|
|||
В гостиной Фрейдов, в тот же день . 2 страницаФрейд. Ты спустился отлично. Флисс. Да, но я совсем выдохся. Присядем. (Показывает на плоский выступ на обочине тропы. Они садятся. Флисс с восхищением.) Ты настоящий спортсмен! Можно подумать, что всю жизнь только и занимался альпинизмом. Фрейд (у него почти счастливый вид). Так оно и есть: в отпуске мне необходимо полазать по горам. Чем выше я забираюсь, тем больше доволен. Флисс. Будь я Зигмундом Фрейдом, я пришел бы к заключению, что тебе нравится власть. Фрейд. Может быть. (Показывая на заснеженные вершины.) Это потому, что в горах нет жизни. Камни. Снег. Безлюдье. (Поднимает с тропы камень и разглядывает его.) Камень тверд и чист. Мертв! (Бросает его прямо перед собой и смотрит, как он скатывается по склону.) Я часто задаю себе вопрос: нет ли у меня желания умереть? (Словно про себя.) Что такое желание? Что такое страх? Я об этом ничего не знаю. (Спохватывается.) В сущности, каждому, как и мне, должно быть это свойственно. Флисс (с улыбкой смотрит на него). У меня нет желания умереть. Фрейд (с теплотой). Понятно, ведь ты же не «каждый». Тебе предстоит совершить великие дела. Флисс (просто и убежденно). Это верно. (С легким сожалением.) Фрейд, это мы совершим великие дела. Фрейд (резко встает). В горах быстро темнеет. Пошли.
Некоторое время спустя. Метров на четыреста ниже. Начинает смеркаться. Вершины стали еще выше, они кажутся подавляющими. Оба путника входят в тень долины. На этот раз впереди идет Флисс, Фрейд за ним. Заметно, что Фрейд меньше устал, чем Флисс, но его принуждает отставать какое-то чувство внутреннего сопротивления. Флисс (дружески, но с раздражением). Видишь? Теперь ты еле ноги волочишь. Давай спустимся здесь. Он показывает на русло высохшего ручья за деревьями. И сразу же начинает спускаться (боком); Фрейд легко, пружинисто идет за ним, но без всякого удовольствия. Флисс. Вперед! Быстрее! Быстрее! Они выходят на другую тропу. С тропы видят внизу под ногами Берхтесгаден. В долине еще светло, но в городе в некоторых окнах уже горит свет. Флисс хочет продолжать путь. Фрейд останавливает его. Фрейд. Постой минутку. Флисс. Ты уже устал? Фрейд. Да нет же! (Показывая на темный Берхтесгаден.) Надо бы остаться жить здесь. Флисс (удивленный этим тоном, бросает на Фрейда испытующий взгляд). Что случилось? Ты не в своей тарелке? Фрейд. Выслушай меня, Вильгельм. Фрейда что-то беспокоит. Флисс. Хорошо, хорошо! Скоро ты мне обо всем расскажешь. Я не хочу, чтобы нас застигла здесь ночь, у меня не такие кошачьи глаза, как у тебя. Собирается идти, но Фрейд его удерживает. Фрейд. Одна моя больная выбросилась из окна. Флисс (равнодушно). Ах, вот в чем дело! Фрейд. Я вызвал у нее одно подавленное воспоминание: когда ей было шесть лет, отец над ней надругался. Флисс (вынимая из кармана записную книжку). Интересно. А когда произошла сексуальная агрессия? Фрейд. В 1866-м. Флисс (раздраженно). Я спрашиваю тебя, в какой день, месяц и час. Фрейд. Не знаю, говорю тебе, что она… Флисс. … да, выбросилась из окна. И что дальше? Как, по-твоему, я могу работать с такими неопределенными данными? (Фрейд пожимает плечами и молчит) Ладно, пошли! Можем поговорить на ходу! Они снова двинулись в путь. Фрейд с сожалением устремил свой взгляд в чистое и холодное небо, раскинувшееся над их головами. Тени в долине сгущаются. Флисс (снисходительно, как человек, который готовится сыграть роль утешителя). Именно эта смерть терзает тебя? Фрейд (говорит искренне, исполненный надежды). Она не умерла. Флисс. Она будет жить? Фрейд. Да. Он явно рассчитывает на помощь Флисса; он нуждается в том, чтобы ему вернули мужество. Флисс. Так в чем же дело? Фрейд. А если бы она покончила с собой? Флисс. Что за странный вопрос? Она жива, и все тут. Фрейд молчит. Чувствуется, что он разочарован и пытается скрыть свое разочарование. Флисс (он замечает это и понимает, что ему следует и дальше продолжать