Божественный ребенок 17 страница

Настоящее и будущее

pec за рамки сознательной личности, в первую очередь в бессознательный мир влечений, сокрытый под пластом сознания, и заниматься сексуальностью и стремлением к власти, то есть самоутверждением, в соответствии с моральными понятиями Святого Августина concupiscentia (сладострастием) и superbia (гордыней). Столкновение этих двух фундаментальных влечений (сохранение вида и себя самого) в индивидууме образует источник многих конфликтов. В силу этого они вместе образуют собой основной объект моральной оценки, целью которой является возможно более полное исключение коллизии влечений.

Как я уже описывал выше, влечение обладает двумя основными аспектами. С одной стороны, это его динамический фактор, а с другой — его специфический смысл, или — иными словами — приведение в движение и интенция. Вполне вероятно, что все психические функции человека построены на основе влечений, как это, очевидно, имеет место у животных. Ведь у них несложно увидеть влечение как Spiritus rector1 всего поведения. Это наблюдение начинает терять свою достоверность лишь тогда, когда более заметным становится развитие научаемости, например, у высших приматов или у человека. Здесь под влиянием научаемости влечение подвергается многообразным модификациям и дифференциациям, которые в итоге достигают у цивилизованного человека такого состояния, когда в высшей степени расщепленных влечениях в их основе лишь с некоторой долей уверенности можно увидеть первоначальную форму. Это в первую очередь относится к вышеупомянутым двум влечениям и их производным, с которыми до сих пор имеет дело врачебная психология. При этом обнаруживается, что чем глубже прослеживается разветвление влечений, тем с большей вероятностью исследование наталкивается на образования, которые трудно причислить к той или иной группе влечений. В качестве примера можно упомянуть, как исследователь влечения к власти даже высказал мнение, что не лучше ли было бы объяснить на первый взгляд несомненное проявление сексуального влечения

•Spiritus rector (лат.) — Дух-управитель. — Примеч. пер.

в Зак Ne 7V

К. Г. ЮНГ

лишь как производное от стремления к власти; а сам Фрейд счел для себя необходимым признать, наряду с преобладающим сексуальным влечением, также и существование «Я-влечений», в чем нашло свое отражение его согласие с точкой зрения Адлера. При такой расплывчатости нет ничего удивительного, что большинство случаев невротической симптоматики можно объяснить обеими теориями практически без каких-либо расхождений. Эта неувязка ни в коем случае не означает, что какая-то из этих точек зрения или даже обе ошибочны. Напротив, обе они относительно правильны и допускают в противовес определенным односторонним догматическим толкованиям существование и конкуренцию других влечений. Хотя, как уже было сказано, вопрос о человеческих влечениях далеко не прост. Не ошибемся, если предположим, что, например, научаемость, это почти исключительно человеческое свойство, по сути своей построена на проявлявшемся уже у целого ряда животных подражании. Влечения по самой своей природе призваны нарушать другие инстинктивные деятельности и, при необходимости, модифицировать их. Это можно наблюдать, например, в пении птиц, которые способны усваивать новые мелодии.

Ничто так не отчуждает человека от фундаментальной системы его инстинктов, как научаемость, вылупившаяся из его стремления к прогрессивному преобразованию своего поведения. Ее в первую очередь вызвали изменения условий существования и необходимость нового приспособления, принесшие с собой цивилизацию. Вместе с тем в ней заключается источник многочисленных психических нарушений и сбоев, порождаемых прогрессирующим отчуждением человека от своих инстинктивных основ, его утратой собственных корней и его идентификацией с осознанным знанием о самом себе, то есть с сознанием при исключении бессознательного. Естественно, что подобное развитие приносит человеку знание о самом себе, ограниченное его способностью самосознавания. Эта способность в значительной мере зависит от тех условий окружающей среды, значение которых или овладение которыми вызывают у него

Настоящее и будущее

или внушают ему модифицирование своих изначальных инстинктивных тенденций. В силу этого его сознание предпочтительнее ориентируется на наблюдение и познание окружающей среды, к свойствам которой он должен приспосабливать свои психические и технические средства. Эта задача настолько претенциозна, а ее решение приносит с собой столько преимуществ, что он, так сказать, забывает о себе самом, то есть теряет из виду свою изначальную инстинктивную природу, а свою собственную сущность заменяет тем представлением, которое у него складывается о себе самом. Так незаметно для себя он оказывается в мире понятий, где продукты его сознательной деятельности все больше и больше замещают собственно реальность.

