Рождество 1529 16 страница

— Пошлите за сеньором Фелипесом, у меня к нему поручение.

Я медлила, но королева, подняв глаза от письма, коротко кивнула.

— Сходите за сеньором Фелипесом, — приказала я слуге, дежурившему у двери.

Он тут же появился. Хранитель посуды и столового белья, человек средних лет, он приехал из Испании вместе с Екатериной перед ее замужеством, да так и остался у нее на службе. Несмотря на английскую жену и английских детей, не утратил ни испанского акцента, ни любви к Испании.

Я провела его в комнату.

— Оставьте нас, — попросила королева.

Успела заметить — письмо сложено и запечатано ее собственным кольцом с изображением граната с герба Испании.

Я уселась ждать возле окна. Когда он прошел мимо меня, пряча письмо под камзолом, устало отправилась искать дядю Говарда, чтобы рассказать обо всем.

Сеньор Фелипес уехал на следующий день. Дядя нашел меня на извилистой дорожке, ведущей вверх к Виндзорскому замку.

— Можешь отправляться в Гевер, ты хорошо поработала.

— Правда?

— Мы схватим сеньора Фелипеса в Дувре, когда он будет садиться на корабль, плывущий во Францию. Достаточно далеко от дворца, до королевы новость не дойдет. Письмо к племяннику попадет к нам в руки, ее ждет гибель. Государственная измена налицо. Уолси в Риме, королеве придется согласиться на развод, чтобы спасти свою шкуру. Король освободится для нового брака. Этим же летом!

А королева верит, достаточно продержаться до осени, и все наладится.

— Обручение летом, свадьба и коронация по возвращении в Лондон, осенью.

Застыла от леденящей мысли: сестра — королева Англии, я отставная королевская шлюха.

— А я? — сглотнула комок в горле.

— Сейчас поедешь в Гевер. Когда Анна станет королевой, вернешься ко двору, надо будет, чтоб ее окружали члены семьи. Но пока ты свое дело сделала.

— Разрешаете уехать сегодня? — вот и все, что я спросила.

— Если найдешь кого-нибудь, кто тебя отвезет.

— Можно попросить Георга?

— Да.

Сделала реверанс и, ускорив шаг, продолжила путь вверх по дорожке.

— Ты молодец, с Фелипесом получилось удачно, мы смогли выиграть время, — сказал дядя мне вслед. — Королева думает, помощь близка, и не знает, что по-прежнему в одиночестве.

— Всегда рада служить делу Говардов.

Лучше, чтобы никто не подозревал, как я мечтаю похоронить всех, кроме Георга, Говардов разом, в большом семейном склепе и никогда о них не вспоминать.

Брат только что вернулся с конной прогулки с королем и не желал снова садиться в седло.

— Голова раскалывается. Пил и играл всю прошлую ночь. Франциск невыносим… Не поеду сегодня в Гевер, мне этого не вынести.

Взяла его руки в свои и заставила взглянуть мне в лицо. В глазах стоят слезы, сдерживать их уже нет сил.

— Ну пожалуйста, что, если дядя передумает? Помоги мне, отвези меня в Гевер к детям.

— Прошу тебя, не плачь. Не могу видеть твоих слез. Конечно, я отвезу тебя. Пошли кого-нибудь на конюшню оседлать лошадей, мы выезжаем сейчас же.

Я побежала собрать необходимые вещи в сумку и велеть увязать сундук, чтобы отправить следом на повозке, застала Анну в нашей комнате.

— Куда это ты?

— В Гевер. Дядя Говард разрешил.

— А я как же?

Ее безнадежный тон заставил меня вглядеться пристальнее.

— Ты? Ты получаешь все. Боже милостивый, чего еще тебе надо?

Она упала на табурет перед маленьким зеркалом, уронила голову на руки и уставилась на свое отражение.

— Он любит меня. Просто с ума по мне сходит. Я трачу все время, чтобы манить его к себе и отталкивать прочь. Во время танца чувствую его возбуждение. Он страстно хочет меня.