в том же духе). Ладно. Допустим, что она умерла? Она тебе родня? Фрейд. Нет. Флисс. Если она тебе никто, спрашивается, какое тебе до нее дело. (Пауза.) Посмотри, начинает темнеть. Я не желаю рисковать и сломать себе ногу. Прибавь немного шагу. Они пошли быстрее. Флисс. Что я еще могу тебе сказать? Таковы опасности нашего ремесла. На совести величайшего генерала Пруссии и лучшего хирурга Берлина почти одинаковое количество смертей. Брейер вбил тебе в голову эту тревогу? (Фрейд кивает в знак согласия.) Я так и думал. Он – воплощение венской сентиментальности. Вальсы! Вальсы! И потоки слез: вы никогда не научитесь воевать. Ой! Флисс подвернул ногу. Он едва не падает, с гримасой боли делает хромая несколько шагов и опускается на поваленное дерево. Фрейд (обеспокоенно). Что с тобой? Флисс (массируя лодыжку, мрачно). Я споткнулся о камень. (С раздражением.) Уже ноги собственной не видишь. Нам следовало бы вернуться пораньше. (Пауза.) Это пустяки. (Встает.) Вперед, марш! (Он идет хромая, Фрейд хочет его поддержать, но он его отталкивает.) Не стоит труда. (Действительно, его походка скоро становится нормальной.) Ну и кто она такая, твоя больная? Фрейд. Старая дева. Она никогда не расставалась со своим отцом… редко выходила из дома. Флисс (слушает его, все более разочаровываясь). Жила, как мокрица! Не велика была бы потеря! (Примирительным тоном.) Но я с тобой согласен: нельзя разбрасываться человеческими жизнями. (Убежденно.) Мы и не станем ими разбрасываться, Зигмунд. Мы пока ищем. Но позднее, на одну больную, которую мы потеряем, мы будем спасать тысячу. Знаешь, как говорят берлинцы, которые не обабились? «Омлет не сделаешь, не разбив яиц». Ты хотел, чтобы я сказал тебе именно это? Доволен? (Фрейд делает какой-то вымученный кивок, который может сойти за согласие.). Тогда хватит об этом! Они скрываются за поворотом, и ночь скрадывает от нас пустынный ландшафт.
(8)
Некоторое время спустя. В столовой какой-то второразрядной гостиницы. Сезон еще не начался, и гостиница пуста. В большой столовой, заставленной маленькими столиками (все они свободны), прежде всего бросается в глаза длинный общий стол, за который в разгар сезона можно усадить человек тридцать. Сейчас за ним сидят шесть человек. В глубине, за другим концом стола, четверо грустных баварцев, должно быть какие-нибудь служащие, питающиеся в ресторане. Ближе к зрителю – Флисс и Фрейд. Им подали десерт. Флисс с аппетитом расправляется с «рисом в молоке». Фрейд едва к нему притрагивается. Покончив с блюдом, Флисс поворачивается к Фрейду с испытующим видом. Флисс. Ну-с, что ты привез мне новенького? Фрейд выглядит неуверенным и несчастным. Фрейд (тоном легкого упрека). Подожди немного, дай мне оттаять. Я так одинок в Вене. Дай мне время воспользоваться твоим обществом. Флисс. Мы с тобой гуляли весь день. Послушай, Зигмунд, наши «Конгрессы» лишатся всякого смысла, если не будут продвигать нас вперед в наших исследованиях. Фрейд. Для меня главное в них то, что они позволяют нам с тобой встречаться. Флисс (любезно и холодно). Ну да, разумеется! (Пауза.) Ну так что же? Фрейд (с еле уловимым раздражением). Что «что же»? Флисс. Ты писал, что разработал теорию о сексуальной природе неврозов. Слушаю тебя. Левой рукой Фрейд мнет хлебный шарик. Фрейд. Представь, что ребенок в самые первые годы своей жизни становится жертвой сексуальной агрессии. Флисс. Взрослого? Фрейд. Разумеется. Первой его реакцией будет страх, который, это понятно, может сопровождаться болью и изумлением. Но, как ты сам знаешь, он не чувствует никакого смущения: в этом возрасте сексуальности не существует. Итак. Проходит несколько лет, органы развиваются: когда ребенок вспоминает об этом, у него впервые появляется смущение; за это время общество внушило ему принципы морали, жесткие прочные императивы; он стыдится своего смущения и вырабатывает защитную реакцию, вытесняя это воспоминание в сферу бессознательного. Флисс (похоже, что ему это мало интересно). Ладно. Что же дальше? Старая горбатая дама семенящей походкой подходит к столу, усаживается и открывает коробочку с таблетками. Постепенно она начинает обращать внимание на разговор двух мужчин и прислушивается к нему с видимым изумлением. Фрейд. Воспоминание пытается возродиться, а смущение продолжиться, но моральные императивы стремятся полностью их подавить. Механизмы защиты вступают в действие, ребенок убеждает себя, что ничего не произошло. Он забывает. Но, поскольку между, этими противоположными силами идет суровая борьба, все происходит так, как если бы эти силы пришли к компромиссу: воспоминание больше не всплывает в сознании, однако что-то его заменяет, маскирует и одновременно служит его символом. Это «что-то» и есть невроз, или, если хочешь, невротический симптом. Флисс. Например? Фрейд. В неврозе навязчивости травмирующее воспоминание подавлено, но его замещают фобии, навязчивые идеи. Дора забыла о нападении на нее старого лавочника, но сохранила фобию – она боится заходить в лавки. Что касается стыда, который она почувствовала, то она перенесла его на другой объект и объяснила его другой причиной: это приказчики в магазине, которые смеялись над ней. Флисс (спрашивает вялым тоном). А как же истерия? Фрейд. Здесь необходима особая предрасположенность, которая позволяет телу стать соучастником больного: чтобы забыть своего умершего отца, Сесили стала косить на оба глаза и видеть предметы только перед своим носом. Что касается невроза страха… Флисс (с раздражением). Хорошо, довольно! Продолжение мне известно. Вытеснение, трансфер – вот твой конек. Все это психология. Она меня не интересует. Есть у тебя конкретные случаи? Фрейд. Тринадцать. Флисс. Тринадцать неврозов, вызванных сексуальной агрессией! Фрейд . Да. Флисс. Кто же виновник? Фрейд. Иногда дядя или слуга. В большинстве случаев – отец. Старая дама, остолбенев, снимает очки и перестает есть. Флисс. Отец? Фрейд (мрачно и сухо). Да. Флисс. Отец? (Он удовлетворенно потирает руки под испуганным взглядом старой дамы.) Вот это здорово! Это упрощает расчеты. Значит, невроз у детей является следствием извращенности отцов? (Фрейд смотрит на него, несколько смущенный этим грубым упрощением своих теорий.) Так вот, это мне кажется совершенно обоснованным. Наконец-то мы располагаем фактами. Фрейд (осторожно). Вильгельм! Это всего лишь гипотеза. Тринадцати случаев мало, чтобы ее подтвердить. Флисс. Мало тринадцати изнасилований? Мало тринадцати неврозов? И ты еще недоволен? А я прямо восхищен! Но мне нужны даты. Если ты сообщишь мне дату рождения родителей, ребенка и время изнасилования… Фрейд. Но я тебе сказал, что это совсем непросто. Флисс (снисходительно). Конечно. Ты своего добьешься. Усовершенствуешь свой метод. Располагая деталями, знаешь, что я смогу сделать? Я высчитаю, в какой из периодов развития ребенка, женского или мужского пола, произошла травма, и могу уверить тебя, что из этого я наверняка сделаю вывод о природе болезни. Невроз страха, послушай, могу сказать тебе это прямо, по природе женский: эта простая пассивность в чистом виде. Невроз навязчивости активен. Первый развивается у субъектов, подвергшихся насилию в кульминационный момент женского ритма, второй у… (Флисс захвачен каким-то лирическим вдохновением. Фрейд выглядит все более счастливым: он уже не узнает собственной теории, он слушает Флисса почти с таким же изумлением, что и горбатая дама. Флисс резким тоном). Жаль, что в этом деле нельзя поставить опыт. В лабораторных условиях мы могли бы зафиксировать время экспериментального изнасилования с точностью до секунды. Старая горбунья (встает, обезумев от возмущения. Тоном оскорбленной добродетели обращается к служанке). Дитя мое, вы подадите мне ужин в номер. Я не желаю сидеть за одним столом с этими висельниками. Она выпрямляется и, смерив обоих мужчин гневным взглядом, удаляется. Флисс хохочет.
