующий день решил никуда не идти – ноги все еще болели и постоянно хотелось есть. Узнав, что через пару дней деревенские готовят обоз в город с солониной, копченостями и зерном, сразу решил, что для меня самое лучшее отправиться вместе с ними.

Еще два дня я занимался только тем, что ел и спал, восстанавливая силы. Благо золото было при мне, было чем расплатиться с деревенскими мужиками – одной монеты вполне хватило, чтобы оплатить гостеприимство и дорогу до города.

Туда мы на удивление добрались без проблем, а когда проезжали через городские ворота, стражники на меня даже не взглянули.

Мужики отправились по своим делам, а я пошел на улицу оружейников, уже зная, что мне нужно. Товар я осматривал придирчиво. Впрочем, лучшие вещи торговцы сразу не выкладывали на прилавок, и я долго не мог понять, в чем дело, пока кто‑ то из прохожих не подсказал, что выгляжу я как бродяга. Так оно и было, ночевки на сырой земле, пробежка по лесу через кусты и буераки превратили мою одежду в тряпье, даже куртка и та порвалась в нескольких местах.

Поэтому пришлось купить подходящие штаны и рубашку. Хуже обстояло дело с сапогами – моего размера нигде не было. Пришлось снимать мерку и платить сапожнику за срочность, чтобы к утру сшил новую обувь из хорошей кожи.

Потом я отправился к кожевенникам за новой курткой. Ее мне любезно подшили изнутри хорошей шерстью, чтобы в ней тепло спалось на сырой земле.

Вот после этого, когда я зашел в мастерскую оружейников во всем новом, разговор стал получаться. Узнав, что мне нужно оружие против нечисти, мне стали показывать клинки, заговоренные лучшими чародеями, или те, что имели на ножнах и рукоятке магические камни, отводящие беду.

Все это было большей частью обманкой, чтобы скрыть плохое железо и ужасную ковку. Я же искал такое оружие, которое могло бы спасти меня от смерти. После разговора со стариком‑ оборотнем я понял, что покоя мне не будет – как перевертыши нападали на меня, так и будут нападать, пока меня не убьют или пока не открою эту проклятую дверь в чужой мир. Значит, мне нужно хорошее, верное оружие.

Мне все время вспоминался тот кинжал, что я отнял в приморском городе у местных бандитов. Именно он спас мне жизнь, когда напали оборотни, хотя серебра на его лезвии было немного.

А здесь, к моему удивлению, когда заходил разговор об оружии с серебром, оружейники начинали зевать и отворачиваться, лица их скучнели – похоже, в этом городе такие кинжалы и мечи никто не делал. В какой‑ то момент я даже позавидовал тому, что горожане оборотней не боятся, хотя это было странно – в трех днях пути от них стоял храм, из которого, если верить старику, когда‑ то и хлынули в наш мир целые полчища перевертышей.

Когда я уже устал бесплодно бродить по кварталу оружейников, в одной маленькой лавке мне объяснили, что в этом городе мне такого оружия не найти. Если что‑ то подобное и есть, то только в лавке, где торгуют старинным оружием.

Я отправился на дальний конец города, с печалью глядя, как солнце клонится к закату. Вроде и пробыл здесь немного, а уже надо думать о месте ночлега.

Купца в лавке не оказалось, а мальчишка – его сын – в оружии не разбирался. Он бросал мне на прилавок ржавые мечи и кинжалы, с которыми не то что в бой нельзя идти, их и держать‑ то в руках было опасно – один меч у меня в руках развалился, подняв в воздух облако пыли.

Я расстроился и уже собрался уходить, когда вернулся купец – невысокий полноватый мужчина, который быстро окинул меня цепким оценивающим взглядом и недоверчиво произнес:

– Зачем такому видному парню старинное оружие? Если хочешь купить что‑ то по дешевке, я тебе скажу, где живет мастер, который делает такое оружие.

– Мне не нужно дешевое оружие, дело не в деньгах, они у меня есть, – ответил я. – Просто нужен клинок, которым можно убить оборотня или какую другую нечисть.

– Это еще зачем?

– Путь у меня дальний и небезопасный, – ответил я, все больше раздражаясь. Надоело мне водить пустые разговоры. Если бы хоть у этого торговца что‑ то приличное было, а так – один хлам. – А еду туда, где встречаются эти жуткие создания нижнего мира. Я бы купил такое оружие у обычных мастеров, но с серебром у них ничего не нашлось, а ждать, пока изготовят новое, нет возможности. Они посоветовали зайти сюда…

– Хорошее оружие дорого стоит, – заметил купец, снова в меня пристально вглядываясь. – Против оборотней магические заговоры помогают и камни заговоренные.

– Против них только серебро помогает, а все остальное – обман!

– Значит, нужно, чтобы на лезвии имелось серебро, – проговорил купец, задумчиво барабаня по прилавку из темного древнего дуба. – А деньги точно есть?

– Такие подойдут? – Я вытащил из кармана горсть мелких серебряных монет, которые у меня появились после покупки одежды.

– За серебро платить серебром? – усмехнулся торговец. – Такое оружие стоит золота!

– Хорошее оружие стоит, – согласился я. – Но я пока не видел в твоей лавке не то что хорошего, а даже такого, которое не развалилось бы у меня в руках.

