Примечание к части. husband;

Примечание к части

Малая Охота - на любую дичь в лесу. Любой альфа может кинуть клич, любой альфа может откликнуться или отказаться.
Большая Охота - чаще всего на других волков. Клич кидает вожак. Отказ приравнивается к бунту.

husband;

Минсок засыпает со слезами на глазах и чувством ненужности в душе; просыпается, кстати, почти с этим же. Только мыслей в голове, разве что, совсем чуть-чуть прибавляется. Хотя бы потому, что через окно он видит, как уже начинает светать. А на собственной шее омега чувствует обжигающее дыхание.
Он совсем не уверен, что альфа, который практически всем телом прижимается к нему, спит. Омега не слышит мирного посапывания. Только чувствует дыхание, которое снова и снова обжигало метку.
Лишь только когда Минсок попытался выбраться из кровати — страх все еще бередил душу так, что хотелось выть, бежать подальше — руки альфы притянули его за талию. Ближе.

— Проснулся, — даже не вопросом, а прямым утверждением. Кай развернул его к себе лицом, заглядывая в глаза.

Снова испуганные и, может быть, совсем немного ожидающие того, что последует дальше. Альфе совсем не нравится, когда на него смотряттак : побито, затравленно, будто он самый ужасный в мире человек. А Минсок смотрит именно так. Со страхом, когда лучше бы смотрел с ненавистью.
Он пытается перебороть себя — вообще-то они оба пытаются. Кай — из-за затравленного омеги, который должен вообще-то принадлежать ему полностью, должен любить за спасение от тех людей, что были в той деревне. Минсок — потому, что это его долг. У него есть метка, они прошли через ритуал… Он должен быть тем, кто даст альфе то, что тот хочет. Даже если совсем не уверен в себе, даже если на самом деле боится — он все равно позволит взять себя.
Зубы альфы смыкаются на нежной коже шеи, и Минсок удивленно вскрикивает, упираясь ладошками альфе в грудь. Страх берет вверх быстрее, чем омега успевает понять, что же вообще происходит: он пугается сам, а еще, кажется, сильнее выбешивает Кая. Сильнее, чем вечером.

Альфа отстраняется, свешивая ноги с кровати. Он даже не смотрит на омегу, который удивленно прижимает руку к месту укуса и не понимает — неужели альфа все так и оставит? Он же правда готов собраться, готов сделать все, что от него потребуется, только бы… все быстрее закончилось? Или лучше бы не начиналось вовсе?
Минсок не знает, как лучше. И видит только спину альфы, который поспешно встает, натягивая рубаху, что висела на стуле.

— Буду к вечеру, — бросает Кай короткую фразу и тут же скрывается за дверью, громко ей хлопая.

Тут же с улицы слышится требовательный вой, созывающий желающих альф на Малую Охоту.

***

Через пару десятков минут Минсок окончательно растерзывает себя сомнениями, переживаниями и тем, что не знает, как сделать все и сразу. Поэтому он начинает с малого, разгоняя ненужные мысли о том, что он отвратительный, уборкой.
Мин сам приносит воды из колодца, сам собирает по дому раскиданные вещи (за печью он находит пару окровавленных рубах — запах крови снова въедается чуть ли не под кожу). Омега сам лезет в погреб, чтобы осмотреть запасы продовольствия и удовлетворенно кивает — их хватит на неделю как минимум, а если он будет есть меньше положенного, то и на полторы, облегчая тем самым жизнь альфе.

