ЕВГЕНИЙ (шёпотом). Ну, а тебе-то что? Ну, глаза кровью налились, ну и что? Может, он какать хочет? (Тихо смеются).

НАСТЯ. Помолчите, сказала! Я тут разговариваю. Я играю Мата Хари. Понимаете? Выдающуюся личность. Историческую, можно сказать. Ну вот. Ну, помаршируйте, что ли. На месте – шагом марш! Ать, два, ать, два! (Старики маршируют).

ИВАНОВ.На месте стой – раз, два!

Старики вразнобой помаршировали, остановились, молчат.

Настя ходит вокруг них, кусает губы.

НАСТЯ.Нет, не то. Надо было профессионалов брать, Женя.

ЕВГЕНИЙ.А что, Настя?

НАСТЯ.Ну как, что, Женя? Они вот так вот и будут шлёмбать ногами? Нет, ну, ты не видишь, разве, эти пустые лица? И это высшее ёпщество, высший свет? Послушайте. Значит, я вот так прохожу возле вас, а вы смотрите на меня восторженно, понимаете? Поворачивайтесь, поворачивайтесь! Ну, на меня, а не в ту сторону, не к стене, а на меня смотрите! Ну, поживее, и смотрите на меня восхищённо! Руки вот так вот сложите к груди, ладонь в ладонь, смотрите на меня и восхищайтесь! Да с восторгом смотрите на меня, с обожанием! (Пауза). Нет, они не понимают.

ЕВГЕНИЙ.Постой, Настя, я им объясню ситуацию. Значит, наш спектакль будет называться «Предателям - смерть!».

НАСТЯ.Что, правда?

ЕВГЕНИЙ (Насте, негромко).Понимаешь, позвонили из мэрии, попросили что-то патриотическое, иначе срежут бюджет театру на следующий год.

НАСТЯ.И что?

ЕВГЕНИЙ.Ну вот, я им сказал, что будет такой спектакль про любовь к Родине. Они всё равно не придут смотреть, наш мэр любит футбол, он в футбольную команду только смотрит, не в театр! Настя, ерунда это! Мы сделаем, что нам надо!

НАСТЯ.Ну, как-то странно всё равно …

ЕВГЕНИЙ.Слушай, это не важно. Важно другое! (Обращается к старикам). Итак! То есть, дело тут, товарищи дорогие, вот в чём: Мата Хари пришла в ресторан, вся такая воздушная, к поцелуям зовущая, вся неземная, а там, в ресторане, сидят семь, нет - шесть старых пердунов, то есть, шесть пожилых офицеров немецкой армии. То есть, это не в каком-то придорожном кафе по дороге в Тугулым, а в Берлине, в Берлине, в центре Европы! В ресторане! И тут нужна выправка, лоск такой, знаете, и свет, свет такой в очах.

НАСТЯ. Они не понимают. Они как в штаны наложили. Какой тебе Берлин тут? Пышма. Как говорится: на Урале три дыры – Гари, Шали, Таборы. Вот это – они. Ой, Божечки мой!

НИКОЛАЕВ.А можно эти шапки снять пока? А то глаз не блестит в них. У меня один глаз нормальный. А другой – стеклянный.

ЕВГЕНИЙ.Нет, нельзя! Хоть бы и стеклянный! Мы специально на первую репетицию уже подобрали вам костюмы, чтобы вы привыкали! Так вот, вы смотрите на неё, вот - Мата Хари идёт, она их соблазняет! Настя, пройди вот тут, покрути бедрами, может, у них что-то проснётся!

ТУРМАГОМЕДОВ.Уже не проснётся.

ПЕТРОВ.Почему это? У меня просыпается.

ЕВГЕНИЙ.Да тихо вы! Режиссёр разговаривает, а не артисты! Так вот, она их соблазняет, ей нужны военные секреты, а вы уже готовы и ноги раздвинуть, то есть – наоборот, готовы ей секреты передать. Понимаете? Ну, понимаете, чего им от неё надо?

СЕРГЕЕВ. Нет.

ЕВГЕНИЙ. Ну, как нет?! Тут надо больше эротики, чувственности, секса, секса!

ПЕТРОВ. Понимаю.

ПАВЛОВ. Какого секса? Мне думается, что в театре сегодня не хватает духовности, красоты и гармонии.

ЕВГЕНИЙ. Чего? Тише вы там! Вы получаете зарплату за время репетиций, и за спектакли будете прилично получать, так что – работайте. Не будет скидок на старость, на усталость, на стеклянные глаза. Извините, но вы уже подписали договора. Или договоры? Не знаю, как правильно сказать. Короче – вот так: блеск в очах! Ну, секса им хочется с нею! Ну да, они старые идиоты, только не надо играть идиотов, вам всем семерым и гримироваться не надо, чтобы играть идиотов! Да! Привыкайте, что режиссер будет вас оскорблять! Это для пользы дела! Чтобы вызвать у вас, так сказать, нужную эмоцию, состояние, которое придет к вам из космоса, с неба, от Бога!

ТУРМАГОМЕДОВ.Откудова? Бисмилляхи Рахмани Рахим.

ЕВГЕНИЙ.Тише! Итак, смотрите на неё с вожделением, с вожделением, с невероятным вожделением … И вообще, представьте себе, что апостол Павел сидит в третьем ряду, сидит и смотрит, и вот вы для него, для него играйте!

ИВАНОВ. Чего?

НИКОЛАЕВ.А мы там, в этом ресторане на сцене, ещё и кушать будем, нет? Прошу простить, но я хотел узнать сразу.