– Я тоже пока не увидел золота, за которое мог бы продать хорошее оружие, – заметил купец.

В глазах его появилась хитринка, которая мне не понравилась. Неужели решил, что перед ним простак, которому можно продать все, что угодно, рассказав байку о каком‑ нибудь могущественном маге‑ владельце, которого все боялись. Я таких историй много слышал в детстве, а от отца знал, что все артефакты чародеи делали под себя, и в чужих руках они не работали. Но мне самому стало любопытно, что же купец мне попробует продать. Поэтому я достал пару золотых монет и поиграл ими, подбрасывая вверх:

– Такое золото устроит?

– А такое оружие?

Продавец стремительно сунул руки под прилавок и тут же вытащил что‑ то замотанное в грубую тряпку. Он развязал ее и выложил на стол меч в потертых ножнах с длинными ремнями, которые позволяли носить его за спиной.

Видно было, что оружие мастерилось не для праздника, а для сражений, я такое всегда ценил. Мои руки сами потянулись к рукояти, обмотанной тонким кожаным ремешком из плохо выделанной кожи.

Я вытянул лезвие и восхищенно вздохнул – вот то оружие, которое я столь долго искал. Лезвие сделано из дымчатого желтого металла, его явно добывали в далеких восточных горах – прочное, плотное, а потому тяжелое. Работа восточная, это видно по вязи, которая бежала по клинку снизу вверх. Настоящая ковка. Такой меч можно бить о камень – никогда не сломается. Но главное, что меня покорило, – это тонкая полоска серебра с обеих сторон лезвия, вкованная так, что невозможно заметить, как она переходит в основной металл. С таким оружием можно идти на любого оборотня, особенно если умеешь им пользоваться.

– Сколько? – спросил я, заметив настороженный, внимательный взгляд купца.

Он пытался понять, насколько мне понравилось оружие, чтобы решить, какую цену назначить. Именно поэтому я и постарался, чтобы мой голос прозвучал лениво и равнодушно.

– Этот вроде ничего…

– Ничего? – вскинулся купец. – Да этот меч принадлежал лучшему охотнику за оборотнями, он убил их не одну сотню! Именно благодаря этому человеку наш народ забыл о том, что существуют такие скверные создания, неизвестно зачем придуманные Богом. Лучшего оружия нет на свете, этот меч сам рубит и режет! Его нужно только правильно держать.

– И где же твой охотник?

– Погиб в последней схватке с тремя оборотнями…

– Неужели взял меч не за тот конец? – ухмыльнулся я. – Знаешь, я таких историй слышал тысячи, только герои в них почему‑ то всегда оказываются мертвыми. Отсюда вывод: либо они не были героями, либо их слава преувеличена, либо врал сам рассказчик. Вот мне интересно, это ты врешь или бывший хозяин меча оказался плохим воином?

– Гибель охотника – не его вина, – насупился купец. – Ни один человек не может победить двух оборотней, даже одного убить не каждому по силам, а на него напало сразу трое. Так берешь или нет?

– Ты цену не назвал. – Я равнодушно вложил клинок в ножны, хотя в душе мечтал схватить его, прижать к груди и никому не отдавать. Но если бы я так поступил, то точно не видеть мне его как своих ушей – торгаш своего бы не упустил. – Сколько? Двух золотых хватит?

– Такой клинок стоит тысячи золотых монет.

– Если бы он стоил тысячи золотых монет, то давно лежал бы в сокровищнице вашего короля, – усмехнулся я. – А тот, кто его выковал, стал бы самым богатым человеком в этом городе. Хорошо, три золотые монеты – третью за красивый рассказ.

– Дай хоть десять, – взмолился купец, на его глазах появились всамделишные слезы. Я даже растрогался. Вот это умение! Не каждый так может торговаться.

– А в этом городе найдется хоть один человек, кто даст тебе столько? – Я приподнял брови, окончательно добивая торговца. – Неужели столько стоит простое оружие? Если это так, то привезу сюда пару сотен мечей и заработаю себе капитал на всю оставшуюся жизнь.

– Семь золотых монет, и то только потому, что ты, похоже, что‑ то понимаешь в оружии…

Я отвернулся к стене и достал из пояса пять:

– Вот, держи, и то это благодаря моей доброте.

– Меч стоит дороже. – В голосе у купца уже не было прежней уверенности, он переводил взгляд с золота на меч, потом снова на меня. – Добавь хоть пару серебряных монет.

Я дал ему еще одну медную и одну серебряную, и на этом торг закончился.

– С удачной покупкой!

Купец подал мне сверток, в голосе его слышалось торжество. Он гордился своим умением вести дела и, похоже, был уверен, что надул меня.

– Вот всегда так, понравится что‑ то – отойти не могу. Так и сейчас – много денег отдал. – Я вздохнул. – И зачем мне такой дорогой меч? Деньги вернешь?

– Все, сделка состоялась! – испуганно воскликнул торгаш, пряча золото по карманам. – Обратно меч не возьму!

И мы разошлись, оба невероятно довольные собой, он – тем, что сумел мне продать так дорого, а я – что сумел купить так дешево настоящее оружие, да еще и с серебряной накладкой.

