|
|||
ТРИНАДЦАТЬКогда мы вернулись к себе, я извинилась перед Лиссой, сказав, что у меня есть кое-какие дела, имеющие отношение к работе стражей. Она горела желанием уладить конфликт с Кристианом — скорее всего, в форме срывания друг с друга одежд — и не стала задавать никаких вопросов. В моей комнате был телефон. Я связалась с оператором и выяснила, в какой комнате остановился Дмитрий. Он удивился, увидев меня на пороге, и немного насторожился. В прошлый раз, когда я явилась к нему, это произошло под воздействием наложенного Виктором заклинания вожделения, и вела я себя... скажем так, очень настойчиво. — Мне нужно поговорить с тобой, — сказала я. Он впустил меня, и я с ходу вручила ему записку. — В. Д... — Да, понимаю. — Дмитрий вернул мне записку. — Виктор Дашков. — Что нам делать? В смысле, мы уже говорили об этом, но теперь он действительно собирается выдать нас. Дмитрий не отвечал; я видела, что он рассматривает ситуацию под разными углами — как если бы ему предстояло сражение. В конце концов, он достал сотовый телефон, что было гораздо круче, чем телефон в номере. — Дай мне минуточку. Я хотела было сесть на кровать, но решила, что это опасно, и опустилась на кушетку. Не знаю, кому он звонил, но говорили они по-русски. — Что происходит? — спросила я, когда он закончил. — Я объясню тебе чуть позже. Сейчас нам нужно подождать. — Замечательно. Мое любимое занятие. Он подтащил кресло и сел напротив меня. Оно казалось слишком маленьким для такого высокого человека, но, как всегда, он сумел в него втиснуться и даже сделал это не без изящества. Рядом со мной лежал вестерн, один из тех, которые он всюду таскал с собой. Я взяла его и снова подумала, насколько Дмитрий одинок. Даже здесь, при дворе, он предпочитал сидеть в своей комнате. — Почему ты их читаешь? — Некоторые люди читают книги ради удовольствия. — Эй, попридержи-ка язык. Я тоже читаю книги. Я читаю их, чтобы разгадать тайны, угрожающие жизни и здравому уму моей лучшей подруги. Не думаю, что чтение ковбойских романов реально способно спасти мир. Он взял у меня книгу и пролистал ее с задумчивым и не таким напряженным выражением лица, как обычно. — Любая книга — способ бегства. И существует что-то... ммм... Не знаю. Что-то притягательное в Диком Западе. Никаких правил. Все просто живут, руководствуясь исключительно собственным кодексом. Чтобы вершить правосудие, ты не используешь чужие идеи касательно того, что хорошо, а что плохо. Я засмеялась. — Постой! Мне казалось, это я хочу нарушать правила. — Я не говорю, что хочу. Просто мне кажется это привлекательным. — Меня не проведешь, товарищ. Ты хотел бы надеть ковбойскую шляпу и держать в узде шайку грабителей. — Не сейчас. У меня хватает сложностей с тем, чтобы держать в узде тебя. Я улыбнулась, и внезапно все стало очень похоже на то, как было, когда мы убирали церковь, — до спора, по крайней мере. Легко. Уютно. Или очень похоже на прошлые времена, когда мы только начинали тренироваться вместе, до того, как все так усложнилось. Ну ладно... сложностей всегда хватало, но какое-то время они были... ну, не такими сложными. Мне стало грустно. Так хотелось бы снова пережить те дни! Когда не было Виктора Дашкова и на моих руках не было крови. — Мне очень жаль, — внезапно сказал Дмитрий. — Ты о чем? О чтении убогих романов? — Жаль, что я не смог сделать так, чтобы вы оказались здесь. Такое чувство, будто я тебя подвел. На его лице промелькнуло выражение тревоги — как будто он беспокоился, что мог причинить мне какой-то непоправимый вред. Его извинение полностью застало меня врасплох. Мелькнула даже мысль, а не завидует ли он влиятельности Адриана в том же смысле, как Кристиан. Потом до меня дошло, что это совсем другое. Я поставила Дмитрия в затруднительное положение, потому что была убеждена — он способен что-то сделать. Где-то в глубине души он чувствовал то же самое, поскольку это касалось меня. Ему неприятно было отказывать мне. Мое недавнее плохое