ЕВГЕНИЙ.Вы что, собрались на сцене жрать?! Если в театре пахнет борщом – вон из театра! – говорила Раневская. Вы в своём уме? Это же сцена, святое, подмостки, а вы собрались жрать!

НИКОЛАЕВ.Ну, не жрать, так выпивать? Не будем? А что тут? Для настроения и для храбрости. Мы можем принести с собой. Я самогон могу принести.

ЕВГЕНИЙ.Какой самогон?

НИКОЛАЕВ.Ну, я гоню.

НАСТЯ. Дедушка, ты гонишь. Ещё не хватало, чтобы вы там все завалились на сцене пьянущие, в кулисы. У нас что, кабак? Не кабак! Вон из театра, если в театре пахнет борщом – правильно он говорит!

НИКОЛАЕВ.А разве артисты не пьют перед выходом? Я читал, что принимают – для храбрости, нет?

НАСТЯ.Плохие – пьют. А перед вами – хорошая. Я – без стимуляторов! Значит, тут будет свет такой красивый, тут стол, тут стулья, танцевальный спектакль и потому минимум декорации. Так вот, я вхожу вся красивая, а вы увидели меня, и вы пораженно поднимаетесь все из-за стола. Ну? Да не наигрывайте вы, как собаки!

ЕВГЕНИЙ.Послушай, Настя …

НАСТЯ. Что?

ЕВГЕНИЙ.Я хотел …

НАСТЯ. Чего ты хотел? Хотелка не выросла. Хотел он …

ЕВГЕНИЙ.Ну, я тебе, надо полагать, не нужен?

НАСТЯ. То есть?

ЕВГЕНИЙ.Ну, ты сама всё, гляжу, разводишь … Я ведь всё-таки – режиссёр этого спектакля! Есть такое понятие в профессии режиссёра, как язык мизансцен.

НАСТЯ. Ой, да помолчи! Не надо только тут мне обидульки кидать! Ты Евгений, я Евгений, ты не гений, я не гений … Знаешь такие стихи и продолжение?

ЕВГЕНИЙ.Знаю. Настя, прекрати!

Настя взяла Евгения за рукав, отвела в сторону, к занавеске, яростно шепчет:

НАСТЯ. Да что такое, чёрт побери! Это мой проект! Я нашла спонсора! Директор швейной фабрики принес в конвертике в театр деньги на этот спектакль! Я всё это придумала про Мату Хари, а ты сейчас права качаешь!

ЕВГЕНИЙ.И что? А кто работал на подготовке проекта? Кто вот этих идиотов нашел? Я специально их выбирал на кастинге, чтобы пострашнее и подурнее были! Ты же на кастинг не явилась! Ты просила набрать таких, чтобы им было по 90 лет! Но видела бы ты, какие они были – которым по 90 лет!

НАСТЯ.Какие?

ЕВГЕНИЙ.Хуже этих в сто раз!

НАСТЯ.Не бывает хуже. Я просила тебя каких-то покрепче, чтобы они могли, ну, не танцевать, ну, хотя бы двигаться по сцене! А эти? Шаркают ногами, еле ходят! Ну, вот кто-то из них может сделать «колесо», скажем?

ЕВГЕНИЙ.Зачем?!

НАСТЯ.Ну вот, мне вдруг понадобилось или понадобится! Может?

ЕВГЕНИЙ.Может. Но один раз. В первый и в последний. А потом занавес, и труп – в морг. Может, тебе ещё надо и фуэте тридцать два оборота чтобы они делали?

НАСТЯ.Да! И фуэте! И под куполом на трапеции! И пирамиду делать! И поднимать гири! И подтягиваться сто раз на перекладине!

ЕВГЕНИЙ.Ты бредишь.

НАСТЯ.Почему они такие дряхлые?

ЕВГЕНИЙ.А что с тобой будет в их возрасте?

НАСТЯ.Я такая не буду. Ты будешь такой, вполне возможно. Если будешь заливать за воротник. Время одиннадцать утра – а от тебя запашок уже!

ЕВГЕНИЙ.Это со вчерашнего! Вчера у подруги был день рождения! Я главный режиссёр этого театра! Кое-что понимаю в театре! Так вот, если бы я набрал девяностолетних, то сейчас перед тобой стояло бы семь инвалидных колясок с «овощами».

НАСТЯ.А эти не «овощи»? О, нет, ну, это просто восстание мертвецов! Ходячие трупы. Фильм «Сияние», честное слово. Что я с ними сделаю?

ЕВГЕНИЙ.Ты ничего не будешь делать. Я буду делать. Успокойся и слушай меня. Пошли!

Вышли в центр комнаты, смотрят на стариков. Те стоят всё так же по стойке смирно, только видно, что ещё минута и упадут в обморок.

Наташа кинулась к Насте, встала перед ней на коленки.

НАСТЯ.А!Что такое? Ты что?

НАТАША.Я только ниточку с платья убрала, Анастасия Олеговна.

НАСТЯ.Да уйди ты, пугает, до переляку доводит. (Громко). Так, ещё раз.

ЕВГЕНИЙ.Все идите на Настю. Так, так. В ногу, в ногу. Стойте, ещё раз. Наташа, включи музыку. Первый трек. Тихо, Настя, я буду вести репетицию!

НАСТЯ.Да пожалуйста, веди. Заведись хоть. Прекрасно. Спектакль под названием «Предателям – смерть!». Очень патриотично.

Настя села нога на ногу, закурила, стучит хлыстом.

Наташа нажимает кнопки на магнитофоне, звучит немецкий марш. Евгений показывает старикам, как надо идти. Они минут пять ходят по залу под музыку, слушая выкрики Евгения.

