Илья Муромец 5 страница

Ползают у телег турзы. Пихают украдкой за щеку золотые рубли. Поглядывает на них искоса Муромец, делая вид, что он занят танцующей.

Калин нетерпеливо хлопнул в ладоши. Подбежали урзы. Застыла тугарянка.

— Собрали? Глаза Калина хотят видеть!

— Целый день искали, ползали — ни рубля не видели...

— Калин любит послов... Посадить на кол, — заорал Калин.

Закрыла лицо руками тугарянка.

— Калин-царь, честь послу ты успеешь воздать. Ты прими сперва сполна дары Киева, — не теряя спокойствия, сказал Муромец.

И, как бы шутя, щелкнул по животу стоящего рядом с ним турзу. Икнул, чихнул турза, и вдруг изо рта у него вылетели золотые рубли.

Приподнял Муромец второго турзу за шиворот, тряхнул его, и посыпались из-за пазухи серебряные рубли.

Сутулый Калин, с обнаженной саблей, крепко стиснутой в руке, шагает вдоль оцепеневшего скопища. Глаза его искры мечут в обе стороны.

— Шакалы! Обманщики! Дары Калина-царя прячете?..

Кривоногий турза что-то потрогал у себя за пазухой. Это заметил лютый Калин и в один прыжок подскочил к кривоногому.

Взбешенный Калин прокалывает кинжалом одного за другим двоих воинов. Вскочив на грудь убитого, ревет на весь стан:

— Всяк, Калина обокравший, от меча Калина поляжет... Палачи! (Воинам. ) Клади дары Киева перед очи мои!

По людской цепочке, что протянулась ко дворцу-кибитке из дальней степи, побежал пугливый шепот:

— Вынимай, припасай.

— Отдай! Все отдай Калину! Не отдашь — возьмет Калин голову.

Напуганные тугары шарят за пазухой бездонных карманах, выковыривают украшения с оружия, отрывают золотые бляхи с поясов.

Голоса. Не жалей. Киев скоро, там бери, хватай! Ай-яй, много золота!

Сидящий на троне Калин рычит на воинов:

— Подходи! Подходи! Ссыпай золото к ногам Калина все до денежки! С золотой горы голова Калина будет Киев смотреть.

Бесконечная цепь воинов движется к трону. Каждый, подходя, швыряет на землю горсть драгоценностей. Со сказочной быстротой три маленькие вначале кучки золота, серебра и жемчуга вырастают до громадных размеров, закрывая кадр.

— Видишь, Калин-царь, — говорит Муромец, — сколько добра всякого! Выполняй тобой обещанное — уходи от Киева!

— Пускай Киев отойдет, — требует Калин. — Голова Калина все знает: Муромец в погребе умер-лежит. Дружина вся по домам ушла, — с издевкой, прищурившись, ломается Калин. — У Киева Алешки Поповича нет. Добрыни Никитича нет.

— Илья-то ведь Муромец живехонек, здоровехонек.

Калин ошеломлен.

— Врешь... (Пауза. ) Еще велик ли он? Калин спросит у тебя.

— Илья Муромец-то будет, право, в мои же рост.

— И по много ли он ест и пьет? Голова Калина хочет знать.

— Он мало пьет и мало ест, — продолжает Муромец. — Съест три кусочка и сыт три денечка.

— Мало пьет, мало ест — мало-мало силы в нем. Мало может он и ратовать. (Пауза. ) Жив? Привезите Калину Илью Муромца. Калин поглядит, скоро-скоро отойдет от Киева.

Муромец на миг задумался.

— Повинуюся, Калин Катобрульевич. (Отрокам. ) В Киев скакать вам. В первый день Илейку в погребах сыскать, на второй день Илейку живком Калину отдать... поглядеть только. Да скажите князю, чтоб с делами своими он не мешкал там, поспешал в повара к царю Калину. (Сделал знак отрокам. )

Отроки, поняв тайный знак, проворно сели на коней.

Окольная ¹ застава в степи, у моря теплого.

