|
|||
«Не хочу»
Плач и шум в нервно‑ психиатрическом диспансере можно услышать нередко, но на этот раз в соседнем кабинете рыдание было особенно громким. Кто‑ то плакал долго и горестно. Я заглянула, чтобы узнать, в чем дело. Красивая, но очень худая женщина продолжала всхлипывать, как ребенок. Медицинская сестра поднесла ей в маленьком стаканчике валерьяновые капли. Она выпила, осушила глаза платком и, грустно кивнув головой, ушла. Врач Белова, работавшая психиатром восьмой год, смущенно улыбнулась и рассказала мне следующее. – Несколько лет назад, когда я была ординатором клиники, ко мне в отделение поступила вот эта самая женщина, инженер‑ конструктор Софья Ильинична Купельская. Она была беременна. Поступила Купельская с диагнозом «депрессия» и утверждала, что готова на все жертвы, только не на сохранение беременности. – Не хочу! Одна эта мысль приводит меня в ужас, – говорила она. – Я на ответственной работе. Необходимо закончить сложнейшую новую конструкцию автомобиля. От меня зависит многое, а вы хотите, чтобы я выбыла из строя на целый год. Это немыслимо. Это позор! Не хочу! – Правда, я тогда стремилась ей внушить, что она не только инженер‑ конструктор, но и женщина, которая должна прежде всего выполнить долг, уготованный природой… Привела даже цитату отца медицины Гиппократа о том, что «неродящая женщина подобна пустоцвету». – Оставьте доктор! Это ко мне не относится… – с раздражением отвечала она. – И знаете, – продолжала рассказывать доктор Белова, – я тогда ее пожалела, направила на абортную комиссию, но все говорила: – Смотрите, Софья Ильинична, пожалеете, раскаетесь в «не хочу». Если разобраться, так ваше нервное расстройство – депрессия – зависит в значительной степени от «не хочу». Эта мысль вас тревожит и горит в вашем мозгу, как постоянный неугасимый очаг. Оттого вы страдаете бессонницей, не можете работать, угнетены, усиливается чувство тошноты… – Нет, этому причина только беременность… – утверждала больная. Когда Купельская недели через две после аборта пришла ко мне показаться, она действительно выглядела бодрой и здоровой. «Не хочу» больше не было для нее тяжкой проблемой. А через два месяца я ее не узнала на улице, такой бодрой, цветущей и жизнерадостной она мне представилась. Я тогда думала: «Может быть, она и права…» – У нее так и не было детей? – спросила я. – Нет. А недавно иду я по улице Горького со своей шестилетней толстушкой дочкой Лелей, вдруг к самому тротуару подкатывает новенькая «Победа», открывается дверца и меня окликают. Я не сразу узнала в истощенной, бледной женщине, выглянувшей из автомобиля, Купельскую. Она предложила нас подвезти. – А это ваша дочь? – был ее первый вопрос, и я почувствовала в ее тоне досаду и нескрываемую зависть… Когда мы уселись в автомобиль, Софья Ильинична заговорила первая: «Да, доктор, к сожалению, вы оказались правы. Я – пустоцвет…» – Что с вами, Софья Ильинична? У вас на глазах слезы… Что‑ нибудь случилось? – спросила я. – Да, конечно… Заедемте ко мне, доктор. Я живу совсем рядом… Мы поехали. Квартира у Купельской была отличная, просторная! Ее украшала прекрасная мебель, на стенах этюды Левитана и Айвазовского. На буфете сверкал хрусталь. – Что‑ нибудь произошло с вашим мужем? – Нет… Моя дочь убежала играть в другую комнату, а Софья Ильинична закрыла лицо руками и горько заплакала. – Сами видите, – говорила она, – все как будто у меня есть, и на работе меня ценят, а вот «не хочу» исковеркало мне жизнь… Помните, доктор, как вы меня отговаривали… Тогда я не послушалась. А теперь снова болею, но от другого… от мечты иметь вот такую, как ваша Леля, краснощекую кудрявую девчонку. Хожу, обиваю пороги врачей, и никто не может помочь… Говорят, что после аборта спайки какие‑ то образовались. Ах, доктор! Какой ужас быть женщиной‑ пустоцветом! Теперь Купельская в тяжелом состоянии снова лечится у меня. Вы ее видели. – Жаль… Красивая женщина, – заметила я, – у нее могли бы быть прекрасные дети. Врач Белова закрыла историю болезни Купельской и заключила… – Напрасно я тогда пожалела эту женщину и не подумала о ее будущем.
|
|||
|