настроение внезапно исчезло, и я почувствовала себя буквально выжатой. И ужасно глупой. — Ничем ты меня не подвел, — произнесла я. — Я вела себя как надоедливый ребенок. Ты никогда не подводил меня прежде, не подвел и сейчас. Его благодарный взгляд возымел такое действие, будто у меня за спиной возникли крылья. Будь у нас еще хотя бы мгновение, подозреваю, он сказал бы что-то такое нежное, что я просто взлетела бы. Увы, зазвонил его телефон. Последовал еще один разговор по-русски, и потом Дмитрий встал. — Порядок, пошли. — Куда? — Встретимся с Виктором Дашковым. Оказалось, что у Дмитрия был друг, у которого был друг, и в результате, несмотря на лучшую в моройском мире систему охраны, мы сумели проникнуть в помещение здешней тюрьмы. — Зачем мы идем туда? — прошептала я, когда мы по длинному коридору шагали к камере Виктора. Я рассчитывала увидеть каменные стены и факелы, но тюрьма выглядела очень современной, с мраморными полами и ослепительно белыми стенами. Ну, хоть окон здесь не было. — Думаешь, мы сможем отговорить его? Дмитрий покачал головой. — Если бы Виктор хотел отомстить нам, он сделал бы это безо всякого предупреждения. Он ничего не делает без причины. Тот факт, что он обратился к тебе, означает, что ему что-то нужно. И сейчас мы постараемся выяснить, что именно. И вот мы добрались до камеры Виктора. В данный момент он находился в ней один. Как и все остальное помещение тюрьмы, его камера напомнила мне больницу. Все чистое, светлое, стерильное — и совершенно голое. Никаких раздражителей, могущих отвлечь; лично меня это за час свело бы с ума. В камере была установлена серебристая решетка, которую, похоже, трудно сломать, — очень важная вещь. Виктор сидел в кресле, лениво разглядывая собственные ногти. Со времени нашей последней встречи прошло три месяца, и при виде его у меня по коже снова побежали мурашки. Я даже не догадывалась, что эти чувства живы в душе, но теперь они внезапно вырвались на поверхность. Самое мерзкое, что он выглядел таким здоровым, таким молодым. Свое здоровье он приобрел ценой пыток Лиссы, и я ненавидела его за это. Если бы его болезнь протекала как положено, сейчас он был бы уже мертв. Ниспадающие на плечи черные волосы лишь чуть-чуть тронуло серебро. Ему было за тридцать; лицо почти красивое, не лишенное величия. При нашем приближении он поднял взгляд; глаза у него были как у Лиссы, цвета бледного нефрита. Между семьями Драгомиров и Дашковых на протяжении столетий не раз возникали родственные связи, и это бросало в дрожь — видеть тот же цвет глаз у другого человека. Улыбка осветила его лицо. — О господи! Вот это гости. Прекрасная Розмари, практически взрослая. — Его взгляд метнулся к Дмитрию. — Не сомневаюсь, кое-кто уже не первый день ведет себя с тобой как с взрослой. Я прижала лицо к решетке. — Хватит морочить нам голову, сукин сын. Что вам нужно? Дмитрий мягко положил руку мне на плечо и отодвинул назад. — Успокойся, Роза. Я сделала глубокий вдох и медленно отступила. Виктор выпрямился в кресле и засмеялся. — Столько времени прошло, а твоя ученица все еще не научилась контролировать себя. С другой стороны, может, ты никогда и не добивался от нее этого. — Мы здесь не ради шуток, — спокойно бросил Дмитрий. — Вы хотели заманить сюда Розу, и теперь нам нужно знать зачем. — Разве обязательно должна быть какая-то дурная причина? Мне просто хотелось узнать, как она поживает, а что-то подсказывает мне, что завтра утром у нас вряд ли будет возможность дружески поболтать. Неприятная усмешка сохранялась на его лице, и я решила, что мне повезло находиться по эту сторону решетки, вне пределов его досягаемости. — Мы и сейчас не собираемся дружески болтать, — проворчала я. — Думаешь, я шучу? Вовсе нет. Я действительно хочу знать, как ты поживаешь. Ты, Розмари, всегда очаровывала меня. Единственная «поцелованная тьмой», о которой известно. Я уже говорил тебе, что из такой передряги выйти невредимой невозможно. Ты не можешь просто