|
|||
Человек с «заслугами»
Доктор! За что я кровь проливал? – ударяя себя в грудь и всхлипывая, говорил больной Лунин. – Вот, смотрите… Он распахнул халат, и я увидела богатырскую волосатую грудь, на которой не сразу можно было заметить старый небольшой шрам. – Вот. Имею ранение, три раза контужен, два раза засыпан землей. Всю войну прошел… А что заслужил? Хожу тяжелобольной, раздет, разут, никто внимания не оказывает… Обидно, товарищ доктор… И Лунин так сильно ударил себя по груди, что я услышала глухой звук. – Но вы физически еще крепки. – Какое там крепок! После каждого припадка по два дня без движения валяюсь. – Вы помните, как проходит у вас припадок? – Ничего не помню, хоть убейте! Вот разбил голову и не помню, когда… И Лунин действительно показал мне свежий кровоподтек на голове… – А после того, как вышли из госпиталя, работали? – Нет… С 1942 года усилились припадки, и мне уже больше не давали работать… Врачи исковеркали всю мою жизнь… не допускали к работе… Я смотрела на Лунина. Лицо его было полное, с нездоровой алкогольной одутловатостью, но выражение его было простое, доверчивое. Когда он улыбался, лицо казалось почти симпатичным. Но громкие шаблонные фразы Лунина о его достоинствах и заслугах, битье в грудь вызывали недоверие. Из рассказа Лунина о жизни, а также из истории болезни я узнала, что он, работая бухгалтером, часто выпивал. Выпивки требовали денег. Однажды Лунин попался а «неправильном выписывании зарплаты», в мошенничестве. Судили. Защитник сказал речь, в которой указал на хорошее прошлое Лунина и его молодость, «а молодость требует снисхождения». Суд ограничился направлением его на исправительно‑ трудовые работы. Теперь Лунин пил уже систематически и давно не числился хорошим работником. Стал ленивым, отошел от коллектива, проводил досуг среди собутыльников. В 1941 году был мобилизован. Контузия воздушной волной от разорвавшегося снаряда вскоре привела его в госпиталь. Через несколько месяцев Лунин совершенно оправился от болезни. Но в армию не вернулся, продолжал выпивать и пошел по учреждениям требовать «компенсации за раны и контузии» и особого внимания ввиду каких‑ то мифических воинских заслуг и выдуманного нервного заболевания. Когда ему отказали в курортном лечении, он в пенсионном отделе упал на пол в диком истерическом припадке. Малодушные врачи направили его на лечение в нервную клинику, затем в санаторий. А там все пошло, как хотелось Лунину. Когда нужно было чего‑ нибудь добиться, он падал в неистовом припадке. Так ему удалось получить материальные блага и пенсию. Наблюдая Лунина, я все больше и больше проникалась к нему недоверием. Он заметил это и решил действовать иначе. В разговоре со мной взял иронический и дерзкий тон. Когда я однажды спросила, почему он, физически здоровый человек, не работает и злоупотребляет алкоголем. Лунин побагровел. – Вы всегда так разговариваете? – Всегда… – Вы психиатр? – ядовито улыбнулся Лунин. – Да. – Так какого черта вы смеете так разговаривать с психически больным? Я не отвечаю за свои поступки… – Вы ответственны за свои поступки! – убежденно сказала я. Он яростно хлопнул дверью и выбежал в коридор. – Имейте в виду, я напишу на вас, куда следует, – кричал он. В палате Лунин разбил тумбочку, разорвал на себе больничную рубашку и с грубой бранью выгнал медицинскую сестру. Меня он долго обливал потоком ругани. – Если вы будете продолжать безобразничать, то мы завтра вас выпишем и сообщим о вашем хулиганстве в райсобес, – сказала я. – Это о психически больном человеке? Пишите! Я тоже напишу, тогда попомните. Утром Лунин рыдал, каялся, все взваливал на «болезнь». Слабым, больным голосом, не забывая подчеркивать свои «заслуги» на войне, с кажущейся искренностью отвечал на вопросы. – Скажите, почему ваша жизнь заполнена заботами о получении пособий, льгот, путевок в санатории, тогда как вы могли бы жить нормальной трудовой жизнью, как все советские люди? – Но мне не дают работать, – трагически сказал Лунин, – каждый раз вы, врачи, снимаете меня с работы… – Значит, вы так ведете себя, что вас приходится изолировать от общества… – Вы намекаете, что я – симулянт? Я… бывший доброволец… симулянт? – Лунин побагровел и, рухнув на пол, забился в припадке, который ничего общего не имел с эпилепсией. Так иногда падают и бьются капризные, испорченные воспитанием дети. – Не держите! – сказала я персоналу и сбежавшимся больным. На следующий день Лунин, злой и подавленный, вошел ко мне. – Зачем вы доводите себя до припадка? – А разве у меня был припадок? – Да. – Ничего не помню, хоть убейте! Вот только ушиб на плече… Уходя после беседы в палату, Лунин сказал: – Вы поступили со мной не как врач. Вы бросили меня без всякой помощи во время припадка. – Значит, вы помните, как он проходил у вас? – Нет… Мне сказали, – ответил он и мрачный вышел из кабинета. Он ошибался, думая, что я его считаю симулянтом. Это был не совсем здоровый человек, усиливавший легкие нервные симптомы бывшей контузии. Лунин усиливал их искусственно, преувеличивал свою болезнь с целью вымогательства пособий и прочих благ. Таких людей мы называем агравантами. Аграванты бывают другого рода, так сказать, и бескорыстные. Они усиливают свое болезненное состояние, так как получают психическое удовлетворение от того, что их считают тяжелобольными, а это еще больше утверждает их в избранной позиции и в конце концов действительно усиливает болезнь. Две недели Лунин вел со мной напряженную борьбу. На врачебной комиссии, где председательствовал старый опытный специалист, Лунин опять перечислил все свои заслуги и как бы невзначай сказал: – Я инвалид третьей группы, думаю хлопотать о персональной пенсии. Как вы думаете, товарищ профессор, буду я когда‑ нибудь жить, как все? Измучился без работы. Товарищи работают, устроили свою жизнь, а я… – Вы пьете и впустую прожигаете свою жизнь; от этого и здоровье ухудшается… – Что вы, доктор… Разве я алкоголик? Посмотрите на других… Только и выпью, что сто граммов для аппетита. Председатель на этот раз ничего не ответил и, пообещав дать заключение, вполне соответствующее просьбе Лунина, написал: «В целях правильного трудового жизненного устройства гражданину Лунину группу инвалидности снять. Лунин душевной болезнью не страдает, а является нервно‑ неустойчивой личностью со склонностью к алкоголизму». В день выписки Лунин еще раз потряс окружающих бурным припадком. Разбитый, перевязанный, грозя убить меня первым предметом, какой ему попадет в руки, уходя, кричал: – Не думайте! Это издевательство над больным вам даром не пройдет. Не знаю, как в дальнейшем сложилась жизнь человека с «заслугами». Однако многие «Лунины» уже на трудовом пути и это заставили их сделать наши советские люди.
|
|||
|