|
||||||||||||||||||||||||||||||
АРХЕТИПЫ В БРЕНДИНГЕ: СПЕЦИФИКА РУССКОЙ КУЛЬТУРНОЙ ТРАДИЦИИСтр 1 из 2Следующая ⇒
А.А. Иудин
АРХЕТИПЫ В БРЕНДИНГЕ: СПЕЦИФИКА РУССКОЙ КУЛЬТУРНОЙ ТРАДИЦИИ
Нижний Новгород – 2008
ББК 60.561.26 И – 91
Иудин, А.А. Архетипы в брендинге: специфика русской культурной традиции. – Нижний Новгород: НИСОЦ, 2008. – 36 с.
В брошюре рассмотрены вопросы применимости концепции архетипа в брендинге с учетом его национальной специфики, который следует рассматривать и конструировать в пространстве русской культурной традиции. Архетипы необходимо пропустить через российскую культуру, российскую ментальность. Рассмотрены направления конструирования русских архетипов.
ISBN 978-5-93116-099-3
© А.А. Иудин, 2008.
Предисловие Мировым трендом, быстро актуализирующимся и в России, является ускорение производства, диктуемое ускорением потребления. Рыночными лидерами во всем мире сегодня становятся компании, удовлетворяющие, прежде всего человеческое желание новизны. Первенство в конкурентной гонке завоевывают компании, которые умеют играть ассортиментом, быстро реагируют на запросы потребителей (в том числе и иррациональные) и поставляют актуальный товар в кратчайшие сроки. Более того, постиндустриальные экономики начинают тиражировать все новые и новые потребности покупателей. В результате этого признанных лидеров стали теснить молодые игроки рынка, идущие феноменальными темпами на стагнирующих западных рынках. Эта тенденция породила кризис маркетинга, который связан, прежде всего, с тем, что маркетологи перестают понимать потребителей в эпоху насыщения рынков. Прежние представления о мотивах поведения людей не работают: и отдельный потребитель, и система отношений между людьми, в которые они вступают в процессе потребления продукции и услуг, оказались гораздо глубже и многообразнее по своей структуре, чем предполагалось. Потребителя трудно понять, используя традиционную маркетинговую точку зрения о выявлении неудовлетворенных потребностей и их последующем удовлетворении. В связи с этим в последние годы все более востребованной в маркетинге становится теория архетипов. Особенно модной эта тема стала после перевода на русский язык и опубликования весьма конструктивной книги М. Марк и К. Пирсон.[1] Авторы книги и редакторы русского перевода справедливо отмечают, что в основе эффективной, а значит системной, целенаправленной рекламы должен быть заложен концептуально осмысленный цельный бренд. Цельность бренда возможна при условии, если в его основе лежит цельный образ. Этот образ должен быть достаточно простым и понятным: ведь любая реклама – это маленькое художественное произведение. Таким цельным, простым и понятным образом и является архетип. Следует отметить, что эта книга нравится далеко не всем и это понятно: она описывает американскую реальность, американские традиции, американскую, а не российскую культуру. Американский архетип специфичен, в частности, потому, что в США никогда не было литературного эпоса, здесь нет своего эпического героя, подобного Ахиллу, Роланду или Илье Муромцу. Но герой нужен народу, подростки всегда мечтают о путешествиях и приключениях, о доблести, подвигах, славе, поэтому в США у молодежи очень популярны комиксы, описывающие подвиги супергероев. При этом история про супермена обладает всеми признаками мифа. Так, на страницах американских комиксов появился Кларк Кент, младенец с планеты Криптон. Он превосходит характеристики античного героя-полубога: он сильнее Геракла, летает быстрее Персея, неуязвим, как Ахилл. И как Ахилл имеет слабое место, свою ахиллесову пяту: поразить его можно веществом его родной планеты – криптонитом. Но факт национальной специфики архетипа не отвергает конструктивности подхода М. Марк и К. Пирсон. Детальное ознакомление с подходом, предложенным авторами книги, показывает, что и в наших условиях присутствуют архетипы, но их надо пропустить через российскую культуру, российскую ментальность. В связи с этим возникает и вторая проблема, которая связана с процедурой перевода. Здесь подстрочный перевод недопустим. Необходимо соединить содержание этой концепции с особенностями русской культурной традиции. Эту книгу следует не переводить, а переносить в пространство