Всюду следы только что законченного боя. Хрипло каркая, низко кружится воронье. К Добрыне, вкладывающему меч в ножны, подъезжают Алеша, Дунай, Ропша и другие богатыри.

— Тяжело ты, Седьмая застава, нам досталася, — молвил, вздыхая, Добрыня.

— Хоть и горько обидел нас князь, но дороги окольной тугарам мы не дали, — говорит Алеша, с трудом вкладывая меч в ножны.

— А теперь и Киев спроведать надо, — зовет Добрыня друзей, поворачивая коня.

Алеша преграждает путь Добрыне.

— Ты осыпь мне копье красным золотом, не поеду в Киев я.

Заклокотала обида в богатырских сердцах:

Пермя. Не бывать бы в Киеве до веку! Не глядеть бы мне больше на князя Владимира!

Алеша. И на княгиню Апраксею век не сматривать!

Ропша. У Владимира есть много князей, бояр... кормит их, и поит, и жалует...

Торопанишко. Нам же нет ничего...

Алеша. Велик мой грех — не поеду я стоять за княжеские погреба тюремные.

Добрыня. Не век обиду помнить! Многотрудные у Киева заботы ныне! Поедемте!

Алеша. Приведешь ты нас на потеху боярам. (Горячит коня. ) Как привел Илью...

Страшным сделалось лицо Добрыни, схватив Алешу за грудки, оторвал от седла.

— Ты чего кричишь, как порог, шумишь... Без Ильи мне и ныне белый свет не мил!..

К богатырям подъезжают конные калики и бирючи.

— О чем ратитесь? (Разнимает Михайло схватившихся. ) Разве на земле стало узко вам? Поспешим на подмогу Муромцу. Ведь Илья-то Иваныч жив... Целешенек!!!

Алеша. Вот так радость, свет!

Добрыня. Вот так счастье нам!

Алеша. Где Илья, там и я! Поворачивай!

Алеша рванул поводья и первым поскакал.

Калин пьет из человеческого черепа, окованного золотом. Ланшек, вздыбив коня, останавливается перед Калином, сидящим у шатра.

— О всесильный Калин-царь! — жалуется Ланшек, подняв руку с копьем. — Всю Пучай-реку проехали, не видать нигде князя-повара с Илейкой Муромцем.

______________

¹ Окольная — пограничная застава.

Вскочил Калин. Отбросил чашу далеко в сторону.

— Ты обманщик, посол. Подавайте кол!

Муромец с деланным испугом кланяется до земли.

— Голову свою в заклад кладу, будет перед тобою Муромец.

— А не будет Муромца, — хрипит Калин, — твой язык будет Калин крюком тянуть!

Кланяясь, Муромец припадает ухом к земле.

— Припаду-ка я к земле ухом правым: не стучит ли где матушка сыра земля?

Слушает Муромец, не меняя своего положения. А за ним в легкой дымке: семь рек сливаются в одно русло. Семь дорог сходятся в одну.

По воде, по земле, со всех сторон идут, плывут, мчатся на конях, сливаясь в один необозримый поток, русские рати. Гудит, дрожит земля от конского топота.

— Слышу, там стучит сыра земля под той сторонушкой, — радостно вполголоса говорит богатырь.

Слушает Муромец... А в это время, где-то в степи, в высокой по пояс траве отважные русичи катят на огромных колесах корабли и лодки с раздутыми парусами.

— Поспешай, братцы новгородцы! — шумит Буслай, широкой грудью налегая на смоленый канат. — Нам не стать привыкать: по всем рекам хожено, по всем морям плавано!

За колесными кораблями богатырь Иван Баба идет и всю непокорную дружину свою за собой ведет.

Гудит плакун-колокол.

— Знать, подходят к Киеву дружины со всех сторон! — вполголоса говорит Муромец.

Пропадает видение...

Калин напряженно всматривается в Муромца.

Поцеловав землю, Муромец встает.

— Кабы сейчас Муромца мне выдали, отошел бы я от Киева! Я войду ведь завтра в Киев-град, отсеку у Илейки голову, ежели сам он не покажется.

