Глава 1.. Заключение.

Глава 1.

После этого - сказал я, - ты можешь уподобить нашу человеческую природу в отношении просвещенности и непросвещенности вот какому состоянию...

Рассказчик просит «уподобить нашу человеческую природу в отношении просвещённости и непросвещённости вот, какому состоянию...» - то есть это состояние как бы внутреннего мира человека, которое в большой степени является отражением внешнего бытья.

посмотри-ка: ведь люди как бы находятся в подземном жилище наподобие пещеры, где во всю ее длину тянется широкий просвет. С малых лет у них там под ногами и на шее оковы, так что людям не двинуться с места, и видят они только то, что у них прямо перед глазами, ибо повернуть голову они не могут из-за этих оков.

Люди «в подземном жилище» - их умы как бы существующие во тьме, в незнаии.

«с малых лет у них там оковы… и видят они только то, что у них прямо перед глазами» - с детства их умы находятся в рамках, и нет никакой возможности, и это очень важно, нет никакого шанса выйти за них.

Люди обращены спиной к свету, исходящему от огня, который горит далеко в вышине, а между огнем и узниками проходит верхняя дорога, огражденная - глянь-ка - невысокой стеной вроде той ширмы, за которой фокусники помещают своих помощников, когда поверх ширмы показывают кукол.

Огонь, испускающий свет, находится вне «пещеры», «далеко в вышине» - это сущность вещей, истина, реальное положение вещей, столь далёкое от ошибочного видения узников.

Между обманутым умом и истиной стоит нечто третье, неуловимое.

Так представь же себе и то, что за этой стеной другие люди несут различную утварь, держа ее так, что она видна поверх стены; проносят они и статуи, и всякие изображения живых существ, сделанные из камня и дерева. При этом, как водится, одни из несущих разговаривают, другие молчат.

Другие люди, скрытые за стеной, как кукловоды за ширмой, являют «вещи» только те, и только такими, каким им угодно. Это очень интересное место в повествовании, эти «другие люди» - кто или что они? Возможно, это некий искусственный барьер – причина положения узников?

- Странный ты рисуешь образ, и странных узников!

- Подобных нам. Прежде всего, разве ты думаешь, что, находясь в таком положении, люди что-нибудь видят, свое ли или чужое, кроме теней, отбрасываемых огнем на расположенную перед ними стену пещеры ?

Ещё раз обращается внимание на безвыходное и безвариантное положение узников. Так же подчёркивается их совершенная подобность, их сходство с действительными людьми.

- А предметы, которые проносят там, за стеной? Не то же ли происходит и с ними?

- То есть?

- Если бы узники были в состоянии друг с другом беседовать, разве, думаешь ты, не считали бы они, что дают названия именно тому, что видят?

- Непременно так.

Далее. Если бы в их темнице отдавалось эхом все, что бы ни пронес любой из проходящих мимо, думаешь ты, они приписали бы эти звуки чему-нибудь иному, а не проходящей тени?

- Клянусь Зевсом, я этого не думаю.

Потеря истинного смысла вещей, путаница понятий, ошибочное, побочное представление о вещах, питающееся иллюзорной действительностью. Здесь так же имеет место уже некоторое развития ситуации: узники уже могут беседовать, давать имена – то есть укреплять и развивать заблуждение.

- Понаблюдай же их освобождение от оков неразумия и исцеление от него, иначе говоря, как бы это все у них происходило, если бы с ними естественным путем случилось нечто подобное.
Когда с кого-нибудь из них снимут оковы, заставят его вдруг встать, повернуть шею, пройтись, взглянуть вверх - в сторону света, ему будет мучительно выполнять все это, он не в силах будет смотреть при ярком сиянии на те вещи, тень от которых он видел раньше. И как ты думаешь, что он скажет, когда ему начнут говорить, что раньше он видел пустяки, а теперь, приблизившись к бытию и обратившись к более подлинному, он мог бы обрести правильный взгляд? Да еще если станут указывать на ту или иную проходящую перед ним вещь и заставят отвечать на вопрос, что это такое? Не считаешь ли ты, что это крайне его затруднит и он подумает, будто гораздо больше правды в том, что он видел раньше, чем в том, что ему показывают теперь?

Сопротивление «освобождению» ума, ведь в одномерной системе нет свободы – так как узникам некуда и незачем бежать. Уже то, что существует ещё что-то, кроме привычной «стены пещеры», приводит ум в ужас и смятение. Осознание неподлинности привычного крайне затруднительно для затёкшего сознания.

