Я: Перестань избегать меня. 1 страница

Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления! Просим вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения. Спасибо.

Автор: Н. Изабелль Бланко

Название: " Молчание"

Количество глав: 19 глав

Перевод: Анастасия Б (1-5 главы), Ленчик Lisi4ka Кулажко (6-19 главы)

Редактура: Таисия Самсевич

Сверка и вычитка: Ленчик Lisi4ka Кулажко

Оформление: Ленчик Lisi4ka Кулажко

Обложка: Дарья Сергеевна

Перевод группы: https: //vk. com/stagedive

18+

(в книге присутствует нецензурная лексика и сцены сексуального характера)

Любое копирование без ссылки

на переводчика и группу ЗАПРЕЩЕНО!

Пожалуйста, уважайте чужой труд!

Когда мой брат, Король, женился пятнадцать лет назад, я принял его новую семью, как свою собственную. Его жену… ее малышку-дочку.

Мою племянницу по их браку.

Я ушел на войну с Дикарями. В течении многих лет я путешествовал, уходя и возвращаясь обратно, наблюдая за ее взрослением.

Но последняя битва держала меня в стороне, в течении целых пяти лет…

Теперь я вернулся, чтобы занять свое законное место, место второго претендента на трон.

Я - все то, за что держится это государство, все то, в чем оно нуждается. Та опора, к которой даже моему брату не по силам возвыситься.

Они все с уважением смотрят на меня. Как на хранителя их чести.

Но они не знают всей правды.

Во власти теней она преследует меня по ночам.

В течении дня же она улыбается и шепчет, показывая мне отголоски следов той маленькой девочки.

Но ночью она там, словно видение в черном, наблюдает, преследует…и не нужно произносить никаких слов.

Она знает.

Я проигрываю эту битву. То, что между нами - искра порока.

Тысячи лет чести и уважения находятся под угрозой из-за недопустимости наших желаний.

Но ее это не волнует.

И это все в ее молчании, она убивает меня… она владеет им, как клинком.

Дикий зов ее крови - это больше, чем я способен выдержать.

И необходимость владеть ее телом, может уничтожить нас обоих.

Ониксовые ступени, ведущие к королевскому дворцу, заблокированы ликующей толпой.

Но только вид моего дома, приносит в мою душу столь необходимое ощущение покоя, нежели все эти существа, приветствующие мое возвращение. Не то чтобы я был неблагодарен, что граждане радуются моему возвращению; просто после двух с половиной тысяч лет борьбы за них, их защиты, такой прием стал в порядке вещей.

Однако сейчас дома быть непривычно. Я не появлялся здесь в течении пяти лет. Промежуток времени, который абсолютно ничего не значит для такого, как я, но все это время меня что-то терзало, и я не могу понять, что именно.

Красные листья этой стороны Бэнясаского леса[1] украшают землю. Шаги. Они кружатся на ветру, когда я ворошу их ногами; каждый шаг сопровождается новым приветствием или гордым ударом по спине.

Мой брат, Малахай, король нашей фракции, стоит на вершине лестницы, обнажив свои клыки в широкой улыбке. Он аплодирует с остальной частью его граждан, не обращая внимания на тот факт, что он, как наш правитель, должен быть тем, кому нет равных.

Как мой брат, он всегда был готов отойти в сторону и позволить мне быть в центре внимания. В любом случае, это его никогда не задевало; это был его способ выразить признательность за мои жертвы во имя его королевства.

— Великий Обсидиан возвращается со своей непримиримой героической ордой, — провозглашает он, его карие глаза, которые намного светлее, намного добрее, чем мои собственные - черные, сияют теплом.

Качая головой, я поднялся на возвышение и позволил ему обнять меня одной рукой.

— Мой король, вы удостоили меня такой чести.

Он обхватывает мою шею сзади рукой в перчатке.

— Это ты тот, кто удостоил чести нас. Проходи, оставь обожающие массы позади себя. Моя жена и дочь ожидают внутри, чтобы также поприветствовать тебя. Наша семья скучала по тебе.

Его жена и падчерица, как назвал бы ее мир смертных; но так или иначе моя душа теплеет при мысли о них.