Муромец с чувством человека, выполнившего священный долг, сорвал с себя одежды посла, представ перед Калином в латах и шлеме:

— Вот он я, Илья Муромец! Отойди, пока не поздно, от Руси-земли!!!

Схватились за сабли и луки турзы-урзы. Против своей воли любуется Калин богатырем, пораженный его смелостью.

Мимо шатра Калина пленницы тащат по земле только что освежеванные туши и снятые шкуры. Впереди — Василиса в наплечных колодках. Увидев Муромца, потрясенная Василиса замерла.

Свирепость на лице Калина вдруг сменилась холодной улыбкой.

— За насмешку твою надо сжечь тебя, но за смелость твою я помилую. А за милость мою ты послужишь мне. Турзой сделаю.

Турзы с треском вставляют сабли в ножны. Делают шаг назад. Отворачиваются.

Муромец не замечает Василисы.

— У меня есть своя великая заботушка — беречи красен Киев-град! — отвечает богатырь.

Василиса, едва владея собой, напрягая все силы, чтобы не раскрыть своей тайны перед Калином, пошатываясь, медленно проходит мимо Муромца, не сводя с него глаз. Она поняла, что большая забота привела мужа в стан деспота. Поравнявшись с Муромцем, Василиса прошептала:

— Ой ты, дума моя тайная... Ты надежда моя в безотрадный час...

Обернулся Муромец. Изумление в его глазах сменяется жгучим гневом к насильникам и неугасимой любовью к Василисе.

— Потерпи до сроку, до времени, — в ответ послышались его слова.

Калин вслушивается.

— Велит сердце Калина: становите ее на высокий курган! — крикнул Калин.

На верхушку кургана всходит Василиса, окруженная тугарами.

— Кладите кольцо на голову! — слышен голос Калина за кадром.

Воины исполняют приказание.

Подают Муромцу лук со стрелой.

— Попадет стрела в кольцо — отойдет Калин от Киева. Стрела в кольцо не попадет — из головы Калин чашу сделает. Киев дымом под облака пущу! — звучит голос Калина.

Курган.

Стоит Василиса как каменная. Ветер треплет ее волосы. На голове у нее кольцо.

— Убьешь — не бойся: не будет тебя казнить Калин, — говорит Калин.

Не дрогнула Василиса.

Муромец со вздохом опускает направленный на Василису лук.

— Лучше бы с плеч моих сняли голову, — тихо произнес он.

Василиса, заметив нерешительность Муромца, крикнула:

— Не жалей меня, я без ропота смерть приму от руки твоей!

Муромец, порывисто натянув лук, спускает стрелу.

Лицо Василисы с сияющими глазами. Стрела с треском разрезает кольцо на две части. К ногам Василисы падают половинки кольца.

— Отступай от Киева, Калин! Уговор на Руси дороже золота! — гордо крикнул Муромец.

— Отрекись от Киева, братом сделаю, — всячески прельщает богатыря Калин. — Твоя голова, моя голова близко будут.

Не дождешься, коршун! Еще век того не было, чтобы русский богатырь отступился от родной земли, — смело раздался голос Василисы. Она вырывается из рук здоровенного тугарина.

— В подземелье! — рассвирепел Калин. — Кормить хочет Калин Змей-Горыныча!

Схватили Василису и потащили.

— Отойди, собака, пока не поздно, от Руси-земли! — гаркнул Муромец, выхватив меч.

Калин прячется за щиты телохранителей.

— Из рук, из ног жилы вытянуть! — взревел Калин. — Будет Калину весело!

Засуетились урзы, не зная, как подступиться к богатырю.

— В чембуры его!

С удивительной ловкостью набрасывают на богатыря десятки арканов.

Радость и ликование на ужасном лице Калина.

— Тащите его к ногам моим! Руки из плеч выломлю!

Повел плечами Муромец — закачались турзы, еле арканы удерживают.

— Еще эти руки из тебя дух вышибут!