Отрыв от своей инстинктивной природы неизбежно приводит цивилизованного человека к конфликту между сознанием и бессознательным, духом и природой, знанием и верой. И это расщепление его сущности становится патологическим в тот момент, когда сознание утрачивает способность больше не замечать или подавлять инстинктивную природу человека. Скопление индивидуумов, оказавшихся в таком критическом состоянии, запускает массовые движения, которые прикидываются защитниками всех угнетенных. В соответствии с господствующей тенденцией сознания искать источник всех бед в окружающей среде тут же звучит требование внешних социально-политических изменений. В них весьма некритично видится и решение глубоко лежащей проблемы расщепления личности. В результате получается так, что там, где данное требование выполняется, устанавливаются социально-политические условия, в которых лишь в измененной форме возобновляются те же самые беды, и это — при утрате тех духовных и моральных ценностей, которые возвышают цивилизацию до уровня культуры. Сначала в таких ситуациях происходит простое переворачивание; низы поднимаются наверх, а тень заступает на место света, а так как она всегда несколько анархична и турбулентна, то вынужденным образом приходится урезать свободу «освобожденных угнетенных» драконовскими методами. Все неизбежным образом завершается имен-

но так, потому что корни зла остаются вообще нетронутыми, а оборотная сторона медали выходит на солнечный свет.

Коммунистическая революция еще в большей мере лишила человека его достоинства, нежели это удалось сделать демократической коллективной психологии, которая отобрала у него свободу в социальном, моральном и духовном планах. Не говоря уже о политических трудностях, в результате всего у Запада появился еще один существенный психологический недостаток, достаточно неприятным образом заявивший о себе уже во времена немецкого национализма: теперь можно показать пальцем на тень, она теперь четко укоренилась по ту сторону политической границы, а мы, мол, находимся на стороне добра и наслаждаемся истинными идеалами. Совсем недавно один политик даже признался, что у него нет злых фантазий'. Этими словами он вполне понятно выразил тот факт, что западному человеку угрожает опасность полностью утратить собственную тень и идентифицироваться с фиктивной личностью, а мир приравнять к его абстрактному образу, созданному естественнонаучным рационализмом. Тем самым он может потерять последнюю почву под ногами. Духовный и моральный соперник западного человека, не менее реальный, чем он сам, обитает теперь уже не в его собственной груди, а по ту сторону демаркационной географической линии, которая теперь олицетворяет не внешние мероприятия полицейского или политического характера, а все более угрожающий разрыв между сознательным человеком и бессознательным. Мышление и чувство потеряли внутреннего противника и там, где религиозная ориентация утратила свою цейственность, даже Бог уже не остановит единовластия раскованных психических функций.

Нашу философию не заботит вопрос о том, согласен ли этот другой человек внутри нас, которого мы до сих пор именовали уничижительным термином «тень», с нашими сознательными планами и намерениями. Она, оче-

' Уже после того, как эти слова были написаны, за светлым образом последовала и тень — произошло гусарское вторжение в Египет.

Настоящее и будущее

видно, вообще еще не знает, что у человека есть настоящая тень, существование которой основано на инстинктивной природе, присущей ему. Динамика и мир инстинктивных образов вместе составляют априорность, которую нельзя упускать из виду, не рискуя при этом спровоцировать опасные последствия. Насилия над инстинктом или неучитывание его приводят к мучительным последствиям физической и психологической природы, устранение которых возможно лишь в рамках оказания врачебной помощи.

Уже более полувека всем известно (или, по крайней мере, могло бы быть известно) о существовании бессознательного, противостоящего сознанию. Клиническая психология собрала все необходимые эмпирические и экспериментальные доказательства этого. Существует бессознательная психическая реальность, оказывающая влияние на сознание и его содержание, что легко можно подтвердить. Но вопреки данному факту никаких общих выводов сделано не было. Как и прежде, люди мыслят и действуют так, словно обладают не двойственной по своей природе психикой, а простой. Вследствие этого они видят самих себя безобидными, разумными и гуманными существами. Никому и в голову не приходит не доверять своим мотивам или задаваться вопросом, как внутренний человек относится к тому, что делает внешний. На самом же деле это очень легкомысленно, поверхностно и даже неразумно, так как психологически негигиенично не учитывать реакции и позицию бессознательного. Можно не замечать важность и значимость для жизни желудка и сердца, но это не помешает неправильной диете или чрезмерным нагрузкам со временем привести к последствиям, угрожающим самому существованию человека. Обычно полагают, что психологические ошибки и их последствия можно устранить словами, ведь «психическое» воспринимается столь же невесомым, как и воздух. Но все же никто не возьмется отрицать, что без психики не было бы никакого окружающего мира и уж тем более мира людей. Можно сказать, что все зависит от человеческой души и ее функций. Она заслужи-