ЕВГЕНИЙ.Так, стоп, стоп! Значит, дорогие товарищи, я ещё раз напоминаю, что ничего играть не нужно! Вот вы – вы! - почему так корчите лицо?

ТУРМАГОМЕДОВ. Я фашиста играю.

ЕВГЕНИЙ.Да это не фашисты еще! Это первая мировая! Гитлера ещё нет в помине!

ИВАНОВ.Дак они добрые? Или злые?

ЕВГЕНИЙ.То добрые, то злые, то добрые, то злые! Понятно?

ИВАНОВ. Нет.

ЕВГЕНИЙ.Ничего не надо играть! Тут срабатывает ваша экзотическая внешность!

ТУРМАГОМЕДОВ. Какая?

ЕВГЕНИЙ.Экзотическая! Вы очень колоритные, понимаете? Я специально таких выбирал на кастинге. Чтобы лицо каждого зрителю хотелось бы рассматривать! Как портреты Ван Гога, Микельанджело, Рубенса, Гойи! Зритель будет рассматривать ваши морщины, ваши узловатые, уставшие от работы, руки и так далее! То есть, зритель будет заворожен, как если бы негр вышел на сцену. И ему уже ничего не надо делать! Все уже и так на него смотрят. Понимаете?

ПАВЛОВ.Мы на негров похожи?

НИКОЛАЕВ.А, я понял! Нам надо морды сажей намазать? Мы это можем. У меня печка топится на даче, там сажи много, я привезу.

ЕВГЕНИЙ.Какая сажа?! Зачем?

НИКОЛАЕВ.Ну, чтоб внимание держать. Будто мы негры.

ЕВГЕНИЙ.Так, хватит! Кончайте этот актерский принос!

ИВАНОВ.Что это такое?

ЕВГЕНИЙ.Актерский принос – так называется то, когда актёры дома себе что-то напридумывали квадратными головами, а потом приносят это на репетицию. Вам не надо дома думать! Не надо! За вас думает режиссер! Настя, встань сюда. А вы смотрите на неё. Увидела их – улыбнулась!

НАСТЯ.Хорошо. Я тут стою. Поворачиваю голову, поворачиваю. Ну, отойдите, дедушка!(Петрову). Вы не перекрывайте меня. Что вы возле меня крутитесь? У меня тут оценка. Ну, актёрская оценка. А вы перекроете её. Ну, побыстрее, дедушка!

ЕВГЕНИЙ.Вы олицетворяете бездушное милитаристическое общество. А она – бабочка, прилетевшая на огонек. Да, у нас не будет героизации великой Мата Хари, но и уничижения ее личности – тоже не будет!

НАСТЯ.Чего?

ЕВГЕНИЙ.Того. Уни-чи-же-ния! Она легкая, красивая, а её общество на неё давит!

НАСТЯ. «Её на неё». Хорошо.Это мне нравится. Давай дальше.

ЕВГЕНИЙ.Так вот, ещё раз. Встаньте по росту, стойте, смотрите прямо. Маршируйте снова!

Все маршируют.

Нет, нет, стоп, стоп. На месте стой – раз, два. Стойте. Я спрошу что-то у всех. Вот вас как зовут? Напомните?

ИВАНОВ.Я – Иван Иванович. Да мы тут все подобрались Иваны. Вот – Иван Петрович, шаг вперед, так! Это – Иван Сергеевич, вот – Иван Николаевич, вот – Иван Павлович. А это – Иван Туругульдыевич Турмагомедов. Ну, он татарин.

ТУРМАГОМЕДОВ. Я узбек.

ЕВГЕНИЙ.Какой-то кошмар. Я так не запомню никогда. А можно по фамилиям?

ИВАНОВ.Можно. Это - Сергеев, это – Петров, это - Николаев, это – Павлов. И это – Иван Туругульдыевич Турмагомедов. Ну, он узбек.

ТУРМАГОМЕДОВ. Да, я узбек.

ИВАНОВ.А я – Иванов. Иван Иваныч.

ЕВГЕНИЙ.Нет, это ещё хуже. Так, стоп. Давайте, сделаем перерыв.

НАСТЯ.Нет, ты что – специально на кастинге подобрал людей с такими именами? Иван Иванович Иванов, Иван Петрович Петров, Иван Николаевич Николаев, Иван Павлович Павлов и - кто узбек?

ТУРМАГОМЕДОВ. Иван Туругульдыевич Турмагомедов. Я - узбек, а по матери я – еврей.

ИВАНОВ.Да, он еврейский узбек.

НАСТЯ.Слушайте, ну кончайте уже. Стопэ, стопэ, а?! А? Ну, не смешите меня. Пипец какой-то. Иваны, узбеки, татары, евреи. Паноптикум какой-то.

ИВАНОВ.Анастасия Олеговна, вы не беспокойтесь, всё будет окейно! Мы всё сделаем! За деньги мы – и споём, и спляшем! Пенсия маленькая, так что нам не танцевать? Два месяца работы, мы сдружимся, и вы нас запомните! Знаете, мы уже – по моей, конечно, инициативе! – сходили после кастинга в Дом Культуры «Шинник», к директору. У меня старые связи с ним. Ну вот. Мы там открываем сейчас кружок под названием «Друзья Мата Хари».

НАСТЯ.Ты смотри? (Смеется). Что, правда?

ИВАНОВ.Да! Каждый вторник у нас будут встречи, застолье, разговоры, уроки «Мои встречи с прекрасным». Мы будем проводить мастер-классы всякие, создадим музей Мата Хари – дворцу культуры «Шинник» как раз не хватает именно такого музея. Что вы! О, мы вам такую рекламу сделаем – закачаешься! Валом повалят на спектакли!