Отойдя подальше, я завернул в глухой переулок, чтобы получше разглядеть покупку. Меч был хорош, он легко крепился за спиной и на поясе, а рукоятка удобно ложилась в ладонь.

Слой серебра потемнел от времени, но все‑ таки его было на лезвии достаточно, чтобы представлять угрозу любому оборотню. Лезвие оказалось острым, без щербин и выбоин, словно ему не приходилось никогда участвовать в сражениях. Впрочем, возможно, так оно и было: если оружие принадлежало охотнику на оборотней, то у него не было нужды сражаться с людьми. Такое редко бывает, большую часть оружия человеческое племя использует друг против друга.

Я повесил меч на спину, проверил, легко ли он вынимается, и пошел дальше, уверенно глядя по сторонам. Оружие сразу придало силы, у меня появилась еще одна вещь, кроме оберега, которую никому не смог бы отдать без чувства потери.

Я направился к городским воротам.

Храм Киля находился в сотне верст отсюда, значит, мне нужна лошадь, а весь мой небольшой опыт говорил о том, что средство передвижения всегда находится в начале любого пути. Если надо поесть, набрать припасов в дорогу и снять комнату, то следует искать постоялый двор, там найдется конюшня, комната и еда.

Я не ошибся. Почти рядом с городскими воротами обнаружился постоялый двор, а в нем имелось все, что мне нужно. Лошадь на продажу нашлась только одна и выглядела так, словно жить ей осталось всего пару дней. Зато цену за нее назначили такую, словно мерин был из королевской конюшни. Торговался я с хозяином постоялого двора долго и яростно, и в результате за пара медяков и одну серебряную монету приобрел сразу лошадь, ужин и комнату на ночь.

Правда, у меня возникло ощущение, что торг я все‑ таки проиграл. Думаю, лошадь хозяин постоялого двора купил на мясо и собирался в ближайшее время скормить ее посетителям, а тут появился простак, который заплатил за нее как за горячего скакуна.

Я вздохнул, но расстраиваться не стал: все равно задерживаться в этом городке не собирался, было у меня чувство, что убираться отсюда надо как можно скорее. Наверняка на других постоялых дворах нашлась бы лошадь получше, да только близилась ночь, а ее следовало провести под крышей – слишком темные тучи нависали над домами. Явно собирался дождь, и не просто дождь, а настоящая гроза.

Покормили меня ужасно: поставили на стол глиняную миску с супом, больше напоминающим прозрачную водичку с плавающими в ней листами капусты, а потом принесли мясо с репой и чашку разбавленного вина – еда не очень вкусная и приятная, но вполне достойная потраченных денег.

Ночью я спал под грохот грома, часто просыпался и хватался за меч, который положил рядом с тюфяком, на котором спал, – почему‑ то появилось ощущение, что должно произойти нечто скверное, хоть и непонятно, откуда такое чувство возникло.

Оберег на груди тоже вел себя странно – при каждой вспышке молнии его кольца проворачивались, словно рядом происходило нечто магическое. Впрочем, наверно, так оно и было.

Это человек думает, что изобрел волшебную силу, которая может передвигать горы и вызывать дождь, но в самом мире все придумано давным‑ давно богами, и тогда, когда еще людей не существовало. Магия была всегда!

Раньше я считал, что мы – лучшее, что есть в этом мире. Но после разговора с оборотнем в храме понял, что разум наш не очень хорош, да и тело тоже, любой перевертыш даст нам сто очков вперед.

Непрошеные мысли лезли мне в голову, и, возможно, именно они утомили меня настолько, что я не расслышал, как в комнату вошли, взломав хлипенький замок. Пришел в себя только тогда, когда мне на голову набросили вонючий мешок, пахнущий сеном и птичьим пометом.

Сопротивляться было бесполезно, хотя я и попробовал достать ножи, но мне сдавили шею так, что сразу потерял сознание.

Очнулся, лежа на чем‑ то твердом, думаю, это был камень. Вокруг было темно и очень тихо, только вдалеке капала вода. Пахло вонючим мешком, который набросили на голову в постоялом дворе, и еще чем‑ то очень отвратительным. Попробовал двинуться, тут и обнаружилось, что руки у меня крепко связаны и уже онемели. Это плохо, если их развяжут, то все равно буду беспомощен, пока не отойдут мышцы. Ноги оказались свободны, но даже встать без рук трудно, а просто лежать на камне я уже не мог: меня била дрожь от холода.

Если тебя через час убьют, то все равно надо вести себя так, будто впереди целая жизнь, – так меня учил когда‑ то отец. Тогда его мысль мне показалась глупой, а вот сейчас вдруг понял – в ней есть свой смысл.

Всегда нужно вести себя так, словно впереди тебя ждет целая жизнь, хотя бы потому, что это придает какое‑ то внутреннее достоинство, а значит, ты не станешь умирать от холода, лежа на камне. Встать у меня не получалась, слишком крепко оказались связаны локти, пришлось перекатываться. Так и катился до тех пор, пока не уперся в стену и смог сесть, чуть улучшив свое положение.

Пока катился, кое‑ что понял – находился в каком‑ то помещении, пол в нем из каменных отшлифованных плит. Итак, пока, видимо, убивать меня не собираются. Смелое допущение, но я решил, что задушить меня легко могли на постоялом дворе, а если принесли сюда, значит, что‑ то от меня надо. Эта мысль меня приободрила, и я с некоторой уверенностью стал смотреть в будущее.