тихо, спокойно погрузиться в жестко регламентированную рутину академической жизни. Такие, как ты, не сливаются с толпой. — Я не результат научного эксперимента. Он продолжал в таком тоне, будто не слышал меня. — На что это было похоже? Что ты успела заметить? — На такие разговоры у нас нет времени. Если вы не перейдете к сути, мы уйдем, — предостерег его Дмитрий. В голове не укладывалось, как он может оставаться таким спокойным. Я наклонилась вперед и холодно улыбнулась Виктору. — Не рассчитывайте, что завтра вас отпустят. Надеюсь, вам нравится в тюрьме. Спорю, здесь вам будет хорошо, когда вы снова заболеете, — а это непременно случится, и вы знаете это. Виктор спокойно разглядывал меня, все с тем же выражением добродушного удивления на лице, вызывающим у меня желание придушить его. — Все умирают, Роза. Ну, за исключением тебя. Или, может, ты мертва. Не знаю. Те, кто побывал в мире мертвых, скорее всего, никогда не смогут полностью восстановить свою связь с этим миром. С моих губ готово было сорваться резкое возражение, но что-то удержало меня. «Те, кто побывал в мире мертвых». Что, если появление призрака Мейсона — не плод моего безумия или его желания отомстить? Что, если что-то во мне — то, что произошло, когда я умерла и потом снова ожила, — теперь связывает меня с Мейсоном? Виктор первым объяснил, что означает выражение «поцелованная тьмой». Может, он в состоянии ответить и на другие мои вопросы? Наверно, лицо каким-то образом выдало меня, потому что Виктор бросил на меня полный любопытства взгляд. — Да? Есть что-то, о чем ты хотела бы поговорить? Мне претило расспрашивать его, от одной мысли об этом все внутри переворачивалось. — Что представляет собой мир мертвых? Это рай или ад? — поборов гордость, спросила я. — Ни то, ни другое. — Кто там обитает? Призраки? Могу я туда вернуться? А оттуда кто-нибудь появляется в нашем мире? Виктор явно получал огромное удовольствие от того, что я хотела получить от него информацию, — как я и опасалась. Его усмешка стала еще шире. — Ну, кое-кто оттуда точно появляется — ты же вот стоишь перед нами. — Он дразнит тебя, — заявил Дмитрий. — Пошли. Виктор бросил на него быстрый взгляд. — Я помогаю ей. — Он снова обратил все внимание на меня. — Честно? Мне немного об этом известно. Ты ведь была там, Роза, не я. Пока, во всяком случае. Когда-нибудь ты просветишь меня на этот счет. Я уверен в одном: чем больше ты убиваешь, тем ближе становишься к смерти. — Хватит! — резко сказал Дмитрий. — Мы уходим. — Подождите, подождите, — живо воскликнул Виктор. — Вы еще не рассказали мне о Василисе. Я снова шагнула вперед. — Держитесь подальше от нее. Она тут вообще ни при чем. Виктор криво улыбнулся. — Учитывая, что я за решеткой, у меня не остается выбора, кроме как держаться подальше от нее, моя дорогая. И ты ошибаешься — Василиса очень даже «при чем» касательно всего. Внезапно меня осенило. — А-а, понятно. Вот почему вы послали мне записку. Хотите разузнать о ней, но понимаете, что она ни при каких обстоятельствах сюда не придет. Вам ее шантажировать нечем. — «Шантажировать»? Какое скверное слово. — Вы сможете увидеться с ней только в зале суда. Она никогда не станет исцелять вас. Я уже сказала, ваша болезнь вернется и вы умрете. И будете присылать мне открытки с той стороны. — По-твоему, все дело в этом? По-твоему, я нуждаюсь только в таких мелочах? — Усмешка исчезла, сменившись возбужденным, фанатичным блеском зеленых глаз. Он плотно поджал губы, отчего кожа лица слегка натянулась, и я заметила, что с нашей прошлой встречи он похудел. Может, тюрьма давалась ему тяжелее, чем я думала. — Ты забыла, почему я делал то, что делал. Ты так погрузилась в свои мелкие делишки, что общая картина, которую я обрисовал, стерлась из твоей памяти. Я мысленно вернулась к событиям прошлой осени. Он прав. Я сосредоточилась на вреде, причиненном Лиссе и мне, забыв другие, совершенно безумные речи, в которых он излагал свои грандиозные планы. — Вы