(9)
На следующее утро, в скромном, но приятном номере отеля. Флисс заканчивает осматривать горло Фрейда. Фрейд, широко раскрыв рот, сидит на стуле. Флисс, посмотрев горло в последний раз, моет руки и начинает складывать свои инструменты в саквояж. Во время всех этих манипуляций продолжается разговор. Флисс (смеясь). Да ничего у тебя нет. Абсолютно ничего. Несколько воспалилось, и все. Можешь закрыть рот. Сигарами не злоупотребляешь? Фрейд. Пять штук в день. Сложив инструменты, Флисс берет свой альпеншток, тирольскую шляпу, потом надевает на спину рюкзак. Флисс. Идем.
На улице Берхтесгадена; перед табачной лавкой. В витрине полно сигар. Фрейд ждет перед магазином. Он тоже с рюкзаком на спине. Он заглядывает внутрь и видит, что Флисс у кассы расплачивается за покупку. Флисс выходит на улицу. Когда дверь открывается, маленький колокольчик начинает мелодично позванивать. Флисс с прямоугольной коробкой. Флисс (протягивая ее Фрейду). Держи! Фрейд с удивлением берет и открывает коробку; мы видим толстые «черные» сигары, самые крепкие. Фрейд. Но, Вильгельм, что, по-твоему, я должен с ними делать? Флисс. Я хочу, чтобы ты их курил. Фрейд. Вот тебе и раз. Флисс (с улыбкой). Вперед, марш! Ты можешь курить, сколько твоей душе угодно. (Фрейд останавливается как вкопанный. Флисс тоже останавливается и спрашивает с притворным удивлением.) Тебе это неприятно? Фрейд. Нет. (Пауза.) Вильгельм, ты впервые себе противоречишь. (Мрачным тоном.) Ты считаешь, что я обречен, не правда ли? (Флисс улыбается.) Брейер меня осматривал, он говорит о миокардите. Это верно? Флисс. Брейер – осел. (Он берет Фрейда под руку и увлекает его вперед.) Я же сказал тебе, что ты абсолютно здоров. (С улыбкой.) Правда в том, что я высчитал дату твоей смерти. (Говорит самодовольно, размеренно.) В этих вопросах метод ритмов доведен до совершенства. Фрейду явно стало легче: зритель догадывается, что у него нет глубокой веры в расчеты Флисса. И все-таки его лицо сохраняет какое-то разочарованное выражение. Фрейд. И что же? В каком возрасте я умру? Флисс. В пятьдесят один год. Фрейд. Через двенадцать лет? Флисс. Да, если раньше ничего не случится. Через двенадцать лет мы найдем то, что ищем, мы станем властелинами этого мира. Они выходят из Берхтесгадена и идут по дороге, ведущей в горы. Фрейд (полусерьезно.) Значит, я умру молодым. Флисс. Правильно. Я решил для себя, что за двенадцать лет табак не успеет тебя полностью разрушить. Фрейд. Ты меня переживешь? Флисс. Лет на десять, думаю. Умру я в 1918 году. Но мне больше нечем будет заниматься, разве что кое-какими мелкими поправками теории. (Он берет Фрейда за руку.) Все проясняется, Зигмунд. Я каждый день делаю успехи. Ты знаешь, почему мы пользуемся правой рукой? Фрейд. Нет. Флисс. По причине нашей бисексуальности. Левая сторона – это наше женское начало, а правая сторона – начало мужское. Фрейда это не убеждает. Фрейд (с улыбкой). Значит, все женщины должны быть левшами? Пауза. Флисс оказался в легком затруднении. Но он хмурит брови и отделывается раздраженной тирадой. Флисс. Ерунда! Ты шутишь, Зигмунд? Я не люблю, когда шутят над моей работой.