Понатужился богатырь — все арканы лопнули.

Муромец оглушительно свистнул.

На этот свист, в один скок, через шатер Калина перемахнул Бурушка, волоча за собой на арканах кучу тугар.

Вскочил на Бурушку Муромец.

— Видишь ты мою посадочку, да не увидишь ты мою поездочку!

Вихрем несется Муромец на Бурушке над лагерем. Стая стрел летит за ним.

Мечется в исступлении Калин-царь, пиная всех.

— Догнать! Живьем взять! Да проклянет его Бахмут!

На взмыленных конях скачут к Калину Ланшек и Сокольничек. Увидев их, Калин обрадовался.

Ланшек и Сокольничек осадили взмыленных коней перед разъяренным Калином.

— Сотру Русь с лица земли! — гремит Калин. (Ланшеку. ) Седьмая застава взята?

— Застава мало-мало шевелимо лежит... — путается Ланшек.

— Пьяны?

— Все порублены, — пояснил Сокольничек. Калин, задыхаясь, ревет на Сокольничка: — Ты, ты пойдешь поединщиком против Киева!

Медленно движутся по степи парусные корабли на колесах. Тревожно вьются в небе черные тучи.

Перед городскими воротами сомкнутый строй русской рати, изготовившейся к бою. Тут и богатырский полк полениц ¹ удалых.

Впереди, в боевом снаряжении, на конях — Владимир, Добрыня, Алеша. Перед ними — Муромец.

Владимир. Спасибо тебе, Илья Иванович! За услугу твою богатырскую.

Добрыня. Недаром ты пословничал. Погляди, окинь — вся ли Русь в сборе?

Муромец. Хороши молодцы: голос к голосу, волос к волосу.

Владимир. Русь-земля не пуста стоит! Алеша (горячась). Быть собаке Калину под Киевом побитому!

Буйный ветер сечет траву.

Пыль заволакивает багровое солнце. Движется орда.

Отделившись от черной массы тугарского войска, впереди гарцует Сокольничек. Под правым стременем у него скачет серый волк, под левым — черный выжлок ². На правом плече сидит сиз орел, на левом — бел кречет. Вскидывая и подхватывая на скаку копье, Сокольничек, горяча скакуна, оглашает степь:

Поле чистое, дашь не дашь мне поединщика? Сколь легко владею тобой, копье,

столь легко мне владеть Ильей Муромцем. Я убью его заместо овода!

Впереди русской дружины три богатыря — Муромец, Добрыня, Алеша.

— Не убил молодца, а уж ездит, хвастает! — усмехнулся Добрыня.

— Прикажи, Илья, мне ехать к нахвальщине! ³ — горячится Алеша.

________________

¹ Поленицы удалые — женщины-богатырши, идущие в бой вместе с богатырями.

² Выжлок — гончая собака.

³ Нахвальщина — хвастун, хвальбишка.

— Будет мне-ко, старому, самому идти! Побрататься с ним, поздороваться, — пониже надвинув шлем, решает Муромец и трогает Бурушку.

Навстречу гарцующему Сокольничку спокойно выезжает Муромец.

Остановился. С любопытством посмотрел на юного красавца-всадника в роскошном одеянии.

— Выходи-ка, неразумный нахвальщина на честной бой, на побраночку!

— А ты стар мне в поединщики! Не моя чета, не моя ровня, — заносчиво отвечает Сокольничек, отъезжая от Муромца.

— Не застрелил сокола, а теребишь уж! — усмехнулся Муромец вразумляюще.

— За такие слова я и старого не помилую!

С силой метнул копье в Муромца. Копье с треском ударившись в щит, разлетелося.

Поднял свое копье Муромец.

Выставил вперед Сокольничек руку со щитом. Копье Муромца со свистом пробило щит насквозь. От ответного удара затрещал щит Муромца. С визгом удирают волк и выжлок.

Отбросили поединщики дырявые щиты. Схватились за луки. Разом пустили стрелы.

Клубятся грозовые облака. Вдребезги разлетелись две стрелы, столкнувшись в воздухе.

