Елена — моя. 7 страница

Дамон вздрогнул и кувырком свалился с ветки — не включив свойственной всем вампирам способности летать.

Тонкая длинная рука, протянувшись, схватила его и вернула обратно, и Дамон увидел перед собой пару золотых смеющихся глаз.

«Это еще что за черт? » — передал Дамон своему соседу. Его не волновало, что это послание могут принять и любовники в лунном свете. Чтобы привлечь их внимание, нужен был по меньшей мере дракон или атомная бомба.

Я черт Шиничи, ответил юноша. Дамон никогда в жизни не видел таких странных волос, как у него, — мягких, блестящих и черных. Только на концах была неровная темно-рыжая кайма. Небрежно откинутая со лба челка заканчивалась красно-алым, как и тонкие, довольно длинные пряди вокруг воротника. Казалось, что кончики его волос лижут языки танцующего жаркого пламени. Я черт Шиничи. Если кто и мог сойти за дьявола, поднявшегося прямо из преисподней, то этот юноша.

Однако глаза у него были чисто-золотого цвета, как у ангела. Впрочем, как правило, меня называют просто Шиничи, без «черта», — серьезно добавил он, и только легкий прищур его глаз сказал Дамону о том, что это была шутка. Теперь ты знаешь, как зовут меня. А ты кто такой?

Вместо ответа Дамон молча посмотрел на него.

Наутро Елена проснулась в узкой кровати Стефана. Она поняла это еще до того, как успела проснуться, как следует, и тут же послала в небеса молитву, в которой благодарила, что вчера вечером придумала для тети Джудит какое-то внятное объяснение. Вчера вечером — само это понятие показалось ей каким-то чрезвычайно размытым. Что ей снилось такого, отчего пробуждение показалось настолько невероятным? Она не могла вспомнить — господи, она не могла вспомнить вообще ничего.

А потом она вспомнила все.

Она рывком села на кровати (если бы она сделала что-то подобное накануне, то взлетела бы к потолку) и стала рыться в недрах памяти.

Солнечный свет. Она вспомнила: она вся в лугах солнечного света, а кольца на ней нет. Она испуганно осмотрела свои руки. Нет кольца. При этом ее ласкали лучи солнца — и не причиняли ей никакого вреда. Это невозможно. Она знала; память, пронизывающая каждую клетку ее тела, хранила грубую правду: солнечный свет должен убить ее. Она усвоила это раз и навсегда после того, как ее руки один-единственный раз коснулся лучик солнца. Она навсегда запомнила острую, жгучую боль, и этот случай навсегда изменил ее поведение. Никуда не выходить без лазуритового кольца, которое было красиво само по себе, но становилось еще краше от того, что спасало ей жизнь. Без этого кольца она могла, нет, должна была...

Ой! Ой-ой-ой!

Но ведь она уже нарушила это условие.

Она умерла.

Не просто изменилась, как тогда, когда превратилась в вампира, но умерла по-настоящему, смертью, после которой не возвращаются. В соответствии с ее личной философией, она должна была или распасться на безымянные атомы, или отправиться прямой дорогой в ад.

Но она почему-то никуда не отправилась. У нее были смутные воспоминания, как кто-то, похожий на родителей, давал ей советы — и очень хотел, чтобы она помогала людям, которых неожиданно оказалось намного легче понять. Школьник-хулиган? Она с грустью видела, как его отец-пьяница каждый вечер вымещал на нем злобу. Девочка, которая никогда не делала домашние задания? Ей приходится воспитывать троих младших братьев и сестер, а ее мать не встает с постели. У нее все время уходит на то, чтобы накормить и искупать детей. Как бы ни вел себя человек, этому всегда есть разумное объяснение, и сейчас Елена явственно его видела.