— Так что же?

— Его надо поддерживать в таком состоянии, как соус на медленном огне. Доведешь до кипения — сама ошпаришься до смерти. Если он перегорит, что станет со мной? Остынет и отправится к другой. Надо же ему свой хрен куда-то макать. А соперницы мне ни к чему. Вот поэтому ты мне и нужна здесь.

— Свой хрен куда-то макать? — Она, право, становится хуже базарной торговки.

— Да.

— Обойдешься без меня. Всего-то на пару недель. Дядя сказал — обручение летом, свадьба осенью. А я сделала свое дело и могу быть свободна.

Она даже не спросила, что это за дело. Сестра всегда была похожа на фонарь с опущенными заслонками — светит только в одном направлении. На первом месте — Анна, потом Болейны, потом Говарды. Она не нуждалась в катехизисе Георга. Это мне надо было напоминать о преданности семье, она сама знала, в чем ее интерес.

— Пару недель я выдержу. А потом получу все!

Лето 1527

С тех пор как Георг уехал из Гевера, я ничего не слышала ни о нем, ни об Анне. В эти солнечные летние дни двор совершал поездку по Англии, но мне было все равно. У меня дети, дом, никто не следит — не бледна ли я, не умираю ли от зависти. Никто не обсуждает у меня за спиной, лучше я выгляжу, чем сестра, или хуже. Свободна от двора, от постоянной борьбы между королем и королевой. Но самое лучшее — свободна от постоянного ревнивого счета между мной и Анной.

Дети в таком возрасте, когда день пролетает быстро, наполненный мелкими делами. Мы ловили рыбу во рву на кусочки бекона на ниточке. Седлали охотничью лошадь, и каждый из детей катался по очереди, снаряжали экспедиции через подъемный мост в сад за цветами и фруктами, закладывали повозку, выстланную сеном, я сама брала поводья и правила до самого Эденбриджа, чтобы выпить глоток эля на постоялом дворе. Смотрела, как они преклоняют колени на мессе, как округляют глаза, когда священник поднимает облатку. Наблюдала, как они засыпают вечером, видела их разгоряченную солнцем кожу, тень от длинных ресниц на пухлых щечках. Я напрочь забыла о существовании двора, короля, фаворитов.

Потом, в августе, пришло письмо от Анны. Его принес самый доверенный слуга, Том Стивенс, он родился и вырос в Торнбридже.

— От моей госпожи вам лично в руки, — сказал он, преклонив передо мной колено в обеденной зале.

— Спасибо, Том.

— И чтобы никто, кроме вас, его не видел.

— Хорошо.

— Никто и не увидит, потому что я буду сторожить, пока вы читаете, а потом брошу письмо в огонь, и мы убедимся, что оно сгорело дотла.

Я улыбнулась, но почувствовала беспокойство.

— Сестра здорова?

— Как сыр в масле катается.

Я сломала печать и развернула письмо.

Порадуйся за меня, моя судьба решена окончательно. Свершилось! Я стану королевой Англии. Он сделал предложение сегодня вечером, обещал развестись не позже чем через месяц. Уолси обрабатывает Папу. Сразу же попросила отца и дядю соединить нас, сказала — хочу разделить радость с семьей, так что есть свидетели, и он не сможет улизнуть. Пока не могу носить его кольцо открыто, но оно у меня есть, обручальное кольцо, и король поклялся быть моим. Король пойман, судьба королевы решена, ниспровергнут порядок вещей. Ничему больше не остаться прежним — ни для одной женщины в Англии!

Мы поженимся сразу же, как только Уолси пришлет весточку, что брак аннулирован. Королева узнает обо всем накануне свадьбы и ни днем раньше. Отправится в испанский монастырь, не желаю терпеть ее в своей стране.

Будь счастлива за меня и всю семью. Не забуду твоей помощи, так что ты всегда найдешь настоящего друга и любящую сестру в Анне, королеве Англии.