А если заставить его смотреть прямо на самый свет, разве не заболят у него глаза и не отвернется он поспешно к тому, что он в силах видеть, считая, что это действительно достовернее тех вещей, которые ему показывают?

Новый мир болезненно сказывается на уме, и желание вернуться в уютные оковы, прочь от непонятного света, обратно в привычное, сильнее.

- Если же кто станет насильно тащить его по крутизне вверх, в гору и не отпустит, пока не извлечет его на солнечный свет, разве он не будет страдать и не возмутится таким насилием? А когда бы он вышел на в свет, глаза его настолько были бы поражены сиянием, что он не мог бы разглядеть ни одного предмета из тех, о подлинности которых ему теперь говорят.

Приближение к истинному бытью будет расцениваться им как насилие, идущее против его воли и его желаний. И поднявшись в подлинный мир его ум, находясь всю жизнь в тёмном заточении, не сможет понять ещё истинного смысла вещей.

Тут нужна привычка, раз ему предстоит увидеть все то, что там, наверху. Начинать надо с самого легкого: сперва смотреть на тени, затем - на отражения в воде людей и различных предметов, а уж потом - на самые вещи;

«сначала смотрение на тени, затем на отражения, а уж потом – на самые вещи» - это наставление странным образом перекликается с ситуацией в пещере: сходство совсем не случайное.. Тени – словно привычные бытье, в котором человек существует, подобное теням на стене пещеры, причём бытье кажущееся первым и последним; отражения в воде в данном случае – это реальные вещи( те, которые проносят над стеной в пещере), то есть призыв увидеть то, от чего «тени» падают – то есть увидеть мир вещей таким какой он есть на самом деле; а увидеть самые вещи – то есть познать истинную сущность вещей – выйти из пещеры.

Этот трёхступенчатый процесс одновременно происходит и в уме, и в бытье.

То есть «пещера» может существовать как наяву, представлять собой модель общества, так и одновременно представлять собой ум, то есть модель мировоззрения.

И наконец, думаю я, этот человек был бы в состоянии смотреть уже на самое Солнце, находящееся в его собственной области, и усматривать его свойства, не ограничиваясь наблюдением его обманчивого отражения в воде или в других ему чуждых средах.

Самое Солнце – самая истина? Всеобщая единая сущность вещей? Не ограничиваться больше искажениями сущности, не пытаться усмотреть смысл в отражениях, а увидеть подлинную связь вещей. Вот цель страдального пути ума.

И тогда уж он сделает вывод, что от Солнца зависят и времена года, и течение лет, и что оно ведает всем в видимом пространстве, и оно же каким-то образом есть причина всего того, что этот человек и другие узники видели раньше в пещере.

От подлинной истины зависит всё сущее. Чем бы вещь не казалась – она лишь либо видится в истинном свете, либо в искажённом свете: ведь тень очерчена светом.

Обдумай еще и вот что: если бы такой человек опять спустился туда и сел бы на то же самое место, разве не были бы его глаза охвачены мраком при таком внезапном уходе от света Солнца?

Снова сходство. Возвращение вниз, в тьму пещеры, приводит к обратному действию: глаза вновь ничего не видят, как когда-то, при первом восхождении на поверхность.

Ум находится как бы в смятении мыслей.

- А если бы ему снова пришлось состязаться с этими вечными узниками, разбирая значение тех теней? Пока его зрение не притупится и глаза не привыкнут - а на это потребовалось бы немалое время разве не казался бы он смешон? О нем стали бы говорить, что из своего восхождения он вернулся с испорченным зрением, а значит, не стоит даже и пытаться идти ввысь. А кто принялся бы освобождать узников, чтобы повести их ввысь, того разве они не убили бы, попадись он им в руки?

Бывшая среда не принимает его. Находясь в полном одиночестве он не сможет ничего доказать узникам. Новоиспечённый «просвещённый» становится посмешищем среди «узников тьмы». Своим пагубным примером он ещё раз подтвердит непреложную истинность «мира теней» для узников; и безумность сомнений по этому поводу.