В тот же день около пяти часов вечера. Вокзал в Берхтесгадене. Двухколейный путь. Фрейд и Флисс сидят рядом на скамейке. Флисс надел цилиндр. Фрейд в визитке, но в тирольской шляпе. Поезда нет. Фрейд настроен дружески, но мрачно. Флисс явно проявляет нетерпение. Он вынимает часы, смотрит на них и снова опускает в кармашек. Флисс. Твой поезд проходит здесь через час. Мой через час сорок пять, спрашивается, зачем мы торчим на перроне. Фрейд (смотрит на него печально и виновато). Мне нужно приходить на вокзал заранее. Ты же знаешь, что у меня фобия, связанная с поездами. (Во время разговора Фрейду становится все больше не по себе. Постепенно его охватывает приступ фобии. Флисс ничего не замечает.) Флисс. Мне пришла одна мысль. Твоя теория неврозов интересна, но мне необходимы даты. На соседней скамейке расселось какое-то семейство. Девочка лет пяти бегает по перрону, она часто мелькает перед двумя мужчинами, которые ее не замечают. Флисс. Я признаю, что большинство твоих больных неспособны сообщить тебе эти даты. Знаешь, что нам нужно было бы? Исключительно одаренную личность, которая понимала бы твои исследования и облегчала бы их. Фрейд. Что-то я такой не вижу… Флисс. А о Сесили что ты скажешь? Фрейд (вздрагивая). О Сесили? (Растерянно.) Но ведь ее не изнасиловали! Маленькая девочка подходит к Фрейду и улыбается ему уже кокетливой улыбкой. Флисс (категорическим тоном). Она непременно должна была подвергнуться насилию. Иначе ты ошибся (Фрейд смотрит на девочку и улыбается ей.) Если твоя теория верна… Девочка слегка кланяется Фрейду и, довольная, уходит. Фрейд провожает ее взглядом и мрачнеет. Фрейд. Если моя теория верна, тогда люди – свиньи. Флисс (спокойным тоном). Почему бы и нет? Вопрос состоит лишь в том, чтобы доказать это научно. (Фрейд поворачивается к Флиссу.) В случае с Сесили есть что-то темное. Смерть ее отца вполне может скрывать другое воспоминание. (Фрейд слушает его, поневоле увлекаясь. Глаза его блестят, но лицо остается мрачным.) Известно ли, что с ней? (Фрейд горестно кивает в знак согласия.) Больна? Фрейд. Тяжелее, чем прежде. Флисс (хлопает в ладоши, он в восторге). Именно это нам и нужно. Сходи к ней. Только она сообщит тебе даты, я уверен в этом. И если ты вылечишь ее, твоя гипотеза подтвердится. (Фрейд молчит. Флисс смотрит на него с негодующим удивлением.) Ты боишься? Фрейд. Я не могу. Флисс. Почему? Фрейд. Из-за Брейера. Он запретил мне… Флисс (очень сухо). Разве Брейер может что-либо тебе запретить? Фрейд (все более смущаясь. Кажется, что смущение душит его). Нет. Но я не хочу с ним ссориться… Флисс. Тебе-то что до этого? Он нам больше не нужен. Фрейд. Мы с ним не закончили нашу книгу. И к тому же я… мне всегда необходимо испытывать чье-то влияние. Может быть, для того, чтобы ускользнуть от самокритики. (Он машинально подносит руку к груди.) Скажи, тебя самого не пугает то, что выше тебя никого нет? Флисс (спокойно). Право слово, нет. К тому же в любом случае Брейер не выше тебя. Фрейд. Не знаю. Может быть. Но я все еще люблю его. Флисс. Ты же писал мне, что презираешь его. Фрейд. Я и люблю, и презираю. Какой-то хаос в чувствах. Послушай! Мне крайне необходимо, чтобы меня загипнотизировали: быть может, я яснее бы в этом