Отбросили луки поединщики, выхватив мечи, вскачь понеслись друг на друга.

Вздымаясь на дыбы, сшиблись кони. Поднялся столб пыли. С клекотом взвились орел и сокол с плеч Сокольничка.

Клочьями летит пена с лошадиных губ. Рубятся богатыри мечами.

Старый богатырь разрубил меч Сокольничка пополам. Но не сдается Сокольничек.

Ударил Муромец его наотмашь в грудь рукоятью меча и вышиб из седла. Рухнул на землю Сокольничек.

— Нам не честь-похвала бить лежачего! Вставив меч в ножны, Муромец соскакивает с Бурушки.

— Ты вставай давай, дерзкий молодец! Поднимает Сокольничка.

Пришедший в себя Сокольничек с ожесточением набрасывается на противника.

Схватились поединщики врукопашную. Яростно жмут друг друга. Оба по колена угрязли в землю.

Ухватил Муромец Сокольничка за горло. Вцепился в рукав Муромца Сокольничек. Словно жар, горит у него на пальце золотой перстень, когда-то подаренный Ильей Василисе.

Остолбенев, смотрит Муромец на перстень во все глаза. Отпустил руку. Вздохнул Сокольничек. Воспользовался мгновением, опрокинул супротивника на спину.

Надавил коленом на грудь, занес кинжал.

Рассмеялся Муромец, легко подмял Сокольничка.

Две рати в грозной тишине приближаются к поединщикам.

Стоит над Сокольничком Муромец, смотрит на него с отцовской сердечностью.

— Эх, душа моя... не так чаял я с тобой встретиться, — отбросив кинжал, сказал седоватый богатырь.

— Ты пошто же, старик, не убиваешь меня? Уж я тебя не помиловал бы, — задорно выпалил удивленный Сокольничек.

— Постой горячиться, необъезженный конь. Ты скажи-ка мне, как зовут тебя? Ты какого отца-матери?

— Родной матери не имею я. А зовусь я сыном Калина!

Муромец обнимает Сокольничка.

— Да ведь я тебе родной батюшка!

Сокольничек, недоверчиво отстраняясь, тихо бормочет про себя:

— Еще былью он хвастает или небылью?..

— Это быль, сынок, правда-истина, — душевно уверяет богатырь, берет сына за руку. — Вот и перстень мой у тебя на руке...

Сокольничек жадно и недоверчиво смотрит на камень-самоцвет в своем перстне. Камень растет, закрывая весь экран. В его сиянии, словно в зеркале, на мгновение возникает сцена в заточении: Василиса передает перстень маленькому Сокольничку.

— Ты прости меня, отец, виноватого, — просит Сокольничек, склонившись перед родителем. — Будто вижу во сне мать мою невольницу...

Все ближе сходятся рати с обеих сторон. Между ними — Муромец и Сокольничек. — Отец, я хочу служить Киеву силой-правдою, — упрашивает Сокольничек, взяв отца за руку. — Ты прими меня в богатырский полк!

— Нет, мой сын, воротись назад, поищи в подземельях у Калина свою матушку; на правой щеке у ней — родинка, на левой-то ножке нет мизинчика...

Еще ближе сдвинулись рати.

— Ты ударь, отец, меня не жалеючи, — просит Сокольничек, кинув взгляд на тугар. — Перехитрим хитрого Калина.

Размахнулся Муромец и как бы со всего плеча ударил Сокольничка. Рухнул тот, будто подкошенный.

Рванулись вперед русские дружины. Прокатился по полкам гром ликования. Вопли и негодующий визг орды огласили степь.

Лес копий взметнулся над русским станом.

— Уходи, собака Калин, мы побили твоего поединщика! — вздыбив коня, бурно гремит Алеша.

Калин в исступлении мечется на щите:

— Вырубить в Киеве всех до единого! Не щадить старого, не щадить малого!

С ревом и свистом двинулись вперед тугары. Небо совсем потемнело от стрел и пыли.

