|
|||
Сандему М. 7 страница— Это правда, что я мечтал уйти оттуда, чтобы испытать свои силы, получить возможность узнать тайны мира. — Но отмечен проклятием ты не был? — Нет, но я видел, как страдала в одиночестве моя внучка Халькатла. Этого было достаточно, чтобы я чувствовал гнет нашего прародителя и испытывал к нему ненависть. И вы, пришедшие после нас, должны знать: именно Тенгель Злой ответственен за то, что в нашем несчастном роду рождается так мало детей. Его сила была так велика, что он мог распоряжаться жизнями будущих поколений. Стремясь сократить рождаемость, он хотел, чтобы почти каждый его потомок служил силам зла. Он не желал иметь потомков с добрым сердцем. Но кто-то все же должен был появляться на свет, чтобы род мог разрастаться, и злые люди распространялись по всей земле. — Интересная новость, — сказала Тула. — Хорошо, тогда я могу сообщить вам, что Тенгель Добрый ввел в обиход понятие «избранный», и ему удалось обратить многих отмеченных проклятием в людей добрых сердцем. И наши отмеченные проклятием предки, которым мы весьма благодарны, смогли добиться многочисленности детей в роду. Пример тому Ветле Вольден, которому оказали неоценимую помощь черные ангелы. Ветле, по правде говоря, поступил мужественно, обретя такое большое потомство. Честь ему и хвала. Ветле без особого энтузиазма отнесся к вниманию, проявленному к нему со стороны собравшихся в зале. — Благодарю тебя, Скрюм, за рассказ, — завершила Тула. — Мы с радостью и удовольствием позднее еще раз послушаем тебя. А сейчас вернемся к Таргенуру. Молва о нем, похоже, умерла вместе со смертью Суннивы-старшей. Беспечность Тенгеля Доброго привела к тому, что он забыл все, что слышал о легендарном Таргенуре. — Признаю свои ошибки, — извиняясь, произнес Тенгель Добрый. — Но если бы я и вспомнил одно лишь имя, это не очень бы нам помогло. — Да, ты прав! Итак, начнем с очень важной эпохи — со времени, когда жил сам Тенгель Злой. Для начала отправимся мысленно в долину Людей Льда. К таран-гайцам вернемся позднее. К сожалению, я не знаю имен тех, кто жил в забытой Богом норвежской долине во времена Тенгеля Злого, но все они принадлежали к роду Людей Льда, и являются его потомками. Поэтому нам следует начать с его детей, не так ли? В зале поднялся мужчина, прибывший на встречу из древнейших времен, из эпохи язычников. — В долине у него родился только один сын, — сообщило это туманное создание. — И он был доволен им. Сынок этот был страшно свиреп и больше походил на зверя, чем на человека. Звали его Гиль. Это имя вам стоит запомнить. А я сын Гиля. Зовут меня Крестьерн. Моя бедная мать хотела, чтобы у меня было христианское имя, а не такое, какое дают детям в великой, восточной тундре, похожее на Гиля Свирепого. Габриэл видел, как Андре лихорадочно записывает. Он был уверен, что Высший Совет также записывал эти имена, особенно имя опасного Гиля. — Кто была твоя мать? — спросила Тула Крестьерна. — Женщина, которую Гиль нашел в деревне поблизости и увел с собой в долину. Она прожила недолго. — Хорошо, Крестьерн, значит, ты самый старый представитель норвежского клана. Высший Совет просит тебя подняться на подиум. Добро пожаловать! «Итак, мы начали разматывать загадочный клубок нашего рода», — подумал Габриэл и сделал глоток божественно чудесного освежающего напитка. Сейчас он чувствовал себя как дома. Время от времени он даже осмеливался съедать по небольшому куску с тарелки, а приставленное к нему лошадеподобное