Она могла даже общаться с другими людьми в их снах. Потом в Феллс-Черч пришел один из Древних, и только благодаря этой способности она смогла выдернуть его вмешательство в эти сны и не убежать. Из-за него людям пришлось звать на помощь Стефана — и так вышло, что Дамон тоже был вызван. А Елена делала все, чтобы помочь людям, даже когда это стало почти невыносимо, потому что Древние понимали, что такое любовь, и знали, на какие кнопки надо нажимать и как сделать, чтобы их враги со всех ног помчались в ловушку. Но ее друзья стали бороться — и победили. А Елена попыталась излечить Стефана от смертельной раны, и, в конце концов, почему-то снова стала смертной — она лежала голая на земле в Старом лесу, укрытая курткой Дамона, а сам Дамон исчез, не дождавшись, пока его поблагодарят.

А когда она проснулась, в ней пробудилось только основное: органы чувств — осязание, вкус, слух, зрение — и сердце, но не разум. Стефан был очень добр к ней.

— А теперь что я такое? — спросила Елена вслух, поворачивая руки снова и снова и с удивлением глядя на осязаемую смертную плоть, которая повиновалась закону земного притяжения. Кто-то поймал ее на слове.

— Ты красавица, — сонно, не двигаясь, ответил Стефан. Потом он неожиданно подскочил. — Ты разговариваешь!

— Я в курсе.

— Осмысленно!

— Большое тебе спасибо.

— Предложениями!

— Я заметила.

— А ну-ка скажи еще что-нибудь. Что-нибудь длинное. Пожалуйста! — Стефан явно не верил собственным ушам.

— Ты слишком много времени тусовался с моими друзьями, — сказала Елена. — В этом предложении нахальство Бонни, вежливость Мэтта и приверженность фактам Мередит.

— Елена, это ты!

Вместо того чтобы поддержать этот дурацкий диалог ответом: «Стефан, это я! » — Елена задумалась. Потом она осторожно встала с кровати и сделала шаг. Стефан, торопливо отвернувшись, протянул ей халат. Стефан? Стефан?

Тишина.

Когда Стефан, выдержав приличествующую паузу, снова обернулся, то увидел, что Елена стоит на коленях в солнечных лучах, держа халат в руках.

— Елена?

Она знала, что ему она представляется совсем юным ангелом, ушедшим в медитацию.

— Стефан.

— Ты плачешь.

— Я опять стала человеком, Стефан, — она подняла руку и опустила ее, отдав на милость силы земного притяжения. — Я снова человек. Не больше и не меньше. Кажется, мне просто понадобилось несколько дней на то, чтобы снова войти в колею.

Она заглянула ему в глаза. Они всегда были очень зелеными-зелеными. Как кристаллы, подсвеченные откуда-то из глубины. Как летний листок в лучах солнца.

Я могу читать твои мысли.

— А я не могу читать твои, Стефан. Могу уловить только общий смысл, и даже в этом не уверена до конца.

Елена, все, чего я хочу, находится в этой комнате. Он похлопал рукой по кровати. Если сядешь рядом, я смогу сказать: все, чего я хочу, находится на этой кровати.

Но вместо этого она поднялась и набросилась на него — руками обвила шею, ноги переплела с его ногами.

— Я все еще очень молодая, — зашептала она, сжимам его в объятиях, — а если считать по дням, то таких дней, как этот, у нас было не так уж много, но...

— Я все еще слишком стар для тебя. Но для меня возможность смотреть на тебя и видеть, как ты смотришь на меня...

— Скажи, что ты всегда будешь любить меня.

— Я всегда буду любить тебя.

— Что бы ни случилось.

— Елена, Елена... Я любил тебя, когда ты была сметной, вампиром, чистым духом, духовным младенцем — и теперь, когда ты опять стала человеком.

— Пообещай, что мы будем вместе.

—Мы будем вместе.

— Нет. Стефан, это я, — она показала на свою голову, чтобы подчеркнуть, что за синими глазами с золотыми искорками скрывается живой ум, и этот ум сейчас перенапряжен. — Я знаю тебя. Я не могу читать твои мысли, но я могу читать то, что написано у тебя на лице. Все старые страхи — скажи, они ведь вернулись?