После короткой ревизии Минсок все же решается вынести звериные шкуры на улицу, чтобы выбить и просушить на солнышке. Пока они выжариваются, он моет пол и протирает пыль в комнате, аккуратно застилает постель и думает, что нужно бы сшить новое одеяло, если у альфы есть шерсть или ткань. Нужно спросить, какой альфе нравится цвет и какая еда. И что ему вообще можно здесь трогать. Хорошо, что за один день всего не уберешь — сейчас можно сделать основное, за что альфа точно вряд ли рассердится, а потом уточнить. Например, засыпать солью окровавленную одежду, вымыть пол, положить на место шкуры, вымыть окна, почистить пару горшков… А потом взглянуть в окно и ужаснуться, понимая, что день идет к закату, скоро вернется Кай — и наверняка разозлится, если дома его не встретит горячий ужин. Поэтому он быстро промывает рис и ставит котелок с ним в печь, которая, слава всему сущему, не успела ещё погаснуть.

***

На Охоту выходят далеко не все альфы, будучи упитыми вусмерть после празднования сразу двух свадеб. Каю до этого, на самом-то деле, как до луны. Мало ли, спят они или проводят время со своими омегами. Он искренне хочет верить в то, что ему не придется завидовать всем тем, кто живет с ним в одной деревне и счастлив.
Ведь такой омега, как Минсок, не сможет ломаться вечно.

На клич к Каю присоединяется Енхо, явно не выспавшийся, зевающий, но активно готовящийся бегать по лесу в поисках добычи. Следом за ним, с благородной грацией, подтягивается и Сехун, давний друг Кая — он всегда откликается на его зов. В разговор они втягиваются не сразу, хотя бы потому, что ни Кай, ни Сехун не из разговорчивых. Енхо же просто считает, что в столь раннее утро говорить что-то — просто кощунство.

В лес они входят плавно, прислушиваясь к каждому шороху и треску веток. Ранним утром природа только оживает, можно проверить расставленные ловушки, заново установить капканы, если кто-то из дичи успел их обхитрить. Потому что настоящая охота начинается куда позже.

А пока они смотрят на сбитые сучки, на примятую траву, прикидывая, кто это мог быть. Каждый высказывает свои предположения. Они бы даже рады поспорить, только вот и Кай и Енхо теперь любые споры обходить будут, у них ведь омеги есть. Хорошие, добротные. Сехун даже по этому поводу высказывается, мол, даже завидно как-то.
Енхо смеется, уточняет:

— Тэен и правда хороший, только… — альфа слово пытается подобрать, только не выходит никак. — Ненасытный, что ли.

Сехун посмеивается коротко, и еще уточняет про личную жизнь пару раз, пока они по лесу неторопливо так прогуливаются, выискивая метки. Каю все эти разговоры откровенно не нравятся, потому что Сехуна он знает слишком хорошо, еще пара уточнений про личную жизнь Енхо и Тэена, и он на него перекинется.
И стоит только альфе рот раскрыть, как Кай угрожающе рычит, приказывая для начала:

— Перекидываемся, — только двое других альф не торопятся сильно.

— Олень, кабан, косуля? — спрашивает Сехун, вдыхая утренний воздух — принюхивается на самом деле. Его ветер никогда не обманет, этот альфа всегда знает, куда пошла добыча.

— Олень, — так же коротко отвечает Кай, на что Енхо одобрительно кивает.

***

В волчьей форме все чувства обостряются в несколько тысяч раз: зрение становится лучше, обоняние тоже. Поэтому до места, где, скорее всего, обитает олень, которого Сехун почуял ранее, они добираются на четырех лапах, с места пускаясь на бег.
Эта охота больше похожа на гонку, цена которой — выживание. Только даже быстроногий олень не способен убежать от трех волков, что прекрасно знают лес. Они ведь родились в нем, все детство провели, бегая точно так же.
Кай сразу же сосредотачивается, мысленно отдавая короткие указания, когда видит, что олень, изредка врезаясь в деревья, пытается ускользнуть.

«Правая тропа», — указание для Енхо.

«К реке», — в голове Кая голосом Сехуна.

Так продолжается несколько часов к ряду, пока они не загоняют бедного зверя, окружая его, кидаясь на него, умерщвляя. И целого здорового оленя в деревню они тащить не собираются. Возвращаясь в первоначальную форму, они разбирают добычу на трофеи. Освежевав оленя, они разделяют его тушу, чтобы было удобнее тащить до деревни.
Обратная дорога будет не из легких, как и всегда, зато к закату они точно вернутся и даже не с пустыми руками.