Видимо, если этим людям или нелюдям отдать то, что им нужно, то меня отпустят.

А что у меня есть? Я, как мог, ощупал себя связанными руками. Оказалось – ничего. Пояс с золотыми монетами отсутствовал, меча не было, ножи тоже забрали, только ножны оказались на месте. Обыскали меня на совесть, вытащили и сняли все. И если остался жив, то значит, это нечто, нужное злодеям, находится у меня в голове или на теле.

Я сразу поискал на груди, оберега тоже не нашел, и от этого мне стало так горько, словно исчезла отцовская рука, которая меня предостерегала всякий раз, когда беда стучалась в дверь. Даже бессильно скрипнул зубами от злости…

И сразу захотелось пить. Я пополз к тому месту, где капала вода, и по дороге наткнулся на гнилую мокрую солому, от которой пахло смертью. Чуть дальше обнаружилось почему – связанными руками наткнулся на полуистлевший труп.

Ощущения очень неприятные – все вонючее, скользкое, мягкое, холодное. Брр!!!

И тут я заорал благим матом, потому что мне в руку впилась крыса. Видимо, она возомнила, будто я вознамерился отнять у нее законный обед.

На мой вопль немедленно открылась со скрипом дверь, и где‑ то вверху высветилось желтое пятно.

– Чего орешь? – лениво поинтересовался мужской голос.

– Тут мертвый.

– И что?

– Я его задел.

– А…

Дверь захлопнулась, и вновь наступили тьма и гулкая тишина.

Неизвестный вполне удовлетворился моим ответом, но меня это почему‑ то не порадовало. Однако немного успокоило. Правда…

И действительно, чего орать? Все там будем рано или поздно. Лучше, конечно, поздно, а для этого надо хоть что‑ то сделать – например, развязать себе руки. Раз есть тело, то на этом теле может найтись что‑ то острое.

Отворачивая голову от ужасного запаха и осторожно, чтобы не задеть еще одну крысу, я пальцами обыскал труп. Ничего не нашел. Потом проверил солому, и тут мне повезло – обнаружилась глиняная чашка с чем‑ то вонючим, вероятно с закисшей едой. Чашку я разбил и попробовал перерезать веревку осколком.

К сожалению, осколки плохо обожженной глины не могут справиться с тугими волокнами, а путы были сделана из неразрыв‑ травы – есть у нас такая, самые крепкие веревки получаются из нее. Тер до тех пор, пока от осколков чашки не образовались только глиняные влажные комочки, а руки так и остались связанными.

Хорошо, что рядом стекала по стене вода.

Скоро захотелось есть, в животе неприятно засосало, а потом к горлу подступила тошнота. Вот уж совсем некстати – меня вырвало желчью, после этого я вдруг ослаб, а через какое‑ то время погрузился в некое подобие забытья. Странное оказалось зрелище, но поучительное. Я видел и себя самого, вспоминал свои поступки, мне было стыдно за каждый из них.

Из увиденного я сделал единственный вывод – жил, как дурак, и так же умру, даже не увидев того, кому понадобилась моя смерть, и не понимая зачем. А в том, что умру, у меня сомнений уже не было – иначе с чего бы привиделось прошлое? Говорят же, перед смертью люди видят всю свою прожитую жизнь.

Сделав такой вывод, я окончательно успокоился. Это всегда помогает – раз все равно умирать, то можно делать то, на что раньше не хватало ума. Например, подняться по лестнице и притаиться. Если сторож вновь вздумает посетить меня, можно, если повезет, столкнуть его вниз. Парень наверняка сломает себе шею. А если не повезет – все равно умирать.

Я потихоньку заполз наверх и прижался к дубовой двери просто для того, чтобы почувствовать хоть какое‑ нибудь тепло. В этом сыром подвале я уже околел, а мои руки давно потеряли чувствительность.

И тут я услышал голоса.

– Иди приведи узника к господину, – говорил голос незнакомый, хриплый и грубый. – Он его требует немедленно!

– Если ты думаешь, что я дотронусь до него хоть пальцем, то ошибаешься, – отвечал ему тот, кто уже раз открывал дверь в мою темницу. – Я еще не сошел с ума.

– Не понял… – Голос стал грозным. – Ты отказываешься выполнять приказ господина?!

– Отдал‑ то он его тебе, ты и выполняй, а я туда не пойду.

– А в чем дело?

– Как ты думаешь, на что похожа его одежда, если он там уже часа четыре ползает по грязному полу, да еще умудрился залезть на труп того парня, что притащили месяц назад?

Тут я задумался. А ведь он прав. Пропала моя новая одежда, а только вчера купил…

– И что?

– Да от него воняет хуже, чем от упыря.

– Я не подумал об этом… – Первый голос стал задумчивым. – В таком виде его нельзя даже по коридорам водить, потом не отчистишь, а запах будет стоять не один месяц. Ладно, сообщу господину.

Заскрипела далекая дверь, стало тихо, и я заснул, немного пригревшись. На этот раз мне снились хорошие сны. Почему‑ то от подслушанного разговора повеяло надеждой – если меня кто‑ то хочет видеть, то кто его знает, может, еще удастся поесть.