хотели осуществить революцию... и все еще хотите. Это безумие. Этого никогда не произойдет. — Это уже происходит. Думаешь, я не знаю, что творится в мире? У меня еще сохранились контакты. Людей можно подкупить — как, по-твоему, я сумел послать тебе весточку? Мне известно о беспорядках... о борьбе Наташи Озера за то, чтобы морои сражались вместе со стражами. Ты поддерживаешь ее и чернишь меня, Розмари, но ведь прошлой осенью я отстаивал именно эту идею. Однако к Наташе ты почему-то относишься иначе. — Таша Озера борется за свое дело немного иначе, чем вы, — заметил Дмитрий. — И поэтому никуда не может достучаться, — возразил Виктор. — Татьяна со своим советом веками придерживались устаревших традиций. Пока они у власти, ничего не изменится. Мы никогда не научимся сражаться. Некоролевские морои никогда не получат права голоса. В бой будут посылать лишь дампиров — таких, как вы. — Это то, чему мы посвятили свою жизнь, — сказал Дмитрий. Я почувствовала, как в нем нарастает напряжение. Может, внешне он и лучше владел собой, чем я, но внутренне был расстроен не меньше меня. — Это то, ради чего вы отказались от своей жизни. Вы только что не рабы и даже не осознаете этого. И ради чего? Почему вы защищаете нас? — Потому что... потому что вы нужны нам, — промямлила я. — Ради выживания нашей расы. — Ради этого вовсе не нужно сражаться. Делать детей — занятие гораздо более легкое. Я проигнорировала его колкость. — И потому что морои... морои и их магия очень важны. Они могут делать потрясающие вещи. Виктор возмущенно вскинул руки. — Мы раньше могли делать потрясающие вещи. Тогда люди поклонялись нам, как богам. Однако со временем мы обленились. Наступление технологии делает нашу магию все более и более устарелой. Сейчас мы способны лишь показывать трюки на вечеринках. — Если у вас такое обилие идей, — заговорил Дмитрий, угрожающе мерцая глазами, — то не теряйте зря времени в тюрьме. Делайте что-нибудь полезное. Например, напишите манифест. — И какое все это имеет отношение к Лиссе? — спросила я. — Потому что именно Василиса — двигатель перемен. Я недоверчиво посмотрела на него. — Вы рассчитываете, что она возглавит вашу революцию? — Ну, я предпочел бы сам возглавить ее... когда-нибудь. Но, как бы то ни было, я рассчитываю, что она примет участие в ней. Она — восходящая звезда, еще юная, конечно, но ее уже замечают. Члены королевских семей не созданы равноценными, знаешь ли. Символ Драгомиров — дракон, царь зверей. Аналогично кровь Драгомиров всегда будет могущественной — вот почему стригои так последовательно их уничтожали. Возвращение кого-то из Драгомиров к власти, в особенности такой, как она, великое дело. Судя по тому, что мне удалось узнать, она овладела своей магией. Если это так — и учитывая ее одаренность, — не поддается описанию, что она может сделать. Люди тянутся к ней почти без усилий с ее стороны. А когда она реально воздействует на них... ну, они делают все, что она пожелает. Он говорил с широко распахнутыми глазами, с выражением восхищения и радости, явно воображая Лиссу, осуществляющую его мечты. — Невероятно, — сказала я. — Сначала вы хотели держать ее взаперти, чтобы она поддерживала вашу жизнь. Теперь хотите, чтобы она вышла в мир и использовала принуждение для осуществления ваших безумных планов. — Я уже говорил, что она — движущая сила перемен. И как ты — единственная «поцелованная тьмой», так она — единственная в своем роде, о которой нам известно. Это делает ее опасной — и чрезвычайно ценной. Ну уже кое-что. В конце концов, Виктор не всезнающ. О том, что Адриан тоже обладатель духа, ему неизвестно. — Лисса никогда не поступит так, — заявила я. — Не станет злоупотреблять своей силой. — А Виктор ничего не расскажет о нас. — Дмитрий потянул меня за руку. — Он добился своей цели. Вынудил тебя прийти сюда, потому что хотел узнать о Лиссе. — Он не так уж много узнал. — Ты удивишься, насколько много, — сказал Виктор и усмехнулся, обращаясь к