***

Альфа возвращается, когда рис уже готов, а Минсок развешивает у печи отстиранные от крови рубашки. Кажется, удивляется, видя изменения в своем жилище, но молчит. Минсок также молча и с несмелой улыбкой принимает у него из рук разделанное мясо оленя, после этого сразу же кидаясь к печи — но медлит, в итоге поворачиваясь к альфе.

— Ужин уже готов, — негромко произносит он. — Но он без мяса, и… ты принес оленину, я постараюсь побыстрее ее приготовить, если ты хочешь, но если делать быстро — мясо будет жестким, и поэтому…

— Все нормально, Минсок, — усмехается альфа, оглядывая мужа. Тот слишком увлечен попытками вытащить горячий котелок с помощью одной-единственной тряпки, с помощью которой Кай обычно вытирал со стола. Альфа хмыкает и оттесняет Минсока от печи, быстро подтаскивая горшок поближе за один бок, а потом натягивает на ладони рукава рубашки и ставит горшок на припечек. Рис пахнет вкусно, и у голодного альфы почти слюнки текут.

— Спасибо, — неловко говорит омега, протягивая Каю миску. Тот принимает посуду и наваливает риса хорошо, с горкой, и протягивает руку — но омега, кажется, не понимает, чего хочет его муж.

— Твою тарелку, — поясняет альфа и хмурится, уточняя, — ты же поужинаешь со мной?

— Д-да, конечно, — запинается Минсок и вытаскивает из шкафа такую же тарелку — и смотрит, как Кай с каменным лицом наваливает ему не меньше, чем себе. Ему стыдно. Он не уверен, что заслужил такую порцию. Он не уверен, что вообще её съест! Но спорить не решается — садится рядом с альфой и не поднимает глаза от тарелки.

Ужинают молча, но молчание нельзя назвать напряжённым или зловещим. Но Каю оно всё равно не нравится. Не нравится то, что муж на него не смотрит. То, как он сидит — на краешке стула, видимо, чтобы сразу же встать и приступить к делам, если возникнет необходимость. То, что глотает уже с трудом — и то ли хорошо, что не спорит (такому маленькому омеге точно нужно отъедаться), то ли плохо (настолько боится с ним спорить даже в мелочах). И Кай молчит. Потому что уверен, что всё, что может он сейчас сказать — к хорошему не приведёт.

Позже Минсок убирает со стола — и альфу обдает запоздалой ревностью. На омеге одежда, которую он выдал ему, когда привёл — то есть длинная рубаха и бельё. И всё. И от мысли о том, что кто-то мог наблюдать тонкие ноги его мужа, Кай готов кипеть.

— Ты так и ходил весь день? — спокойно спрашивает альфа, глядя на сбитые колени Минсока. Тот краснеет, пытается натянуть рубашку пониже — на что его муж только ухмыляется.

— Я надевал свадебные брюки, когда нужно было выходить из дома, — тихо говорит омега, продолжая протирать вымытые миски, — но надевать свадебное без нужды нельзя, и я боялся запачкать, поэтому снимал их дома. Прости.

— За что ты извиняешься? — вздыхает Кай, вставая и протирая тряпкой стол. — Скоро должен прийти торговый обоз, найдем тебе одежду. Сейчас будешь ходить в моей. И ты можешь брать в этом доме всё, что захочешь.

Минсок молчит, склоняя голову, и кусает губы. И, наконец, решается.

— И ещё сундук, — альфа выгибает бровь, и Минсок тушуется. И поясняет быстро. — Для одежды. Мне совсем некуда её деть.

— В сундуке быстро отсыреет, — пожимает плечами альфа, — я могу тебе его достать, если захочешь, но лучше хранить одежду в моем шкафу. Ещё что-нибудь?