Черные скопища тугар рвутся на Киев тремя клиньями. Впереди пешие со щитами и копьями, сзади и по сторонам — конница.

Русские дружины плотно сомкнутыми рядами двинулись навстречу орде. Впереди на конях — Добрыня, Алеша. Вынырнув из облака пыли, к ним подъезжает Муромец:

— Ты, Добрыня, поедешь по праву руку; ты, Алеша, поедешь по леву руку. Сам я еду середкой, самой матицей! А князь со своей силой пусть в сторонке стоит! Чтоб осталась про запас сила в Киеве!

— Я копьем буду колоть, ты в ногах топчи, мой лютый конь! — горяча лошадь, приговаривает неустрашимый Алеша.

Муромец остановил побратима кипучего.

— Издавна ведомо: ты напуском смел, через удаль свою потерять можешь голову. (Вразумительно. ) Тугарская сила, знай-ко, хитрая на обманы, на выдумки. Подвалит, бывает, сила обманная, — уж ты бей-ка ее по краям, силу эту самую, не езжай-ка сгоряча в середку к ним. Нам победа нужна, а не выхвальба!

Богатырская дружина врезалась в гущу тугар. Зазвенели мечи, копья.

Лагерь Калина.

Калин, взлетев на коне на гору живых человеческих тел — своеобразный «холм», — смотрит из-под ладони, как сходятся рати.

Навстречу Алеше выскочил неповоротливый Азвяк с огромным копьем. Конь под ним как мясная гора. Где ступит копыто — там яма в сажень глубины.

Загремела дубина тугарская по шлему Поповича, из седла Алешу вышибла.

— Копытом стопчу! — рванул поводья Азвяк, грудью конь на Алешу пошел.

Алеша подвернулся под гриву лошадиную, под гривой повис — и не видать его.

Смотрит тугарище в чистое поле, радуется: — Где же супротивник? В труху рассыпался?!

Алеша висит на лошадиной шее, держась одной рукой, а другой изловчился — ахнул палицей тугарина между глаз, повалился тот замертво.

Алеша вскочил на тугарского коня.

На Добрыню с трех сторон налетели три степняка, порубили коня Добрынина.

Пеший Добрыня пошел на тугар боем рукопашечным. Одного подхватил под правую руку, второго — под левую, третьего — ногами к земле примял, на спину ему встал.

Первого метнул за реку; второго, ухватив за ноги, бросил на гору; третьего, наступив ему на одну ногу, разорвал надвое.

Семеро, обнажив сабли, в полукольцо хотят взять Муромца. Как махнул он своим мечом, за один взмах выбил сабли у всех.

Три степняка из своих седел на Муромца кошками бросились. Всех троих захватив в охапку, стиснул богатырь так, что изо рта у них пена пошла.

Киевская стена.

Летят в тугар стрелы, камни, бревна, кипящая смола со стен киевских.

Идет по стене Владимир.

— Бей, Разумей, немирных не жалей! — подбадривает он защитников города.

— Как аукнулось, так и откликнется! — отзывается Разумей, пуская из гигантского лука огромную дальнелетную стрелу.

Стрела разметала в разные стороны гору человеческих тел. Свалила Калина вместе с конем.

— Подымай Мугай-птицу! Выпускай Змея-Горыныча! В дым! В пепел! В пыль Киев! — ревет Калин, катясь кубарем.

Лениво взмахивая крыльями, Мугай-птица с трескучим граянием взмывает ввысь.

Чурила — и не узнать его в этот час — со всего размаху швыряет из пращи камни. Видно, что устал неповоротливый боярин, но и в нем загорелся богатырский дух. Разумей тащит на плече стрелу.

— Что, Чурилушка, из пращи метать — не то что чашечки к столу подавать?

— Хоть руку отвихать, а тугарину в Киеве не бывать! — посылая из пращи камень, отзывается Чурила.

Киевская дружина яростно рубит рать тугарскую.

Ланшек пробивается с занесенной саблей к Михайлу.

— Порублю калинчищу горластого!

