|
|||
ВОСЕМНАДЦАТАЯ ГЛАВАВОСЕМНАДЦАТАЯ ГЛАВА Дьявольски хотелось спать. Ночевать в машине — последнее, что я когда-либо захочу повторить. Протрезвев и успокоившись, Шарлотта пыталась уговорить меня вернуться в дом, но я даже не посмотрел в ее сторону. Я предпочел замерзнуть в холодном автомобиле, на половину утонувшем в стремительно выросшем сугробе, чем провести хотя бы еще несколько минут в одном помещении с сумасбродной блондинкой. Хорошо, что я все-таки не замерз насмерть. К четырем часам утра снегопад прекратился. Уже к обеду дороги Рапид-Сити были благополучно расчищены, и я мог ехать. Я нервно тарабанил пальцами по рулю весь обратный путь в Спирфиш, поглядывая на телефон. Наоми ни разу не позвонила мне со вчерашнего дня и не ответила ни на один из трехсот моих звонков. Я набирал ее номер каждые две минуты, надеясь услышать голос вместо гудков. Она решила игнорировать меня? Обиделась? Проклятье. Это плохо, если так. Очень плохо. Но я заслуживал это. Заслуживал все, что бы она сейчас ни чувствовала. Будь то обида, злость и даже ненависть. Из-за меня наши планы на Рождество пошли коту под хвост. Наверняка она плакала в одиночестве, укрывшись одеялом с головой. Стоило мне хоть на мгновение закрыть глаза, передо мной всплывал образ ее воодушевленной мечтательной улыбки и взгляда, устремленного в будущее — в наше идеальное Рождество, к которому она так усердно готовилась. Я заслуживал хорошей пощечины. Определенно. Но Наоми не оказалось дома, когда я вернулся. Ни в гостиной, ни на кухне, ни в спальне — я зашел в каждую комнату. Переступив порог, единственное, что я услышал, это отчетливое и громкое тиканье настенных часов. Меня встретила звонкая тишина и чувство вины, витавшее в морозном недвижном воздухе. За эту ночь не произошло никаких изменений. Похоже, Наоми не стала встречать Рождество без меня. Праздничный стол так и не был накрыт. На кухне я увидел не распакованные пакеты с продуктами, которые Наоми привезла из супермаркета. Наверняка, она с Джессикой.
Я позвонил Джессике, и она подтвердила, что Наоми с ней. Они в общежитии — единственные оставшиеся во всем здании — и я сказал, что сейчас подъеду.
Заезжая в университетский городок, я лихорадочно подбирал слова оправданий. Но у меня сперло дыхание и сердце, издав приглушенный болезненный толчок, рухнуло в желудок. Оно стало пульсировать с яростной силой, когда мой взгляд наткнулся на знакомую «Porsche Panamera» серебристого цвета, припаркованную у общежития. Я уже видел эту тачку. Видел ее владельца. Темноволосый мудак, который однажды рискнул подкатить к моей девушке и, к его несчастью, был замечен за этим мной. В прошлый раз я был слишком добр, и он отделался лишь вмятиной на бампере его «Porsche». Мне следовало оставить вмятину и на лице наглого ублюдка. Я раздраженно сдвинул брови у переносицы, когда, подъехав чуть ближе, увидел того самого парня у входа в общежитие. И я едва не взорвался, обнаружив Джессику и Наоми в его компании. Более того, он стоял чертовски близко к Наоми, всей своей позой экспонируя желание оказаться еще ближе. Намного ближе. Возможно, даже обнять ее. Взять за руку. Прикоснуться. Она плакала. Я увидел это, остановив внедорожник в нескольких метрах от «Porsche». Наоми плакала, и Джессика утешала ее, гладя по плечу. Она плакала перед тем парнем, и он смотрел на нее с таким трепетным сочувствием, от которого у меня скрутило желудок в узел необузданное желание сравнять его смазливое лицо с землей. Я демонстративно громко хлопнул дверцей, буквально вылетая из машины, и широкими шагами преодолел расстояние, разделявшее нас. Наоми подняла голову и изумленно посмотрела на меня, как и остальные. Но меня будоражил только ее взгляд. Густая пелена слез застилала черные глаза — прекрасные, бездонные глаза, — и первым делом, оказавшись перед ней, я вытер влагу с маленького лица, которое выглядело изнуренным, имело слегка сероватый оттенок, словно она не спала всю ночь. Мы были вдали друг друга лишь одну ночь, но всем своим естеством я ощущал уверенность, что прошло гораздо, гораздо больше времени. Это вызвало панику и слабую дрожь. Сделав глубокий вдох, я вдруг понял, что что-то изменилось. Между нами. Но я старательно пытался прогнать эти мысли прочь и сосредоточиться на том, чтобы как следует принести свои извинения и все объяснить. — Малышка, — прошептал я предательски дрожащим голосом и прижал Наоми к своей груди. Как только я сделал это, то получил полный недовольства взгляд брюнета. Он смотрел на меня