ЕВГЕНИЙ.А мне нравится. Вы очень деловой и активный. Иван Иваныч, да?

ИВАНОВ.Ну вот, уже и выучили! Иван Иванович Иванов! Да я всю жизнь администратором в филармонии проработал, а теперь на пенсии, скучно. Но я с искусством. Я вот в по за том году ходил на вашу премьеру новой постановки, не помню, как называлось. Да я вас помню с пелёнок! Вот такусенькая вы были. Всё в массовке бегали, ролей-то не давали по молодости вам, Анастасия Олеговна-говна!

НАСТЯ. Не помню я никакие массовки. Я сразу пришла на главные роли.

ИВАНОВ. Ну да, вас было видно всегда в толпе! Сразу было видно талант! Друзья Мата Хари! Это мы!

Настя помолчала. Смотрит на Евгения.

НАСТЯ. Ну, что ты думаешь?

ЕВГЕНИЙ.Что я могу думать? Да прекрасно! Жизнь налаживается! Реклама – двигатель прогресса. Я вижу, что старички бодрые, в молодости, поди, колоски на колхозном поле собирали. Так, нет?

ВСЕ. Нет.

ЕВГЕНИЙ.Ну, как нет! Все собирали, мне бабушка рассказывала!

НАСТЯ (шёпотом). Только меня вот этот еврейский узбек напрягает. Чего-то стоит, глаза кровью налились, молчит. Какая-то бычара угрюмая. А этот смеётся всё время. Рот до ушей, хоть завязочки пришей, простите мой французский.

ЕВГЕНИЙ (шёпотом). Ну, а тебе-то что? Ну, глаза кровью налились, ну и что? Может, он какать хочет? (Тихо смеются).

ТУРМАГОМЕДОВ. Чего?

ЕВГЕНИЙ.Я говорю: узбекам тоже надо.

ТУРМАГОМЕДОВ. Чего?

ЕВГЕНИЙ.Выбиться в люди. Не так?

ТУРМАГОМЕДОВ.Так.

ЕВГЕНИЙ.Так, мальчики, встали, встали снова в шеренгу. (Петрову). Дедушка, ну побыстрее, а? Наташа, дай нам снова музыку. Нет, теперь второй трек, вальсок. Да, да! Сделаем самое начало. Ну, какой-то пунктир сделаем в сцене. Наживулечку что-то такое сделаем. Итак, вот будет звучат этот старинный вальсок, вальсок, значит. Настя, ты кружишься в центре в ритме вальса, а вы вокруг неё – припадания, припадания, припадания, вот так, вот так …

НИКОЛАЕВ. Я сейчас в ритме вальса на тот свет отправлюсь.

ЕВГЕНИЙ.Что?

НИКОЛАЕВ.Музыка красивая, говорю.

ЕВГЕНИЙ.Да, красивая. Я подбирал. Того времени. У меня прекрасный музыкальный слух и отличный вкус. Итак, припадания вот такие делайте, как я, а потом встали в ручеёк, в ручеёк. Вот так вот руки подняли, первая пара пошла, вторая, вторая, третья, ручеёк … У нас нет на балетмейстера денег в театре, да я и сам всегда могу танцы в спектаклях поставить, без проблем. Я вам всё сделаю. Я и пьесу написал, ну такой – пунктирчик, наживулечку, общие положения. А всё остальное мы на репетициях придумаем с вами … Я и костюмы, я и декорацию...

НАСТЯ.Яякало.

ЕВГЕНИЙ.Так, так! Припадания, припадания снова … Товарищи, Настя – чудесная актриса, милый человечек, она вам понравится, вы сдружитесь, всё будет тип-топ …

ПЕТРОВ.Она уже нам нравится!

НАСТЯ.Так, стоп музыка. Я хотела бы задать тебе очень важный вопрос для роли.

ЕВГЕНИЙ. Что такое?

НАСТЯ.Сядьте все.

Все старики сели на стулья, которые стоят у стены.

Я действительно не понимаю кой-чего. Это для роли важно.

ЕВГЕНИЙ.Что?

НАСТЯ.Ну, это вообще - возможно?

ЕВГЕНИЙ.Да что именно?

НАСТЯ.Ну, что я именно - в этом буду?

ЕВГЕНИЙ.Что?

НАСТЯ.Я хочу понять: могу я играть именно в этом платье или нет? Я прошу простить, но это для роли важно! Именно это?

ЕВГЕНИЙ.Да! Супер! Зашибись! И меняй чаще шляпки! На каждую сцену – в новой шляпке! Шляпа, как мне кажется, это что-то такое театральное! Вот посмотри на них: у них эти шлемы с заострением кверху – это просто прекрасно! Как будто такой маячок в космос, понимаешь? Просто вот как будто они этим заострением космос пронзают, согласись?

НАТАША. Да, и потом по договору с директором швейной фабрики мы должны на сцене четыре раза показать бюстгальтеры его фабрики.

НАСТЯ.А тебе обязательно это надо напоминать? Я знаю. (Пауза). А что, они будут именно в этих костюмах?

ЕВГЕНИЙ.Да! Посмотри как удачно! Это ведь из «Швейка», мы играли этот спектакль двадцать лет назад. Подбор. Это шили в «сытые», так сказать, для театра времена, на всю массовку, а ее тогда было 40 человек. Это не то, что сейчас – шесть стариков и одна девушка. А тогда было – оё-ёй! Могли разгуляться. Ну вот, видишь: двадцать лет лежало на складе, и пригодилось. Ну, моль почикала кое-где, это не страшно. Подлатаем. Пригодилось. Нормально вам, товарищи, в этих костюмах? Не жмёт?