русской культуры – как стихи. Третья проблема использования теории архетипов связана с попытками ее психологической интерпретации. И это понятно – Карл Густав Юнг, автор развернутой теории архетипов, – психоаналитик, создатель концепции коллективного бессознательного. Он является одним из основателей психоаналитического направления в изучении культур. Его аналитический способ исследования культур не просто отличается от концепции его научного наставника Фрейда, но является причиной их расхождения. Но и концепция самого Юнга впоследствии отвергалась многими методологами и большинством из них в связи с тем, что в интерпретации коллективного бессознательного он оставался на позициях социально-психологической школы. Согласно Юнгу, архетипы представляют собой структурные элементы человеческой психики, которые скрыты в коллективном бессознательном, общем для всего человечества. Они наследуются подобно тому, как наследуется строение тела. Тогда архетип как первичный образ, некий оригинал, некая совокупность древнейших общечеловеческих символов, прообразов, лежащих в основе мифов, фольклора и культуры в целом и переходящих из поколения в поколение, передаются генетическим путем: коллективное бессознательное как бы пропечатано в подкорку. Отсюда следует, что, например, образ злой мачехи, доброй падчерицы, прекрасной феи и благородного разбойника также передаются из поколения в поколение генетически. С подходом к понятию архетипа с генетических позиций принципиально не согласны культурологи и литературоведы, которые также очень широко используют теорию архетипов. Так, Л.Б Переверзев определяет архетипы «… как исключительно устойчивые элементарные схемы, шаблоны или паттерны, обнаруживаемые в поведении, мышлении и продуктах созидательной деятельности бесчисленных поколений людей всех рас, племен и национальностей и восходящие, судя по всему, к древнейшим эпохам человеческой культуры».[2] И, добавим, эти элементарные схемы, образы постоянно воспроизводятся в социальной практике любых культур и народов, они связаны с основами социального бытия, являются базой социальной практики. Под архетипами, по мнению Л.Б Переверзева, подразумеваются невещественные, абстрактные чертежи, предельно обобщенные пpоектные идеи, первообразы творческой активности человека. В зависимости от его опыта, знаний, характера, темперамента, мировоззрения и других внешних и внутренних обстоятельств эти первообразы способны наполняться самым различным конкретным содержанием, опредмечиваться в любой материальной форме, нести положительные или отрицательные ценности, служить добру или злу. Это означает, что некая социальная модель опознается как архетип лишь в том случае, когда оказывается никем не замечаемым общим местом. Мифологическая картина мира, залегая в многослойном пироге ментальности народа, носителя этой ментальности, залегает в массовом сознании глубже основных механизмов анализа и интерпретации, поэтому обычно не идентифицируется как таковая самими ее носителями. § 1. Происхождение и развитие архетипа: Феномен теории архетипов находит свою более рациональную, по сравнению с подходом социально-психологической школы, интерпретацию в рамках принципа материального единства мира. Любая культура возникает, растет и выстраивается в ходе коллективного освоения материального мира, и поэтому в любой человеческой культуре встречаются одни и те же символы, обозначающие жизнь и смерть, мужское и женское, небо и землю, печаль и радость, болезнь и здоровье, силу и слабость, порядок и хаос. Впервые архетипы обнаруживают себя в мифах, являвшихся методом описания, систематизации и интерпретации окружающего мира, что признавал и отмечал и сам К. Юнг. Мифы помогали систематизировать и объяснять физический мир, а, главное, мир социальных отношений. Миф – древнейшая форма мировосприятия человека. Древний человек в форме мифов, преданий пытался дать ответ на такие глобальные вопросы, как возникновение явлений природы, животных и человека. Большое внимание в мифах уделено различным стадиям жизни людей, тайнам рождения и смерти, познанию посмертного бытия. Миф в первобытной общине, то есть в его живой первозданной форме, это не история, которую рассказывают, а реальность, которой живут. Мифологические представления первобытного человека были основным способом понимания мира и выражали его мысли о мире, сказания о богах, духах, героях, защитниках человечества. Эти представления были присущи всем народам. Мифы, а позднее сказки, содержали в себе совокупность устойчивых образов, исчерпывающе описывающих реальность, окружавшую людей. Эти устойчивые образы мы находим и в художественной литературе. По мысли Г.