разобрался. Мне всегда были нужны друзья и враги. Это необходимо для моего душевного равновесия. Иногда друг и враг уживаются в одном человеке: по-моему, именно так обстоит дело с Брейером. Флисс (равнодушно). Это бисексуальность: ненависть – мужское начало, любовь – начало женское. Фрейд поворачивается к Флиссу и смотрит на него. Кажется, его эта теория не убеждает. Но он долго рассматривает лицо и высокую фигуру Флисса, который уже сменил тирольскую шляпу на цилиндр, а кожаную куртку – на черный сюртук. У Фрейда покорный вид почти влюбленного. Фрейд. Может быть. Во всяком случае, мой истинный тиран – это ты. (С какой-то нежной злопамятностью.) Ты знаешь, как ты разочаровал меня, когда разрешил курить? Мне было так приятно подвергать себя лишениям ради того, чтобы подчиняться тебе. Флисс (несколько смущенный этим слишком пылким выражением чувств, отвечает с суховатой усмешкой). Так вот, тиран приказывает тебе найти Сесили. Фрейд (более спокойным тоном). В конце концов, почему бы и нет? Достаточно одного тирана. Брейер останется врагом, а ты будешь другом. (У Флисса скучающий вид. Он ладонью прикрывает зевок.) К счастью, ты лучше меня: пока я буду тебя любить, я не буду вынужден быть для себя своим собственным идеалом. (Шутит с мрачной иронией.) Ну что ты на это скажешь? Сорокалетний мужчина боится стать взрослым. Брюкке, Мейнерт, Брейер, ты – сколько «отцов»! Не считая Якоба Фрейда, меня породившего. Подъезжает омнибус. Сутолока. Одни пассажиры сходят, другое садятся. Фрейд (решительно). Я пойду к Сесили. Пойду завтра утром, прямо с вокзала.
(10)
Спустя некоторое время. Перрон опустел. Фрейд забился в угол скамейки; его тирольская шляпа съехала на глаза: похоже, он спит. Флисс откровенно скучает. Он широко зевает, бросает угрюмый взгляд на Фрейда, потом достает из кармана карандаш и записную книжку. Начинает производить какие-то расчеты. Вдоль перрона на полной скорости проносится поезд. От этого грохота Фрейд вздрагивает и выпрямляется. Шляпа его падает. На экране – его встревоженное лицо с широко открытыми глазами. Фрейд (очень громким голосом). Что случилось? Флисс молчит. Фрейд с каким-то потерянным видом провожает взглядом последние вагоны уходящего поезда. Флисс. Проснулся? Фрейд. Я не спал. (Руки у него дрожат.) Не обращай на меня внимания. Я же говорил тебе, что ненавижу вокзалы. (Он встает, подходит к краю перрона и смотрит вслед исчезнувшему поезду. Обливаясь потом, он возвращается к Флиссу. Садится.) Мне показалось, что произошел несчастный случай. (Он склоняется вперед, опираясь сжатыми кулаками на колени. Говорит странным, каким-то вялым голосом.) Или я стал нищим. Флисс (вздрогнув). Что ты сказал? Фрейд (смотрит на него с удивлением). Что сказал? Флисс. Ты сказал, что стал нищим. Фрейд. Разве? Так вот, дело в том, что поезда наводят меня на мысль о нищете. (Он бросает на Флисса быстрый и недружелюбный взгляд. Говорит изменившимся, резким и строгим, почти раздраженным тоном.) Двенадцать пациентов из тринадцати. Флисс. Каких пациентов? О чем ты? Фрейд. О моих пациентах, о которых я тебе рассказывал. Двенадцать из них отказались у меня лечиться. Еще одно самоубийство, и всему конец! Меня сожгут в Вене, или я стану торговать сукном. (Показывает