Опустила письмо на колени, глядя на тлеющие угли в камине. Том сделал шаг вперед.

— Уже можно сжечь?

— Позволь прочесть еще раз.

Отступил, но мне незачем перечитывать взволнованные чернильные каракули, и так помню, о чем письмо. Ее победа кричит из каждой строчки. Жизнь любимицы английского двора для меня закончена. Анна выиграла, а я проиграла, для нее начнется новая жизнь. Станет, как уже подписалась, Анной, королевой Англии. А я буду почти ничем.

— Вот и все, наконец-то, — шепчу едва слышно. Вручаю Тому письмо, он сует его в самую глубь камина, в горящие угли. Бумага коробится от огня, буреет, чернеет, но все еще можно разобрать: “Ниспровергнут порядок вещей. Ничему больше не остаться прежним — ни для одной женщины в Англии!

Мне не нужно держать письмо в руках, чтобы вспомнить его тон. Анна торжествует, и она права. Все изменится для женщин в нашей стране. С этого времени ни одна жена, даже самая покорная и любящая, не может чувствовать себя спокойно. Если такая женщина, как Екатерина, королева английская, покинута безо всякой причины, что же говорить обо всех остальных.

Письмо ярко вспыхивает, горят желтые язычки пламени, и вот уже остался только мягкий белый пепел. Том перемешивает его кочергой.

— Спасибо, — говорю я. — Ступай на кухню, тебя накормят.

Выуживаю серебряную монету из кармана, даю ему. Он кланяется и уходит, оставляя меня наблюдать, как частички пепла поднимаются в трубу вместе с дымом и улетают в ночное небо, видное через широкую арку из покрытых сажей кирпичей.

— Королева Анна, — произношу и вслушиваюсь в звучание этих слов. — Анна, королева Англии.

Дети спят днем, я сижу рядом с ними. Вдруг увидела в окне всадника с несколькими слугами. Надеясь, что это брат, сбежала вниз, но лошадь, гарцующая во дворе, принадлежит Уильяму, моему мужу.

— Не вините меня за плохую весть.

— Что-нибудь с Анной?

Кивнул:

— Ее обошли.

Привела мужа в большой зал, усадила в бабушкино кресло, поближе к огню. Убедилась — двери заперты, в комнате больше никого нет.

— Рассказывайте.

— Помните Франциско Фелипеса, слугу королевы?

Кивнула, все еще ничего не понимая.

— Попросил о надежном сопровождении из Дувра в Испанию, но это была только уловка. При нем было письмо от королевы ее племяннику, и он сумел перехитрить короля. В то же утро отплыл из Лондона на специально нанятом корабле. Пока разобрались, был уже далеко. Доставил письмо Карлу. И тут началось светопреставление.

У меня заколотилось сердце. Схватилась рукой за горло, будто могла унять сердцебиение.

— Что вы имеете в виду?

— Уолси по-прежнему в Европе, но Папа предупрежден и не желает его принимать. Никто из кардиналов его не поддержал, даже мирный договор нарушен. Мы снова в состоянии войны с Испанией. Генрих отправил секретаря в Орвието, туда, где содержат Папу, чтобы попросить аннулировать брак и дать позволение королю жениться на ком пожелает, даже на сестре своей любовницы, даже на самой любовнице. Каков выбор — шлюха или сестра шлюхи!

Я только рот раскрыла.

— Он просит разрешения жениться на своей любовнице? Господи, уж не на мне ли?

Резкий смешок.

— На Анне. Обеспечивает возможность уложить ее в постель до свадьбы. У сестер Болейн это отлично получается, не так ли?

Выпрямилась в кресле, перевела дыхание.

— Не годится мужу говорить о жене непристойности. Рассказывайте дальше.

— А дальше вот что — все дело в Папе, а он под охраной племянника королевы в замке Орвието, и очень, очень непохоже — это мое мнение, а ваше? — что Папа издаст билль, дабы узаконить самое непристойное поведение, которое только можно себе вообразить — спать с женщиной, спать с ее сестрой и жениться на одной из них. Тем более ради короля, чья жена — женщина с незапятнанной репутацией, а у ее племянника неограниченная власть во всей Европе.