существо тут же подливало ему в бокал. Сейчас они уже стали добрыми друзьями. Крестьерн стоял на подиуме. Он так давно жил на земле, что был похож на существо, сотканное из прозрачного тумана. В его внешности отчетливо проглядывали монгольские черты. Он был довольно высоким, но больше походил на таран-гайца, чем на норвежца. Он начал говорить осторожно: — Уже было сказано, что я родился точно в 1200-м году. — В 1200-м? — вскочив с места, переспросил Андре. — Но Тенгель Злой был зачат первого марта 1085 года и родился первого декабря того же года. В 1120 году, когда ему стукнуло тридцать четыре, он был у источников Таран-гая. До этого он там произвел на свет несколько нормальных детей. В долине Людей Льда у него родился один сын, твой отец Гиль. А других детей у него не было, пока он перебирался в долину Людей Льда? Это важно! — Я точно знаю, что в это время у него родился еще один сын, которого он зачал в Таран-гае. — Следовательно, Тенгель Злой оставил двоих, в которых течет кровь Людей Льда. Ибо тех, кто родился до его переезда к источникам, не следует принимать в расчет. Твой отец Гиль... Тебе известно, когда он родился? — Я могу это высчитать. Он родился, наверно, в году 1180. — Когда Тенгелю было девяносто пять лет, — промолвил Андре. — Он на всякое способен. Продолжай! — Но ты не был отмечен проклятием, — произнесла Тула, обращаясь к Крестьерну. — Ты был единственным ребенком Гиля? — Нет. Немного позднее у меня появилась сводная сестра. Больше он ничего не захотел рассказать о ней. В разговор вмешался Хейке: — Тебе что-нибудь известно об истории с закопанным сосудом, в котором содержалась злая вода? О том, где пропадал Тенгель Злой тридцать дней и тридцать ночей? — Нет, ничего об этом я не слышал. — Значит, это происходило не во время твоей жизни? — Я ничего об этом не знаю. Все, что мне известно, так это то, что он следил за своим домом, словно ястреб, как будто что-то охранял. Это мог быть и сосуд с водой. Любой, кто подходил слишком близко к его дому, умирал в течение нескольких часов. Никто не знал, как это происходило. Тула кивнула головой. — Похоже на то, что он сначала прятал сосуд дома. Но рассказывай дальше. Крестьерн погрузился в воспоминания. Снова ожила долина и времена, проведенные там. Обо всем, что помнил, он рассказал, но он больше уже не думал об огромной толпе слушателей. Сейчас Крестьерн вновь переживал свое зловещее прошлое. Снежная буря в долине Людей Льда. Все попрятались по домам; совладать с разбушевавшейся непогодой было невозможно, и никто не осмеливался высунуть носа в эту ревущую, бьющую в лицо стужу. Крестьерну тогда шел примерно сорок шестой год, сколько ему точно лет, он не знал. Он одиноко жил в своем домишке, жена умерла, а единственный сын покинул долину. Он слышал, как воет буря, как она бьется о стены дома, но она его не очень-то пугала. Было в долине кое-что более ужасное... Недалеко от места выхода ледника находился ЕГО дом. Он, дед Крестьерна, Тенгель Злой, был самым большим ужасом долины. Крестьерн не хотел вспоминать обо всех трагических событиях, причиной которых стала эта злая скотина (так он называл своего деда в мыслях). Старик редко показывался на людях. Но когда он появлялся, он всегда приносил огромные несчастья. В долине жило довольно много людей, род Тенгеля Злого там был не единственным. Здесь обитали потомки других племен, пришедших с востока. Они сливались с норвежцами, которые затем по различным