Даже в своем сне я удивился, никогда до этого не рассуждал так разумно, видимо, действительно дорога меня встряхнула так, что даже начал задумываться о том, от чего раньше только отмахивался. Так понемногу и дойду в своих мыслях до смысла жизни – может, что и придумаю, в отличие от множества мудрецов, так и не сумевших ничего добавить к тому, что придумали наши предки.

Сейчас самое время думать, жить‑ то, похоже, осталось немного.

А на самом деле: есть ли смысл жизни у таких людей, как я? Прожил всего ничего, но за это время накрошил толпу упырей, устроил пару десятков драк, убил десяток бандитов да переспал с парой девиц. И это все?! В этом был весь смысл?

Стоило ли Богу посылать меня в срединный мир?

Не знаю, в какие бы дали меня увели эти мысли, но тут я проснулся. Сначала даже не понял отчего. Просто вздрогнул и насторожился. Переход от сна к бодрствованию оказался настолько быстр, что у меня кожа стала влажной от пота, а сердце застучало так, словно куда‑ то побежал.

В плотном мраке и жуткой тишине послышались глухие голоса, пробивавшиеся из‑ за тяжелой двери, – они меня и разбудили.

– Приказано узника доставить к господину, предварительно вымыв и одев соответственно его званию, а также если попросит, то напоить.

Это были хорошие слова, и сказаны они были таким нежным женским голосом, от которого все мое естество, несмотря на его плачевное состояние, отреагировало теплотой внизу живота.

Я сразу отполз в сторону, чтобы меня не сбросили случайно вниз. Прошло примерно полчаса, но никто так и не вошел, и я снова встревожился, подумав – либо неправильно что‑ то расслышал, либо это было издевательством. Тюремщик, видимо, догадался, что я подслушиваю, и поэтому устроил такое представление. Это была очень обидная мысль, и она меня подкосила. Мне сразу расхотелось жить. На самом деле. Решил умереть. Закрыл глаза, чувствуя, как холодеют ноги и руки, а сердце бьется все медленнее. Ну и пусть! Хватит. Повидал эту вашу жизнь, нет в ней ничего хорошего и смысла тоже никакого…

Я погрузился то ли в беспамятство, то ли в сон, и мне было плохо, болело тело, руки больше не были моими, а принадлежали этому подвалу или мертвому разлагающемуся телу внизу. Ненужными обрубками они лежали рядом и отвратительно пахли – наверняка уже началась гангрена…

В этом полусне‑ полусмерти мне снова послышались голоса:

– Что вы наделали?! Разве можно так долго руки держать связанными, вы же видите, они посинели, кровь застоялась, теперь они никогда не станут такими, как раньше.

– Отрезать?

– За такие шутки убивают! – Голос снова оказался женским, волнующим, только мне было все равно – теплота внизу живота не проснулась, наверно, и низа‑ то уже не было. Меня уносила темная волна в море, в глубину, на корм рыбам. – Зовите срочно лекаря и сообщите господину, что этот человек без его вмешательства умрет. Нам нужна его сила.

– Я могу отрезать ему руки, у меня хороший, острый топор, – не унимался шутник. – Все равно они ему ни к чему, хозяин убьет его.

– Тебе не стоит об этом рассуждать.

Мне стало тепло, в нос ударил запах полевых трав, меня покачивала волна, и чьи‑ то ласковые, осторожные руки поддерживали на воде, не давая утонуть. Плавать самостоятельно я не мог, потому что у меня не было рук, вместо них болтались только окровавленные обрубки… Смерть по‑ прежнему стояла рядом, она наконец‑ то пришла за мной в виде милой женщины с нежным добрым голосом, поэтому страшно не было, а только горько и обидно. И это вся моя жизнь?! Скажите, зачем она была?

– Что с ним?

Чьи‑ то твердые мужские пальцы стали мять мне тело, вызывая острую, пронзительную боль, которую трудно было терпеть. Я застонал, потом еще раз, дальше уже стонал беспрерывно, хрипя и задыхаясь, иногда подвывая от ужаса.

Мое тело исчезло, вместо него образовалось темное облако жгучей боли, которое истязало меня не хуже самых страшных пыток. В этом состоянии признался бы и рассказал все, что знаю, но меня никто ни о чем не спрашивал, да и говорить я не мог – из меня наружу рвался только вой.

– Пошлите человека в город, пусть купят самый большой заживляющий камень, и обязательно свежезаговоренный, иначе нам его не спасти. Кто виноват, что такое случилось? Думаю, тюремщик мог быть и повнимательнее, поэтому к вечеру повесьте его перед воротами в назидание другим…

– За что, господин? – В этом голосе послышался дикий страх. – Я исполнял все, как мне было сказано.

– Ты умрешь за свою глупость, за то, что не догадался снять веревки, когда его принесли, за глумление! Тебе же передали, что я хочу видеть узника, а ты даже не посмотрел на него. Тебе мешал его дурной запах?

– Я думал, это вы придумали ему такую муку.

– Вот и умрешь за свои глупые мысли. Если тебе что‑ то кажется и ты в чем‑ то не уверен, то у тебя есть язык, чтобы спросить других, кто поумнее, иначе тебе место на веревке. Пусть мои люди знают, что существует наказание не только за поступки, но и за их отсутствие.