Чурилин камень, угодив Ланшеку прямо в рот, сбил его.

Ропша... Расшиби Колпак со всего плеча молотит цепом по головам.

Ловкий тугарин выбил цеп у Ропши из рук. Ропша сорвал с головы свой железный колпак.

— Не цепом, так колпаком!

Бьет колпаком на все стороны, как ударит которого — вгонит в землю по уши, как гвоздь в тесто.

Три богатыря — Муромец, Добрыня, Алеша — в одном строю: меч к мечу, плечо к плечу! Подняв червленые щиты, рубят, с ног валят и гонят всё дальше и дальше орду...

Дрогнули тугар чёрные скопища, попятились.

Чебуркульевское подземелье.

Разжалованный Телебуга с огромным копьем стоит у входа в темницу.

Входит угрюмый Сокольничек в доспехах первого поединщика, говорит с горечью:

— Принимай; Телебуга, снова шапку первого поединщика. Прогневил я Калина. Исполняю повеление великого... (Передает шапку. ) Давай ключи!

— Не видать тебе больше и во сне шапки первого поединщика, — обрадовался Телебуга.

Отдал ключи.

Сокольничек шагает по подземелью, вырытому в гигантской скале. С обеих сторон на него щерят пасти чудовища.

Распахивает он на обе стороны двери бесчисленных темниц. Оттуда навстречу ему вырываются толпы разноплеменных пленников.

— Вы не бойтеся меня, люди мирные. Вы идите все по своим краям, по своим землям. А кто в силах еще — бейте Калина!

Сокольничек с усилием распахивает мрачную темницу, скрипят ржавые двери. На полу, прикованная цепями к оконной решетке, среди изнуренных пленниц сидит босая Василиса.

— Не скажет ли кто о моей матушке? У нее на правой щеке родинка, на левой ноженьке нет мизинчика...

Василиса, признав в нём своего сына, отпрянула к стене.

— Опрокинула бы я на тебя горы каменные...

Свет упал на исхудалое лицо босой Василисы, поднявшейся с полу. Юный богатыри отступил назад. На изможденном лице, и в заточении не утратившем красоты, он увидел родинку, а на левой ноге — нет мизинчика.

Он разбивает цепи, падает на колени перед матерью.

— Ты прости меня, родимая моя матушка… Неповинен я... Я привез тебе от моего батюшки до земли поклон!

Обвив руками шею сына, Василиса целует его.

Мугай-птица со всего лету каменным клювом ударяет в железные ворота подземелья. Со звоном и грохотом расступаются на обе стороны тяжелые ворота.

Из подземелья выбегают Сокольничек и Василиса.

Из своего логова, свистящим шумом потрясая дома и деревья, стремительно вылетает Горынище. Из пастей у него дым и огонь валят. Будто гром гремит без умолку. Потемнело вокруг.

Над скалой кружат гуси-лебеди.

Сокольничек. На Киев полетел окаянный Змеище.

Василиса. Скачи, Сокольничек, на выручку Киеву, на подмогу отцу-батюшке.

А меня гуси-лебеди доведут до родной сторонушки.

Тучей черной с протяжным ревом летит над ордой Горынище.

Скрылось солнце за его крыльями. Мрак упал на Киев, на поле битвы. Заклубились облака, словно в бурю.

Впереди Змея-Горыныча по пескам сыпучим, по дорогам зыбучим шумит-метет ураганом падера, летучей стеной гонит пыль, листья, перья.

С испугу мечутся псы на цепях, рвутся с привязи кони возле шатров; степных орлов из-под облачья ветром прибило к земле.

Белые полотняные шатры под Киевом сорвало, понесло, покатило.

Холм.

Вспрянул духом Калин.

— Мы с Владимира кожу сдерем! Илью Муромца стругом выстругаем! Калин сказал, Калин сделает!

Горынище, огибая Киев, снижается. Из всех его пастей со свистом бьет огонь.

— Погоди же, тварь нечистая, — грозит Разумей, взмахнув кулаком.