причинам стремились покинуть долину. Дверь распахнулась. Крестьерн сначала подумал, что вьюга сорвала ее с петлей, но оказалось, что это был его отец Гиль. Ужасное создание! Сын Тенгеля Злого, его подобие по характеру и душе. Смотреть на него было страшно. Он ни к кому не испытывал сочувствия. — Чертова женщина, которую я взял в дом, истекает кровью. Иди туда и похорони ее, я не желаю ее больше видеть! Крестьерн ничего не спросил. Он проскользнул мимо ненавистного отца и пошел к его дому. Гиль под старость завел новую жену. Крестьерн не часто встречал ее, так как она редко покидала дом, но знал, что она ждет ребенка, и сейчас настало время родов. Он пришел слишком поздно. Женщина умирала. Он укрыл ее изуродованное тело и сосредоточил свое внимание на новорожденном. Это была очень красивая маленькая девочка, несмотря на то, что глаза у нее были желтыми. Это было признаком того, что она отмечена проклятием. Его сестра с разницей в сорок пять лет. Он осторожно поднял малышку, желая унести девочку к себе в дом. Но в дверях стоял отец. — Ты все еще не похоронил эту бабу? — зарычал Гиль. — Оставь ребенка, сосед позаботится о нем, а ты не сможешь, ведь ты одинок. Наведи здесь порядок. Я не смогу жить в этой грязи! Он выскочил во двор, намереваясь привести соседа. Крестьерн посмотрел на лицо женщины. Он никогда раньше не видел ее так близко и вспомнил, что Гиль много раз проклинал ее за непокорность. Она не позволяла ему наказывать ее, каким бы разъяренным он ни был. Пыталась даже бежать от него несколько раз, и он вынужден был запирать ее в доме. Да, Крестьерн смог это сейчас понять. Женщина, лежавшая здесь, была необычной. Гордой, сильной. Ему стало бесконечно жаль ее. В этот момент она открыла глаза и в последний раз изнуренно посмотрела на свет. Взглянула на Крестьерна, на дитя у него в руках. — Ты хороший человек, — еле слышно прошептала она. — Позаботься о ребенке! — Обещаю, — сдавленным шепотом произнес Крестьерн. — Никто не причинит зла твоей дочери. — Дочери, — улыбнулась она и испустила последний вздох. Когда девочке исполнилось три года, Гиль потребовал, чтобы она жила в его доме. Она была уже достаточно большая, чтобы помогать ему. Крестьерн и соседи пытались протестовать, но бороться с Гилем никто не стал. Он ясно показал свою силу. Однако Крестьерну удавалось изредка встречаться со своей маленькой сестрой, когда этого не видел Гиль. Девочка и сама прибегала к брату, когда нуждалась в утешении. Он видел, какой ужас ей приходится переносить. Но вот наступил день, когда ей исполнилось пять лет. Она была в гостях у брата, Гиль же ушел на охоту. Но злой отец вернулся слишком рано и обнаружил, что девочка сидит за обеденным столом у Крестьерна. Гиль рассвирепел и набросился на нее, на этого бедного ребенка. И тут Крестьерн не выдержал. Не думая ни о чем, он схватил лом, стоящий у стены и со всей силой ударил им по голове отца. Он наносил удары раз за разом. Обладавший огромной силой сын Тенгеля схватил своего же сына и, словно варежку, бросил его о стену. — Так закончилась моя жизнь, — сказал в заключение Крестьерн. Люди в зале пытались представить себе весь тот ужас, о котором он рассказывал. Андре, исследователь рода, статистик, поднялся с места и, глядя в свою записную книжку, спросил: — Твоя сестра родилась в 1245 году? — Примерно так, — ответил Крестьерн. — Мы глубоко сожалеем о твоей судьбе, — сказал Андре. — Видимо, жизнь тогда в долине Людей Льда напоминала