Вой, крики, удаляющийся шум борьбы… Похоже, моего тюремщика куда‑ то поволокли, может, в ту же темницу…

– А где мы возьмем нового сторожа для узников?

– Не думаю, что с этим будут проблемы. Сними любого воина с ворот и поставь на его место.

– Как вам будет угодно.

Я лежал и думал сквозь боль о том, что мне не хотелось бы служить такому господину. Делаешь, не делаешь – все равно плохо. А наказания суровые. Мне даже на мгновение стало жалко того парня, который меня едва не прикончил. Впрочем, возможно, он уже отправился в верхний мир, но ему недолго меня придется ждать…

Я перестал стонать, и не потому, что исчезла боль, просто не осталось сил даже на это. Мрак поглотил меня. А потом предо мной открылась дорога в верхний мир, ее освещал теплый солнечный свет, который наконец‑ то согрел меня, и пронизывающий холод темницы легким облачком улетел вниз.

Путь оказался простым, правда, идти приходилось вверх, а это было тяжело – ноги не шевелились, волочились, цепляясь за каждую выбоину. Вот и останавливался через каждый десяток метров, чтобы перевести дыхание. Теперь‑ то я понимаю, что надо было бежать. А тогда думал, что успею.

Когда до легкого прозрачного облака, которое скрывает ворота в верхний мир, осталось меньше сотни метров, неведомая сила рванула мое тело вниз. С каким сожалением я летел обратно к срединному миру, думая о том, что не сумел уйти, иначе уже пил бы легкое вино на небесных лугах в обществе прекрасных дев и мужественных воинов, ждущих моего рассказа о прожитой жизни. И мне было что им рассказать… Одних только историй об оборотнях хватило бы лет на триста…

Я открыл глаза и недоуменно огляделся. Лежу на кровати. На настоящей кровати, покрытой мягким полотном, которое умеют прясть только в столице. И лежу не на соломенном тюфяке, а на перине. Никогда не. думал, что в этой жизни удастся поваляться на таком чуде.

И было еще нечто приятное. Из моего тела исчезла боль!

При этой мысли я сразу скосил глаза на руки – кожа на них оказалась нормального цвета, а не синяя с темными пятнами. Сразу видно, надо мной поработал настоящий чародей‑ лекарь, а не какой‑ нибудь знахарь, использующий травы и снадобья.

Я принюхался: пахло от меня травами и родниковой водой, похоже, меня хорошенько вымыли, перед тем как уложить в кровать. Это было замечательно, давно не чувствовал себя таким чистым. И все же где я нахожусь?

Я огляделся… и на этом все приятное кончилось. Рядом с кроватью в глубоком шикарном кресле сидел огромный мужчина, одетый в богатую, шитую золотом одежду. Лицо у него было холеное, белое, чисто выбритое. На лице выделялся большой нос и кустистые брови, губы были тонкие, язвительные, да и в целом все лицо не казалось добродушным, наоборот, от этого человека исходило ощущение опасности, как от дикого зверя.

– Как ты себя чувствуешь?

Меня не обманул отеческий, полный сочувствия голос, я его сразу узнал – со мной говорил тот, кто приходил в темницу.

– Неплохо, – ответил я печально, уже заранее расставаясь с роскошной постелью. – Только есть очень хочется…

– Тогда вставай и одевайся, – предложил мужчина. – Тебя пригласили на ужин.

– Ужин? Простите, но совсем не ориентируюсь во времени. В темнице трудно определить, что на улице – день или ночь. Я помню только, как заснул на постоялом дворе. Сколько дней прошло с того времени? Или это были часы?.

– Два дня. Ты встанешь сам или требуется помощь?

– Могу попробовать. – И я осторожно пошевелил ногами. Они двигались. Свесил их с кровати и осторожно встал на холодный пол. – Не уверен, но, кажется, могу сам.

– Хорошо. Вот твоя одежда. – Человек кивнул на стул, там лежали серая рубашка из тонкого полотна, темно‑ коричневые штаны из плотной ткани, а рядом виднелись башмаки явно городского вида. – Поспеши, если хочешь есть, еда стынет на столе, еще немного, и останешься голодным.

Он сумел найти для меня правильные слова – есть мне очень хотелось, я начал быстро одеваться.

– Раньше у меня была другая одежда…

– Ее пришлось выбросить: слишком дурной от нее шел запах.

– А в чем я отправлюсь в дорогу?

– Возможно, больше ты никуда не отправишься, или отправишься в верхний мир, а там одежда не нужна. – Человек встал, всем своим видом показывая, что его терпение закончилось. – Я бы на твоем месте не стал беспокоиться о такой малости.

– А о чем я должен побеспокоиться?

– О том, чтобы выжить…

Башмаки оказались малы, но привередничать после таких слов я не стал. Незнакомец тут же вытолкал меня за дверь и повел по длинному мрачному коридору, крепко держа костлявыми пальцами за плечо.

Я шел спокойно, не сопротивляясь, понимая, что сбежать нет ни единого шанса. Да и вообще можно считать, что все у меня уже в прошлом. Оружия нет, денег тоже, очнулся абсолютно голым, так что оставалось только подчиниться.