Наша семья приняла его приемную дочь, как если бы она была нашей кровью. Черт, она звала меня «дядя» с тех пор, как я встретил ее в нежном трехлетнем возрасте. По моим подсчетам ей сейчас должен быть двадцать один год, или около того.

Почти готова к вступлению в брак.

Хотя, в конечном счете, мой брат держит окончательную власть над тем, кому достанется такое драгоценное существо.

Толпа все еще продолжает скандировать, в то время, как двери из оникса во дворец открываются сами по себе. За ними лежит обширный вход в крепость. Красные стены, черные полы. Свечи вспыхивают вдоль стен, все готово для радушного приема.

Но две женщины, стоящие прямо под люстрой впереди нас, привлекают мое внимание.

— Обсидиан!

Алессандра, наша королева, устремляется ко мне в своем царственном платье, ее корона сверкает на голове. Черные волосытого же оттенка, что и у ее дочери, сияют здоровьем. Ее бледные щеки покраснели от счастья, а темно-синие глаза увлажнились слезами.

Моя сестра по браку и духу. Женщина, которая подарила нам с братом только свою безграничную любовь.

Та, что настигает меня и охватывает в жизнерадостных объятиях…

И та, на которую я почти не обращаю внимания.

Не могу.

Позади нее приближается ее более темная версия с такими же черными волосами. Но вместо голубых глаз, она обладает темными - мрачная, преследующая копия моих собственных глаз.

Женщина подходит в темно-красной версии платья Алессандры, которое облегает каждый изгиб ее тела.

Мир по обе стороны от нас отступает, торопливо исчезая.

Фон за ней превращается в неясное очертание.

Эта женщина - потрясающее существо с глазами, которые напоминают мне о самых чудовищных деяниях, которые я когда-либо видел на поле битвы, ее походка - настоящая демонстрация грации и чувственности.

Я смутно замечаю, что руки выпустили Алессандру из моих объятий, что она улыбается женщине, взгляд которой пригвоздил меня к месту. Она оказывается на расстоянии вытянутой руки, и я внезапно теряю чувство равнодушия от отчаянного желания вздохнуть.

Твою мать. Я перестал дышать при виде ее.

Моя грудь расширяется, когда воздух снова наполняет ее, только это не просто воздух. Это больше.

Это разрушение.

Это тьма.

Это секс и самый восхитительный аромат крови, который я когда-либо, блядь, встречал.

Это зло. Завладение волей. Мои десны горят, клыки за губами удлиняются, и, если я не буду осторожен, скоро мои глаза выдадут меня с головой, благодаря этой внезапной жажде крови.

Мое пальто скрывает то, что происходит с моим телом, но мой член вдруг становится достаточно твердым, чтобы соперничать с золотом, из которого сделаны их короны.

Как будто я не трахался целую вечность.

Как будто я сойду с ума, если не сделаю этого сейчас.

Рука хлопает меня между лопаток, возвращая меня обратно, туда, где я сейчас нахожусь.

— А вот и она. Моя прекрасная дочь. Разве она не сильно выросла, Обсидиан? — чистое довольство Малахая и его неведение настолько всеобъемлюще, что мне становится жаль и его, и себя.

Ибо он не знает.

Он не понял.

Даже мать девочки, столь открыто защищавшая ее, не поняла.

Никто не догадался.

Кроме нее.

Девчонки.

Нет, взрослой женщины. Той, которая разделяет мой странный окрас среди нашего вида. Той, которая раньше оборачивалась миниатюрным тельцем вокруг моих ног и держалась за них изо всех сил.

Во всех смыслах и отношениях, моя племянница. Та самая девочка, которая всегда называла меня «дядей».

И она снова делает это, растянув пухлые губы в ленивой улыбке.

— Привет, дядя, — наконец пропела она.

Но это не тот тихий голос, который я помню. Этот голос более хриплый. Взрослый.

Мои клыки болят из-за вида ее бледной шеи.

Мой взбесившийся член пульсирует навстречу ей, не обращая ни на что внимания.

И она улыбается мне загадочной улыбкой, которая, тем не менее, выдает ее мысли.

Эта молодая женщина знает, что я хочу ее.

Знает, что я внезапно сгораю из-за нее.

