ПРОСТОТА. МУЗЫКА. СЕДАЯ НОЧЬ

⇐ ПредыдущаяСтр 24 из 25Следующая ⇒

ПРОСТОТА

Простое — только кажется простым.

Прислушайтесь к тому, как плачут капли.

Былинка машет рукавом пустым.

Грустят туманы, серые, как цапли.

Бежит дорога. Искренне–проста.

Обычная житейская дорога.

Но здесь бессменно с вечного поста

Не уходили радость и тревога.

Вот вьётся дым. Он тоже очень прост.

Обычный дым. Как водится от века.

Но в древний день достиг он дальних звёзд

И сделал это раньше человека.

Простое — только кажется простым.

Простая песня в душу залетела.

И мёртвое становится живым.

И музыке событий нет предела.

Что может быть обычней, чем вода?

Ты любишь простодушную водицу?

Но вдруг вода ломает города,

То наливает золотом пшеницу.

Люблю бродить по улицам пустым.

Здесь шли века — седые пешеходы.

Простое — только кажется простым.

И в этом

диалектика

природы…

МЫ

Бой на линии света.

Бой на линии тьмы.

Это главное. Это —

Наше время. И мы.

Бой простора — с тесниной.

Бой привычки — с мечтой.

Бой изгойства — с былиной.

С самородною. С той.

Бой дороги — с болотом.

Бой бесцветья — с цветком.

Бой бескрылья — с полётом.

Бой любви — с тупиком.

Бой на линии света.

Бой на линии тьмы.

Это главное. Это —

Наше время. И мы.

КРАЖА

Утром шли транзисторы по пляжу

И под хохот радиоволны

На глазах у всех творили кражу —

Кражу тишины.

Это был вселенский хохот звуков.

Бились взвизги в дьявольской горсти,

Нахрипев, налаяв, намяукав

Столько, что и в год не разгрести.

В тишину паля, как из орудий,

Веселился розовый юнец.

Постыдитесь, стойте! Рядом люди.

Моря постыдитесь, наконец.

Постыдитесь неба. Гор великих.

Постыдитесь этой тишины.

Вот она слегла от звуков диких,

Замертво

упав

на валуны.

Вот в неё, как гвоздь, вонзилась нота

Взвизги совершают свой набег.

Ах, как это страшно, если кто–то

Понимает так двадцатый век.

МУЗЫКА

Сели ноты на крышу.

Сели на провода.

Так я музыку слышу.

Всегда.

Потому, что музыка начинается с птицы.

С веток. С ветра. С летящих туч.

Чтобы однажды потом родиться,

Как звуковой луч.

Этот луч бывает очень добрым.

И бывает злым. Злым.

Будто палкою бьёт по ребрам,

Тычась в душу концом тупым.

Он стучится в неё отчаянно.

Гонит ритмы. Вперёд и вспять.

И тогда человек в отчаяньи

Начинает музыку проклинать.

Он на помощь зовёт молчанье.

Тишину. Немоту снегов.

Но не молкнет над ним дичанье

Тупонотых глухих кругов.

Я слыхал про одно африканское племя,

Где — чтоб злее казнить людей —

В барабаны

бьют,

в барабаны

бьют,

в барабаны

бьют

всё время,

И нигде на земле не придумано казни лютей.

Это длится неделю. Пока не расколется сердце.

Лезут звуки–убийцы. Им хочется бить. И кричать.

Но ведь музыка может, как самое лучшее, петься.

Как высокое самое — музыка может звучать.

Я сейчас расскажу, как одна превосходная женщина

(Ничего на земле нет возвышенней, нету святей!),

Чтобы древняя боль в ней была бесконечно уменьшена —

Под прекрасную музыку утром рожала детей.

И они вырастали. Певучие. Звонкие.

И бродило в них солнце. С музыкой пополам.

И лучи её, жгучие–жгучие, тонкие–тонкие,

Прожигали всё серое и радугой делали хлам.

Значит, кто–то от музыки умер?

Кто–то мог вместе с нею родиться?

Отвратителен голос её. И опять безгранично певуч.

Вот что музыка может! Спросите об этом у птицы.

У океана.

У ветра.

И у летящих туч.

СЕДАЯ НОЧЬ

На ржавой колючке висит луна.

Прожектор скребёт бараки.

Зелёношинельная тишина.

И сторожевые собаки.

На грязные нары ложится сон,

В кровь закусанный вшами.

Падают

Капли

На мокрый

Бетон,

Не вычерпаешь ковшами.

Ступеньки в барак. Как ступеньки в ад.

Склизкие

Стены

Сини.

И пепельный воздух чуть горьковат,

Вовсе не от полыни.

Пепел лежит на земле, как мех.

Печи топорщат плечи.

Печи сожрут постепенно всех,

Страшные

Эти

Печи.

Маленький фюрер глядит в глазок.

Секунды стучат, как зуммер.

А если бы я поглядел разок,

Я бы,

Наверно,

Умер.

А он глядит. Ему хоть бы что.

Привык? Или так устроен?

Память просеет, как решето,

Следы человечьих боен.

Он чей–то сын. И чей–то отец.

Он чист. Он в белой сорочке.

А я бы всадил в него, как свинец,

Из каждой

Строфы

По строчке.

Идёт по баракам седая ночь.

Ты раб. Ты учишься тщетно —

В ступе бессонниц время толочь,

Чтоб ночь прошла незаметно.

Ты скоро умрёшь. Упокоишься сном.

Кому ты сейчас здесь нужен?

Кто ты для них? Лилипутик? Гном?

Поданный

Им

На ужин?

Уже ты до каждого грамма учтён.

До зуба. До горстки пепла.

Сколько их, горсток таких? Миллион!

Серое

Небо

Вросло

В бетон.

От боли земля ослепла.

Но даже и тут, и в этом аду,

В ночи, за семью замками,

Кто–то тайком отводил беду

Невидимыми руками.

Кто–то подкладывал хлеб на заре.

Вдыхал в тебя воздух веры.

Это я говорю о добре

Самой высокой меры.

Оно творилось — это добро —

Один на один со смертью,

Его могли зацепить за ребро,

Сломать ему ноги плетью,

Но неотвратимо, как день и ночь,

Меняя свои пароли,

Добро приходило слабым помочь,

Незримо

Вступая

В роли.

В барачных ямах, у ночи в тисках,

При свете огарочном, тусклом,

Добро говорило на всех языках,

Но чаще всего — на русском.

Да разве забудется эта война?

Глазищи печей во мраке?

На ржавых колючках висит луна.

Прожектор скребет бараки.

Зелёношинельная тишина.

И сторожевые собаки.

И знаки… Паучьи знаки кругом.

Как стон. Как проклятье страхом.

Какой же должен был грянуть гром,

Чтоб всё это сделать прахом?!

…Я был там недавно. Там щебень. И мох.

И вдруг, в черепичной груде,

Качнулся, как призрак, чертополох.

И я раздавил его, люди.

⇐ Предыдущая 16 17 18 19 20 21 22 232425 Следующая ⇒