Он отвернулся.

— Я никогда тебя не оставлю.

— Даже на день? Даже на час?

Он помедлил, а потом поднял глаза и посмотрел на нее. Да, если ты действительно этого хочешь. Я не оставлю тебя даже на час. Он передал ей это мысленно; она знала это, потому что смогла его услышать.

— Я освобождаю тебя от всех твоих обещаний.

— Елена, я давал их всерьез.

— Знаю. Просто я не хочу, чтобы ты терзался чувством вины, когда уйдешь.

Без всякой телепатии она могла сказать, о чем он сейчас думал, могла определить это до нюансов, до мельчайших деталей: «Развесели ее. Все-таки она только что очнулась. Может быть, она немного растеряна». А ей вовсе не хотелось становиться менее растерянной, не хотелось, чтобы менее растерянным стал он. Наверное, поэтому она начала нежно покусывать его подбородок. И целовать его. Нет сомнений, подумала Елена, кто-то один из нас двоих явно растерялся...

Время растянулось, а потом неожиданно замерло. Елена знала, что Стефан знает, чего она хочет, — а он хотел всего, что хотела от него она.

Бонни с беспокойством посмотрела на номер, вы светившийся на ее телефоне. Звонил Стефан. Потом она торопливо пробежала рукой по волосам, взбив локоны, и приняла видеовызов.

Но вместо Стефана там оказалась Елена. Бонни начала было хихикать и говорить ей, чтобы она прекратила играть с игрушками Стефана — они ведь для взрослых, — но вдруг осеклась.

— Елена?

— Мне всякий раз придется выслушивать это от каждого? Или только от моей сестры-ведьмы?

— Елена?

— Проснулась и теперь как новенькая, — сказал появившийся на экране Стефан. — Мы позвонили сразу, как проснулись...

— Еле... Но ведь сейчас уже двенадцать дня, — вырвалось у Бонни.

— Были у нас кое-какие дела, — мягко перебила ее Елена, и — о, как же приятно было слышать, что она разговаривает именно так! Деланная невинность и абсолютное самодовольство, так что хотелось трясти ее и выспрашивать все, до каждой пикантной подробности.

— Елена, — выдохнув, Бонни оперлась на ближайшую стену, и груда носков, рубашек, пижам и нижнего белья, которую она держала в руках, посыпалась на пол, а из ее глаз полились слезы. — Елена, говорят, что ты должна уехать из Феллс-Черч, — это правда?

— Чего? — вспыхнула Елена.

— Что вы со Стефаном должны уехать, потому что так будет лучше для тебя.

— Да ни за что на свете!

— Любимая моя малыш... — начал, было, Стефан, но вдруг замолчал, немо открывая и закрывая рот.

Бонни воззрилась на него с недоумением. То, что произошло, произошло внизу, вне поля зрения, но она была готова поклясться, что любимая малышка Стефана только что врезала ему локтем в живот.

— Эпицентр, два часа? — спросила Елена.

Бонни очнулась. Елена никогда не давала времени на размышления.

— Приду, приду! — завопила она.

— Елена, — выдохнута Мередит. — Елена! — Второй раз это было похоже на полузадушенный всхлип.

— Мередит. Пожалуйста, не заставляй меня плакать, эта блузка из чистого шелка.

— Она из чистого щелка, потому что это моя блузка-сари, и она из чистого шелка.

Неожиданно Елена приняла невинно-ангельское выражение лица.

— Кстати, Мередит, я в последнее время здорово выросла, и...

— Если ты хочешь сказать: «поэтому мне она теперь подходит больше», — голос Мередит стал угрожающим, — то должна тебя предупредить, Елена Гилберт...

Ее голос сорвался, и обе девушки расхохотались, а потом заплакали.

— Оставь ее себе. О, господи, оставь себе.

— Стефан? — Мэтт потряс телефон — сначала осторожно, а потом стукнул им об стенку гаража. — Я тебя не ви... — Он остановился и сглотнул. — Е-ле-на? — Это слово прозвучало медленно, с паузой после каждого слога.