К. Г. ЮНГ

вает самого пристального внимания с нашей стороны особенно сейчас, когда благополучие в будущем зависит решающим образом не от угрозы со стороны диких животных или естественных катастроф, не от опасности возникновения мировых моров и эпидемий, а лишь от психологических изменений в человеке. Достаточно едва заметного на рушения баланса в головах некоторых руководящих личностей, чтобы весь мир погрузился к океаны крови, огня и радиоактивности. Технические средства, необходимые для этого, накоплены обеими сторонами. А определенные осознаваемые мыслительные процессы, не контролируемые никаким внутренним соперником, с поразительной легкостью проступают наружу, как мы могли уже убедиться на примере одного фюрера. Сознание современного человека приклеивается к внешним объектам таким образом, что он возлагает всякую ответственность исключительно на них, как будто именно от них зависит принятие им решений. И почти никто не думает о том, что психологическое состояние определенных индивидуумов можно было бы и освободить от поведения объектов, хотя такие «несуразные слипания» можно наблюдать на каждом шагу, и они могут приключиться с каждым из нас.

Потерянность сознания в нашем мире вызвана в первую очередь утратой инстинктов и имеет свои корни в развитии человеческого духа в ходе прошлого зона. Чем больше человек овладевал природой,'тем сильнее он восхищался своими знаниями и возможностями и тем глубже он презирал все природное и случайное, все иррациональное, включая объективную психику, которая не тождественна сознанию. В противоположность субъективизму сознания именно бессознательное является объективным, ибо оно манифестируется в форме противоречивых чувств, фантазий, эмоций и снов, которые невозможно вызвать сознательно и которые объективно охватывают человека. Психология и по сей день большей частью остается наукой содержаний сознания, покуда те можно соотнести с коллективными масштабами. Но индивидуальная душа, которая в конце концов и является исключительно и единственно реальной, превратилась в

Настоящее и будущее 23)

случайный и незначимый феномен, а бессознательное, которое может манифестироваться только в реальном, то есть иррационально данном человеке, вообще стало игнорироваться. Причем речь идет не просто о невнимании или же неведении, но об активном сопротивлении всякой возможности согласиться с тем, что наряду с инстанцией Я может существовать еще один психологический авторитет. Этот Я кажется опасным даже допущение всякого сомнения в правомочности его монархического статуса. Религиозный же человек обычно привыкает к мысли о том, что он не является единственным властителем в своем собственном доме. Он верит, что не он, но Бог обладает правом принятия последнего решения. Но много ли осталось таких людей, которые на самом деле решаются целиком и полностью предаться воле Божией, не впадая в смущение при необходимости кому-нибудь объяснить, в какой мере то или иное решение, принятое ими, продиктовано волей самого Бога?

Религиозный человек, насколько это вообще можно установить опытным путем, находится под непосредственным воздействием реакций бессознательного. Как правило, он называет этот процесс совестью. Но поскольку из того же психологического источника могут проистекать реакции отнюдь не морального толка, верующий обычно сверяет свою «совесть» с традиционным этическим эталоном, с некоторой коллективной величиной и получает в этом активную поддержку со стороны своей церкви. До тех пор пока индивидуум может твердо придерживаться своей традиционной веры, а временные обстоятельства не требуют более выраженной индивидуальной автономии, он может довольствоваться таким положением вещей. Но стоит только, как это происходит в наше время, светскому человеку, ориентирующемуся на внешние факторы и утратившему свои религиозные убеждения, стать массовым явлением, все сразу меняется решительным образом. Верующий оказывается в позиции обороняющегося, ему все чаще и чаще приходится давать обоснования своей веры. Ибо ему уже не помогает мощная суггестивная сила соп-

sus omnium' и он начинает ощущать слабость церкви и незащищенность ее догматических предпосылок. Вопреки этому церковь рекомендует ему верить еще более истово, как будто этот donum gratiae зависит от желаний самого человека. Но источником происхождения истинной веры является не сознание, а спонтанное религиозное переживание, которое ставит религиозное чувство в прямую взаимосвязь с Богом.