Меня привели в небольшой зал, где топился огромный камин. Посредине стоял длинный стол, на нем красовались блюда с мясом и дичью. Ужинающих оказалось трое, стульев же – четыре…

На свободное место меня посадил человек, который привел, он низко поклонился мужчине во главе стола и вышел.

Я вздохнул. Глава застолья имел густую длинную гриву и длинное суровое лицо с красной, обветренной кожей. Все в нем казалось мощным, наполненным силой и властью. Темная одежда из дорогих тканей с эмблемой рода, вышитой золотом, – единорог, признак чистоты и силы.

Мне сразу стало понятно – этот легко и быстро принимает решения, а потом не меняет их. Стоит мне ему не понравиться, как быстро окажусь в темнице или повешенным у ворот его замка.

В нашем королевстве замками владели немногие, в основном те, кто управлял землями от имени короля – бароны и герцоги. У каждого из них имелась своя маленькая армия, и именно эти люди занимались тем, что собирали налоги с городов и сел, а также усмиряли бунты, которые периодически вспыхивали в разных местах. Кроме того, они еще были судьями, судившими всех, кто по положению находился ниже их, то есть всех, кроме короля, и еще ни один человек не сказал, что эти суды были справедливыми.

– Садись, – прорычал мужчина, словно не заметив, что я уже сижу. – Мне сказали, что ты голоден. Попробуй тетеревов, их застрелили сегодня, у меня хорошие охотники. Меня зовут Грива, в основном за внешность, но я не против. А как зовут тебя?

– Хорошо, буду называть Гривой. – Я робко кивнул, и неизвестно откуда появившийся за моей спиной слуга положил мне на тарелку кусок дичи, играющей на этом ужине центральную роль. – Мое имя не столь приятно и никому из здесь присутствующих не интересно. Как вы меня ни назовете – все будет хорошо…

Тетеревов было пять, это много для такой компании, впрочем, для себя я решил, что съем столько, сколько смогу, и плевать, что обо мне подумают. У человека, приговоренного к смерти, свои привилегии. К тому же я был по‑ настоящему голоден.

Я осмотрелся по сторонам.

Справа сидела полная дама с властным, суровым лицом, оно было не менее суровым, чем у Гривы, сразу понятно, что это супруга герцога, она и одета в такую же темную одежду, как и ее муж, с вышитым золотом гербом единорога.

Слева расположилась милая девушка, одетая в яркое красное платье с золотыми пуговицами, вероятнее всего их дочь. Она мне понравилась, хотя и заглядываться на нее вряд ли стоило: с такими родителями лучше не шутить. Нисколько не сомневаюсь, что именно они и будут решать ее судьбу, а заодно и тех, кто попросит ее руки.

Мясо было красным, мягким, его полили каким‑ то необычайно вкусным соусом с неизвестными мне овощами. Я ел ложкой, все остальные использовали вилки, но мне на это было плевать. Мне не дали ножа, и есть было неудобно, но когда я начал вгрызаться в куски мяса зубами, то, повинуясь знаку герцога, слуга подал мне небольшой нож.

Я взял его, прикидывая, можно ли метнуть, и тут же заметил шевеление в глубине комнаты. Присмотревшись, я увидел небольшой помост, на котором стояли два готовые открыть стрельбу арбалетчика и внимательно следили за каждым моим движением.

Грива, заметив, как я подбросил нож, потом мой короткий взгляд на помост, понимающе кивнул.

– И все‑ таки назови свое имя, смельчак.

– Меня звали раньше Шрамом за рубец на щеке, который внезапно исчез. – Я потер то место, где еще недавно у меня была багровая отметина. – Отец назвал Юрием.

– Шрам так Шрам, – усмехнулся мужчина. – Не хуже Гривы. Только расскажи, при каких обстоятельствах он исчез.

– Не могу, – покачал я головой.

Говорить с набитым ртом было не очень удобно, но пришлось. Не стоило молчать, когда тебя о чем‑ то спрашивает человек, который легко может забрать твою жизнь. Ему для этого достаточно всего лишь поднять руку, и арбалетчики пустят болты.

– Когда это произошло, я был без сознания, правда, очнувшись, приобрел великую силу. Жаль, что она быстро закончилась, иначе вряд ли бы сейчас я находился здесь.

– Интересно… – Мужчина пристально и недоверчиво на меня взглянул. – По всем приметам тебя напоили зельем драконов, оно помогает восстановить силы, очень быстро заращивает любые раны, иногда убирает старые шрамы. Сила после него действительно появляется, но, как только последняя капля эликсира уходит из тела, человек снова становится таким, каким был. Очень странно…

– Что именно?

– Оборотни не делятся такой ценностью с людьми. – Грива продолжал недовольно меня рассматривать, он говорил, а голос его становится все тверже и жестче. – Такой напиток очень редок. Чтобы его получить, требуется огромное число компонентов, и кое‑ что из них никогда не водилось в этом мире.

– Я и не говорил, что мне его дали оборотни. Возможно, совсем не они. Сам ничего не помню. Шрамы иногда сводят хорошие маги и берут за это не очень дорого…

– Да‑ да. – Взгляд у мужчины изменился, став более мягким, подозрительность из него понемногу ушла. – И действительно, это могло быть обычным магическим воздействием. Тебя кто лечил?