— Да, Мэтт. Я вернулась. И то, что здесь, вернулось тоже, — она показала на лоб. — Встретишься с нами?

Мэтт, опершись на новоприобретенную машину, которая была почти на ходу, снова и снова бормотал: «Слава богу, слава богу».

— Мэтт. Я тебя не вижу. Ты в порядке? — Шаркающие звуки. — По-моему, он упал в обморок.

Голос Стефана:

— Мэтт? Она очень хочет тебя видеть.

— Да-да-да, — Мэтт поднял голову и заморгал, глядя на экран телефона. — Елена, Елена...

— Прости меня, Мэтт. Тебе необязательно приходить...

Мэтт испустил короткий смешок.

— Ты уверена, что ты — Елена.

Елена улыбнулась улыбкой, которая уже разбила тысячу сердец.

— Раз так, Мэтт Ханикатт, я требую, чтобы ты пришел и встретился с нами в эпицентре в два часа. Так лучше?

— Кажется, ты почти ее освоила. Королевскую манеру старой Елены. — Он театрально закашлялся, шмыгнул носом и сказал: — Извини, я немного простыл — а может, аллергия.

— Не прикидывайся, Мэтт. Ты разревелся, как маленький ребенок. Я тоже, — сказала Елена. — И Бонни с Мередит, когда я им позвонила. Так что получается, что я плачу весь день, и в этой ситуации мне надо сниматься с места в карьер, чтобы успеть все приготовить для пикника. Мередит собирается за тобой заехать. Принеси какое-нибудь питье или еду. Целую.

Елена положила телефон. Она тяжело дышала.

— Вот это было действительно трудно.

— Он все еще тебя любит.

— Он предпочел бы, чтобы я все жизнь оставалась маленькой девочкой.

— Может быть, ему нравится, как ты говорила «привет» и «до свидания».

— Теперь ты меня дразнишь, — ее подбородок задрожал.

Боже меня упаси, — мягко сказал Стефан. — Пошли, надо купить все для пикника — и еще купить машину — он схватил ее за руку и потянул вверх.

К удивлению их обоих, Елена взмыла в воздух так быстро, что Стефану пришлось схватить ее за талию, чтобы она не врезалась в потолок.

— А мне казалось, что теперь на тебя действует сила притяжения!

— Мне тоже! И что теперь делать?

— Подумай о чем-нибудь приземленном!

— А если не поможет?

— Купим тебе якорь!

В два часа Стефан и Елена подкатили на городское кладбище на новеньком красном «ягуаре». На Елене были черные очки и платок, скрывающий волосы, нижняя часть лица пряталась под шарфом, а руки — под черными кружевными перчатками, которые миссис Флауэрс носила в молодости и теперь одолжила девушке.

Елена и сама не могла сказать, зачем ей понадобилось скрывать руки. Завершали картину сиреневое сари и джинсы — так что зрелище, по выражению Мередит, получилось что надо. Они с Бонни успели расстелить скатерть, и муравьи уже начали пробовать на вкус бутерброды, виноград и низкокалорийный салат из пасты.

Елена подробно рассказала, как проснулась нынче утром, и за рассказом последовало столько объятий, поцелуев и слез, что парни уже не могли этого вынести.

— Не хочешь осмотреть лес? Проверить, не ошиваются ли где-нибудь поблизости эти малахи? — спросил Мэтт у Стефана.

— Хорошо бы их тут не было, — сказал Стефан. — Если окажется, что деревья на таком большом расстоянии от того места, где с вами случилась авария, тоже заражены...

— Значит, дело плохо?

— Не то слово.

Они уже собрались отправиться, как их позвала Елена.

— Ну перестаньте строить из себя настоящих мужиков, которые выше всего этого, — сказала она. — Вам вредно подавлять свои эмоции. Научитесь выражать их — будете более уравновешенными.

— Слушай, а ты круче, чем я думал, — сказал Стефан. — Устроить пикник на кладбище...