— Значит, королева победила?

Кивнул:

— Снова победила.

— Как Анна?

— Очаровательна. Просыпается раньше всех, смеется и поет весь день напролет, услаждает взгляд и занимает ум, поспевает вместе с королем на раннюю мессу, скачет бок о бок с ним весь день напролет, гуляет с ним по саду, смотрит, как он играет в теннис, сидит рядом, пока ему читают письма, играет в слова, читает философские труды и рассуждает, как настоящий богослов, без устали танцует, устраивает приемы и балы-маскарады, ложится позже всех.

— Это правда?

— Идеальная любовница. Никогда не останавливается. Думаю, она и умрет на бегу.

Помолчали. Он осушил кубок.

— Выходит, мы там же, где и были, — протянула я недоверчиво. — Вперед не продвинулись.

Он тепло улыбнулся:

— Полагаю, ваше положение ухудшилось. Все открылось. Говарды теперь на виду. Все знают — ваша цель трон. Раньше казалось — вы гонитесь за деньгами и должностями, как и все мы, только чуточку более хищно. А теперь ясно — нацелились на самое высокое яблоко на дереве. Все вас возненавидят.

— Только не меня, — возразила я. — Потому что я остаюсь здесь.

Он покачал головой:

— Вы едете со мной в Норфолк.

Я так и застыла.

— Что вы хотите этим сказать?

— Королю вы больше не нужны, а мне нужны. Мы обвенчаны, вы все еще моя жена. Поедете ко мне домой и будем жить вместе.

— А дети?

— Поедут с нами. Будем жить, как я хочу, — помолчал и повторил: — Как я хочу.

Я вскочила на ноги, вдруг испугавшись этого человека, моего мужа, с которым делила постель, но которого совсем не успела узнать.

— Моя родня все еще сильна, — пригрозила я.

— Чем вы недовольны? Я же не развелся с вами пять лет назад, когда вы впервые наставили мне рога. Настали плохие времена для жен, мадам. Надеюсь, ваше семейство поймет наконец, вы такого наворотили, как бы все не потерять.

— Мой долг — подчиняться семье и королю. — Мой голос звучит твердо, не хватало еще показать, как я боюсь.

— Сейчас придется подчиняться мужу, — нежно сказал Уильям. — Хорошо, что позади — многолетняя привычка.

Анна, Уильям говорит — все пропало, мы, Болейны, проиграли, он увозит меня и детей в Норфолк. Умоляю, поговори обо мне с королем, или с дядей, или с отцом, прежде нем я уеду туда, откуда не смогу вернуться. М.

Проскользнула по узкой каменной лестнице в отцовский кабинет, потом во двор. Поманила одного из слуг, велела отвезти письмо, двор сейчас где-нибудь между Болье и Гринвичем. Он слегка приподнял шляпу и взял письмо.

— Убедись, что оно попало к госпоже Анне, это очень важно.

Обедаем в большой зале. Уильям, как всегда изысканно-вежливый, истинный придворный, пересказывает бесконечные новости и сплетни. Бабушка Болейн чувствует себя неуютно. Несмотря на обиду, жаловаться вслух не осмеливается. Кто может запретить мужу забрать жену и детей домой?

Как только зажгли свечи, она поднялась из-за стола.

— Пора спать, — буркнула сердито. Уильям вскочил на ноги, поклонился.

Прежде чем снова сесть, достал из кармана камзола какую-то бумагу. Я сразу же узнала почерк. Мое письмо к Анне! Бросил его на стол, заметил:

— Не очень-то по-дружески.

— Не очень-то вежливо останавливать чужих слуг и читать чужие письма.

— Это мой слуга и мое письмо. Вы — моя жена. Все ваше — мое, а все мое я хочу сохранить, в том числе детей и женщину, носящую мое имя.