ПЕТРОВ.Нет, нет, не жмёт! Вы зовите нас, Евгений Романович, «господа актеры» и нам будет приятно. И вам проще. Нет? Как-то так теплее и мы привыкать будем к тому, что мы не пенсионеры, а уже стали, так сказать, настоящие артисты. Друзья Мата Хари.

ЕВГЕНИЙ.Хорошо. Ноу праблем. Я схожу в буфет, кофейку выпью. Так, маленький перерывчик. Настя, пойдем. Зайдем заодно в пошивочный, глянем твои костюмы. Тут вот какая-то часть висит, подбор, но мы посмотрим специально для тебя сшитые.

НАСТЯ.Я видела уже.

ЕВГЕНИЙ.Прекрасные, скажи? Шьём только для тебя. Девять костюмов. Ты всё время будешь переодеваться. Остальное, ну, для них – на подборе. Я, я придумал костюмы.

НАСТЯ.Ну, хватит, а? Скачал из интернета.

ЕВГЕНИЙ.И что? Много чего лежит в интернете. Идеи развивать надо. А там валяется. А я подобрал, обдул от пыли и сделал конфетку из этого.

НАСТЯ.Ой, да знаю я вас, режиссеров. Из говна каку найдут, поставят на божничку и молятся ей.

ЕВГЕНИЙ.Прекрати, Настя. Какая божничка? Идем?

НАСТЯ.Идем, чего уж.

ЕВГЕНИЙ.Ещёраз спасибо. Сейчас – кофе-брейк. Сенкью вери матч, джентельмены!

ТУРМАГОМЕДОВ (вдруг). Thank you. It was very nice to meet such an interesting person. I hope our friendship will continue? I really count on it. I'm seventy years old, but I'm cheerful and fresh. I am willing to work with you for a long time. Thank you very much for your confidence.

Молчание.

НАСТЯ и ЕВГЕНИЙ.Чего?!

ТУРМАГОМЕДОВ.Вы говорите по-английски? Я поблагодарил вас.

ЕВГЕНИЙ.Что? Настя, идем.

НАСТЯ.Что-то странное. Очень странное. Полный кердык-бабай. Я бы даже сказала: бабай-мандалай, простите мой французский.

Ушли. Пауза. Все сидят на стульях, молчат.

НИКОЛАЕВ.Ты на каком языке говорил, бабай-мандалай?

ТУРМАГОМЕДОВ.Я не бабай-мандалай.По-английски говорил.

ИВАНОВ.Ты английский знаешь?

ТУРМАГОМЕДОВ. А чего его не знать? Ещё я знаю немецкий, французский, испанский, итальянский.

НИКОЛАЕВ.Чего?

ТУРМАГОМЕДОВ.У меня дочка в Америке, сын во Франции, дочка в Испании, сын в Италии.

ПЕТРОВ.Иван Туругульдыевич, вы дворником работаете?

ТУРМАГОМЕДОВ.Да. Мы беженцы из Узбекистана. У меня 11 детей. 10 за границей. Уехали. Я к ним езжу. Скучаю. Они мне билет оплачивают. Жены нет давно. Умерла.

СЕРГЕЕВ.И это вы там языки выучили?

ТУРМАГОМЕДОВ.Ерунда. Если ты знаешь узбекский и иврит, то остальное не так трудно выучить.

ПАВЛОВ.А вы кем были в Узбекистане? Профессором, как в телевизоре шутят?

ТУРМАГОМЕДОВ.Нет. Я там был трактористом. А потом мы всей семьёй оттудова уехали. 20 лет как уехали.

Молчание.

ПАВЛОВ.Да. Ну. Что? Едем дальше?

НИКОЛАЕВ.Едем.

СЕРГЕЕВ.Нет, посидим. А то я сейчас умру.

НАТАША.Мне надо записать ваши данные. Все телефоны, адреса. Ну, вдруг да что. Таков порядок.

СЕРГЕЕВ. А вы гарантируете, что наши данные не будут преданы огласке?

ИВАНОВ. Чего? Вот, Наташенька, я уже записал всё, я знал, что надо будет.

СЕРГЕЕВ.Слушайте, а почему всё вы да вы? Вас что, избрали старшиной, вожатым? Вы прапорщик? Я понимаю, что у вас опыт администрирования, но в филармонии! А я всю жизнь проработал в городской администрации, заместитель заведующего отделом ЖКХ. У меня тоже есть организаторские способности.

НАТАША. Тише! Тут неразборчиво. Можно, я переспрошу? Сергеев? Это вы. Иванов – вы. Павлов – вы. Николаев – вы. Петров – вы. Турмагомедов – вы. Всё? Семь должно быть? Или шесть?

ПАВЛОВ. Ну, конечно, эти танцы, должен я вам сказать.

СЕРГЕЕВ. А что? Припадания, ручеёк, ручеёк, припадания. Очень русские движения такие, патриотические такие.

ПАВЛОВ.Но ведь это Германия, Берлин! Ну, не знаю. Я ведь большой специалист по балету. У меня две книги по хореографии вышли. Я кое-что понимаю в пластике.

СЕРГЕЕВ.Фу-ты, ну-ты, ножки гнуты.

НАТАША.Правда? А чем вы занимались? Вы книги пишете?

ПАВЛОВ.Я – балетный критик Павлов. У меня книги!

СЕРГЕЕВ.Ой, да какие книги? Самиздат какой, поди, да?

