Рис. 1. Схема центрального звена психологического механизма творческого акта по Я. А. Пономареву

Рис. 1. Схема центрального звена психологического механизма творческого акта по Я. А. Пономареву

Критерием творческого акта, по Пономареву, является уровневый переход: потребность в новом знании складывается на высшем структурном уровне организации творческой деятельности; средства удовлетворения этой потребности складываются на низких структурных уровнях. Эти средства включаются в процесс, происходящий на высшем уровне, что приводит к возникновению нового способа взаимодействия субъекта с объектом и возникновению нового знания. Тем самым творческий продукт предполагает включение интуиции и не может быть получен на основе логического вывода.

Рассмотрим роль интуиции в творчестве. Интуитивный опыт может быть назван бессознательным по двум причинам: во-первых, он образуется помимо воли субъекта и вне поля его внимания; во-вторых, он не может быть произвольно актуализирован субъектом и проявляется только в действии.

Для иллюстрации этих положений Пономарев проводил множество экспериментов. Вот один из них. Испытуемому давалась задача, где сознательно стремясь к некоторой цели, он попутно должен был совершить ряд предметных преобразований, непосредственно на достижение этой цели не направленных.

Таким образом, в этой задаче формируется как прямой, так и побочный продукт действия. Пономарев приводил такой житейский пример для различения прямого и побочного продукта. Ветер из открытого окна сдувает находящиеся на столе бумаги. Чтобы они не улетали, работающий за столом пользуется каким-либо тяжелым предметом. При этом ему безразлично, был ли это камень, пепельница или что-либо еще, и какое место занял предмет на листе бумаги. Прямой продукт действия здесь связан лишь с некоторыми свойствами предмета (объем, масса), существенными с точки зрения цели действия. Другие же свойства предмета (цвет, текстура, некоторые особенности формы) и его положение на листе образуют побочный продукт, не связанный непосредственно с успехом действия.

После завершения первого задания испытуемому давалось следующее, которое проверяло, какой опыт сложился у испытуемого в итоге выполнения первого. Точнее, выяснялось, в каких условиях испытуемые могут воспроизвести те свойства предметов, которые связаны с побочным продуктом действия.

В одном из конкретных вариантов своих экспериментов Пономарев просил испытуемых образовать рисунок из фрагментов, находящихся на разных планках (разрозненных частях). Когда испытуемые выполняли задание, складывающийся рисунок был прямым продуктом их действия, и после окончания опыта они легко могли вспомнить, какие рисунки они сложили. Расположение планок при решенной задачи не было непосредственно связано с целью, которую испытуемый преследовал, оно было побочным продуктом. Когда испытуемого просили сделать чертеж расположения планок или дать словесный отчет, то он оказывался неспособным сделать это, по крайней мере в отношении последних задач. Однако это не означает, что побочный продукт не запечатлевается совсем: те же самые испытуемые могли верно воспроизвести расположение, раскладывая сами планки на столе в перевернутом виде, то есть без опоры на рисунок.

Следовательно, в ходе нашей деятельности складывается не только сознательный, но и особый интуитивный опыт, который включает в себя то, что не связано с целью действия и по этой причине не находится в поле нашего внимания. Те свойства предметов, которые не попадают в поле нашего внимания, не исчезают для нас совсем, но и не доступны нашему сознательному контролю. Интуитивный опыт, складывающийся вне сознательного желания субъекта, проявляется только в его действиях.

Пономареву удалось выявить и некоторые другие любопытные свойства интуитивного опыта. В еще одном его эксперименте испытуемым давалась задача «Политипная панель», где от них требовалось надеть по определенным правилам серию планок на панель. Форма итогового расположения планок на панели была побочным продуктом действия. После того как испытуемые относительно легко выполняли задание, им давалась следующая задача, состоявшая в нахождении пути в лабиринте. Идея эксперимента заключалась в том, что оптимальный путь в лабиринте повторял по форме итоговое расположение планок в задаче .Панель.. Результат оказался следующим: если в обычных условиях, проходя лабиринт, испытуемый совершал 70 - 80 ошибок, то после решения задачи .Панель. - не более 8 - 10. Самое удивительное, однако, состояло в том, что стоило только потребовать от испытуемого объяснять причину выбора пути в лабиринте, как число ошибок резко возрастало.