— Я… Если ты скажешь мне, где найти ткань и шерсть, — омега задумчиво трогает ещё влажные свежевыстиранные рубашки и перевешивает подальше от теплой печи, вешая на освободившееся место полотенца, — я мог бы сшить новое одеяло. Если нужно. И я проверил печь. Если тебе некомфортно, я вполне могу… Там вполне хватит места…

— Хочешь спать на печке? — резче, чем нужно, спрашивает Кай. Омега мешкает, думая, что лучше сказать — правду или то, что любому альфе будет приятнее слышать, но не успевает ответить. — Ты мой муж, Минсок. И спать ты будешь со мной. И подле меня твоё место. Это не обсуждается.

— Да, Кай, — тихо говорит омега, не поднимая головы. Это первый раз, когда он произносит это имя — и альфе хочется рычать! Потому что этим тоном, с примесью страха и покорности, к нему не должен обращаться его муж. И Кай пока не имеет ни малейшего понятия, как это исправить.

Но есть кое-что, что он исправить точно должен.

— Иди сюда, — командует альфа, проходя за печку и бухая на пол стоящее у стены корыто. Плещет туда воду из ведра, добавляет кипятку из горшка с припечка. — Становись. Прямо так, не бойся.

Минсок медлит, но когда альфа поднимает на него глаза, все же слушается. И черт знает, чего он ожидает, но явно не того, что Кай начнет обмывать его ноги. Ладони альфы грубые, но Мину на удивление приятно. Приятно, как пальцы скользят по щиколоткам, приятно, когда ладони трут икры. Правда, он напрягается, когда альфа касается колен — но дальше он не поднимается, только осторожно смывает грязные следы с коленок. Минсоку неловко — он ведь ползал на этих коленках по всему дому, вымывая грязь из щелей между досками, а теперь альфа за ним ухаживает.

Когда Кай строго велит не ступать на пол босыми ногами и уходит за чистыми штанами, чтобы надеть их на омегу, Минсок хихикает. Мыть пол ему, кажется, уже нравится.

***

На следующий день ничего особо не меняется. Только Минсок по пути за водой встречает Бэкхёна — говорливого омежку из местных, который сначала без умолку трещал о погоде и о том, что скоро должен приехать торговый обоз — и все поглядывал на Мина так, что ему становилось неуютно. А когда омега напрямую спросил, что Бэкхёна так интересует, тот выдохнул и принялся стрелять глазами.

— Ну, понимаешь… Кай ведь особенный. И всегда было интересно, какой омега его может выдержать. Что физически, что характером. Ну, и нам было интересно, как ты там…

— Особенный? — ровным голосом спрашивает Минсок. — Ну и что? Не съест же он меня.

— Ну, вообще-то… — замялся Бэкхён. Мин посмотрел на него с ужасом, и тот поспешно добавил, — нет, вряд ли, ну, не должен…

Это «не должен», если честно, не внушало доверия. И если после вчерашнего дня омега чуть-чуть успокоился, то сейчас что-то подсказывало ему — зря. А говорливый Бэкхён, явно не следящий за своим языком, вероятно от чистого сердца, решил продолжить. Нагнетая.

— Изначально ведь здесь была наша деревня, — понижает голос Бэкхён и зыркает по сторонам. — А когда вожак захворал и стал совсем плох, пришел Крис. Наше племя, если честно, начинало вырождаться и ослабевать. Женщины вообще перестали рождаться, наше поколение прошло вообще без девчонок, например, да и омег было маловато. И что было делать — непонятно. Альфы готовы были устраивать грызню на пустом месте, а вожак спускал им это с рук, ведь давно уже плох был. Сам-то я этого не помню, мне было мало совсем, по рассказам разве что — но то, что было иногда страшно на улицу выйти, я тебе точно говорю. И тогда пришел Крис и Кая с собой привел. Заявил, что будет нашим вожаком. Над ним посмеялись, конечно, и поколотить хотели — сам понимаешь, для вожака он молод был слишком, да и щенка с собой привел. На окрас особо не смотрели поначалу, хотя некоторые побаивались, редкость же. А потом альфы и надумали Криса проучить, а Кай кинулся на одного взрослого волка и перегрыз ему горло в пару секунд, а потом вспорол ему брюхо и принялся печень жрать, как ни в чем не бывало. Дай водички, а? В горле пересохло.