Она выглядит так, словно готова поиграть с этим фактом. Использовать его.

Боги, я совсем не узнаю Каламити, и впервые после встречи с ней, ее имя обретает идеальный смысл[2]. Как будто ее мать, сама того не желая, назвала ее именно так, зная, какой она однажды вырастет и станет.

— Пойдем. Давайте все перейдем в главный зал. В вашу честь приготовлен пир, — мой брат остается в неведении, к счастью, и у меня нет другого выбора, кроме как позволить ему вести меня.

Каламити отклоняется, чтобы освободить место для нас, но это медленное, эфемерное движение, эти бархатные черные глаза, преследуют меня весь путь.

Я резко отвожу взгляд, но не раньше, чем холодное, странное ощущение, змеей сползает вниз по моему позвоночнику.

Впервые в моем бесконечном существовании я понимаю, почему смертные боятся нас. Каково это - быть пойманным на прицел таких, как мы.

Не то чтобы это имело значение. Наша фракция успешна благодаря строгому соблюдению нашей морали. Нашему кодексу чести.

Вся моя жизнь была посвящена почитанию этого кодекса.

Я жил этим.

Неважно, что только что произошло с моим телом, как этот запах поимел мою голову, эта молодая девушка - моя племянница, и она неприкосновенна для всех, кроме мужчины, которого выбрал для нее мой брат.

Это внезапное, яростное влечение бессмысленно.

Я повторяю это снова и снова, пока мы все занимаем свои места в роскошной столовой.

Я повторяю это себе, когда мой брат садится в конце стола, а его жена слева от него.

Продолжаю повторять это, когда я сажусь справа от него, а моя правая рука, генерал Дреган, садится рядом со мной.

Но, когда девушка - «моя племянница», напоминаю я себе - садится рядом с матерью, и спокойный, смертоносный взгляд находит мой, основы всей моей системы убеждений, кажется, содрогаются.

Эта девушка откуда-то знает, что мой рот наполняется слюной из-за нее.

То, что я хочу на нее напасть, как какой-то неотесанный варвар, прижимая ее к земле и оскверняя ее своим языком и членом. То, что я сопротивляюсь образам, которые заканчиваются тем, что с этой бледной кожи капает моя сперма.

Тем, что на этой бледной шее сверкает кровь после того, как я осушу ее, как дикарь.

Она знает, и я понятия не имею, что это значит…

Только из-за того, что она, кажется, не готова игнорировать этот факт, я пропадаю. Я понятия не имею, что она планирует делать с этим знанием, но эта крошка, похоже, готова исследовать его в некотором плане.

Прошло пять лет, и я был в восторге от возможности вернуться домой.

Но сейчас, небезызвестный смертельный мускусный запах надвигающейся гибели пронизывает воздух вокруг меня. Запах, с которым я столкнулся лишь несколько раз в моей жизни.

Прямо как перед заранее проигранной битвой.

Мой брат поднимает свой кубок крови, чтобы выпить за мое возвращение, даже не осознавая трагическую правду.

Мое возвращение может не стать поводом для празднования.

Я, мужчина, который сделал своей миссией защищать каждого жителя, которым дорожит это королевство, могу быть причиной гибели этой семьи.

Если я не смогу контролировать эту адскую похоть и держать Каламити как можно дальше от себя, это может быть последним, что я сделаю.

Да помогут нам всем Темные Боги.

— Ты когда-нибудь собираешься покинуть свою чертову пещеру?

Не обращая внимания на глупый вопрос Дрегана, пристально гляжу на шесть мониторов, которые расставлены вдоль длинного стола прямо передо мной. Я продолжаю читать сводки, поступающие из вне. Я слышу, как он передвигается по моим апартаментам, скорее всего, дотрагиваясь до дерьма, к которому он не имеет права прикасаться, но я позволяю ему продолжить.

Все лучше, чем его постоянные допросы в последнее время, его выводящее меня из себя любопытство, когда дело доходит до моей новой изоляции.

Две недели. Вот сколько времени прошло, с тех пор как я вернулся. С тех пор как я встретился лицом к лицу со своей повзрослевшей племянницей.

Моя племянница.

Моя гребанная племянница.