Положила руки на стол, разжала пальцы. Сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. Напомнила себе — хоть мне только девятнадцать, четыре с половиной года из этих девятнадцати я была любовницей короля Англии. Я — Говард до мозга костей.

— Послушайте, муженек. — Голос мой звучит твердо. — Что прошло, то прошло. Вы не прочь были получить титул, земли, деньги, расположение короля, и мы оба знаем, откуда все это на вас свалилось. Я не стыдилась своих поступков, но и вы тоже. В нашем положении любой бы обрадовался. Нам обоим известно — заслужить и удержать любовь короля отнюдь не синекура.

Уильям, казалось, оторопел от моей внезапной откровенности.

— Одной неудачей Говардов не свалить. Это просчет Уолси, не наш. Игра еще далеко не проиграна, и если бы вы знали дядю Говарда так же хорошо, как я, то не спешили бы признавать его поражение.

Уильям кивнул.

— Враги наступают на пятки, Сеймуры в любой момент готовы занять наше место, будьте уверены, какую-нибудь из их девиц где-то уже учат, как попасться королю на глаза. Соперники всегда найдутся. И не важно, сможет ли король жениться на Анне, сейчас — ее звездный час, и нам, Говардам, да и вам тоже, муженек, в ваших же интересах, стоит ее поддерживать.

— Она будто катит по тающему льду, — вдруг сказал Уильям. — Слишком старается. Потом и кровью отвоевывает место возле короля. Каждому, кто приглядится, заметно.

— Какая разница, если король ничего не замечает?

— Так долго не выдержать. Она вертит им как хочет, это не может тянуться вечно. Ну удержит его до осени, но ни одной женщине не приковать его навсегда. Мужчину так не удержишь. На несколько недель — быть может, но после неудачи Уолси могут потребоваться месяцы, даже годы.

Представила на минуту — Анна стареет в ожидании свадьбы.

— И что же ей делать?

— Ничего, — звериная усмешка. — А мы с вами отправимся домой и начнем семейную жизнь. Я хочу сына, похожего на меня, а не маленького светленького Тюдорчика. Дочь с карими, как у меня, глазами. И дети у нас будут!

Я наклонила голову:

— Не желаю слышать попреки.

Уильям только пожал плечами:

— Придется потерпеть. Жена вы мне или нет?

— Да.

— Может быть, тоже собираетесь аннулировать брак? Кажется, браки вообще выходят из моды. Хотите уйти в монастырь?

— Нет.

— Тогда отправляйтесь ко мне в комнату, — сказал он просто. — Я буду через минуту.

Я застыла. Об этом-то я и не подумала. Муж смотрел на меня поверх кубка с вином.

— Ну что?

— Нельзя ли подождать до Норфолка?

— Нет, — отрезал он.

Медленно раздеваюсь, удивляясь собственному отвращению. Десятки раз я спала с королем, ничего не чувствуя, лишь следуя его желаниям, просто чтобы доставить ему удовольствие. В этом году, точно зная — он думает об Анне, через силу шепча „любимый“, чувствуя себя просто шлюхой, понимала—мужчина, дурак, не отличит настоящую монету от фальшивой.

А вот этот мужчина в тринадцать лет впервые уложил меня в брачную постель. Сейчас я уже далеко не девочка, но все же не настолько цинична, чтобы без ужаса думать о ночи с тем, кто кажется мне почти врагом. Уильям имеет права на меня, и я его боюсь.

Он не торопится. Забираюсь в постель, притворяюсь спящей. Дверь открывается, он переступает порог. Слышу, ходит по комнате, раздевается донага, ложится. Натягивает на голые плечи тяжелое одеяло.

— Не спишь?

— Нет еще, — сознаюсь я.

В темноте находит мое лицо, ласкает шею, плечи, движется ниже. Даже через тонкое полотно сорочки чувствую, какие холодные у него руки. Он учащенно дышит, прижимает меня к себе, и я уступаю, расслабляюсь, как для короля. На мгновенье замираю от мысли — я не знаю, как вести себя с другими мужчинами, кроме Генриха.