Д. Гачева, духовно-содержательный аспект художественной культуры выражается в определенной образной картине мира и места человека в нём: каждый народ видит всеобщее Единое устройство Бытия – материальную Вселенную (Космос) и Дух (Логос).[3] Внутренняя программа каждой культуры, или её культурный код, включая в себя цивилизационную и национальную идею, культурные архетипы и генотипы, национальный характер и менталитет народа, формирует культурно-исторический тип или цивилизацию. Цивилизационный анализ в современной культурологии наиболее широко применяется при проведении компаративных и кросс-культурных исследований национальных, этнических, региональных и исторических сообществ как культурно-исторических типов. Эти культурно-исторические типы воплощаются в устойчивые образы. Другими словами, устойчивые образы – это то, что рассказчики любят рассказывать, а слушатели – слушать. Мальчики любят романы о путешествиях и приключениях, а девочки – про любовь. Сентиментальный роман – это образ архетипа любви, а приключенческий – поиска. Важным моментом объяснения Л.Б Переверзевым сути понятия архетип является то, что он способен наполняться различным конкретным содержанием и нести положительные или отрицательные ценности. В этой связи интересен подход С.В. Ручко к анализу архетипов Н.В. Гоголя, где он отмечает, что «Творчество Гоголя … можно подразделить на три этапа. Первый – это период его … объективного самопознания, который он описывал в своих повестях до "Ревизора". Второй – это "Ревизор", в котором начинается проявление плодов, предшествующего постижения реальности; именно, в нём был заложен фундамент будущих полноценных архетипов, … где он описал шесть типов провинциальных чиновников. Третий – это "Мёртвые души", которые можно … называть первым учебником …, в котором были точно определены эти … архетипы».[4] Сам Николай Васильевич отмечал: «Уже после переполоха, который устроился в столице после “Ревизора”, становится понятным, что суть людей, хоть столичных сливок общества, хоть губернских, во всей своей глубочайшей пустотности совершенно одинакова». Шесть гоголевских архетипов из «Мертвых душ» – это пустые люди, и первый среди них, к кому приезжает Чичиков, – Манилов, “весьма обходительный и учтивый помещик”, приманивающий к себе учтивостью и мнящий себя философом, мудрецом, место которого по его представлению, где-нибудь в академии Платона. И детей своих он назвал на греческий манер – Фемистоклюс и Алкид. Это как бы мудрость, точнее не мудрость, а ее имитация. Второй архетип – Коробочка, помещица-вдова, подверженная страсти накопительства, к которой, по воле случая, заехал ночью Чичиков. Единственное, о чем думает Коробочка, так это о том, куда бы сбыть то, что производит её хозяйство. Она как бы заботится о своем хозяйстве и вверенных ей волею судьбы людях, но главным образом, она боится того, чтобы её, не дай бог, обманули. Это - как бы забота. Третий архетип, Ноздрёв, внешне похожий на славного малого, и несмотря на то, что он пьяница, врун, дебошир, шулер и форменный дурак, способен сохранять некое обаяние. Ноздрёв функционирует, ориентируясь в социальном пространстве с помощью примитивных чувственных ощущений. Этот тип легко сходится с людьми, навязывая себя в качестве друга, и тут же устраивает им каверзу или просто предает их. Этот тип мужчины нередко нравится женщинам. Это – как бы дружба, как бы опора, но на деле – абсолютная ненадежность. В образе четвертого архетипа, Собакевича, Гоголь показывает, как вещи, окружающие бездушных людей, несут на себе отпечатки характеров их хозяев. «Стол, кресла, стулья – все было самого тяжелого и беспокойного свойства, – словом каждый предмет, каждый стул, казалось, говорил: “и я тоже Собакевич!” или: “и я тоже очень похож на