Это песня в моей голове, которую я отказываюсь прекращать. Потому что, когда-нибудь эта реальность снова закристаллизуется в моем мире. Когда-нибудь эта жгучая боль в моем животе умрет, как только мое тело вспомнит один очень важный факт: эта молодая женщина - чертова падчерица моего брата.

— Есть какие-нибудь новости о Влакине?

Фракция, из-за которой мы недавно провели пять лет на окраине границы с Бухарестом, воюя с ними.

Вопрос, на который я не против ответить.

— Они перегруппировываются, естественно. Но если они не смогут вырастить новое поколение воинов в одночасье, то их шпионы - вот о чем нам действительно стоит беспокоиться некоторое время.

— Ха, — слышен шаркающий звук.

Скорее всего, он просматривает мою ахинею.

Я позволил ему это, потому что здесь нет ничего, что могло бы разоблачить мою новую манию. Ничего стоящего там не скрыто.

— Что насчет Джиали?

— Мобилизация, но ничего, с чем мы не сможем справиться.

— А Цекле?

— То же самое.

И так далее, вместе с моим заместителем прокладываем себе путь вниз по списку наших известных врагов. Отвлеченный внутренними тягостными ощущениями в груди, я хрипло даю один ответ за другим.

До тех пор, пока вдруг позади меня не наступает тишина.

— В чем, мать твою, сейчас твоя проблема? — я бросаю через плечо.

— Забавно, мне интересно то же самое, мой старый друг.

Определенно все еще продолжает копать.

— Может быть, тебе следует сосредоточиться на более важных вопросах.

— Я и так это делаю. Похоже, что ты не посещал гаремы с нами после битвы.

Гаремы. Единственное необходимое зло, от которого мы не можем защитить своих неженатых граждан. Их наличие противоречит нашему кодексу, но наша биологическая потребность в крови и сексе делает их незаменимыми.

Я не посещал их годами. На поле битвы всегда были доступные женщины.

И теперь, увидев Каламити, я заперся здесь на всю неделю. Только моя рука, я и проигрышная битва с моими фантазиями.

Каждый раз, когда я закрываю глаза, и перед тем, как прийти в себя, вижу ее.

Я хочу ее.

Я, блядь, нуждаюсь в ней.

Шипя, я прижимаю кольцо большого пальца к кольцу на указательном пальце.

— Очень важные вопросы требуют моего внимания. Возвращайся в гарем и дай мне минуту покоя.

Его смех заставляет мои клыки удлиниться от бешенства.

Когда я оглядываюсь через плечо, он перепрыгивает через один из витиеватых черных столов из красного дерева, которые засоряют эту область моих апартаментов.

Словно гиперактивный, любознательный зайчик.

Дреган ухмыляется мне, шевеля своими темно-красными бровями.

— Может ли это быть связано с женщиной? Только эти адские отродья могут вывернуть самца наизнанку вот так. Я видел это слишком много раз.

Мой ответ?

— Вон, — спокойно приказываю я, указывая на дверь.

Только когда его глаза двигаются в этом направлении и расширяются, мое внимание перемещается туда, куда я указываю.

Или, точнее, на кого.

— Привет, дядя, — черные непостижимые ирисы движутся в направлении Дрегана, и эта снисходительная улыбка расширяется.

— Дреган, как у тебя дела?

Он так же ошеломлен, увидев ее в этом темно-фиолетовом обтягивающем платье. Моргая и заикаясь, он кланяется в талии.

— Ваше высочество. У меня все прекрасно. С-спасибо. А как вы?

Я убью его, если он еще раз запнется из-за нее.

Прежде чем Каламити смогла ответить, я поднимаюсь на ноги.

Ее взгляд устремляется в мою сторону, оглаживает мои черные брюки. Мой одинаково черный кашемировый свитер с длинными рукавами. Они закатаны до локтей, обнажая татуировки, которые покрывают мои руки, тыльную сторону ладоней и пальцы.

Каждая татуировка была дана мне как празднование моих побед на поле битвы. Каждая имеет священный смысл, который выходит далеко за пределы украшения.

И они ей нравятся. Я вижу это в голодной, сверкающей бездне ее глаз.