с враждебностью, стиснув челюсти и сжав кулаки. Он хотел мне врезать, — я чувствовал, — и это желание было взаимным. Я ответил ему не менее пристальным взором, вложив в него всю недоброжелательность, которая клокотала в груди. — Поехали домой, — наклонившись к Наоми, тихо сказал я ей на ухо. Она ничего не ответила. Она не шевелилась и больше не всхлипывала. Я был растерян и так же обездвижен. Видеть, как Наоми плачем — самое худшее, что только возможно себе представить. И невыносимее было лишь то, что я являлся причиной ее грусти. Возможно, я бы даже хотел, чтобы парень на Porsche» хорошенько ударил меня. Я кратко кивнул Джесс в знак прощания и, крепко обвив плечи Наоми рукой, повел ее к внедорожнику. — Наоми, — неуверенно окликнул ее брюнет. Она остановилась, поэтому и я замер на месте. Вытянув шею, она обернулась к нему через мое плечо, к которому была прижата виском. — Ты… точно будешь в порядке? — спросил он со стремительно тающей в голосе решительностью. Мне хотелось вмешаться и сказать, чтобы он не лез в наши дела, или я лишу его глаз и языка, чтобы он больше никогда не смог ни смотреть, ни говорить с ней. Но Наоми ответила прежде, чем я открыл рот: — Не беспокойся, Эрик. Спасибо, — меня разозлило то, как мягко звучал ее голос. — Я напишу тебе вечером, — она обратилась к Джесс. — Хорошо, — Джессика напряженно помахала рукой. Я закрыл за Наоми дверь и оббежал машину, заняв место за рулем. Некоторое время я не решался завести мотор. Наоми смотрела в окно и тоже молчала. Все мои попытки начать разговор с извинений не увенчались успехом. Внутри меня происходила борьба с ревностью, которая была подобна лаве, смешавшейся с кровью, текущей по венам, целиком и мгновенно заполнившей меня без остатка. — Почему он ошивается рядом с тобой? — с порицанием бросил я. — Тот парень. — Что? — Наоми была ошарашена моим внезапным обвинением. — Насколько близко вы общаетесь? — стоило мне начать, и я не мог остановиться, заткнуться, когда это просто необходимо было сделать. — Ты была с ним очень милой. — Мы друзья, Зак, — отчеканила она. — Эрик — мой друг. — Твой друг — Джессика. Но точно не тот болван. — Кто дал тебе право решать за меня, с кем дружить, а кого обходить стороной?! — прикрикнула она. — Ты не должен так говорить. Ты просто… черт возьми, Зак, ты не имеешь права так говорить, когда… — Наоми резко оборвала себя, отвернулась, запустив пальцы в волосы и запрокинув голову. Она тяжело и глубоко дышала, а я чувствовал себя последним кретином на Земле. Я позволил своей идиотской ревности овладеть здравым рассудком очень не вовремя. За вспыхнувшей злостью я легко забыл, что должен объяснить Наоми о ситуации с Шарлоттой. — Прости. Ты права. Я действительно не должен был говорить ничего подобного. Прости. Мне очень жаль, — сглотнув, спешно проговорил я севшим от внезапной сухости во рту голосом. — Насчет Шарлотты. Я должен объясниться. Она позвонила мне вчера. Она была пьяна… Я подробно рассказал ей о том, как все было. Наоми слушала на протяжении нескольких минут, не перебивала. Я запинался и иногда путался в словах. Я чертовски волновался, как будто был повинен во всех смертных грехах и от того, как я преподносил события, приключившиеся со мной, напрямую зависела моя жизнь. — Я звонил и писал тебе, наверное, миллион раз, — нервозный смешок слетел с моих губ, когда я закончил. — Ты видела мои звонки? Читала сообщения? — Да, — Наоми коротко кивнула. Я был удивлен. — Тогда почему не отвечала? Она ничего не сказала, и я начал нервничать. — Ты злишься на меня? — нежно и осторожно спросил я. — Нет, — послышался ее шепот. — Тогда в чем дело? Разные, нелепые мысли отыскали путь в мою голову, и я повторил свой вопрос, чтобы исключить их. Тогда Наоми посмотрела на меня со всей серьезностью, и я заставил каждый мускул моего тела напрячься. Я был готов услышать все... ну почти, я бы вытерпел любые ее ругательства, если бы она вдруг разозлилась. Честно говоря, я ждал этого. Выплеснув злость, она почувствовала бы себя лучше. Приняв ее негодование, я бы успокоился, потому что стало бы гораздо проще искать новые точки соприкосновения. Наоми продолжала испытывать меня немигающим, пронзительно утомленным взглядом, от которого мне стало не по себе. — Давай сделаем перерыв.
Мы сидели на расстоянии вытянутой руки друг от друга, и вдруг салон автомобиля показался мне чертовски тесным — размером с птичью клетку, — но тем же временем я и Наоми оказались по разные стороны бескрайней непроглядной пропасти.
|
|||
|