— Мы постоянно натыкались на Елену здесь, — сказала Бонни, показав палочкой сельдерея на надгробный камень.

— Это усыпальница моих родителей, — просто сказала Елена. — После аварии... здесь я всегда чувствовала себя ближе к ним, чем где-либо. Я приходила сюда всякий раз, когда у меня случалось что-то плохое или мне нужно было получить ответ на вопрос.

— Нy и как, ты получала какие-нибудь ответы? — просил Мэтт, доставая из стеклянной банки домашний маринованный огурец и передавая банку дальше.

— Даже сейчас не могу сказать точно, — ответила Елена. Она сняла темные очки, шарф, платок и перчатки. — Но мне всегда легчало. А к чему ты спросил? У тебя есть вопрос?

— Кхм. Да, — сказал Мэтт. А потом зарделся, неожиданно почувствовав себя в центре внимания. Бонни перекатилась, чтобы лучше его видеть, держа в зубах веточку сельдерея, Мередит приподнялась, лежавшая Елена села. Стефан, с непринужденной грацией вампира стоявший, прислонившись к изысканному надгробному камню, присел.

— В чем дело, Мэтт?

— Я как раз собиралась сказать, что ты сегодня какой-то не такой, — беспокойно сказала Бонни.

— Вот за это — большое спасибо, — огрызнулся Мэтт.

В карих глазах Бонни заблестели слезы.

— Я не хотела сказать...

Ей не удалось закончить. Мередит и Елена пришли к ней на помощь и встали по обеим сторонам от нее. У них это называлось «Клуб динозаврих». Любой, кто попытается обидеть одну из них, должен будет иметь дело со всеми тремя.

— Вся вежливость куда-то подевалась? Мало похоже на Мэтта, которого я знаю, — сказала Мередит, приподняв бровь.

— Она же просто беспокоится о тебе, — ровным голосом сказала Елена. — А ты говоришь, черт знает что.

— Вы правы, правы! Бонни, я от души прошу прощения, — Мэтт повернулся к девушке, и было видно, что ему стыдно. — Я сказал гадость, и я понимаю, что ты заботилась обо мне. Просто... я сейчас как-то плохо соображаю. Так я не понял, кто-нибудь хочет меня послушать, — закончил он с раздраженным видом, — или нет?

Все хотели.

— Так вот. Сегодня утром я зашел к Джиму Брюсу — помните такого?

— Конечно. Я как-то ходила с ним на свидание. Капитан баскетбольной команды. Милый мальчик. Немножко слишком юный, но... — Мередит пожала плечами.

— Он хороший, — Мэтт сглотнул. — Тут такое дело... не хочу сплетничать и так далее, но...

— Сплетничай, — потребовали три девушки разом, как хор в древнегреческой трагедии.

Мэтт смутился.

— Ладно. Кхм. Мы договаривались, что я зайду в десять, но я оказался там чуть раньше и... и там была Кэролайн. Она уходила.

Последовали три коротких вздоха удивления и острый взгляд Стефана.

— То есть, по-твоему, она провела с ним ночь?

— Стефан! — начала Бонни. — Сплетни рассказывают не так. Нельзя вот так прямо говорить то, что ты думаешь...

— Нет, — ровным голосом сказала Елена. — Пусть Мэтт ответит. Я помню достаточно много из той поры, когда не умела разговаривать, чтобы беспокоиться за Кэролайн.

— Беспокоиться — слишком мягко сказано, — добавил Стефан.

Мередит кивнула:

— Это не сплетня, а важная информация, — сказала она.

— Тогда ладно, — Мэтт сглотнул. — Ну да, мне так показалось. Он сказал, что она пришла с утра к его младшей сестре, но ведь Тамре всего пятнадцать лет. И еще — когда он это сказал, то покраснел.

Все серьезно переглянулись.

— Кэролайн всегда была, так сказать, неразборчивой... — начала Бонни.

— Но я никогда не слышала, чтобы она удостоила Джима хотя бы взглядом, — закончила Мередит.