Черт тебя дери. Будто пылающий адский огонь попал прямо в мою кровь. Две недели отрицания жажды, бушующей во мне, словно приливная волна.

— Чем я могу помочь тебе, Каламити?

Нужно выпроводить ее отсюда, прежде чем Дреган заметит, что она делает со мной.

Прежде чем она продолжит делать это с ним, и я впечатаю его гребанное рыло в антикварный черный стол позади него.

Я едва видел ее с тех пор, как вернулся — по собственному желанию — но я понял, как мало она говорит в моем присутствии. С другими это не проблема, но ее слова при мне являются редкостью.

Может быть, она знает, что ее голос делает со мной, и она сожалеет.

Эта загадочная улыбка пробуждает мое любопытство. То, как она смотрит на меня, как будто я уже внутри нее, и она может видеть каждое противоречивое желание во мне.

— Моя мама просит вашего присутствия в главном зале.

Я сглатываю сухой песок в моем горле. Клыки пронзают нижнюю губу, когда они удлиняются.

— Я скоро приду, — прошептал я, стараясь изо всех сил скрыть их.

Никакого ответа. Просто еще больше мерцания в этих темных ирисах.

Она бросает взгляд на Дрегана.

Он выпрямился, но его взгляд остается неподвижным на полу в почтении к ее положению.

И ее незамужнему статусу.

И, скорее всего, потому что, если он пристально посмотрит на нее, то, вероятно, не сможет скрыть стучащего по нему вожделения, которое я ощущаю.

Чертов ад.

Уголок ее рта дергается, почти обнажая эту одинокую восхитительную ямочку на левой стороне губ. Затем, сверкая глазами, она смотрит прямо на меня.

И она кусает уголок ее губы одним совершенным, удлиненным клыком.

Я охвачен такой жестокой потребностью, что все чувства почти покидают меня.

— Увидимся внизу, дядя, — поет она так ласково, доказывая мне, что озорная молодая девушка, которая любила шутить надо мной, все еще внутри нее.

Все еще умирает от желания трахнуться со мной.

Умирает, чтобы трахнуть меня и точка.

Я не дурак. В моем существовании было достаточно женщин, чтобы понять, когда кто-то жаждет меня.

Почему она это чувствует? Почему она не против этого? Почему она хочет пересечь самую запрещенную линию, искушая меня таким образом?

Ответ на все эти вопросы внутри меня, дразнящий меня так же, как и эту женщину. Что бы ни означало это коварное влечение между нами, оно явно захватило нас обоих.

— Ну …Я полагаю, ты наконец-то покидаешь свою пещеру?

Я отказываюсь реагировать на его уговоры. Насколько я знаю, он уже понял, почему в последнее время я психически обеспокоен, и он просто ищет подтверждения.

Обернувшись, я блокирую все мои компьютеры. Моя золотая императорская манжета рядом с одной из клавиатур. Чувствуя, как Дреган смотрит мне в спину, я хлопаю его по левому запястью.

— Ну …Так мы обсудим это?

Блядь.

— Нет. — Сердце колотится от того факта, что этот придурок раскусил мою новую зависимость. Я прошел мимо него, сапоги ударяли по черному мрамору.

— В конце концов, нам придется поговорить об этом! — пытается вернуть меня обратно.

— Иди пососи свой член и прекрати зацикливаться на том, что происходит с моим.

Я позволил тяжелым резным дверям захлопнуться, зная, что это не конец.

Я должен разобраться в себе.

Скоро.

Дреган был мне как брат, с тех пор как мы были малышами. Он знает меня лучше, чем кто-либо. Лучше, чем мой собственный кровный брат.

И ему понадобилось всего несколько мгновений в одной комнате со мной и Каламити, чтобы заметить это.

Если я не буду осторожен - если я не вычеркну эту девушку из моей системы - это только вопрос времени, когда кто-то еще заметит.

Наше королевство, наша социальная структура, не выдержит такого скандала.

Оно просто не сможет.

— Лоренц женится на своей падчерице, теперь, когда она достигла совершеннолетия, — Алессандра улыбается молодой вампирше, которая протягивает ей глубокого цвета бордовую ткань. — Все королевство в смятении. Все, кроме молодого поколения.