Собакевича!”» Человек теряет свою индивидуальность, не обретая своеобразия, неповторимости, ассимилируясь с неодушевленными предметами, в которых он и созерцает самого себя. «Казалось, в этом теле совсем не было души, или она у него была, но вовсе не там, где следует, а, как у бессмертного кощея, где-то за горами и закрыта такою толстою скорлупою, что все, что ни ворочалось на дне ее, не производило решительно никакого потрясения на поверхности». Он внешне предельно прост и предпочитает французским изыскам простую пищу – щи, кашу. «У меня когда свинина – всю свинью давай на стол, баранина – всего барана тащи, гусь – всего гуся!» Это - как бы сама простота, прямая и грубая, но очень «себе на уме». В пятом архетипе, Плюшкине, автор воплотил то, что определяет скрягу, у которого все добродетели заменены одним – экономией и порядком. Когда-то он был образцовым хозяином, но в романе эти свойства у Плюшкина доведены до абсурда, и от такой бережливости, экономии, от такого стремления к порядку его крепостные, выражаясь словами Собакевича, “мрут, как мухи”. Именно у Плюшкина Чичиков закупил мертвых душ гораздо больше, чем у других помещиков. Это архетип как бы управляющего, хозяина, правителя, но в его противоположности. Шестой архетип, Чичиков. Это, в принципе, новый русский того времени. В более поздние времена этот тип воспроизведётся как нэпман, а в нынешние – как тип ловкого коммерсанта, торгаша, менеджера. В этом типе важно отсутствие в человеке душевных начал,но этот субъект должен обладать характером, который позволит ему без особенных раздумий работать локтями. Это архетип как бы творца, созидателя, способного материализовать, воплотить в жизнь оригинальную и очень плодотворную идею – но не для людей, не для общества – только для себя. Таким образом, архетипы Гоголя – это архетипы наизнанку, негативные архетипы, архетипы-отрицание. Такие архетипы мы встречаем и в сказках, например, колдунья (даже подчас и не очень злая) Баба Яга. Она олицетворяет собой злую силу и никакая волшебная сказка не предполагает показать модель поведения Яги как воспитательный эталон, ее черты не предназначены для подражания. В образе Бабы-Яги просматривается классический архетип ведьмы, которая, начиная с эпохи развитого земледелия, была не образцом, а жупелом. И у Гоголя мы встречаем этот архетип в образе панночки в повести Вий. Эта ведьма, несмотря на привлекательную внешность, вызывает страх и отторжение, хотя и с оттенком некоторого интереса. Сказка, с которой все знакомы с детства, – это один из основных жанров фольклора. Она представляет собой эпическое, чаще всего, прозаическое произведение с бытовым, авантюрным или волшебным уклоном, построенное на основе вымышленного сюжета. Сказка выросла из мифа, и ее отличие от мифа в том, что если героями мифов являются обычно боги, то героями сказок могут быть обычные люди и животные. У каждого народа есть свои сказки с их особенностями – национальными героями, бытом. Сказки сочиняли и сочиняют писатели всех стран. Сказки Пушкина, Андерсена, братьев Гримм, Родари – это уже сокровища мировой литературы. Сказка дает вдумчивому читателю ощущение того, что в ней есть что-то такое, что вызывает чувство доверия и приближения к элементам высокой истины. Нужно только суметь увидеть, почувствовать эту прозрачно спрятанную в сказке суть. Народный фольклор (английское folk lore – народное знание, народная мудрость), все сказки, мифы, притчи, былины, предания – все это появилось не на пустом месте, это не плод досужего вымысла. В фольклоре народ запечатлевал свой жизненный опыт, знания о мире, знания, принесенные из древности и накопленные поколениями. В них нашла отражение и такая важная часть мировоззрения людей, как взаимоотношения человека с невидимыми силами этого мира, с Силами Добра и Зла, с Силами, олицетворяющими Высшее Начало, Творца, Бога. Сказка – это вымышленная история со счастливым концом и обязательной победой добра над злом. Чаще всего в сказках присутствует волшебство и разные невероятные в обычной жизни приключения. Недоступное становится доступным, нереальное – реальным. Интересно, что во многих классификациях сказок просматриваются архетипы: это сказки про героев и антигероев (трусов, которые стали героями); о простаках и заботливой бабушке, няне. В сказках нередки путешественники и странники, верные, надежные и бескорыстные друзья, добрые разбойники, наказывающие злых богачей. Значительная часть сказок содержит в себе магию и волшебство, есть созидательные сказки про людей, создающих или строящих что-либо. Архетипы присутствуют и в литературе, и в театре. Так, наиболее яркие архетипы были воплощены в театральных амплуа, которые существовали в классическом театре вплоть до реформы К.