- Так вот, дорогой мой Главкон, это уподобление следует применить ко всему, что было сказано ранее: область, охватываемая зрением, подобна тюремному жилищу, а свет от огня уподобляется в ней мощи Солнца. Восхождение и созерцание вещей, находящихся в вышине это подъем души в область умопостигаемого. Если ты все это допустишь, то постигнешь мою заветную мысль - коль скоро ты стремишься ее узнать а уж богу ведомо, верна ли она. Итак, вот что мне видится: в том, что познаваемо, идея блага - это предел, и она с трудом различима, но стоит только ее там различить, как отсюда напрашивается вывод, что именно она - причина всего правильного и прекрасного. В области видимого она порождает свет и его владыку, а в области умопостигаемого она сама - владычица, от которой зависят истина и разумение, и на нее должен взирать тот, кто хочет сознательно действовать как в частной, так и в общественной жизни.

Построенное подобие применимо к борьбе истины с ложью, обмана с правдой. Подъём души в область умопостигаемого – это отрыв от привычной действительности, попытка по-новому взглянуть на вещи – это не отстранение «души» от данной среды, а критический взгляд на вещи другими сторонами ума.

Идея блага – это принятие мира таким каков он на самом деле: то есть правильное суждение о мире: о его качествах, противоположностях и др. Ясно, что познавший высшую «идею «блага» способен применить её, использовать для всеобщего гармоничного процветания.

Ведь изначально в пещере узников, на стене отражался свет: нужно было только «увидеть» его, отражение подлинного бытья, обратиться к нему, к его причине и т.д. НО как было сказано выше из начальных посылок это невозможно для самих узников. В пещеру приходят «просвещённые». Кто они? Возможно, философы, возможно – нет. Ими могут быть кто-то, кто знает правду. В различных мифах в роли таких выступают так же и существа нечеловеческой природы.

- Тогда будь со мной заодно еще вот в чем: не удивляйся, что пришедшие ко всему этому не хотят заниматься человеческими делами; их души всегда стремятся ввысь. Да это и естественно, поскольку соответствует нарисованной выше картине.
- Да, естественно.

«Пришедшие к этому не хотят заниматься человеческими делами».

Вспомните, чем занимались люди в пещере? Что было для них привычным делом? Восседание в оковах перед проходящими на стене тенями. Конечно, просвещённый не может примириться с этим, ведь «душа его всегда стремится ввысь». Перед ним стоит тяжкий выбор, он понимает, что не в силах вразумить узников, но остаться в пещере для него непереносимо – больно вдвойне: во-первых, потому что его обвиняют и не слушают; во-вторых, потому что он на самом деле знает правду, и скорее всего ему невыносимо видеть «страдания» бывших сотоварищей.

В мифе не сказано что было дальше. И в многих абзацах предлагается представить ту или иную картину, часто предложения начинаются со слов: «если бы», «если же». Автор, примыкая к известному мнению, предполагает, что освободившийся ушёл из пещеры, покинув узников. Хотя, следуя логике рассказа о пещере, у него были разные пути. И выбранный им путь играет совсем немаловажную роль.

Глава 2.

Миф о пещере в своём роде метафизичен: связь компонентов мифа завуалирована, не разобрана детально. Ведь очевидно, что подобие имеет прямое сходство: наглядный показ того, как ум бывает закрепощён обманом, и как из этого обмана трудно, но крайне необходимо выйти. При более широком взгляде видно, что «пещера» - это укомплектованная модель бытья, каждый компонент которой пронизан «пещерным» духом.

Платон приводит миф о пещере в именно в «Государстве» не случайно. «Государство» одна из наиболее разработанных работ, одна из заключительных и важнейших. Платон хорошо понимает, сколь весомую роль играет устройство государства в формировании не только общественных законов, но и норм и моралей, и какое влияние они в свою очередь оказывают на граждан государства.

Государство – это институт, призванный объединять людей на почве, например, законов т.е. регламентировать поведение людей во имя их собственного благополучия. То есть сами граждане принимают необходимость всеобщего ограничения, регламентирования во имя сохранения целостности. Каждому государству желанно быть идеальным, лучшим, а главное – вечным. То или иное благоустройство кажется лучшим в силу необходимости своего времени, и так или иначе желает стать последним, сохранить себя – то есть быть застывшим, круговоротным.

На мой взгляд, картина пещеры – это именно такое устройство вещей, описанное выше. Традиция, которую стремятся сделать бессмертной всеми силами, чтобы извлекать из неё как можно дольше и больше традиционного «блага».

Одно поколение совершает жертвоприношение собственной свободы на алтарь закона ради спасения себя и всех, чтобы вскормить своё продолжение, реализующееся в формировании строго одномерной системы воспитания и взглядов. Однако, новое поколение, рождающееся в сложившемся регламенте, не выбирает своей судьбы, не выбирает своё время, и не выбирает своих «оков», в которых оно появится на свет.