ад. — Это слишком мягко сказано. — Но если твоя бедная сестра была отмечена проклятием, значит она была сторонницей Тенгеля Злого? Сегодня здесь ее, конечно, нет. — Ничего подобного. Она здесь. В зале наступила мертвая тишина. Но вот Тула пришла в себя: — Крестьерн, мы просим тебя держаться вблизи подиума, так как мы хотим послушать тебя позднее. А сейчас Совет вызывает сестру Крестьерна. Они почти ожидали этого. Красивая, отмеченная проклятием его сестра оказалась никем иным, как Дидой. Внучка Тенгеля Злого! Это была она! Она стояла на подиуме. — Я сводная сестра Крестьерна, — спокойно произнесла Дида. — Спасибо тебе, любимый брат, за то, что ты пытался сделать для меня в тот раз! Я никогда этого не забывала, как и того, что ты вынужден был пожертвовать своей жизнью ради меня. Они обнялись — одинокие брат и сестра, пришедшие из ледяного мира. В глазах у них блеснули слезы. Затем Крестьерн спустился и сел неподалеку от подиума. Тула также отошла в сторону. О себе Дида может рассказать и сама. «Ни у кого, кроме Диды не было основания так сильно ненавидеть Тенгеля Злого». Кто это сказал? Странник? Ветле? Да, он. У нее были причины ненавидеть и своего отца, Гиля Свирепого! Дида, женщина из далекого прошлого, производила величественное впечатление. Ее мать была норвежкой, об этом говорил рост Диды. Однако черты ее лица являлись несомненным доказательством смешения востока и запада. Это буквально завораживало людей. Черные волосы были собраны на затылке в пучок и обрамляли прекрасное лицо свыступающими скулами. Габриэлу казалось, что осанка у нее королевская, а голос почти гипнотизирующий. Но то, что она отмечена проклятием, видно было сразу. Глаза ее блестели серо-желтым огнем. — Мой фантастический брат, Крестьерн, забыл рассказать о том, что в тот раз, когда мне было пять лет, он защищал нас обоих. Гиль убил его, да, и я скорбела о нем долгие годы, но и Крестьерн огрызался весьма сильно. Раны, нанесенные им Гилю Свирепому, сыну Тенгеля Злого, оказались смертельными. Тот умер в кровати спустя четырнадцать дней. Это был такой поступок, за который вы не должны осуждать моего брата. — Понимаем, — промолвила Тула, стоявшая сзади. Она попросила Диду рассказать подробно о ее жизни, так как она была загадкой для всех собравшихся. Дида согласно кивнула головой и начала свой рассказ. Все в зале затаили дыхание, ведь если и был кто-то, кто мог снять покровы тайны со времени Тенгеля Злого, так это Дида, жившая одновременно с ним и почти равная ему по происхождению. — Здесь уже говорили, что моя мать происходила из влиятельного норвежского княжеского рода, проживавшего в Аустроте. В это охотно все поверили. Было видно, что Дида княжеского рода. — Гиль просто украл мою мать. Она была приведена в долину против своей воли. Он держал ее в своем доме взаперти и, поскольку она принадлежала к такому известному роду, с изысканной жаждой мести безгранично мучил и терзал ее, переходя все границы дозволенного. Бедная женщина умерла, рожая меня. Детство мое было не из легких, могу вас в этом заверить. Хейке, живший вместе со злобным, отмеченным проклятием отцом, вероятно, понимает, о чем я говорю. — Полностью, — воскликнул Хейке. — Мой сводный брат Крестьерн был для меня утешением. Но у него хватало и своих забот. С одной стороны его отец, Гиль, который мучил и терзал его по всякому поводу. С другой — его несчастный брак. Его жена родила ему сына отмеченного проклятием и умерла во время родов. Но