Пономарев сообщает, что когда он ставил этот вопрос на середине пути своим испытуемым, совершившим до того 2 - 3 ошибки, во второй половине пути они совершали 25 - 30 ошибок. Основной теоретический вывод, который можно сделать из описанного эксперимента, состоит в том, что люди могут функционировать в различных режимах. В хорошо осознанном логическом режиме они не имеют доступа к своему интуитивному опыту. Если же в своих действиях они опираются на интуитивный опыт, то тогда они не могут осуществлять сознательный контроль и рефлексию своих действий.

Основой успеха решения творческих задач является способность действовать «в уме», определяемая высоким уровнем развития внутреннего плана действия. Эта способность, возможно, является структурным эквивалентом понятия «общая способность», или «генеральный интеллект».

С креативностью соотносятся два личностных качества, а именно — интенсивность поисковой мотивации и чувствительность к побочным образованиям, которые возникают при мыслительном процессе.

Пономарев рассматривает творческий акт как включенный в контекст интеллектуальной деятельности по следующей схеме: на начальном этапе постановки проблемы активно сознание, затем, на этапе решения, активно бессознательное, а отбором и проверкой правильности решения (на третьем этапе) вновь занимается сознание. Естественно, если мышление изначально логично, т. е. целесообразно, то творческий продукт может появиться лишь в качестве побочного. Но этот вариант процесса является лишь одним из возможных.

Глубокие и оригинальные идеи Пономарева, к сожалению, не были в свое время (60-е гг.) подхвачены и развиты коллегами. А за границей они и вовсе не стали известны - обычная проблема «железного занавеса» и языкового барьера. В результате открытие Пономарева было сделано на Западе повторно Дональдом Бродбентом, в другой форме и с опозданием на 20 лет.

Дайана Берри и Дональд Бродбент исследовали границы познавательных ресурсов. В качестве стимульного материала они использовали задачи в форме компьютерных игр. Бери и Бродбент изучали решение испытуемыми двух аналогичных с формальной точки зрения задач. Первая задача заключалась в управлении сахарной фабрикой. Испытуемый должен был поддерживать на определенном уровне производство сахара. Результат зависел от уровня производства, достигнутого на предыдущем шаге, и числа занятых рабочих. Число рабочих было единственной переменной, которой испытуемый непосредственно управлял. Вторая задача на взаимодействие с компьютерным персонажем состояла в том, чтобы добиться от персонажа дружественных реакций. Эти реакции зависели от состояния персонажа на предыдущем шаге и выбора испытуемым одного из прилагательных, соответствующего различным типам отношений. После тренировки в решении задачи испытуемого просили заполнить вопросник, в котором нужно было предсказать, учитывая состояние системы на предыдущем шаге и вводимый параметр, какого состояния система достигнет на следующем шаге.

Результаты побудили авторов различить «имплицитное» и «эксплицитное» знание. После 60 действий с системой испытуемые выходили примерно на уровень 80% правильных решений. В ответах же на вопросник их успешность оставалась на уровне 15%, не превосходя результаты тех, кто имел значительно меньший опыт и успешность работы или не имел опыта вообще. Более того, те испытуемые, которые лучше справлялись с задачей управления, показывали значимо худшие результаты в ответах на вопросы. Словесное обучение решению задач улучшало ответы на вопросы, но не успешность управления системой.

Следующий шаг Берри и Бродбента состоял в анализе понятия заметности (salience) отношений между переменными. Они разработали два варианта задачи на взаимодействие с компьютерным персонажем. В варианте с заметным отношением между переменными реакция системы на действие испытуемого проявлялась немедленно после этого действия, то есть связь между входом и выходом системы была легко доступна испытуемому. В задаче с незаметным отношением реакция системы на действие испытуемого выявлялась только после осуществления следующего действия. В «заметной задаче» успешность ответов испытуемых на вопросы была высокой и позитивно коррелировала с успешностью управления. В «незаметной задаче» успешность ответов была низкой и не коррелировала с управлением.

Результаты дали основание Берри и Бродбенту различить знания по возможности вербализации. Они выделили имплицитное и эксплицитное знание. Эксплицитным определялось знание, которое в разной степени полно и содержательно человек может выразить в словах, в то время как к имплицитному знанию относилась способность действовать интуитивно в поисковом режиме.