в направлении Вены.) Позор и нищета – вот что ждет меня там. (Пауза.) Я живу на деньги Брейера. Если я поссорюсь с ним, то мне нечем будет вернуть ему долг. Флисс (вежливо, но с раздражением). Ну да, таков уж наш удел. Непонимание, позор. И что из этого? Нужно идти вперед. Фрейд (с горечью). Тебе легко говорить. Ты в Берлине лечишь горло. Ты своей клиентуры не потеряешь. Флисс (обиженно). Придет час, и я тоже пойду на риск: когда напишем нашу книгу. Фрейд берет себя в руки. Но ему по-прежнему плохо. Он снова хватается правой рукой за сердце. Фрейд. Извини меня. Флисс (любезным тоном, но все еще раздраженно). Конечно, мой дорогой друг, конечно. Фрейд. Я плохо себя чувствую. Фрейд съежился на скамейке. Он бледен. Флисс (без доброты). Что с тобой? Фрейд. Приступ. Флисс. Какой приступ? Фрейд (отвечает машинально, как врач). Аритмия, сдавливание, жжение в районе сердца. (Показывая на солнечное сплетение.) И боль здесь, как при грудной жабе. (Флисс хочет встать. Фрейд жестом его останавливает.) Ничего не надо делать, Вильгельм. (Он касается рукой лба.) Именно здесь что-то не в порядке. Уже несколько месяцев я переживаю нервную депрессию. Ответь мне: ну разве я не чудовище? Флисс (терпеливо и отрешенно, словно разговаривая с сумасшедшим). Успокойся, Зигмунд, ты же знаешь, что нет. Фрейд. Тогда что же такое кроется в моей голове, если именно я обнаружил вселенское свинство? (Почти умоляющим тоном. Он придвигается к Флиссу и берет его за руку так, словно это должно вернуть ему мужество.) Помоги мне. Флисс (сухо). Я только этого и хочу, но ты мне говоришь, что с этим ничего нельзя поделать. На перроне появляются пассажиры. Флисс явно смущен тем, что находится с мужчиной, у которого вовсю разыгрались нервы. Тем более что на них начинают обращать внимание. Фрейд. Если бы ты мог… (Он замечает чопорность и растерянность Флисса и в отчаянии машет рукой. Отодвигаясь и выпуская руку Флисса.) Ты прав: ничего поделать нельзя. За кадром шум приближающегося поезда. Флисс. Вот и твой поезд. Фрейд с трудом поднимается. Флисс берет чемодан и рюкзак Фрейда. Они подходят к краю платформы вместе с другими пассажирами. Фрейд (униженно). Прости меня, Вильгельм… Я… я переживаю трудные времена. (С робкой надеждой.) Но я хоть привез что-то интересное для тебя? Флисс (он явно испытывает облегчение от того, что подошел поезд). Конечно! Еще бы! А если ты сообщишь мне даты, все будет прекрасно. Состав с грохотом вкатывается в вокзал. Останавливается. Фрейд с помощью Флисса поднимается в купе второго класса. Закрывает за собой дверь. Флисс стоит в ожидании. Фрейд в купе; он подходит к окну, опускает стекло и высовывается наружу. Он смотрит на Флисса с какой-то глубокой и разочарованной страстностью. Фрейд (вид у него по-прежнему мрачный, но он уже обрел свою обычную твердость) . Когда же нашследующий «Конгресс»? Флисс. Думаю, не раньше, чем через полгода. Фрейд. Через полгода я или выиграю или проиграю. (Снова становясь суровым.) Завтра пойду к Сесили. Я стану копать глубже в том направлении, о котором мы говорили. Против меня будут все коллеги и весь город, но клянусь тебе, что я пойду до конца. Если же я проиграю… (Смеется.) Значит, следующего «Конгресса» не будет.
|
|||
|