Разумеева стрела угодила в крыло Горынычу; оглушительно взревев, Змеище снижается.

Вот он рухнул прямо перед разгоряченными схваткой богатырями.

Смерч огня с треском вырывается из его пастей.

Задымились кудри у богатырей. У певца Михайла струны на гуслях, на спину закинутых, полопались.

В русском стане замешательство.

У Михайла на одной руке красный щит, в другой — копье длинное.

— Гей, ребятушки, чего убоялися? — гремит Муромец, напирая на Змея. — Разве силушки у нас не по-прежнему?

Ринулся вперед Муромец, прикрываясь щитом, молодецки надрубил у Змея первую голову.

— Жги! Пали всех до единого! — выкрикивая, мечется около шатра Калин.

Горыныч швыряет камни, извергает фонтаны трескучего огня. Храпя, взвиваются кони перед его хоботами.

Попятились богатыри.

— Нам не честь-хвала назад пятиться! — зовет Муромец.

Богатыри рванулись вперед.

Алеша с криком выскочил из бушующего пламени.

— Уф, жарко, хоть пироги пеки!

Вавилка, зачерпнув воды, окачивает его с ног до головы.

— Мы не силой возьмем, так напуском! — напирает Алеша с мечом. — Не слыхал ли ты, Горынище, про Алешку Поповича?

— У попов волосы долги, да умы коротки! — рычит змеиная голова, наседая на ловкого богатыря.

— Наклонись, не слышу ведь! — прикинувшись, кричит Алеша.

Наклонилась голова... Смекалистый богатырь вмиг срубил ее.

— Отплачу за твои хитрости! — другая змеиная голова рявкает.

— Только — чур! — уговор: один на один!

— Быть по-твоему, — соглашается змеиная голова.

Дерутся.

— Уговаривались: один на один, а за тобой силы сто голов! Оглянись-ко ты! — выкрикнул Алеша.

Змеиная голова оглянулась. Алеша, подскочив, срубил и ее.

... Добрыня и Касьян дубасят Змеища.

— Буду я из проклятого оглобли гнуть! — приговаривает Добрыня.

Рванулся он, блестя мечом, в горюч пламень.

Бросает шлемом песок в глазища Горынычу.

Лапа Горыныча вонзилась в кольчугу его, вырвав железный клок. Еле устоял богатырь.

Чело — середка фронта. Здесь самые мощные лапы, самая страшная пасть Горыныча. Муромец на коне, а Михайло пеший яростней всех сокрушают чудище. А другие богатыри в обхват берут Змеища.

Змей в щепки разбил гусли Михайловы.

Гористыми местами бежит Василиса. Низко над землей впереди ее летят гуси-лебеди...

Муромец яростно рубится со Змеем.

Перемахнув через тугарские столбы с идолами, подскакал Сокольничек. Сечет Змея с тыла.

— Сколько волку ни воровать, рогатины не миновать! То же от меня будет и Калину!

Сокольничек топчет Змея, взлетев на коне ему на спину.

— Бей, сынок, и в гриву и в хвост! Гни оглобли из проклятого!

— Дубась окаянного!

Горынище выпустил летучий огненный смерч. Закрыл солнце.

Холм.

Калин в окружении колдунов и чревовещателей молит о победе своего покровителя.

— О Бахмут!.. Калин всех побеждал. Калина никто не побеждал. Помоги, Бахмут, Калину. Да будет с Калином твое заступничество надо мной и над родом моим!

Кипит побоище невиданное.

Муромец, сев на змеиный хобот, сплеча рубит уцелевшие Горынычевы головы.

Хлещет из хоботов кровь фонтанами. Богатыри по колена в крови.

— Эка прорва окаянная, потопит всех! — кричит Добрыня.

— Бей, Михайло, копьем о сыру землю да упрашивай! — наставляет Касьян.

Михайло бьет сплеча копьем о землю. Гудит под ударами преисподняя.

— Расступись, матушка сыра земля, пожри кровь змеиную. Да ни много, ни мало расступись, всего на три четверти.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 Следующая ⇒