Они вопросительно посмотрели на Елену. Елена медленно покачала головой.

— Не могу представить ни одной причины, по которой ей понадобилось бы заходить к Тамре. И, кроме того, — она вскинула голову и посмотрела на Мэтта, — ты чего-то недоговариваешь. Что там еще случилось?

— Это еще не все? Кэролайн показала тебе свои трусики? — Бонни рассмеялась, но взглянула на красное лицо Мэтта и осеклась. — Да ладно тебе. Это же мы. Нам можно рассказывать все.

Мэтт глубоко вздохнул и закрыл глаза.

— Хорошо. Когда она уже совсем уходила, кажется... кажется, Кэролайн попыталась ко мне пристать.

— Что попыталась?

— Да она бы ни за что на свете...

— Как именно, Мэтт? — спросила Елена.

— Так. Джим думал, что она ушла, и пошел в гараж за баскетбольным мячом, а я повернулся, и вдруг Кэролайн оказалась у меня за спиной и сказала... ладно, неважно, что она сказала. В общем, насчет того, что футбол ей всегда нравился больше, чем баскетбол, и что она хочет проверить мои спортивные достоинства.

— А ты ей что ответил? — выдохнула пораженная Бонни.

— Ничего не ответил. Просто молча, смотрел на нее.

— А потом вернулся Джим? — предположила Мередит.

— Нет! А когда Кэролайн ушла — она еще на прощание так на меня посмотрела — ну, так, чтобы я понял, что она имела в виду, — пришла Тамра, — честное лицо Мэтта уже буквально пылало. — Пришла и... не знаю, как это назвать. Может быть, Кэролайн сказала ей что-то обо мне, что она повела себя, таким образом, но она... она...

— Мэтт, — до этого Стефан почти все время молчал, но теперь заговорил — хладнокровно, наклонившись вперед: — Мы спрашиваем не потому, что хотим посплетничать. Мы пытаемся понять, не происходит ли в Феллс-Черч что-то очень плохое. Поэтому — пожалуйста — расскажи нам, что произошло.

Мэтт кивнул, но покраснел до корней волос.

— Тами... прижалась ко мне.

Последовала долгая пауза.

Мередит сказала спокойно:

— Мэтт, ты хочешь сказать, что она обняла тебя? Заключила в крепкие дружеские объятия? Или что она... — Мередит остановилась, потому что Мэтт яростно замотал головой.

— Нет, не крепкие и не дружеские. Мы были одни, стояли в коридоре, и она... до сих пор не могу поверить. Ей всего пятнадцать лет, а она вела себя как взрослая женщина. То есть... я не в том смысле, что со мной так делали взрослые женщины...

Испытывая смущение, но при этом и облегчение от того, что облегчил душу, Мэтт переводил глаза е одного лица на другое.

— Ну и что вы думаете? То, что там была Кэролайн, — это всего лишь совпадение? Или она... что-то сказала Тамре?

— Не совпадение, — просто сказала Елена. — Тучслишком много для простого совпадения: сначала к тебе пристает Кэролайн, а потом то же самое делает Тамра. Я знаю — знала — Тами Брюс. Это хорошая маленькая девочка. Вернее, была.

— Она такой и осталась, — сказала Мередит. — Я же сказала — я несколько раз ходила на свидания с Джимом. Она хорошая маленькая девочка и вовсе не переросток. Сомневаюсь, что в обычной ситуации она сделала бы что-нибудь дурное, только если не... Она замолчала, глядя куда-то вдаль, а потом пожала плечами, так и не закончив фразу.

Бонни посерьезнела.

— Но ведь мы должны что-то сделать, — сказала она. — А если на месте Мэтта окажется кто-то другой, не таков благородный и застенчивый? Она ведь сильно рискует.

— В этом-то все и дело, — сказал Мэтт, снова заливаясь краской. — В смысле, это довольно трудно... Если бы на ее месте была другая девушка, с которой мы встречались бы... Нет, я не имею в виду, что я встречаюсь с какими-то девушками... — скороговоркой добавил он, глядя на Елену.