Бэкхён пьёт, черпая воду горстью из ведра, и счастливо вздыхает, вытирая мокрой рукой подбородок. А Минсок даже ведро поднять не может — руки трясутся, поэтому продолжает стоять рядом и слушает все, что Бэк решает на него вывалить.

— Говорят, это прямо у хижины вожака произошло. Крис стоял и молчал, глядя на семью вожака и парочку альф, которые пришли его дубасить, и даже внимания не обращал на то, что Кай соплеменника жрёт. А тот на любое движение в их сторону щерился окровавленной пастью и дёргался — и не сунулся к ним никто в итоге, все равно кандидатуры на роль вожака особо не было. Пара семей потом ушли, конечно, не захотели под ним ходить, но остальные остались. И не пожалели. Кай если и жрёт кого, то Криса в любом случае слушается, а Крис недаром белый. Знаешь же, что про белых говорят? Мудрый. Вот и он такой. Белый — мудрый, чёрный — дикий. Да вот только никто не запретит Каю поступать со своим омегой так, как захочется, даже Крис.

— Он меня не обижает, — твёрдо говорит Минсок, поднимая ведра и направляясь обратно к дому; Бэкхён, естественно, семенит следом за ним. — И сомневаюсь, что ему это нужно. Он меня пометил. И в мужья взял. Такое не с каждым встречным делают, правда ведь?

— Правда, — охотно соглашается Бэкхён. — Но обычно, когда омега мёртв, метка недействительна. Хотя, знаешь, ты прав! Не заморачивайся этим. Но если что — обещай кричать!

Минсок обещает. Не потому, что верит, что его кто-то сможет (или захочет) спасти в случае впадения его мужа в ярость, а потому, что отделаться от Бэкхёна хочется невероятно. И это кажется сейчас единственным верным решением.

Чуть позже, переделав все домашние дела, Минсок идёт к Исину. Просить у него притупляющий запах отвар (или хотя бы травки для него) замужнему и бездетному омеге, конечно, не пристало, но он просто не знал, что с этим делать. Скоро настанет его фаза, и обычно он просто пил отвар и старался поменьше двигаться, насколько было вообще возможно, но ничем особенным эти дни не отличались. А теперь? Что ему делать теперь?

— Я не могу этого сделать, — просто говорил Исин, пересыпая сушеные травки из ступок в мешочки. Вот уж кто точно хорошо устроился — отжал у вожака целый угол на кухне, где без устали возился с травами, лекарствами и своими ступками. Мин ему, честно говоря, завидовал. Понимал, что знахарь не развлекается и не просто так занимается всеми этими травами, просто… Просто он хотел бы быть таким же. Приходить в дом к вожаку и бесцеремонно говорить, что ему нужно. Ходить по чужому племени с гордо поднятой головой, пить из ладоней у общего колодца, не прислушиваться к шепоткам за спиной и не замечать косых взглядов. Хотел бы. Но не уверен, что протянул бы так хотя бы день.

— Я не буду его пить, если всё будет хорошо, — тихо говорит Минсок, опуская глаза, — просто…

— Просто ты так и не позволил своему альфе к себе притронуться, а теперь боишься, — перебивает мудрый Исин и завязывает мешочек, отправляя его на полку, — я уж догадался. Нет, Минсок. Не потому, что я плохой или мне жалко. Просто тебе нужно через это пройти, чем быстрее, тем лучше. Ты должен хотя бы начать доверять своему мужу. И уж точно не бояться его.