Другими словами, человек задает себе вопрос: «Обладаю ли я вообще внутренним религиозным опытом и непосредственными взаимоотношениями с Богом, и в силу этого той уверенностью, которая могла бы защитить меня как отдельного человека от растворения в массе?»

6. САМОПОЗНАНИЕ

Положительное решение проблемы религиозного переживания возможно лишь тогда, когда человек согласится произвести строгое самоиспытание и самопознание. Если он осуществит этот свой замысел, лежащий в сфере влияния его воли, то сможет не только открыть значительную часть правды о себе, но и, кроме того, получить психологическое преимущество: ему удалось удостоиться серьезного внимания и небезучастного интереса к своей персоне Тем самым он особым образом расписывается под декларацией о его человеческом достоинстве и делает по меньшей мере один шаг, продвигаясь к основанию своего сознания — к бессознательному, которое является для него первым осязаемым источником религиозных переживаний. Это, конечно, ни в коем случае не означает, что именуемое бессознательным идентично Богу или может быть помещено на место Бога. Оно — посредник, в котором для нас возникает внутренний религиозный опыт. Ответ на вопрос, что же является более недосягаемой причиной по-

'Consensus omnium (лат.) — согласие всех. — Примеч. пер.

Настоящее и будущее

добного опыта, лежит по ту сторону познавательных способностей человека. Познание Бога является трансцендентальной проблемой.

Религиозный человек обладает большим преимуществом при ответе на грозный вопрос нашего времени: у него, по крайней мере, есть ясная идея обоснования своей субъективной экзистенции, связанная с «Богом». Я поставил слово «Бог» в кавычки, чтобы подчеркнуть, что речь идет об антропоморфном представлении, динамика и символика которого переданы нам посредством бессознательной психики. Каждый, стоит только этого захотеть, может приблизиться, по крайней мере, к месту возникновения таких переживаний независимо от того, верит ли он сам в Бога. Без такого приближения дело лишь в редчайших случаях доходит до тех чудотворных преображений, прототипом которых является дамасское видение Святого Павла. Существование религиозных переживаний больше не нуждается в доказательствах. Но всегда остаются сомнения, является ли на самом деле причиной этих переживаний именно то, что человеческая метафизика и теология именуют Богом или богами. Собственно говоря, вопрос этот праздный и отвечает сам на себя субъективно грандиозной нуминативностью переживания. Переживший нечто подобное одержим и поэтому вообще не в состоянии осуществлять бесплодных метафизических или познавательно-теоретических размышлений на эту тему. Наивернейшее заключает свою очевидность в себе самом и не нуждается ни в каких антропоморфных подтверждениях.

Перед лицом всеобщего психологического невежества и предвзятости очень неудачно, что единственное переживание, обосновывающее индивидуальную экзистенцию, как назло, берет свое начало в медиуме, на которого наверняка и нацелена всеобщая предубежденность. Вновь слышны сомнения: «Ну что хорошего может прийти из Назарета?» Бессознательное, если его вообще не считают могильником для помоев, вырытым где-то под сознанием, в лучшем случае рассматривают как некоторое образование «чисто жи

К. Г. ЮНГ

вотной природы». Но на самом деле per definitionem1 оно обладает неопределенными широтой и свойствами, в силу чего как недооценка, так и переоценка бессознательного являются беспредметными и выпадают из здравого рассмотрения как предубеждения. Во всяком случае, подобные суждения очень странно звучат из уст христиан, чей Господь сам родился в хлеву на соломе в окружении домашней скотины. Многим более было бы по вкусу, появись он на свет в храме. Точно так же светский массовый человек ожидает нуминозного переживания на массовом сборище, которое кажется ему более импозантным фоном, нежели отдельная человеческая душа. И даже церковные христиане предаются этому саморазрушающему безумию.