— Но ты должен встречаться с девушками, — твердо сказала Елена. — Мэтт, мне не нужна от тебя верность до гроба — и ничто меня не порадовало бы так, как если бы у тебя появилась девушка, — словно невзначай, она перевела взгляд на Бонни, которая принялась спокойно и тихо жевать сельдерей.

— Стефан, только ты можешь сказать нам, что делать, — сказала Елена, поворачиваясь к нему.

Стефан нахмурился.

— Не знаю. Всего две девушки, так что трудно делать какие-то выводы.

— Может быть, тогда стоит подождать, что Кэролайн — или Тамра — будут делать дальше? — спросила Мередит.

— Не просто подождать, — сказал Стефан. — Нам нужна информация. Вы будете следить за Кэролайн и Тамрой, а я попробую узнать, что тут происходит.

— Блин! — сказала Елена и стукнула по земле кулаком. Я готова... — Она осеклась и обвела взглядом друзей. Изо рта ошеломленной Бонни вывалился сельдерей, Мэтт поперхнулся кока-колой и закашлялся. Даже Мередит и Стефан смотрели на нее недоуменно. — Что такое? — спросила она.

Мередит пришла в себя первой:

— Ну, просто еще вчера ты была... Видишь ли, юные ангелы так не ругаются.

— И что, только потому, что я пару раз умирала, мне теперь придется говорить «черт» до конца своих дней? — Елена покачала головой. — Дудки. Я — это я и останусь собой, во что бы ни превратилась.

— Ну и ладно, — сказал Стефан, наклонился и поцеловал ее в макушку.

Мэтт отвернулся, а Елена погладила Стефана почти мимолетно, но при этом подумав «я всегда буду тебя любить» и зная, что он прочитает эту мысль, пусть даже она не сможет услышать, что он подумает ей в ответ. Впрочем, она смогла уловить общий смысл его ответа — вокруг Стефана появилось что-то вроде тепло-розового сияния.

Может быть, это то, что видит Бонни, и то, что называется аурой? Она вдруг поняла, что большую часть времени видит вокруг него легкую, холодную изумрудную тень — если только свет можно назвать тенью. Вот и теперь розовый цвет начал ослабевать и переходить в зеленый.

Она торопливо осмотрела всех остальных. Бонни была окружена красным свечением, местами таявшим до бледнейших оттенков розового. Мередит — глубоким и ровным сиреневым. Мэтт — ясным ярко-синим.

Она вспомнила, что до вчерашнего дня — неужели это было только вчера? — она умела видеть много такого, чего не видел никто другой. В том числе и такого, что пугало ее до обморока.

Что это было? Перед ней замелькали картинки — и мелкие детали были сами по себе страшными. Это могло быть что-то маленькое, как ноготь, или большое, как рука. Какая-то ткань, напоминающая кору. Усики, похожие на антенны, как у насекомых, только их было слишком много, и двигались они быстро, как кнуты, быстрее, чем у любого насекомого. Она покрывалась гусиной кожей всякий раз, когда думала о насекомых. Среди них был жук. Однако строение его тела было не таким, как у всех насекомых, которых она видела. Он был похож скорее не то на пиявку, не то на кальмара. Идеально круглый рот, усеянный зубами по всей окружности, и очень много щупалец, напоминающих виноградные лозы, и эти щупальца шевелились по всей спине.

Он может цепляться к живому существу, подумала Елена. Но у нее было нехорошее чувство, что он может далеко не только это.

Он может стать прозрачным и заползти к тебе вовнутрь, а ты не почувствуешь ничего, кроме легкого булавочного укола.

И что тогда?

Елена повернулась к Бонни.

— Как ты думаешь, если я тебе кое-что покажу, ты узнаешь это? Не глазами, а экстрасенсорным зрением?

— Думаю, зависит от того, что именно «это», — осторожно сказала Бонни.