ПАВЛОВ.Да. В самиздате я издал 150 экземпляров каждой книги. И что? Теперь это раритет. Их расхватали, они разошлись по рукам.

СЕРГЕЕВ.Да, да. Прям вижу, как книжки ваши вырывает тунгус из рук друга степей калмыка. Ну, и что, что книги? А я в горадминистрации всю жизнь. ЖКХ моя вотчина была всю жизнь.

ПАВЛОВ.Вот, значит, кто виноват в наших дорогах, в отоплении, в грязной воде из-под крана. Молчали бы, не признавались.

СЕРГЕЕВ.Я работал честно, товарищ балетный критик! У меня вся стена дома в грамотах! У меня в моем отделе был порядок! А теперь я вообще поселился в прокуратуре. Только и пишу на всех заявления, только и сижу в судах. Я столько написал заявлений – гору! Как на работу в эту прокуратуру хожу, каждый день! Меня там каждая собака знает!

НИКОЛАЕВ. Да кто тебя не знает. Ты каждый день в ящике в передаче «Из зала суда». Сутяжник, доносчик и сплетник. Я с завода. Помню его. Он по телевизору чуть ли не каждый день, в скандалах, в судах с пеной у рта чего-то доказывает.

СЕРГЕЕВ.Да, я активный! Я вообще политикой занимаюсь. Я оппозиционер! Я против всего! Постоянно критикую правительство, законы, депутатов!

ПАВЛОВ. Знаем таких. Диванные войска.

СЕРГЕЕВ.Да! То есть, нет, не диванные! Я постоянно у телевизора, в интернете, пишу много в интернете, потому что многое надо исправить, а точнее – всё.

НИКОЛАЕВ.Может, тебя президентом назначить, раз ты такой умный?

СЕРГЕЕВ.Я выдвигался и не раз.

НИКОЛАЕВ.В президенты?

СЕРГЕЕВ.В депутаты.

НИКОЛАЕВ.И что, не взяли?

СЕРГЕЕВ.У них всё куплено, вы же знаете! Они продажные, и я их вывожу на чистую воду каждый день, пишу и пишу!

НИКОЛАЕВ.Сутяжник, говорю же.

НАТАША.Дедуля, тихо.

НИКОЛАЕВ.А что ему, внученька, сказать?

СЕРГЕЕВ.Она ваша внучка?

НИКОЛАЕВ.И что? Внучка. Она и позвала меня сюда. Меня и взяли.

НАТАША.Ну, а что ему сидеть дома? Бабушка умерла год назад. Он или дома сидит, или на даче. Ему скучно.

НИКОЛАЕВ.Хватит тебе.

НАТАША.Деда, я скажу! Ну вот. Пусть он будет на сцене. Раз у меня не получается – пусть дедушка артистом станет. Такое счастье, деда! Анастасия Олеговна такая артистка, я всё время за кулисами стою, смотрю, как она играет!

НИКОЛАЕВ.Не знаю, сильно нервная.

НАТАША.Это работа такая! Изматывает!

НИКОЛАЕВ.Ну, пусть идет на овощебазу, там, подикась, полегче.

НАТАША.Дедуля!

ПЕТРОВ.Она – стройняшка. Попка у неё, что надо.

НИКОЛАЕВ.Помолчите, тут девушка.

ПЕТРОВ.А что такого? И эта девушка – персик.

НИКОЛАЕВ.Сопли убери. Я уже заметил: у тебя бзик на этом деле, смотришь как-то на баб сильно горячо.

ПЕТРОВ.А что вы хотите, чтобы я был балетным критиком, и чтобы на мужиков смотрел бы горячо?

ПАВЛОВ.Это что за разговоры? Какое хамство!

ПЕТРОВ.Вот пусть балетный у нас и смотрит на мужиков горячо.

ПАВЛОВ.Отстаньте, жлобьё.

ИВАНОВ. Так. Стоп. Друзья, раз уж мы оказались в одной лодке …

ПАВЛОВ.Шестеро в лодке, не считая собаки …

НИКОЛАЕВ.Чего?

ПАВЛОВ.Да так. Ой, деревня …

ИВАНОВ.Так вот. Проведем оперативку.

ПЕТРОВ.Погодите, а что вы там говорили насчет лифчиков?

СЕРГЕЕВ.Каких лифчиков?

НАТАША.Каких лифчиков?

ПЕТРОВ.Ну, вы сказали, что четыре раза надо будет для спонсора на сцене показать лифчики.

НИКОЛАЕВ.Девчонка краснеет, а ты?

НАТАША.Нет, нет, я не краснею! Там по договору со спонсором Анастасия Олеговна должна будет четыре раза бюстгальтеры показать. Ну, которые шьются на этой фабрике. Ну, как реклама. Скрытая.

СЕРГЕЕВ.И как она их показывать будет?

НАТАША.Ну, как я слышала – все в театре говорят про это – она должна будет, ну это, так сказать … Раздеться на сцене.

ПАВЛОВ.Господи, какой кошмар. Падение нравов.

СЕРГЕЕВ.Гибнет Россия.

ПАВЛОВ.В балете такое невозможно.

ПЕТРОВ.Конечно. Там хоть сто лификов можно за вечер показать. Полуголые скачут.

ПАВЛОВ. Что вы понимаете в балете? Впрочем, пустое. Вот что важно: так, я сразу заявляю - мне за границей: отдельный номер.

ПЕТРОВ.То есть?

ПАВЛОВ. Ну, было сказано, что у нас будут заграничные гастроли. Я заявляю: я буду жить отдельно от всех.

ПЕТРОВ.Ещё чего. Вот мне – точно надо отдельный. По причинам по моим личного характера.