о своем сыне Крестьерн сам расскажет позднее. Его сын был единственным, кому время от времени было позволено покидать долину Людей Льда. Он был любимчиком Тенгеля Злого. Дида немного помолчала. — В 1250 году или что-то около этого, в долине мы точного времени не знали, погибли оба — Гиль и Крестьерн. Я снова осталась без семьи, так как сын Крестьерна был смертельно опасен. В то время ему было двадцать пять лет, и он часто находился вне пределов долины, к радости всех живших там. Но что говорили те, кто жил в Трённелаге, мне неведомо. Я могу только догадываться. Она криво улыбнулась. — Итак, у меня оставался всего лишь один родственник — мой дед, Тенгель Злой. Но я боялась его, как чумы. Мне пришлось жить у соседей, которые не очень-то были рады лишнему рту и постоянно напоминали мне об этом. Дида выдержала небольшую паузу. — Тенгель Злой. Да. Он был настоящим кошмаром для всей долины. Словно давящая туча страха и ужаса. Мы редко видели его, но по ночам в его доме горел огонь. Ходили слухи, что он занимается какими-то отвратительными опытами. — Как доставляли ему еду? Кто заботился о нем? — Заботился? — горько рассмеялась Дида. — Мы были обязаны каждое утро поставлять ему пищу, оставляя ее на каменной плите перед калиткой его дома. Все, что ему нужно было починить, выстирать, он клал туда же, а того, кто не подчинялся его приказу, он просто уничтожал. Мы были его рабами. Даже хуже рабов, так как он силой колдовства держал нас в цепях. На ее лице отразились те страдания, через которые она прошла. Ее слушатели почувствовали, как потянуло холодом из того времени непостижимой злобы и боли, и поежились. — Словами невозможно передать, какой ужас царил тогда, — сказала Дида. — В этой атмосфере подлости, рабства и вечного, почти истерического, страха я и выросла. — А сосуд? Его кувшин с жидкостью? Тебе что-нибудь известно о нем? — осторожно спросила Бенедикте. — Да. Здесь недавно правильно предположили, что он сначала прятал его у себя дома. Но абсолютной уверенности он не чувствовал, и сила его тогда еще не достигла полного могущества. — Значит, в твое время сосуд был зарыт в землю в горах? — Да, в мое, — сказала Дида голосом, в котором прозвучала вся мировая скорбь и горечь. — Но до этого произошло еще много событий. Ее прервала Тула: — Думаю, что тебе еще о многом придется рассказывать нам, Дида, поэтому тебе не стоит стоять на ногах все время. Она приказала подать стул с высокой спинкой, который выглядел словно трон, и Дида села на него, положив руки на ярко-синие, обтянутые бархатом, подлокотники. Теперь она еще больше походила на королеву. Человеколошадь поставила сбоку от стула столик с большим красивым бокалом, наполненным вином, на случай, если Дида захочет пить. Все было сделано для того, чтобы она чувствовала себя хорошо, ибо Дида была одной из тех, кто был для окружающих наиболее интересен. История ее жизни может раскрыть многие из самых загадочных тайн Людей Льда. Она приступила к рассказу, и по мере повествования зал как бы удалялся от нее. Она уже больше не видела присутствующих. Они слушали историю Диды, а сама она полностью погрузилась в воспоминания, будто снова оказалась там, в долине Людей Льда в те далекие времена. Ведь часто случается, что память человека вызывает к жизни именно то, о чем он вовсе не хотел бы думать, так и ее подсознание напомнило ей особый эпизод. Тот, о котором она сама запретила себе вспоминать в течение многих прошедших столетий.