При имплицитном, или неселективном, обучении субъект ориентируется сразу на многие переменные и фиксирует связи между ними. Связи фиксируются в конкретной форме и не обобщаются. Образующееся в результате этого обучения знание носит невербальный характер и может быть использовано для построения действия, но не для словесных ответов. При эксплицитном, или селективном, обучении субъект принимает во внимание только ограниченное число переменных, между которыми устанавливаются обобщенные отношения. Получаемые в результате такого обучения знания хранятся в вербальной форме. Это быстрый и эффективный метод, однако он оказывается неприменимым, когда существует много нерелевантных переменных, то есть в случае задачи с незаметным отношением между релевантными переменными.

Итак, можно подвести некоторые итоги и сравнить между собой результаты, полученные в СССР и Великобритании. Эксперименты дают основания говорить об особом типе знания, которое может быть названо интуитивным (по терминологии Я.А.Пономарева), или имплицитным (по терминологии Д.Бродбента). Главной его характеристикой является то, что оно может служить основой практического действия, не будучи при этом осознанным и доступным вербализации. Это знание порождается в особых условиях. Для Пономарева условием порождения этого знания выступает наличие побочного продукта действия, для Бродбента - присутствие в задаче связи между переменными, которая находится вне поля внимания субъекта. В обоих случаях речь идет о ситуациях, где обучение совершается без участия процессов сознания.

Пономарев рассматривал логическое и интуитивное как два полюса, когда работает один механизм, другой не работает. Пономарев связал интуитивное знание с творчеством. При столкновении с проблемной ситуацией человек вначале использует готовые логические способы решения. Однако, если проблема является для субъекта творческой, этих способов оказывается недостаточно. Тогда подключаются интуитивные уровни переработки информации.

Роль интуитивного опыта в творчестве может быть как положительной, так и отрицательной. Интуитивный опыт ригиден и может задавать стереотипы. Человек может непосредственно совершать действие на основе интуитивного опыта. (это вариант решения бродбентовской задачи) или совершать действие на основе трансформации интуитивного опыта. В этом случае происходит вначале интуитивное решение в форме «озарения», а затем его логическое оформление.

Рассмотрение проблемы интуиции в мышлении было бы неполным без рассмотрения работ нобелевского лауреата Герберта Саймона. Исходный интерес Саймона лежал в области исследования мышления руководителей. Одна из существенных способностей хорошего управленца состоит в том, чтобы, быстро охватив всю ситуацию в целом, принять правильное решение даже в тех случаях, когда точный логический расчет не возможен. Эту способность Саймон называет интуицией. Для ее объяснения американский ученый пользуется аналогией с мышлением шахматиста. Высококвалифицированные шахматисты (мастера и гроссмейстеры) не очень превосходят менее сильных игроков скоростью, глубиной и широтой расчета вариантов, но зато демонстрируют исключительную способность к моментальному и прочному запоминанию позиций.

Саймон предположил, что дело здесь не в самих по себе способностях кратковременной памяти шахматистов, а в том, что они обладают большим количеством паттернов, описывающих типичные пешечные и фигурные структуры на шахматной доске. Столкнувшись с новой позицией, хороший шахматист видит не 20 - 30 разрозненных фигур, а несколько знакомых конфигураций, каждая из которых включает определенное число фигур и пешек.

Саймон (Simon, 1987) предполагает, что природа интуиции заключается в способности мгновенно ухватить ситуацию благодаря наличию соответствующим образом структурированного прошлого опыта. Это мгновенное схватывание противопоставляется логическому мышлению, которое приходит к своему результату путем последовательного осуществления цепи умозаключений.

Понимание интуиции Саймоном отличается от взглядов Пономарева. Паттерны в долговременной памяти способствуют формированию репрезентации проблемной ситуации, в то время как интуитивный опыт в смысле Пономарева проявляется на уровне действия. Хотя Саймон не уделяет специального внимания исследованию вопроса о формировании паттернов, кажется достаточно очевидным, что они образуются в результате длительного и вполне сознательного решения задач в соответствующей области.

⇐ Предыдущая 123 Следующая ⇒