— Не хочешь меня?

— Разумеется, хочу, я же твоя жена. — Голос звучит ровно.

Боюсь, это ловушка — если откажусь, он сможет развестись со мной. Но вздох разочарования показывает — он искренне надеялся на более теплый ответ.

— Тогда давай спать.

Какое облегчение! Не решаюсь сказать ни слова, вдруг передумает. Лежу неподвижно, пока он поворачивается ко мне спиной, натягивает одеяло, устраивается на подушке и, наконец, затихает. Тогда, только тогда живот перестает сжиматься и притворная говардовская улыбка сползает с лица. Проваливаюсь в сон. Выдержала еще одну ночь, осталась в Гевере. Говарды могут начинать игру. Мало ли что случится завтра!

Нас разбудил стук в дверь. Я выскочила из кровати, прежде чем Уильям успел схватить меня за руку. Открыла дверь, бросила резко:

— Тише, милорд спит.

Как будто в самом деле беспокоюсь, как будто сама не собиралась выбраться из его постели как можно скорее.

— От госпожи Анны, срочное. — Слуга протянул письмо. Я страшно хотела накинуть плащ и прочесть письмо подальше от Уильяма, но он уже проснулся и сел на кровати.

— Наша драгоценная сестрица, — улыбнулся насмешливо. — Что она пишет?

Выбора нет, я открыла письмо возле него, надеясь, вдруг Анна раз в жизни решила позаботиться не о себе, а о ком-то другом.

Сестра, король и я приглашаем тебя и твоего мужа присоединиться к нам в Ричмонде, где мы все превесело проведем время.

Анна.

Уильям протянул руку, и я отдала письмо.

— Сама догадалась, куда я поехал, когда оставил двор, — заметил он. Я промолчала, и он добавил горько: — Прыг-скок, и ты опять свободна. А мы вернулись к тому, с чего начали.

У него на устах как раз то, о чем я думаю. Но за внешней суровостью прячется страдание. Рога — не самый удобный головной убор, а он носит его уже пять лет. Медленно подошла к постели, протянула руку, сказала нежно:

— Мы обвенчаны, и я никогда не забываю об этом, хоть жизнь и развела нас. Будь мы женаты по-настоящему, Уильям, я стала бы тебе хорошей женой.

— Говоришь, как истинная Говард. Вдруг погода переменится, и тогда уж лучше быть леди Кэри, чем второй сестрой Болейн, особенно если первая погубила себя.

Догадка до того точна, что пришлось отвернуться, вдруг прочтет правду в моих глазах.

— Ох, Уильям, — произнесла укоризненно.

Притянул поближе, взял пальцем за подбородок, повернул к себе лицом.

— Дражайшая женушка, — произнес насмешливо.

Я закрыла глаза под его испытующим взглядом и, к своему удивлению, ощутила тепло его губ у себя на губах. Ласковый, нежный, легкий поцелуй, и желание поднялось во мне как давно забытая весна. Обняла мужа за шею, прижалась ближе.

— Я был не на высоте прошлой ночью, — мягко сказал он. — Не здесь и не сейчас. Но быть может, в ближайшее время, как ты думаешь, женушка?

Улыбнулась, скрывая облегчение, что не придется ехать в Норфолк.

— В любое время, когда ты захочешь, Уильям, — согласилась я.

Осень 1527

В Ричмонде Анна — настоящая королева, разве что не по имени. Ее новые покои — рядом с королевскими, придворные дамы ждут приказаний, дюжина новых нарядов, драгоценности, пара охотничьих лошадей, а когда советники обсуждают государственные дела, ее кресло рядом с креслом короля. Только в главной зале, за обедом, ей приходится опускаться до стола для придворных, пока королева Екатерина величественно усаживается за стол на возвышении.