Выявленное психологией значение, которым обладают бессознательные процессы при возникновении религиозного переживания, явно непопулярно как среди правых, так и среди левых идеологических сил. С точки зрения первых, решающим является откровение, данное человеку, для других — все это бессмыслица, а у человека вообще нет никакой религиозной функции, и если он во что-то и может верить, так только в партийную доктрину, где неожиданно интенсивно и проявляется чувство веры. К этому стоит также добавить, что различные конфессии утверждают совершенно разные вещи, но, несмотря на это, каждая из них убеждена, что обладает абсолютной истиной. Но сегодня все мы живем в одном мире, и расстояния измеряются уже часами, а не неделями и месяцами, как это было прежде. Экзотические народы перестали быть экспонатами, на которые с изумлением взирают в музеях народов мира. Они стали нашими соседями, и то, что раньше считалось прерогативой этнологов, сегодня превратилось в политическую, социальную и психологическую проблему. Началось взаимопроникновение мировоззрений, и уже не так далеко то время, когда вопрос о взаимопонимании потребует своего безотлагательного решения. Однако взаимопонимание невозможно без глубокого постижения противоположной точки зрения, что несомненно приведет к взаимовлияниям

'Per definitionem (лат.) — по определению. — Примеч. пер.

Настоящее и будущее

с обеих второй. Колесо истории проедет тогда по тем, кто видит свое жизненное призвание в упорном сопротивлении неизбежному процессу развития, сколь желанной и психологически необходимой ни была бы приверженность сущностным и добрым сторонам собственной традиции. Несмотря на все различия, человечество властно заявляет о своем единстве. На эту карту уже поставила марксистская доктрина, в то время как демократический Запад по-прежнему уповает утвердить свое положение с помощью техники и экономической помощи. Коммунизм не упустил из виду чрезвычайную значимость мировоззренческого элемента и универсальность базовых принципов существования. Опасность мировоззренческой слабости с нами разделяют и экзотические народы, и с этой стороны они. столь же уязвимы, как и мы.

Недооценка психологического фактора, вероятно, будет мстить за себя еще больнее. Поэтому сейчас самое время действительно устранить здесь нашу отсталость. Но в первое время это останется не более чем благим пожеланием, ибо насущная необходимость самопознания все еще явно непопулярна, она кажется неприятно идеалистичной, попахивает нравственным самокопанием и в конце концов связана с раскрытием той самой психологической тени, которую по возможности стараются не замечать и о которой никто совсем не хотел бы говорить. Эту задачу нашего времени приходится жестко характеризовать как почти неразрушимую. Она ставит высочайшие требования нашей «responsabilite»' и готова в любой момент вновь превратиться в «trahison des clercs»2. В первую очередь она стоит перед людьми, руководящими и обладающими влиянием, имеющими интеллект, необходимый для постижения ситуации, сложившейся в современном мире. От таких людей можно было бы ожидать, что они будут советоваться со своей совестью. Но поскольку речь идет не об одном только интеллектуальном постижении, но и о желании сделать нравственные выводы, то, к сожалению, никакого повода для

'Responsabilite (фр.) — ответственность. — Примеч. пер. ^rahison des clercs (фр.) — измена духовных лиц. — Примеч. пер.

К. Г. ЮНГ

оптимизма у нас нет. Природа, как известно, не так щедро разбрасывается своими дарами, чтобы вкупе с высоким интеллектом наделить еще и даром доброго сердца. Как правило, там, где есть одно, нет другого, и там, где одна способность доходит до совершенства, чаще всего это происходит за счет всех остальных. Поэтому наиболее печальна история о диспропорции интеллекта и чувств, которые, как показывает опыт, плохо уживаются друг с другом.

Нет никакого смысла формулировать задачу, которую ставят перед нами наше время и наш мир, в виде морального требования. В лучшем случае удастся настолько размежевать психологическое положение в мире, что его смогут разглядеть даже близорукие и услышать даже тугоухие. Можно надеяться на понимание и добрую волю людей, неустанно вновь и вновь проговаривать необходимые мысли и мнения. Ведь в конце концов хотя бы однажды можно распространить по всему миру и правду, а не только лишь повторять популярную ложь.

Этими словами я хотел бы показать моему читателю основное препятствие, стоящее перед ним: весь тот ужас, вновь вселяемый диктатурами человечеству, является не более, чем вершиной айсберга, состоящего из всех тех мерзостей, вину за которые несут на себе наши ближние и дальние предки. Начиная с жестоких и кровавых боен между христианскими народами, которыми изобилует история, европеец несет ответственность еще и за все, что причинил экзотическим народам колониальные завоевания. Этим мы обременены более, нежели чем-либо еще. Из всех преступлений складывается образ всеобщей тени человечества, которую нельзя нарисовать чернее, чем она есть. Зло, открывающееся человеку и, несомненно, живущее в нем, достигает величайших масштабов, и когда церковь говорит о peccatum originale (первородном грехе), восходящем к относительно невинному поступку Адама, то на фоне всего остального это звучит почти как эвфемизм. Ситуация гораздо сложнее и несправедливо недооценивается.

