Ночные животные 9

С чего бы Тони Гастингсу страшиться возвращения на ту лесную дорожку? Причины не было, и, следовательно, не было страха. Всего лишь иррациональный осадок, оставшийся после ночи. Теперь бояться нечего, он в безопасности на заднем сиденье удобной полицейской машины с двумя должностными лицами (представителями вновь принявшей его в свое лоно цивилизации), которые все делают для него, для того чтобы помочь ему вернуть утраченное.

Недавно построенная магистраль с машинами длинной дугой поднимается на лесистый кряж. На самом верху сувенирная лавка, вымпелы и резные деревянные совы. Почему он так боится? Нет причины. Они просто проверяют возможные варианты. Скорее уж есть причина надеяться. Если Лора и Хелен были в той заехавшей машине, если их там оставили, как его, если предполагалось свести там их троих. Но тогда они должны были бы к этому времени выйти. Вот что было не так с этой мыслью. Если только они не решили поспать, дождаться дня. И все равно, они так давно ездят, теперь почти полдень, они должны были бы уже выйти. По пути Бобби Андес задавал ему дружелюбные вопросы о его жизни. О его работе. О его доме в Мэне. О его счастливом браке. О его единственном ребенке. Единственный ребенок Бобби Андеса. Почему у Бобби Андеса больше не было детей? Это не нарочно. В смысле, мы ничего нарочно не делали, чтобы больше не рожать. А вы?

Машина остановилась на ровном участке дороги, лес тянулся чуть ниже по обе стороны, кроме этого места, где… Он не узнал его, потому что они подъехали с другой стороны. Он не понял, как они попали на это направление. В эту сторону уехали те люди после того, как попытались его сбить.

Причина, по которой Тони Гастингс боялся сюда ехать, трепыхнулась в его сердце, стоило водителю повернуть машину и ввалиться через канаву сквозь сломанные ворота в лес. Причина в том, что уже поздно, они проколесили все утро, солнце вон почти в зените — да, уже слишком поздно, чтобы встретить выходящих из лесу Лору и Хелен.

А раз слишком поздно, то незачем сюда и ехать.

— Я просто хочу посмотреть, что у них там, — сказал Бобби Андес.

— Я не видел ничего, кроме деревьев.

— То было ночью.

— Думаете, они там самогонят? — спросил водитель.

Андес засмеялся.

— Может, там дом.

— Мне кажется, меня довезли до конца дороги. Мне не кажется, что там что-то есть.

Тони Гастингсу не казалось, что там был дом, и не верилось, что Бобби Андес думал его обнаружить. Колея была узкая, она извивалась, огибая камни и деревья, машина тряслась и погромыхивала, боже, сказал Бобби Андес. Лес был светлый и воздушный, загроможденный кустарниками и опавшими ветками. Тони Гастингс не мог соединить то, что сейчас видел, ни с чем из того, что запомнил, когда они ехали сюда, светя в деревья фарами, и когда он шел обратно, широко раскрытыми глазами вглядываясь в тени. Он поискал булыжник, за которым прятался, пока Рэй с Турком не проехали. Он увидел несколько подходящих, но ни одного действительно похожего на тот, что он помнил.

Причина, по которой Тони Гастингс боялся ехать в лес, заключалась в том, что это придавало его домыслам состоятельности. В том, что лейтенант Бобби Андес считал, что это нужно. Проверить, отбросить. Езда по этой невыносимой дороге, ежеминутное напряжение плюс напряжение от мысли о предстоящем пути назад превращали в действительность то, что было лишь призрачным сном. Превращали призрачный сон в факт.

Дорогой он снова стал горевать, как накануне, когда чуть не расплакался. Оттого, что сплоховал, когда эти люди его позвали, так как теперь был уверен, что они привезли Лору и Хелен. Живыми или мертвыми. Тогда ему казалось мудрым не дать себя убить, но какая же это глупая мудрость, если их тогда уже убили. А если не убили, и они сидели в машине, и была еще надежда — тем более.

Он увидел деревянный мосток и понял, что за редевшими деревьями впереди — та полянка. Его сердце сжалось. Они только нырнули на мосток и въехали на невысокий крутой пригорок, а он уже чувствовал чистое глубокое облегчение оттого, что увидел достаточно, чтобы знать — там ничего нет. Открылась полянка — это действительно был травянистый островок, пустой, со свежими отпечатками шин, оставленными при разворотах.

— Ой-ой-ой, — сказал водитель.

— Черт, твою мать! — крикнул Бобби Андес.

Тони Гастингс не понял, в чем дело, он был так успокоен и разочарован тем, что ничего не увидел на полянке — ни того, чего ожидал и боялся, ни того, на что надеялся. Он увидел, что там кто-то есть — на кустах за травой висели красный платок, темный свитер, джинсы. Когда Бобби Андес повернул голову, Тони увидел под кустом раздетых любовников, их раздетые спящие тела.