ИВАНОВ. Хватит. Всем будет по отдельному! Уже разбежались, рты раскрыли!

СЕРГЕЕВ (смеётся, Петрову). Дедушка, выходите из трамвая, да побыстрее!

НИКОЛАЕВ. По отдельному деревянному костюму вы получите. Готовьтесь. Скоро у нас у всех примерка.

СЕРГЕЕВ. Какой-то юморок у вас мрачный. Не хорошо. Не патриотично. Россия ведь встала с колен …

ПЕТРОВ.А почему у нас Турмагомедов молчит?

ИВАНОВ.Иван Туругульдыевич, скажите что-нибудь.

ТУРМАГОМЕДОВ.Ich war eigentlich tausendmal im Ausland. Und ich bin nicht daran interessiert, was Sie jetzt sagen. А ещё у меня одна дочка в Швейцарии. И ещё одна в Португалии.

СЕРГЕЕВ.Не козыряйте тут своими знаниями. Ну, и что, что вы умеете по-английски?

ТУРМАГОМЕДОВ.Это я говорил по-немецки.

СЕРГЕЕВ.Плохо же вы их воспитывали, что они разбежались. Не патриотично.

ТУРМАГОМЕДОВ.Почему это? На пятерки учились, с отличием дипломы получили. Вот и уехали.

СЕРГЕЕВ.Это ж надо же – вот, вот, вот оно: вымирает русский народ!

ТУРМАГОМЕДОВ.А при чём тут русский народ?

СЕРГЕЕВ.Ну, да. Какой-то нацмен сделал одиннадцать штук киндеров.

ИВАНОВ.Так, тихо, тихо.

ПЕТРОВ.Ну, а вот у вас сколько детей?

СЕРГЕЕВ.У меня трое. Разъехались.

НИКОЛАЕВ.У меня двое. Тоже разъехались. Хоть внучку оставили и за то спасибо, не так скучно.

ИВАНОВ.А вы что молчите?

ПАВЛОВ.Не ваше дело.

Все вдруг повернулись и увидели, что в двери вошел и давно уже стоит маленький, щупленький старикашка в костюме не по размеру. На носу очки минус десять.

ИВАНОВ.А вы что? Вы кто?

СИДОРОВ.Я во все двери потыркался и вот пришел. Сидоров Эрик Леонидович. Я опоздал? Ну, ладно, я тогда пойду.

ИВАНОВ.Куда пойду? Вы кастинг прошли?

СИДОРОВ.Прошла … Прошел. Сказали к одиннадцати прийти сегодня, а я вот позже …

ИВАНОВ.Ну, вы участвуете в дискуссии? Слышали, о чем мы тут говорили? Что скажете?

СИДОРОВ.Да я не знаю … я всю жизнь сторожил … сторожем в детском садике проработал. Что мне сказать? Я и сейчас сторожу помаленьку. А в театр на просмотр пришли… пришло … пришёл по объявлению …

ПАВЛОВ.Какой-то он странный. Ему только шпионов и предателей в фильмах играть.

СИДОРОВ.Вот и пришёл взял. Всё приработок. Всё копеечка.

ИВАНОВ. Да, да. Всё копеечка. А где я вас видеть мог?

СИДОРОВ.Нигде. Нет. Мы не виделись.

НИКОЛАЕВ.Да мы все с одного района. Все где-нибудь сталкивались. Может, в магазине, на молочной кухне, в больнице. Хоть где. Так, нет?

СИДОРОВ.Да. Я вас всех знаю. Всех видел. Вот вы - Иванов, вы - Петров, потом -Сергеев, Николаев, Павлов, Турмагомедов, и я вот – Сидоров Эрик Леонидович. Ну, такая вот фамилия и такое имя. Бывает.

ИВАНОВ.Ну да, бывает.Я вам говорил про группу «Друзей Мата Хари» в ДК «Шинник»? Так вот – каждый вторник мы там встречаемся, ясно? И данные все отдайте Наташе. Вот сюда, на листочке вот тут запишите …

Сидоров пишет на листочке у стола, пыхтит.

Петров и Николаев в стороне, шепчутся.

ПЕТРОВ. Да, я решил, что я сделаю ей предложение. Она улыбнется, согласится, засмеётся и убежит.

СЕРГЕЕВ. Как сделаешь?

ПЕТРОВ.Ну так. А что? Разница у нас никакая. Тридцать лет. Что это для вечности? Ерунда. Поживём ещё.

СЕРГЕЕВ. А ты ещё умеешь?

ПЕТРОВ. Чего?

СЕРГЕЕВ. Доставить удовольствие?

ПЕТРОВ. Ну, а как нет? Стал бы я так просто к ней приставать. И если бы нет, то я бы сидел дома и не квакал. А я видишь – я буду выходить в спектакле с нею, стоять рядом. Нюхать, как пахнут ее волосы. Ну, и так далее.

СЕРГЕЕВ. А я, как узнал, что я импотент – у меня прям гора с плеч свалилась. Жалко, что только месяц будут репетиции.

ПЕТРОВ. И что? Спектакль снимут, да, но мы остается. Наш кружок друзей Мата Хари будет по-прежнему существовать.

СЕРГЕЕВ. Но вы же с ней вместе будете жить, вам не до нас будет. Мы старые пердуны.

ИВАНОВ (громко). Я полюбил смотреть телесериалы. Жена любила, я терпеть не мог. Потом она померла, прошло какое-то время, и я полюбил сериалы. Потому что я теперь их вслух смотрю.

ПЕТРОВ. То есть?