– Один местный городской знахарь…

– Если увидишь его еще раз, то обязательно поблагодари. Похоже, он обладает настоящим и редким даром.

– Так и сделаю, если снова попаду в тот город.

Я не думал исполнять это обещание, как и не верил в то, что лекарь обладал каким‑ то особым даром. Дело было в чем‑ то другом, а в чем – неизвестно. Зелье драконов использовал кто‑ то для моего воскрешения или что‑ то другое – это останется для меня тайной, как и вообще многое из того, что со мной произошло.

– Простите, но теперь, после того как я удовлетворил ваше любопытство, не могли бы вы объяснить, почему я оказался в вашей темнице?

Ел я очень быстро, надеясь до нового ареста наесться до отвала. Вопрос, может, и неуместный, но мне очень хотелось узнать ответ.

– Причина проста – ты нарушил закон. – Герцог ел с достоинством, не спеша. – Мой закон.

Женщина взглянула на меня с едкой усмешкой, а девушка с сочувствием. Что‑ то было знакомое в ее лице и фигурке, мне даже показалось, что мы с ней уже встречались…

– Должно быть, это ошибка, – попытался оправдаться я. – Я прибыл в ваш город вместе с крестьянским обозом, побродил по улицам, купил себе новую одежду и оружие, никого не ударил и не убил, снял комнату в трактире, лег спасть, и ночью меня схватили ваши люди.

– Ты нарушил мой закон, – повторил мужчина. – Каждый обязан кланяться мне в городе, который король отдал под мою власть.

– Вас я не видел. – Я мучительно вспоминал весь день. Да нет – точно, никого в этот день из знати я не встречал. А герцог должен ходить с охраной. Даже если бы я не захотел, то все равно бы узрел его. – Однако если такое произошло, то прошу меня простить. Я человек приезжий, в городе у вас пробыл совсем немного, и если что и нарушил, то без умысла. Приношу свои самые искренние извинения.

– А это уже неважно, знал ты или не знал, видел или не видел. – Герцог жестко усмехнулся. – Ты должен знать, что у меня есть право повесить тебя или сгноить в темнице. Решать это мне, чем я и собираюсь сейчас заняться.

– Стоило ли для этого кормить меня и знакомить со своей семьей?

Я понимал, что идет какая‑ то игра, правил которой не знаю, но, что бы ни происходило, умирать я собирался сытым, поэтому продолжал усиленно работать челюстями. Слуга уже несколько раз добавлял мне на тарелку куски тетеревиного мяса с белыми прозрачными косточками и наливал в бокал вина. Оно было вкусным, сладким и крепким, этим отчасти и объяснялась моя смелость в разговоре. Но разве умереть пьяным плохо?

– Или у вас такой обычай, что приговоренного к смерти кормят и поят?

– Нет у нас такого обычая. Если всех воров и разбойников начну кормить и поить, перед тем как повесить или отрубить им голову, то разорюсь. Сейчас это моя прихоть. Я ужинал и решил накормить тебя, перед тем как назначить наказание. К тому же ты не обычный человек, такие люди рождаются редко – не чаще раза в тысячелетие.

– Такие, как я?

Я с любопытством взглянул на Гриву. Этот человек определенно что‑ то знал. Интересно откуда? Мне самому о моей исключительности рассказал всего лишь пару дней назад оборотень в храме, до этого я и сам не знал. А герцог знает. Нужно спросить откуда. Почему‑ то во мне больше не осталось страха. Да и сколько можно бояться? С той злополучной ночи, как я помог гонцу остаться в живых, прошло чуть больше месяца, и все это время страх был моим постоянным спутником. Страх и смерть. Я за это время прожил и испытал столько, что обычному человеку не удастся увидеть за всю жизнь. Упыри, оборотни, волки, колдовство, пытки, темницы.

– Что же во мне такого редкого? И почему это вам не нравится?

– В тебе? – Хозяин замка взглянул на меня с явным недоумением. – С чего ты взял, что кому‑ то интересен? Мне на тебя плевать, ты должен умереть и умрешь. Причем мы казним тебя так, чтобы даже кусочка не осталось.

– Спасибо. – Я иронично поклонился, правда, из‑ за стола не встал, не мог оторваться от очередного куска тетерева, хотя уже съел столько, что можно было лопнуть. – А за что такая милость? Я вас не знаю, до этого никогда не видел, на вашей земле никогда не был, а появившись здесь, ничего не натворил.

– Неужели даже не знаешь, за что тебе такая честь? И даже жрецы тебе ничего не сказали?

– Жрецы храма Киля меня послали за древней штучкой в свой храм, который находится на территории этого королевства. Со мной заключили договор гонца, поэтому убивать меня нельзя – гильдия отомстит. – Сам не знаю, почему это произнес. – А еще на мне проклятие – тому, кто попытается убить меня, грозит смерть.

Может, надеялся этими словами спастись от казни?

Но это же глупость… Вряд ли до человека такого уровня убийцы гильдии смогут добраться. Даже не станут пытаться, потому что если получится, то разразится самая настоящая война, после которой гильдия исчезнет с лица земли.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 7 8910 11 12 Следующая ⇒