Я живу вместе с сестрой, надо же ее поддержать — несмотря на тесные отношения, никто не посмеет думать, что она любовница короля. Но на самом деле — помогаю держать его на расстоянии. Он отчаянно ее хочет, доказывает — раз уж они помолвлены, могут делить и постель. Анна использует любой предлог — то она защищает свою девственность, говорит, что никогда себе не простит, если потеряет невинность до свадьбы, хотя, видит Бог, и она пылает страстью. Никогда себе не простит, если не предстанет перед ним непорочной девой в брачную ночь. Говорит — если любит ее так сильно, как утверждает, то должен любить и святую чистоту ее души, хотя, видит Бог, ля-ля-ля, то она боится, то одновременно стремится и к нему, и от него, то ей нужно время.

— Сколько это может продолжаться? — ворчит она на нас с Георгом. — Бога ради, доехать до Рима, подписать бумагу и вернуться. Сколько на это нужно времени?

Укрыться можно только в нашей спальне, в глубине покоев, единственном укромном месте во всем дворце. Ведь мы постоянно на виду, каждый ловит малейший знак — потерял король наконец интерес к Анне или, наоборот, добился своего.

Сотни глаз высматривают — брошена она или беременна. Мы с Георгом чувствуем себя то телохранителями, то тюремщиками. Вот и сегодня Анна мечется между окном и кроватью, не в силах ни остановиться, ни замолчать.

Брат схватил ее за руку, кивнул мне поверх ее головы — держи сзади, если начнется истерика.

— Анна, успокойся. Мы идем смотреть лодочные состязания. Успокойся же наконец.

Сперва она дрожит в его объятиях, но постепенно успокаивается, плечи поникают.

— Я так устала.

— Знаю. — Георг тверд. — Это может продолжаться еще долго. Ты борешься за лучшую награду в мире. Приготовься к длительной, сложной игре.

— Хоть бы она умерла! — вдруг вырвалось у Анны.

Георг невольно взглянул на дверь:

— Тише! Может, так и случится. А может, Уолси добьется своего. Вдруг он как раз сейчас плывет вверх по реке и завтра ты обвенчаешься, а вечером окажешься с королем в постели? Слезы портят внешность, все ведь держится на твоей красоте.

— И не выходи из себя, — вставила я.

— Ты еще мне будешь советы давать!

— Король не выносит капризов, — предупредила я. — Сколько лет прожил с Екатериной, а она даже ни разу брови не подняла, не то что голос повысить. Пока-то он по тебе с ума сходит, но сцен не потерпит.

Она чуть было снова не взорвалась, но тут до нее дошло.

— Понимаю. Вот за этим вы мне и нужны.

Мы придвинулись ближе, Георг крепче сжал ее руки, я обняла за плечи.

— Мы действуем заодно, — провозгласил Георг. — Это ради всех нас, Болейнов и Говардов. Вместе возвысимся или вместе падем. Надо выждать, игра может быть долгой. Ты во главе, Анна, но и мы не отстанем.

Она кивнула, повернулась к большому новому зеркалу на стене, отражающему солнечный свет, сады, реку. Сдвинула назад чепец, поправила ожерелье. Повернула голову, оглядела себя со всех сторон. Испробовала озорную, манящую улыбку.

— Я готова.

Мы уступили ей дорогу, будто она уже стала королевой. Анна вышла из комнаты с высоко поднятой головой, а мы с братом переглянулись, как актеры, вытолкнувшие наконец примадонну на сцену, и последовали за ней.

На королевской барке мой муж, улыбаясь, усадил меня рядом на скамью — следить за лодочными состязаниями. Георг присоединился к Франциску Уэстону и остальным кавалерам. Оглянулась — Анна сидит подле короля. Изящный поворот головы, лукавый взгляд, она снова полностью владеет собой — и королем.

— Погуляем до обеда по саду? — шепнул муж мне на ухо. Я сразу же насторожилась:

— Зачем?

Он расхохотался:

— Узнаю Говардов. Просто мне приятно твое общество, мы муж и жена, вдруг надумаем начать супружескую жизнь.

— Помню-помню. — Улыбка вышла невеселой.