— Я не его боюсь, — бурчит омега, — вернее… Не только его.

— А остальным до твоего запаха дел не будет, — смеётся старший, благодушно глядя на Мина, — ты же меченый. Замужний. И… Понимаю, такое сложно понять, но здесь всё по-другому, Минсок. Я не видел здесь ни одного омеги, который бы действительно нуждался в чем-то или мог кого-то бояться. А уж ты — тем более. Твой муж — хороший волк и надежный человек.

И тут Минсока прорывает. Он тихо рассказывает всё, что болит в последнее время: про запах крови, про зудящую метку, про истории Бэкхёна и про все слухи о чёрных волках, какие когда-либо слышал. Исин слушает, не перебивает, гладит младшего по спине и периодически закатывает глаза, когда слышит что-то уж совсем неправдоподобное.

— Бред это всё, — авторитетно заявляет Исин, дослушав до конца — вернее, до того момента, когда речь Минсока окончательно перестает быть осмысленной. — Черные — просто волки другой окраски. Ну, чуть крупнее. Может быть, выносливее, лучше видят или чуют. Но явно не другой вид, Мин. Даже если допустить, что это все правда от первого до последнего слова… Все мы можем есть себе подобных. Другое дело, что мы этого не делаем. Не из-за физиологии, а из-за воспитания, понимаешь? Он сделал то, что было необходимо, и наверняка выполнял приказ вожака. А даже если нет — он предотвратил большее кровопролитие, так что не вяжется тут с кровожадностью.

— От него пахнет кровью, Исин, — тихо говорит Минсок, раскачиваясь на стуле вперёд-назад, — постоянно пахнет кровью. Мне кажется, что это и есть его природный запах.

— Даже если и так, он в этом не виноват, — пожимает плечами знахарь. — Тебе виднее, конечно, но не вини его во всех уж грехах. Он действительно и вполовину не так плох, как ты думаешь.

Минсок кивает, понимая, что даже высказав все страхи, отвара он не получит. И ему действительно придется преодолевать все это самостоятельно. Он жил в страхе и отчаянии у себя в деревне, а здесь ему придется бороться с этим всем. Верить в то, что его альфа не такой страшный, как о нем говорят. Верить, что с ним ничего дурного не сделают. И он хочет попытаться…

***

Кай решает, что ему нужно сходить к вожаку, когда вечер вступает в свои права, а шляться по лесу очередной день подряд становится бессмысленным. Все ловушки он проверил уже днем, даже занес домой небольшую тушку зайца. Только омеги он в доме в тот момент не нашел.

Пришлось снова выходить из дома, смотреть по сторонам. Омега выделялся среди всех жителей деревни. Запахом — вернее, тем, кто к нему постоянно примешивались нотки страха. Минсок разговаривал в тот момент с Бэкхёном, уж слишком любопытным омегой их племени, и Каю это не нравилось.
Он очень хотел сказать Минсоку, чтобы тот не общался, с кем попало. Только вот не знал, как будет расценен этот жест. Как помощь или как угроза?

В дом Ву альфа заходит без стука, просто открывая дверь так, будто так и надо. Ему не нужно бояться вожака, потому он знает — в этом доме его всегда примут радушно. Возможно, это единственный дом, где его так примут.
Кай тут же проходит в дальнюю комнату, коротко кивая Исину, что возится на кухне, смешивая что-то, что пахнет действительно отвратно. И Кай знает этот запах — из этого снадобья получится какая-то заживляющая мазь. Очень полезная для охотников деревни, что уходят из нее надолго.

— Пришел? — интересуется Ву. Вожак сидит на стуле за столом, закрыв глаза. Не спит, просто отдыхает. — Присаживайся.