Я разрываюсь между моим желанием уединения и ужасом от того, что я слышу.

— И совет принял это?

—Аргумент заключается в том, что ее мать была мертва шестнадцать лет, и он не воспитывал ее как свою собственную дочь, он платил сиделкам, чтобы они позаботились об этом, — Алессандра бросает ткань на одну из темных деревянных поверхностей и наклоняет голову, рассматривая ее.

Она всегда так делает, хотя я не могу понять, зачем.

— Это все еще его воспитанница. Как, черт возьми, ему удалось получить одобрение на это?

Моя невестка небрежно пожимает плечами.

— Его семья одна из старейших. Его связи огромны, — ее оценивающий взгляд проходится по вампирам, мчащихся по коридору. — Нам нужно, чтобы вы остались здесь и помогли с беспорядками.

Мой хмурый взгляд задерживается на ее профиле, когда темный пурпур врывается в мое периферийное зрение.

Ее темный пурпур.

Она стоит перед дверями на террасу, освещенная лунным светом. Оценивая всех перед ней так же беззаботно, как и ее мать.

Я отворачиваюсь, блокируя ее взгляд. Всегда помня о великолепном слухе, которым обладает наш вид, я приближаюсь к королеве.

— Есть только один способ, которым я могу помочь с этим — напомнить совету, что слияние не в интересах королевства.

Алессандра слегка качает головой.

— Все не так просто. При таком политическом климате молодое поколение с большей вероятностью будет бунтовать, если мы будем отрицать это. Ты не видел их вместе, Обсидиан. Он потерян для нее, а она потеряна для него.

— Они обнародовали это? — шиплю я, когда легкий порыв воздуха ударяет мне в спину.

— Мама.

Дерьмо. Почти невозможно скрыть мою реакцию на ее близость. Звук ее голоса, этот чертов аромат.

— Каламити, — улыбаясь, Алессандра проходит мимо меня.

Я продолжаю смотреть в сторону от женщины, клыки давят на мои напряженные губы. Если я не успокоюсь, скоро мои глаза станут черными. И в этот момент никто, абсолютно никто не усомнится в том, что я нахожусь в тисках жажды крови.

Сомневаюсь, что это будет далекий прыжок от того, кто ответственен за это.

— Ты говорила с Таллоном, чтобы организовать свою поездку? — спрашивает Алессандра.

Глава королевской гвардии? Поездка? Изогнув бровь, я смотрю через плечо на стоявших рядом женщин. Одна в элегантном темно-синем платье, другая одета так, чтобы, черт, убить этим фиолетовым платьем. Тем самым, которое подходит ей как вторая кожа. Ничего не остается воображению, когда дело доходит до ее изгибов.

Как они позволяют ей так одеваться? Я не изучал ее список женихов, но он, должно быть, километровый. Как будто она пытается склонить неженатого мужчину к тому, чтобы схватить ее.

С клыков капает яд прямо в мой рот.

— Все было урегулировано. Не беспокойся, мама.

Алессандра приглаживает густую черную прядь волос на обнаженном плече дочери.

— Я всегда волнуюсь, когда ты отправляешься на эти вечеринки в человеческий мир.

— Что? — я грубо перебиваю и шагаю в их направлении.

К тому времени любой из нас осознает, что я собираюсь сделать. Мой следующий вопрос направлен на ее безмятежную, уравновешенную мать.

— Куда она ходит на вечеринки?

Каламити снова пронизывает меня взглядом, который мерцает какими-то неопределенными эмоциями.

Возможно, развлечением.

— Хорошего дня, дядя Обсидиан.

Желание зарычать на нее заставляет меня чуть ли не обнажить клыки.

— Расслабься. Мы потворствуем ей, потому что многие другие молодые вампиры делают тоже самое. Они выходят большими группами под усиленной охраной.

Мое неверие должно быть проявилось на моем лице, когда я смотрю на нее сверху вниз.

— В мир людей.

— Который наш вид часто посещает. А в местах, куда они ходят, они — не что иное, как состоятельные молодые люди, которые платят большие деньги за частные VIP зоны и приводят свою собственную охрану. Все в порядке.

VIP зоны.

Нет, это не нормально. Это может быть только один тип места, о котором она говорит.