— Может, попробуешь поглядеть на меня без отвращения?

— Может быть. — Получилось нежнее.

Река искрится под лучами полуденного солнца. Лодки выстроились в ряд перед стартом, гребцы одеты в цвета благородных владельцев. Красочное зрелище — весла подняты, подобно трубам, гребцы ожидают команды. Все глаз не сводят с короля, он вручает Анне алый шелковый шарф. Она подходит к краю барки, поднимает шарф высоко над головой, на мгновение замирает, отлично понимая, куда устремлены все взгляды. Со своего места я вижу ее в профиль, голова откинута назад, чепец открывает лицо, порозовевшее от удовольствия, темно-зеленое платье туго обтягивает грудь и стройную талию. В этот момент Анна — само воплощение страсти. Шарф падает, лодки рванулись вперед под ударами весел. Она не возвращается на свое место подле короля, на мгновение забывая о роли, наклоняется через перила, видит — лодка Говардов обгоняет лодку Сеймуров.

— Говард! — кричит Анна. — Давай, Говард!

Словно услышав ее, несмотря на шум и гвалт на берегу, гребцы налегают на весла, лодка вырывается вперед, замирает, снова летит вперед, Сеймуры отстают. Я тоже вскакиваю, все кричат, королевская барка опасно накреняется — придворные, забыв о достоинстве, столпились у борта и вопят каждый свое. Сам король смеется как мальчишка, обнимает Анну за талию и, не заботясь о других, громко поддерживает Говардов, раз это может порадовать девушку в его объятиях.

Мы первые! За сверкающими брызгами не видно весел, но наша лодка, несомненно, обогнала сеймуровскую на полкорпуса. Барабанная дробь и рев труб возвестили Сеймурам — для них все кончено, мы выиграли лодочные состязания, мы выиграли состязания за право зваться первым семейством в стране, девушку, носящую наше имя, держит в объятиях король, она нацелилась на английский трон.

Кардинал Уолси вернулся в Англию с позором, не получив разрешения на аннулирование брака, и сразу же убедился — поговорить с королем наедине ему не удастся. Раньше он решал все — от количества вина на банкете до мирного договора с Францией и Испанией, а теперь оказалось — отчитываться придется одновременно перед Анной и Генрихом как перед королем и королевой. Девчонка, которую он бранил за то, что не блюдет целомудрие и слишком высоко метит, теперь сидит по правую руку короля Англии и презрительно на него смотрит.

Старый, хитрый царедворец, кардинал и виду не показал, что удивлен. Вежливо поклонился Анне и начал доклад. Анна улыбнулась равнодушно, послушала, наклонилась вперед, прошептала какую-то гадость королю на ухо, послушала еще.

— Какой идиот! — бушевала она в нашей спальне.

Я сидела на постели, вытянув ноги, а она опять металась между окном и кроватью, как один из львов в зверинце в Тауэре. Лениво подумалось: „Пожалуй, протопчет след на полу, можно будет показывать любителям реликвий, а назвать Пытка временем“.

— У этого дурака ничего не вышло.

— Что он говорит?

— Нелегко бросить тетку того, кто держит в своих руках Папу и пол-Европы, вот, Бог даст, Франция с Италией объединятся и разгромят Карла Испанского, и тогда Англия предложит свою помощь безо всякого риска.

— Придется подождать?

Воздев руки над головой, она прорыдала:

— Подождать? Нет уж! Ты можешь ждать, кардинал может ждать, даже Генрих может ждать, но я-то ждать не могу. Я должна обеспечивать хотя бы видимость развития событий, сохранять иллюзию движения вперед, пусть Генрих влюбляется все сильнее и сильнее, пусть поверит — дела идут все лучше и лучше, ведь он король и ему всю жизнь твердили — он получит все, чего захочет. Король привык снимать сливки, как мне ему сказать: „А ну-ка подожди“? Как мне его удержать? Как?

⇐ Предыдущая 12 13 14 15 161718 19 20 21 Следующая ⇒