ИВАНОВ. Ну вот, я смотрю и говорю: «А сейчас дверь откроется, и они закричат: «Мама, я твой сын, ты меня выкинула на пойку, а я остался жив и я тебя люблю!».

ПЕТРОВ. Ну, и что?

ИВАНОВ. Ну, я говорю это вслух. И что ты думаешь? Через секунду дверь открывается, и артист кричит: «Мама, я твой сын, ты меня выкинула на помойку, а я остался жив, и я тебя люблю!».

ПЕТРОВ. Ну, и что?

ИВАНОВ. А потом я говорю себе: «Ага, сейчас дверь откроется и он закричит: «Ложись, поубиваю!».

ПЕТРОВ. И что?

ИВАНОВ. И дверь открывается, и он кричит: «Ложись, поубиваю!»

Открылась дверь. Входят Настя и Евгений.

НАСТЯ. Продолжим. Значит, так. Кто-то петь умеет?

ВСЕ. Умеет!

НАСТЯ.Кто?

ВСЕ.Мы все!

НАСТЯ.Да тихо вы, орёте!

ПАВЛОВ.Я могу что-нибудь из оперы или из оперетты. «Шимми», «Ха-ца-ца», «Карамболина». Нет?

СЕРГЕЕВ.Ха-ца-ца, танцуем без конца.Я могу «Цыганочку» с выходом. Или гопака. Что-то патриотическое - тоже.

НАСТЯ.Не надо. Мне надо что-то дореволюционное. Вы же должны помнить? Какие-то романсы, что ли? Нет?

ТУРМАГОМЕДОВ.Могу на узбекском. Узбекская народная песня! (Поет). «Men dasht orqali ketyapman! Barcha paxta bor borayotgan yotipti! A qush kuylash emas! Quyosh botadigan!»

НАСТЯ. Это что?

ТУРМАГОМЕДОВ. Это на узбекском. Перевод такой: «Я еду по степи! Там везде хлопок растет! Птица не поёт! Солнце садится!».

НАСТЯ. Слушайте, кончайте уже про хлопок. Полиглот вы наш. Господи. Позорище какое. Не надо ничего азиатского. Это будет спектакль абсолютно европейский, европейского уровня, понимаете?

ИВАНОВ. Русланова, Утесов, Вертинский, Ляля Черная, Зыкина не пойдут? Могу вспомнить.

НАСТЯ. Ой, всё. Я же прошу что-то европейское, а не эту вашу калинку-малинку.

НИКОЛАЕВ. А знаете, вот у меня фляжечка есть. Вот!

НАТАША. Дедуля!

НИКОЛАЕВ. Тихо ты! Ну вот. Надо бы взбрызнуть, а? Отметить? Начало, а? Мы вот выпьем и сразу запоем. Я всегда как выпью – сразу петь начинаю. Сразу пою: «На тот большак на перекрёсток!» …

ЕВГЕНИЙ.Какой большак?

НИКОЛАЕВ.На котором невозможно жить без любви. Ну, для смачивания связок всегда надо горло прополоскать.

НАТАША.Дедуля!

ЕВГЕНИЙ. Послушайте, это категорически запрещено для актеров – спиртное на репетиции и на спектакле! Дайте сюда вашу фляжку!

НАСТЯ. А это кто такой? Кучка грязи какая-то. Вас не было, кажется?

СИДОРОВ.Я чуть-чуть опоздал.

ЕВГЕНИЙ.Простить артиста, не явившегося на спектакль или репетицию, может только смерть!

НАСТЯ.Ну, хватит тебе, балаболка.

СИДОРОВ.Дак я же не умер, пришел.

НАСТЯ.Кто вы? Очередной Иван?

ЕВГЕНИЙ.Я что-то не помню вас на кастинге.

СИДОРОВ.Нет, я был! Был, и вы меня позвали! Я во все двери потыркался на этаже и вот сюда пришел.

НАСТЯ.Ой, горе. Потыркался он, потыркался.

ЕВГЕНИЙ.Настя, ну, наверное, я его позвал для разнообразия, для настроения, для колорита, маленький, худенький, эдакий дрищ … Нам нужна такая краска.

НАСТЯ.Нет, ты посмотри на это чудо: две доски, а между ними голова вставлена. Горбыль, а не человек. Ты уже сам не помнишь, кто у тебя на кастинге был. Поди, в дупелину был, в лоскуты пьянёхонек.

ЕВГЕНИЙ.Неправда. И прекрати так говорить. Художника обидеть может каждый.

НАСТЯ.Ой, всё! Короче, пусть этот дрищ остается. А что они у тебя на кастинге делали? Пели, танцевали?

ЕВГЕНИЙ.Какой там пели. Не видишь – завалятся на премьере в кулису и будут там до поклона лежать. Так просто - мы сидели и разговаривали.

НАСТЯ.Особенно с этим вы сидели, гляжу. Который самогон гонит, с ним ты разговаривал, гляжу.

ЕВГЕНИЙ.Неправда. Ты сама сказала – мне стариков надо для спектакля, вот я и набрал тебе стариков.

НАСТЯ.Ой, с каких сторон понабрал ты ворон?

ЕВГЕНИЙ.Ну, так что вам, и что вы хотите? Как вас зовут?

СИДОРОВ.Я Сидоров Эрик Леонидович.

НАСТЯ.Ну, это ещё как-то запомню, поди. Эту фамилия и это имя как-то ещё можно вынести. Слушай, а можно им нашить номера? Наташа, я тебя просила, ты сделала?

НАТАША. Да, вот они! Я принесла с собой – с первого по <

⇐ Предыдущая 123 4 Следующая ⇒