Роль и значение освободителей узников.

Система пещеры построена таким образом, что узники не имеют ни мотивов, ни тем более возможности что-либо менять в пещере. Ясно, что вмешательство может произойти именно со стороны. Кем же оно будет осуществляться? В тайны просвещения могут ввести, понятным образом, уже просвещённые. Платон, видимо, подразумевает неких мудрецов, познавших тайны вещей, и знающие истину. Попросту таких людей можно назвать философами. Они знают ключ к освобождению, и непременно воспользуются им во имя правды.

Мудрецы, должно быть, пришли с поверхности, оттуда, где никакие оковы не смущают движений, а свет истины так же доступен каждому, как воздух в пещере.

Они, взирающие на истину – причину всего правильного и прекрасного( как было сказано в мифе о пещере) – приходят чтобы освободить узника.

Борьба добра со злом, правды с ложью – один из мотивов, которым наполнен весь миф. Мудрецы наряду с узниками существуют как два противоположных начала. Поскольку если бы исходно существовала только пещера с узниками – то никаким мудрецам негде было бы появиться и неоткуда прийти. В этом видится ещё одна посылка искусственности и несовершенства бытья пещеры.

Если мудрецы, в своих поступках оперируют истиной, то акт освобождения выглядит правильным и необходимым – но как видно из мифа, это нисколько не вразумляло узника до того самого момента, когда он своими глазами удостоверился в правде. Истина недоступна узникам в пещере, но доступна снаружи. Но узники не могут сами узнать о «снаружи», они даже не знают и не могут знать, что они в «пещере». Или могут? Это очень спорный и трудный вопрос. Если не могут – то значит где-то должна быть другая пещера, где эта возможность есть – значит пещера платоновских узников чем-то отлична, но если есть то, от чего она отлична – значит есть модель пещеры с другой системой.

То есть Платон пытается подтолкнуть к идее того, что устройства разных обществ разнятся; не имея такого огромного накопленного исторического материала, античные философы, могли делать соответствующие выводы только из собственных странствий по миру.

Если представить, что целое густонаселённое общество держится и растёт, опираясь на закон, подобно семье, опирающейся на воспитание, подобно аристократическому общественному классу, опирающемуся так же на специфику нравов и ценностей родовых предков, и принять во внимание, что общество состоит из разделённых классов, каждому из которых присуще определённое положение в обществе, в обществе, минимальной ячейкой которого была семья, в которой существует определённый уклад нравов и воспитания… Если всё это представить – и приложить шаблон «пещеры» - начинаешь понимать весь охват идеи мифа, заложенный великим философом.

Рамки пещеры следуют всюду за умом человека, не познавшего единственной тайны вещей – истинной сущности вещей.

Мудрецы – люди, познавшие истину. Конечно, истина - это целая система комплексных знаний о мире и человеке с одной стороны – с другой же: это особенный подход к вещам, подход к познанию, который доступен каждому при правильном воспитании, в правильной среде.

Однако, в силу того, что во главе государства, рода, круга лиц, семьи, стоит человек, которого не озарил свет истины, а идеал которого в удовлетворении узких, никчёмных интересов, обречено на извращённое, неустойчивое, временное, страшное и неутишительное положение.

Заключение.

Массы людей – узники пещеры. Общественно-культурные ценности и идеалы – пещера. Люди проносящие вещи – люди, в чьих интересах заключение узников в определённых рамках. Луч света в пещере – своего рода лучик истины, используемый для очертания вещей. Ведь ложь всегда побочна, второсортна по отношению к правде;

Автором были представлены идеи и осмысления мифа о пещере.

Эта работа – первый шаг автора в работе над данной темой.

Большое внимание привлекла актуальность подобия, описанного в мифе, подобия, раскрывающего комплексную сущность места человека в его среде.

Остались лишь намёком затронуты социо-культурные параллели с современным обществом, и современным человеком. Впрочем, мифы трансформируются во времени, и те из них, которые схватили сущность явления, не теряют своей насыщенности смыслом с течением времени, а лишь дальше развёртываются в нём, удивляя новыми открытиями.

Автору хотелось основательно остановиться именно на развёртывании мифа о пещере, не связывая выполненную работу со всем «Государством» Платона т.к. именно в сюжете мифа автор уловил всю пышность скрытого экзистенциального трагизма судьбы узника пещеры.

⇐ Предыдущая 12