Она шла по дороге. Вечернее небо было таким высоким и таким пустынным. В небе стали загораться огоньки звезд. Снег вокруг блестел и искрился. Горы вдалеке выступали, словно молчаливая преграда на пути. Острые вершины были столь крутыми, что снег не находил опоры на блестящих черных склонах. Белыми пятнами лежал он в расселинах, освещенных вечерним светом. Долина Людей Льда. Душа Людей Льда! Именно ею была эта долина. Как бы сильно Люди Льда ни ненавидели ее, сколь бы не пытались изгнать ее из своих мыслей, она цепко удерживала их в своих цепях. Они вынуждены были возвращаться к ней, не могли вырваться из нее сотнями лет. Получить дозволение оставить ее... О, тоска, почему причиняешь ты такую мучительную боль? Почему рисуешь столь влекущие картины внешнего мира, добраться до которого нам не дано никогда? Осенью два мальчика опять попытались. Груды льда погребли их в туннеле. Все знали, кто вызвал этот обвал ледяной массы. Других же он впускал в долину. Если только это были преступники и низкие люди. И они становились самыми верными его подручными. А роду требовалось вливание новой крови. Новой зловещей крови! Его собственный род настоящих Людей Льда был не особенно многочислен. Он состоял теперь всего лишь из двух человек, не считая его самого. Но ему нужны были в долине люди, чтобы использовать их в качестве рабов, даже если он глубоко презирал их. Дида возвращалась к себе домой, если можно было назвать домом ту избу, где она жила из милости, где она вынуждена была есть в самую последнюю очередь после всех. Чаще всего ей не доставалось ни крошки. В доме она выполняла все самые отвратительные и грязные работы, раньше всех вставала по утрам, каждый день убирала двор и заботилась о детях хозяев. Обихаживала прабабушку, до которой никто не хотел дотрагиваться, потому что она не вставала с постели и там же справляла нужду. Именно Дида обязана была ходить к ненавистному дому своего деда, класть еду и все необходимое для него на каменную плиту перед калиткой. Дедушка? Как много иронии в этом! Понятие дедушки связано сблагожелательностью и безопасностью. Тенгель же Злой для Диды был средоточием страха и ужаса. Впрочем она не встречалась с ним уже много лет. Его никто не видел, разве что только костлявую руку, которая протягивалась к плите, или тень в черном плаще во дворе перед маленьким домом, и то лишь в свете вечерних сумерек. Тенгель Злой бодрствовал по ночам, это знали все. Днем он никогда не появлялся, если только ему не нужно было наказать кого-либо, кто нарушил его закон. Сейчас ему должно быть около ста восьмидесяти лет. Он, видимо, бессмертен, считали они. И мысль эта была для жителей долины невыносима. Почему он здесь, в долине, задерживается так долго? Самой Диде исполнилось девятнадцать. Она сознавала, что уже созрела для замужества, но молодых мужчин в долине осталось мало, так как Тенгель Злой уничтожал их одного за другим. Юноши в долине часто испытывали тягу к путешествиям и пытались вырваться оттуда, или еще хуже — поднять мятеж. Всех, кто хоть в самой малейшей степени досаждал ему, он просто убивал. Долина мрачного ужаса... В это забытое Богом место постоянно приходили новые подозрительные личности, не подозревая о том, что попадают они из огня да в полымя. И когда они понимали, куда попали, было уже слишком поздно. Отсюда никто никогда не выходил. Дида, созревшая для замужества, была горда. Шалопаи, появившиеся в долине, сватались к ней, но она умела держать их на расстоянии. Ее глаза могли быть такими ледяными, что женихи чуть не уползали от нее. Еще ребенком она была обещана юноше по имени Йолин. Но этого глупого поросенка она вовсе не хотела. Ни за что на свете! — Йолин? — прервали ее рассказ сразу несколько голосов. — Первый Йолин? Кто он? Хейке быстро произнес: — Йолин? Тот, что перепугался до смерти, увидев тебя в Эльдафьорде? Кем же он был? Дида очнулась от воспоминаний. Она фактически забыла о слушателях. — Я не очень хорошо помню этого подлого