Елена бросила взгляд на Стефана, и он кивнул ей самым коротким своим кивком.

— Тогда закрой глаза.

Бонни послушалась, и Елена приложила пальцы к ее вискам, а большими пальцами стала нежно гладить ее ресницы. Она пыталась активировать свои Белые Силы — что до сегодняшнего дня получалось у нее с легкостью, — и ощущение было такое, что она стучит двумя камешками друг о друга в надежде на то, что один из них окажется кремнем, и она разожжет огонь. Наконец она почувствовала, что вспыхнула маленькая искорка, и Бонни дернулась назад.

Ее глаза широко распахнулись.

— Что это такое? — выдохнула она, тяжело дыша.

— То, что я видела. Вчера.

— Где?

Елена медленно ответила:

— У Дамона внутри.

— Но что это значит? Он управляет этой штукой? Или... или... — Бонни остановилась, и ее глаза расширились.

— Или она контролирует Дамона? — закончила за нее Елена. — Не знаю. Но кое в чем я практически уверена, Бонни. Когда он не откликнулся на твой Зов, он находился во власти малаха.

— Вопрос вот в чем: если это не Дамон его контролирует, то кто? — сказал Стефан, снова нервно встав. — Я увидел то, что показала Елена. Это существо — у него нет собственного разума. Нужен какой- то сторонний мозг, чтобы им управлять.

— Например, другой вампир? — спокойно спросила Мередит.

Стефан пожал плечами.

— Вампиры, как правило, просто не обращают на них внимания, потому что могут получить все, что им надо, и без малахов. Для того чтобы сделать вампира одержимым малахом, нужен очень сильный разум. Сильный — и злой.

— Вот там, — произнес Дамон, сидя на ветке высокого дуба, язвительно соблюдая грамматическую правильность предложений, — находятся они. Мой младшим брат и его... присные.

— Чудесно, — пробормотал Шиничи. Он разлегся на ветвях дуба еще более грациозно и лениво, чем Дамон. Между ними шло необъявленное соревнование. Золотые глаза Шиничи сверкнули раз-другой — и Дамон это заметил — при виде Елены и при упоминании Тами.

— Только не пытайся убедить меня, что ты не имеешь отношения к тому, что произошло с этими стервами, — сухо сказал Дамон. — От Кэролайн к Тами и так далее — в этом был план?

Шиничи помотал головой. Не сводя глаз с Елены, он запел народную песню:

Щеки с цветущими розами схожи,

Волосы цвета пшеницы...

— Я бы не советовал тебе экспериментировать с этими девушками, — Дамон улыбнулся, но в его улыбке не было веселья. Его глаза сузились. — Я понимаю, что на вид они не крепче мокрой папиросной бумаги — но на самом деле они сильнее, чем ты можешь себе представить, и сильнее всего становятся, когда одна из них попадает в беду.

— Я уже сказал: это не я, — сказал Шиничи. Впервые за все время он выглядел беспокойным. Потом добавил: — Хотя я, кажется, знаю, кто все это затеял.

— Ну так расскажи, — посоветовал Дамон, глаза которого по-прежнему были суженными.

— Конечно. Неужели я не упоминал о своей сестре-близняшке? Ее зовут Мисао, — он улыбнулся обезоруживающей улыбкой. — Это значит «дева».

Дамон ощутил непроизвольный прилив голода, но отмахнулся от этого ощущения. Он чувствовал себя слишком расслабленным, чтобы думать об охоте, да вдобавок сильно сомневался, что на китсунэ — лис-демонов как рекомендовал себя Шиничи, — вообще можно охотиться.

— Нет, ты не упоминал о ней, — сказал Дамон, рассеяно почесав заднюю сторону шеи. След от укуса прошел, но после него остался ужасный зуд. — Видимо, это как-то ускользнуло от твоего сознания.

— Ясно. В общем, она где-то рядом. Она появилась здесь одновременно со мной, когда мы заметили вспышку Силы, вернувшую... Елену.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