Кай, конечно, так и поступает. Отодвигает стул, усаживается напротив, складывая руки на столе. У них такие посиделки — дело обычное, только вот в этот раз альфа с вожаком хотел поговорить серьезно. Потому что как-то так вышло, что Ву был повинен в том, что Кая теперь сторонилась вся деревня. Говорила у него за спиной о том, что он такой страшный.
Что таких черных волков как он стоит бояться, избегать. Никогда не лезть под руку. Вот только Крис научил его жить по такому принципу — кто-то не прав, значит, следует убить. Слабые люди не должны мешаться под ногами.

Только сейчас итог совсем неутешительный, потому что он видел и чувствовал, как его собственный омега — его муж — его боится. Настолько, что даже не хочет спать с ним, предпочитая чуть ли не на печку лезть, только бы не рядом.
И Кай не стесняется того, чтобы высказать это все Крису. Тот лишь хмурится, иногда прерывая речь молодого альфы, сначала просит Исина накрыть на стол, потом просит принести наливки.
Только Кая он слушает действительно внимательно. А потом произносит:

— Дай ему время? Ты сам знаешь, что происходило в той деревне из-за того, что к ним спустился шаман и наговорил всякого. И ты знаешь, что из-за этого шамана мы ушли из родного племени.

Вожак устало потирает глаза, ему неприятно вспоминать о том, что было в прошлом. Потому что сейчас они живут настоящим. И не нужно думать, мол, что что-то не так и они где-то допустили ошибку. Крис не признает ошибок и других просит не признавать.

— Если он так не хочет признавать меня…

— Ты его пометил. Вы прошли через ритуал, и я самолично скрепил ваши узы. Тебе не идет много думать, просто подожди.

— А если…

Исин приходит с кухни, ставя на стол небольшую уже початую бутыль — любимая настойка Ву. Но уходить обратно омега не торопится, наоборот — даже говорить начинает, обращаясь к Каю.

— Минсок приходил сегодня, и он правда боится. Только не тебя, а того, что ты можешь на него злиться. Он не привык к тому, что с ним хорошо обращаются. Поэтому он не хочет доверять, не может, наверное.

Кай во все глаза смотрит на омегу, прислушиваясь к каждому его слову. Потому что тот из одной с Минсоком деревни и знает куда больше, чем все здесь вместе взятые. Да и под пристальным взглядом Ву Исин вряд ли будет врать о таком.

— А еще он просил отвар, чтобы ослабить свой собственный запах, — альфу как обухом по голове бьет.

— И?..

— Я не дал ему ничего. Вы просто должны решить эту проблему сами.

Крис кивает, Кай хмуро прикусывает губу, а знахарь вдруг усмехается.

— Дома он сначала был ребенком. Недолго. Потом стал слугой, кем и продолжает быть сейчас. Его нужно научить быть омегой, и сделать это должен только ты, — и Исин удаляется обратно в кухню, снова возвращаясь к своим травам и пузырькам.

Дальше разговаривать об этом, как получается, смысла нет. Потому что теперь альфа знает — надо действительно что-то делать. Надо, чтобы Минсок уже перестал чувствовать себя в постоянной опасности рядом с ним. Кай бы никогда и не подумал причинять ему вреда.
Он просто сам по себе такой мрачный, может, немного грубый. И он совсем не хотел бы, чтобы его сторонились другие. Ведь альфы относятся к нему нормально, возможно, даже уважают.

Только сидеть, общаясь с вожаком, долго не получается. Через открытые окна дома вдруг слышится какой-то гомон с площади. Рядом с колодцем. Обычно там в это время собираются все омеги, рассказывая друг другу о том, чем занимались за день, или обсуждали какие-то вопросы. Кай не раз это видел.
Но обычно они не настолько шумные. Да и голоса некоторые кажутся грубее. А потом Ву и Кай слышат, будто раскатом:

— Ну и где ваши волки?! Где ваш вожак?! — и Кай уже, кажется, слышал этот голос ранее. С Крисом из-за стола они вылетают одновременно. На крыльцо вперед вожака привычно ступает лохматый чёрный волк.

⇐ Предыдущая 1 234 Следующая ⇒