Йолина. Но, во всяком случае, он был потомком женщины, пришедшей с востока, и наглеца мужчины, которого она встретила на пути в Норвегию. Позднее туда была подмешана кровь низкого пришельца в долину. Йолин не был родственником Тенгеля Злого или нашим, но он был воспитан на старых ритуалах своего племени и говорил на его языке. Йолин не являлся сколько-нибудь значительной личностью. Вовсе нет! На всех живших в долине Людей Льда он производил отвратительное впечатление: был коварен и хитер. Никто не мог испытывать к нему доверия. Но он был единственным, кому дозволялось входить в дом Тенгеля Злого и обслуживать того в качестве раба-фаворита. Поэтому Йолин был вдвойне отвратителен. Она вздрогнула при воспоминании о нем. Подумала, что ее хотели выдать за него замуж. — О, он был омерзителен, гнусен, противен, — промолвила она тихо. — Мы очень хорошо можем себе представить это, — сказал Эскиль, встречавшийся с Иолином в Эльдафьорде. Остальные представители рода Людей Льда безмолвствовали. Им было трудно понять, что такое прекрасное существо как Дида, могла терпеть все это в отрезанной от мира долине, где ее окружало такое множество недостойных людей. Но люди умеют приспосабливаться, даже к тому, чего не одобряют. Учитывая обстоятельства, каждый день был мучением для благородной Диды — внучки князя, на которой лежала печать проклятия. Желтые глаза... И все в зале почувствовали боль при мысли об ее судьбе, хотя они выслушали лишь начало ее истории. Дальше будет еще хуже! — Но рабу удалось провести своего господина, — сказала, углубляясь в воспоминания, Дида. — Йолин время от времени получал разрешения на выход во внешний мир. А был он жаден. Невероятно жаден. Все драгоценные реликвии племени, которые были с таким трудом привезены с востока, хранились в храме. Однажды, когда Йолин получил благословение своего господина на выход во внешний мир и кражу из кладовых, расположенных в окружности, запасов еды на зиму, он погрузил в сани, запряженные лошадью, все старинные клады и уехал незамеченным так далеко, что все проклятия и заклинания уже не достигли его. В тот раз Тенгель не знал, что он увез с собой и флейту, его незаменимую флейту. Это он обнаружил позднее. — А кто спрятал ее в рог яка? — спросил Хейке. — Мы всегда полагали, что это сделала ты вместе со Странником. — Нет, я тогда была маленьким ребенком, а Странник еще не родился, — улыбнулась Дида. — Осмелился на этот поступок мой старший брат Крестьерн. Вы помните, что наш отец Гиль узнал о существовании флейты и о том, что она была заколдована, и ему удалось вынести ее из дома Тенгеля Злого. Гиль был вхож в него. Но еще до того, как Гиль успел сыграть на ней, (никто не знает, что бы тогда произошло), Крестьерн нашел ее. Он очень хорошо знал, сколь зловещи были отец и дед, и именно он просверлил отверстие в роге и спрятал там флейту. Тенгель Злой обнаружил пропажу флейты лишь много лет спустя после исчезновения Йолина вместе с рогом и всем остальным скарбом. — Йолин вышел на берег моря, — сказал Эскиль. — К Эльдафьорду. Поселился там в старом сельском замке и начал на костре сжигать жертвы. Сжигание жертв было древним ритуалом Людей Льда? — Нет, — ответила Дида. — Видимо Йолин позаимствовал его в других местах. Однако мы не знали, что с ним случилось. Я была еще ребенком, когда он бежал из долины. И вы можете себе представить, насколько легче я почувствовала себя, когда исчез мой бывший жених! — Ясно! Но Тенгель был взбешен? — Это был невероятно тяжелый год, — задумчиво произнесла Дида. На ее лице отражались одно за другим все те трагические события, о которых она сейчас вспомнила. — Свою ярость он, конечно, сорвал на тех, кто еще оставался в долине. В этот момент лошадеподобные существа внесли в зал большой сверток и положили его на мраморный стол рядом со шкатулкой — свадебным подарком Силье. Все встали, чтобы рассмотреть лучше. — Это клад из Эльдафьорда! — воскликнул Натаниель. — Взгляните на эти рога. Рога яка