— Они собираются на вечеринку в человеческом клубе.

— Да, — подтверждает королева, ее внимание возвращается к вампирам, расставляющим украшения по всему залу.

— Алессандра…

— Обсидиан, многое изменилось за последние пять лет. Мы дали наше благословление, — ладонь моего брата ложится мне на плечо сзади. — Это лучше, чем позволить им улизнуть самим, без нашего ведома, не зная, куда, и не предоставив адекватную защиту.

Я отмахиваюсь от его руки и поворачиваюсь, чтобы оставить их обоих.

— Это нелепо. Она наследница престола.

— Куда ты идешь? — зовет мой брат.

— Иду, чтобы, черт возьми, убедиться, что охрана именно такая, какой и должна быть!

— Он так защищает ее, — задумчиво вздыхает Алессандра, не сомневаясь, что это не более чем забота «дяди».

Я чертовски ненавижу себя.

Дреган пытается остановить меня в одном из залов.

— Не сейчас!

Он глядит, как я прохожу мимо него, зная, что многие пристально следят за мной.

К черту его.

К черту их всех.

Каламити уходит с группой молодняка на вечеринку в человеческом царстве за пределами нашего мистически защищенного уголка леса.

Я не смею анализировать, откуда на самом деле этот гнев. Все, что я знаю, это то, что, если я не смогу ее остановить, я, блядь, лично прослежу за ней.

За каждым шагом.

Неважно, насколько безумна эта идея.

Шесть бархатных кабинок заблокированы в VIP зоне, в одном из самых популярных клубов города Бухареста. Граждане Румынии — люди, двигаются по кругу под ритм и вспышки света, не обращая внимания на тот факт, что группа из двадцати самых смертоносных хищников захватила частную VIP зону на террасе второго этажа.

Щелкнув золотым кольцом на указательном пальце по другому кольцу на большом, я свободной рукой чешу бороду и наблюдаю за темноволосой, черноглазой женщиной, развалившейся на полукруглой белой кушетке. На ней платье, которое будет считаться неприличным для наших граждан; для молодых мужчин-вампиров и мужчин вокруг нее, она — не более, чем прекрасная ожившая современная богиня.

Мои клыки не отступали в течении многих часов. Я начинаю верить, что они никогда не будут такими как прежде.

Качаясь в такт, она смотрит на макушки голов, осматриваясь.

Всегда осматриваясь.

Как и ее мать, королева.

Как будто она уже сама королева.

Она не унаследует трон еще в течение долгого времени, и то, только после смерти моего брата. Наш отец не умер, пока Малахаю не исполнилась тысяча, после того, как он прожил почти пять тысяч лет. И все же Каламити ясно осознает свою силу, свой потенциал, даже в таком молодом возрасте, в двадцать один год.

Блядь. Двадцать один. Она все еще ребенок по сравнению с моими двумя с половиной тысячелетиями.

Тогда почему я смотрю на нее не как на ребенка, как я когда-то делал?

Мои голодные глаза упали на ее грудь, на то, как она поднимается и опускается при каждом ее контролируемом вздохе. Время от времени ее бездонный взгляд устремляется к камере справа от нее.

К той, чей канал я смотрю на главном экране.

Нет ни малейшего шанса, что он знает о том, что я наблюдаю за ее маленькой экскурсией. И все же я не могу перестать чувствовать проникновение этого взгляда, как будто она смотрит прямо на меня.

В меня.

Молодой, белокурый вампир садится на сиденье рядом с ней, небрежный и самодовольный в своем белом костюме. Он наклоняется ближе к ней, гораздо ближе, чем ему позволено в королевстве, и что-то шепчет ей на ухо.

Сердце сильно бьется о грудную клетку, я выдыхаю через ноздри и выпрямляюсь на своем месте.

Мужчина слегка отодвигается от нее и прижимает обнаженное запястье к ее рту. Предлагая это ей.

И впервые после возвращения домой, мне пришло в голову, что она сейчас совершеннолетняя. Это означает, что она больше не живет только на человеческой пище, как молодые особи. Она достаточно взрослая, чтобы кормиться. Наверное, уже, как минимум, три года.

12 3 4 5 6 Следующая ⇒