Придерживаясь мнения, что человек является тем, что о нем знает его сознание, люди обычно считают себя безо-

бидными, и тем самым зло дополняется еще и соответствующей глупостью. Хотя нельзя отрицать, что раньше происходили и происходят до сих пор самые ужасные вещи, не легко считать, что все это делают другие. А если подобные поступки произошли в ближайшем или далеком прошлом, то они тотчас же полностю поглощаются в океане забвения, и вновь возвращается та погруженность в мечтания, которую и принято называть «нормальным состоянием». Этому противостоит ужасающая констатация того факта, что на самом деле ничто не исчезло окончательно и ничто не было восстановлено полностью. Зло, вина, глубинный страх совести и жуткие предчувствия откроются взору тех, кто захочет их увидеть. Все это совершили люди: «Я — человек, и человеческая природа так же свойственна мне, как и другим, и поэтому я виновен вместе со всеми и по своей сути обладаю неизменными и неутрачиваемыми способностью и склонностью в любое время поступать точно так же». Даже если с юридической точки зрения мы и не присутствовали как соучастники, все равно, в силу нашей принадлежности к роду человеческому, мы являемся потенциальными преступниками. На самом же деле нам просто не выпало подходящего случай включиться в этот дьявольский круговорот. Никто не находится вне черной коллективной тени человечества. Отделяют ли нас от злодеяния многие поколения, или же оно совершается сейчас — все это симптом всегда и повсюду присутствующего внутреннего предрасположения. Поэтому-то у нас вполне достаточно «злых фантазий», ибо только глупец может долго не обращать внимания на предпосылки своей собственной натуры. Такая беспечность является самым лучшим средством постепенного самопревращения в инструмент зла. Как холерному больному и его окружению нисколько не поможет то, что они не осознают инфекционность заболевания, так и нас не спасут безобидность и наивность. Напротив, они соблазняют нас переносить «на других» не признаваемые за собой злые качества. За счет этого чрезвычайно усиливается позиция противостояния, ибо проекции зла сопутствует страх, который мы неосознанно и тайно испытываем перед нашим собствен-

К. Г. ЮНГ

ным злом, перед противником, и он во много раз повышает весомость своей угрозы. Кроме того, утрата взаимопонимания лишает нас способности справляться со злом. И здесь мы наталкиваемся на принципиальное предубеждение христианской традиции, которое несет с собой немалые проблемы для нашей политики. Считается, что необходимо избегать зла, и, по возможности, не затрагивать его, и даже не упоминать о нем. Ибо оно «неблагоприятно», табуизировано и вызывает опасения. Защита с помощью талисманов от зла и даже пусть кажущимся, но все-таки избегание его соответствуют склонности, присущей еще первобытному человеку. Надо просто обходить зло стороной, не признавать его и по возможности отделять его от себя какой-нибудь границей, подобно старозаветному козлу отпущения, который должен передавать зло пустыне.

Когда станет невозможно избегать понимания того, что зло без всякой на то воли человека заложено в самой его природе, то зло выйдет на психологическую сцену как равноправный соперник добра. Это понимание неизбежно приведет к усилению психологического дуализма, прототип которого уже существует бессознательным образом в виде политической расщепленности мира или в еще менее осознаваемой внутренней диссоциации самого человека. Такой дуализм возникает не только вследствие постижения этой истины, а просто мы уже сейчас находимся в расщепленном состоянии. Было бы невыносимо думать, что мы должны нести личную ответственность за такого рода вину. Поэтому люди обычно предпочитают локализовать зло в отдельных преступниках или преступных группах, а свои руки омывать в сознавании своей полной невиновности, проигнорировав присущее всем потенциальное зло. Но мы не можем недооценивать всю серьезность ситуации в течение долгого времени, ибо источник злодеяний, как показывает опыт, лежит в человеке, если, конечно, мы не будем вслед за христианским мировоззрением постулировать наличие метафизического зла. Это воззрение обладает большим преимуществом, смягчая чересчур тяжкое бремя ответственности человеческой совести и перекладывая его на плечи дья-

⇐ Предыдущая 12 13 14 15 161718 19 20 21 Следующая ⇒