заняли почти весь стол в длину. Они были огромны. Один раз их уже спасли, когда был разрушен Гростенсхольм. Они висели там над камином. А сейчас они здесь! Далее на столе лежал шаманский бубен. Древнейший предмет, расписанный таинственными знаками. Тут же находилась демоническая маска. Тува и Натаниель, конечно, подумали, что она из Японии! Действительно ли это была память времен отца Тенгеля Злого? Или все принадлежало шаманам из степей алтайского предгорья? Они видели зубы ужасных, огромных, диких зверей, может быть, тигров из сибирской тайги и медведей с Уральских гор? Перед их глазами предстали прекрасные культовые предметы, вырезанные из клыков моржа, трещотки, несомненно принадлежавшие шаману, вещи, предназначения которых они просто не понимали. В зале от удивления воцарилась тишина. Все это пришло из древних времен Людей Льда. Дальше во времени, пожалуй, не проникнуть. Но флейты не было. Флейта Тенгеля Злого навсегда была уничтожена кристально чистой водой Ширы. Мысль об этом доставляла одно удовольствие. — Удивительно видеть все это снова, — промолвила Дида. — Когда-то все это находилось в долине Людей Льда, в небольшой избе, которая служила для нас храмом. В него мы ходили, когда нам хотелось напомнить себе дома, оставшиеся далеко, далеко на востоке. Сама я их не видела, но сначала все здесь в Норвегии очень тосковали о бесплодной тундре, а еще больше о плодородных степях. Возникла небольшая пауза. — Тула, — промолвил Андре. — Мы храним эти драгоценные предметы и весь колдовской клад Людей Льда, в том числе Ширы, и многое другое в шкафу, взломать который невозможно. Но он все же недостаточно надежен. Выйдя на свободу, Тенгель Злой сразу унюхает, где находится все это, и тогда замок ничего не будет значить. — Да, ты прав. — Так вот... я думаю... Не могли бы мы хранить эти вещи здесь? В твоей горе? — Да, ведь ты сказала, что он не найдет пути сюда, не знает этого места, — добавил Хейке. Тула на мгновение задумалась. — Полагаю, что это очень хорошее предложение. А если вам что-нибудь из этого понадобится, Андре вызовет меня. — А бутылку мою, я сама буду охранять, — включилась в разговор Шира. — Но, Дида, продолжай рассказ, мы больше не будем прерывать тебя, — предложил Эскиль. — Ну, ну, — улыбнулась Дида. — Не обещай слишком многого! Однако вмыслях своих она снова погрузилась в те далекие зловещие времена, проведенные в долине Людей Льда. Глаза ее покрылись печалью, взгляд блуждал где-то далеко. Время от времени в процессе ее медленного рассказа слушатели видели на ее черных густых ресницах слезы. Она снова как бы покинула зал. Он больше не существовал для нее...
Дида добралась до дома. Хозяйка тут же послала ее отнести пару чулок, которые она заштопала по приказу Тенгеля Злого. — Положи их на каменную плиту, — грубо приказала ей приемная мать. — Да не забудь прочесть молитву, когда окажешься около дома бессмертного, перекрести тропинку, по которой пойдешь, несколько раз на пути туда и обратно, ты, его отродье! Эти слова Дида слышала часто. И каждый раз она чувствовала себя больной от отвращения, сознавая, что она потомок чего-то гадкого и омерзительного. С сообщением о том, что господин требует новые чулки, приходил новый личный раб Тенгеля Злого. Принести их следовало немедленно! Приемная мать Диды работала день и ночь. Если они не будут доставлены вовремя, последует наказание. И оно, как часто бывало, падет на одного ребенка из этого дома. Нового раба звали Урм* [Урм — змея.], да и похож он был на змею. Тайный убийца, сбежавший в горы, недавно спустившийся в долину. Сейчас он жил неподалеку от Тенгеля. Люди встречались с ним редко, на что они и не жаловались. Дида взяла чулки и пошла, зная, что протестовать бессмысленно. Зима была суровой, снег скрипел под ногами, сугробы были выше ее. Глубоко между этими белыми горами была протоптана лишь узкая тропинка. Ей было страшно идти, она чувствовала себя словно взаперти, если потребуется — не убежишь.
|
|||
|