С. Станиславского. Классическая драматургия интересовалась преимущественно душевной коллизией главных действующих лиц (героев, любовников), а второстепенные персонажи были фоном, и потому их образы схематичны и стереотипны. Реалистическая драматургия потребовала индивидуализации второстепенных персонажей. А до начала ХХ века в европейском театре обычно присутствовали герои и героини, любовники и любовницы, короли, тираны и отцы, наперсники и наперсницы, лакеи и субретки, простаки и злодеи. Практически все распространенные амплуа соответствуют неким брендам: правитель (владыка), герой, злодей, любовник, шут, простак. Все эти архетипы присутствуют в классификации М. Марк и К. Пирсон. Рассмотрим подробнее их концепцию, архетипы которой мы видим и в сказках, и в театре, и в литературе. § 2. Пространство архетипов Авторы анализируемой концепции архетипов рассматривают пространство архетипов в виде двух типологий, двух группировок. Первая система подчеркивает движение, процесс развития объектов – людей, групп, и организаций. Вторая сосредоточена на достижении баланса фундаментальных мотивационных категорий. Таким образом, всё пространство архетипов рассматривается как пересечение стадий процесса и мотиваций поведения. Выделяются три стадии любого процесса – подготовка (генезис), движение (развитие) и возвращение (переход на новый уровень, синтез) (рис. 1).
Рис. 1. Стадии развития объектов
Четыре поведенческих мотивации построены на двух противоположных по своему содержанию парах, на двух осях – стабильность-риск, принадлежность-независимость. Поведенческие мотивации диалектичны и построены на оппозиционных парах (бинарных оппозициях), в отличие от линейных стадий процесса. Таким образом, на пересечении этих стадий и мотиваций возникает 12 архетипов, образующих матрицу, описывающую многомерное пространство архетипов. Первая стадия – подготовка – связана с началом процесса, с социализацией объекта и характеризует архетипы, которые призваны сосредотачивать свой смысл, свою силу в объекте, то есть в личности, в группе или в социальной системе. Архетипы этой стадии называют еще архетипами семьи, т.к. именно в семье происходит процесс подготовки человека к самостоятельной жизни в обществе, подготовка к собственной свободе как осознанной необходимости. Это стадия накопления энергии, потенциала. На второй стадии, стадии пути, стадии изменений, архетипы высвобождают и используют накопленный потенциал (личную силу) и получают свободу, самостоятельность. Эта стадия связана с процессами поиска собственной индивидуальности, понимания своего места в мире, это стадия созревания, взросления, становления. Применительно к человеку, это стадия превращения юноши в мужчину, девушки – в женщину. Третья стадия – стадия возвращения, стадия перехода объекта на новый уровень – связана с архетипами, которые используют свою энергию для воздействия на мир, для того, чтобы изменить его. Это стадия зрелости, когда объект овладевает окружающим миром и получает способность управлять ситуацией, создавать требуемые эффекты. Архетипы этой стадии называют еще архетипами королевского двора, ибо эта стадия – не просто стадия достижения зрелости и совершенства, но стадия синтеза, синергетического эффекта. Мотивации являют собой несколько более сложную картину. Они выстраиваются противоположными парами по двум осям. Одна ось (стабильность – риск) связана с потребностью объекта в стабильности, защите, спокойствии или, напротив, в готовности к риску, стремлении к совершенству на основе собственного мастерства. На этой оси мы наблюдаем две мотивации – стабильность и контроль, с одной стороны, риск и мастерство – с другой (рис. 2).
|
||||||||||||||||||||||||||||||
|