Дмитрию. — И почему, интересно, ты так уверен, что я не поведаю миру о вашем предосудительном любовном поведении? — Потому что это не избавит вас от тюрьмы. И если вы погубите Розу, то утратите любой, даже самый слабый шанс того, что Лисса поможет вам в ваших извращенных фантазиях. Виктор еле заметно вздрогнул: Дмитрий был прав. Дмитрий шагнул вперед и прижал лицо к решетке, как я прежде. Я думала, что мой голос звучал устрашающе, но когда он произнес следующие слова, я поняла, насколько была далека от этого. — И кстати, это вообще будет бессмысленно, потому что вы не протянете в тюрьме так долго, чтобы осуществить свои грандиозные планы. Не у вас одного есть связи. У меня перехватило дыхание. Дмитрий многое привнес в мою жизнь: любовь, утешение, обучение. Я так привыкла к нему, что временами забывала, насколько он может быть опасен. И когда он стоял там, высокий, исполненный угрозы, испепеляя взглядом Виктора, я почувствовала, как мурашки побежали по спине. Вспомнилось, что, вернувшись в Академию, я впервые услышала, как Дмитрия называют богом. В данный момент он таким и выглядел. Если угроза Дмитрия и напугала Виктора, он никак этого не проявил. Взгляд его нефритовых глаз переходил с меня на Дмитрия и обратно. — Ваш союз заключен на небесах. Или где-то около того. — Увидимся в суде, — парировала я. На этом мы с Дмитрием удалились. По пути он сказал караульному несколько слов по-русски. Судя по тону, Дмитрий благодарил его. Мы вышли наружу, по дороге к себе пересекли прекрасный широкий парк. Дождь со снегом прекратился, теперь все деревья и дома покрывала тонкая пленка льда. Похоже на какой-то стеклянный мир. Дмитрий шагал, глядя прямо перед собой. На ходу трудно утверждать что-то определенное, но, клянусь, он дрожал. — Ты в порядке? — спросила я. — Да. — Точно? — Настолько, насколько это возможно. — Как думаешь, он расскажет о нас? — Нет. Некоторое время мы шли в молчании, а потом я задала вопрос, ответ на который умирала от желания знать. — Что ты имел в виду? В смысле, если Виктор расскажет... тогда ты... Я не смогла закончить, не смогла заставить себя произнести слова «сделаешь так, что его убьют». — В верхних словах моройского королевского общества у меня не так уж много влияния. Другое дело среди стражей, которые выполняют грязную работу в нашем мире. — Ты не ответил на вопрос. Готов ли ты реально сделать это? — Я готов на многое, чтобы защитить тебя, Роза. Сердце заколотилось. Сейчас мое имя в его устах прозвучало как-то особенно нежно. — Убийство Виктора не защитило бы меня. Совсем не в твоем духе, — сказала я. — Месть — она скорее характерна для меня. Я должна была бы убить его. Я хотела, чтобы это прозвучало как шутка, но ему мои слова забавными не показались. — Не говори таких вещей. И, как бы то ни было, это не имеет значения. Он ничего не расскажет. Затем мы разошлись — он ушел к себе. Когда я открывала дверь своей комнаты, из-за угла показалась Лисса. — Вот ты где. Что случилось? Ты пропустила обед. Я о нем и думать забыла. — Прости. Увлеклась кое-какими делами, связанными с работой стража. Это долгая история. Она переоделась для обеда. Волосы по-прежнему подколоты вверх, но на ней было облегающее платье из серебристого шелка. Выглядела она изумительно. По-королевски. Глядя на нее, я вспоминала слова Виктора и задавалась вопросом, могла ли она реально стать движущей силой перемен, как он утверждал. Можно было легко представить себе, что за такой, какая она сейчас — эффектной, невозмутимой, — люди последуют куда угодно. Я-то уж точно, но, с другой стороны, в отношении ее я была пристрастна. — Почему ты так на меня смотришь? — с легкой улыбкой спросила она. Я не могла рассказать ей, что только что видела человека, которого она опасалась больше всех на свете. Не могла рассказать ей, что, пока она жила своей жизнью, я, держась в тени, прикрывала ей спину — как делала всегда. Вместо этого я улыбнулась в ответ. — Просто платье очень красивое.
|
|||
|