— Спокойно, — сказал Бобби Андес.

Тони удивился, почему они так за него волнуются. Он уже выскочил из машины и быстро шел туда, где лежали любовники, а Бобби Андес с полицейским бежали за ним, кто-то пытался взять его под руку, как будто его требовалось удерживать. В этом не было нужды. Он всего лишь хотел раз и навсегда устранить абсурдное допущение, сделанное его спутниками-полицейскими, и разбудить — хоть они и раздеты — любовников, юношу с девушкой, которых он видел, пусть сами скажут этим людям, что это не они. Юношу с девушкой, хотя он еще не видел, где кто: кто-то лежал на спине, другой — рядом, лицом вниз. Возможно, понял он, приближаясь к ним, они мертвы, а не спят, кто-то мог их убить. Если так, то этим должны будут заняться его спутники, не он.

Это не были Лора с Хелен, потому что эти двое были раздеты и похожи на детей, раскинувшихся и спящих, или оглушенных, поваленных ударом по голове, в коме, или, возможно, мертвых. Он шел быстро, опережая Бобби Андеса, пытавшегося его задержать, потому что хотел убедиться, что это не Лора с Хелен. Он не бежал, потому что знал — конечно, это не они.

Только это были они. Поэтому он и выскочил из машины, даже не дав ей остановиться, он понял в ту же секунду, как увидел их — раздетых спящих детей в кустах, — он знал, что это Лора и Хелен, именно это означало вчерашнее возвращение машины и урок, полученный от Рэя, Турка и Лу, он знал это прежде, чем увидел их, прежде чем увидел красный платок на кусте, прежде чем услышал гневные выкрики мужчин на переднем сиденье, он знал это.

Платок Хелен, слаксы и свитер Лоры. Он спешил, потому что пока не видел их лиц. Они казались слишком маленькими, совсем детьми, и сказать, кто из них какого пола, где юноша, где девушка, он тоже пока не мог.

Они лежали в кусте с переломанными ветками, словно вломились в него и рухнули, и он не видел их лиц, стройная раздетая девушка лежала на спине, отвернувшись, человек побольше лежал рядом лицом вниз, головой вниз так, что ее закрывали плечи и он не видел волос, а ветки мешали ему подойти. «Спокойно! » — его держали.

— Пустите, пустите.

Полицейский держал его, а Бобби Андес рубил ветки ножом и продрался к девушке, встал на колени и бережно приподнял ее голову, он увидел ее лицо сбоку, под углом, и все еще сомневался. Бобби Андес отпустил ее и перемахнул через нее к другой, потянул ее за плечо, переворачивая, — темные волосы, густые темные волосы, как у Лоры, — приподнял ее голову.

Он увидел Лорин рот, приоткрытый, словно в крике, ее щеки и глаза, исковерканные болью, он узнал крик, щеки и глаза, он узнал боль, застывший ум, речь, годы. И Бобби Андес, тоже весь перекошенный, смотрел на него, поддерживая ее голову, чтобы ему было видно. Бобби Андес, чужак из мира людей. Он ринулся вперед — посмотреть, есть ли еще надежда, может быть, еще не поздно, травы охватили ему ноги, он упал, повис на ветвях.

— Это ваша жена?

— Она в порядке?

Ее лицо было бело, глаза неподвижны. Бобби Андес не ответил.

Сьюзен Морроу дочитывает до точки, она потрясена. Ты убил их, Эдвард, говорит она, ты взял и сделал это. То, чего, как ей казалось, она не вытерпит. Она ошарашена вместе с Тони, как будто не знала, что так и будет. Чудовищное, нестерпимое преступление — хотя она убеждена, что если бы они остались живы, то она была бы разочарована. Бедный Тони, как же ее удовольствие зависит от его горя. Ей сдается, что боль, воплощенная в Тони, — на деле ее боль, что тревожно. Ее собственная, личная боль, старая или новая, прошедшая или грядущая, она не знает какая. И в то же время сознает, что ее боль, в отличие от боли Тони, не здесь, а где-то еще, и как раз это отсутствие ее боли, столь наглядное, делает момент таким будоражащим. Не совсем понимая, что имеет в виду, она прибегает к критическим оценкам. Оцени, как ведется рассказ, детали поиска, всеобъемлющую иррациональность, отрицание очевидного, оцени это все. Потом можешь критиковать, если, скажем, ты против виктимизации женщин, — но не сейчас, сначала подчинись, оцени, как бы ужасно это ни было.

Следующая страница: «Часть вторая» на чистом листе. Значит, мы читали часть первую, придавая Тони форму, как стеклодув — бутылке. Теперь что? В любом случае — что-то другое, и для Эдварда это риск, сопоставимый с риском начала. Тут она желает ему удачи.

Сьюзен Морроу собиралась остановиться, но это невозможно. К тому же ванная еще занята. Она должна заглянуть во вторую часть.

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 121314 15 16 17 Следующая ⇒