СССР‑КС3»

«СССР‑КС3»

Борису Мельникову был хорошо знаком гигантский ракетодром на берегу Клязьмы. Это было памятное ему место. Отсюда в первый раз он покинул Землю на звездолёте «СССР‑КС2», управляемом Сергеем Александровичем Камовым. Сюда вернулся корабль под управлением Белопольского, оставив на Марсе своего командира, считавшегося погибшим. Здесь произошла незабываемая встреча с Камовым, чудом спасшимся от смерти. Отсюда, в составе экспедиции Белопольского – Пайчадзе, он на том же «СССР‑КС2» вылетел на Луну и, пробыв на ней три недели, вернулся снова на это место. И, наконец, отсюда же отправилась на спутник Земли английская экспедиция Уильяма Дженкинса, в которой Мельников был единственным русским участником.

Когда‑то на этом поле производились испытательные полёты атомных ракет. Это был период подготовки к космическим рейсам. После полёта «СССР‑КС2» на Марс ракетодром полностью перешёл в ведение звездоплавателей. Теперь это было место испытаний, стартов и финишей советских космических кораблей. Деревянную ограду заменила чугунная решётка. Взлётное поле было сплошь бетонировано. Нигде в мире не существовало подобной площади величиной в двенадцать с половиной квадратных километров, гладкой и ровной, как стол. Здание межпланетного вокзала было всё то же, что и раньше – белое, с плоской крышей, обнесённой мраморной балюстрадой. Но вокруг него вырос теперь целый город. Два завода, производящих части космических кораблей, механизмы и оборудование, астрономическая обсерватория, институт космогонии, многочисленные лаборатории и жилые дома были распланированы концентрическими полукругами, упиравшимися концами в ограду ракетодрома. Правильные линии полукруглых улиц, обсаженных деревьями, единая архитектура придавали городу, названному «Камовск», геометрический вид. В полуцентре, находящемся у здания вокзала, на площади возвышался стальной обелиск, установленный в память первого космического рейса на Марс. На нём были помещены барельефы четырёх участников исторического полёта.

Мельникова всегда смущал этот памятник, и он постарался отвлечь внимание Ольги, чтобы она не увидела его собственного изображения, помещённого как раз на стороне, обращённой к вокзалу.

– Помнишь, – сказал он, указывая на крышу, – как восемь лет тому назад здесь стоял Сергей Александрович, которого мы считали погибшим, и наблюдал за приземлением «СССР‑КС2». Как печально было наше возвращение, и какая огромная радость ждала нас!

– Минуту, когда мы его увидели, нельзя забыть.

Ольга благодарно и нежно сжала руку мужа.

Они вышли из машины и поднялись по широкой лестнице. Дежурный вахтёр шагнул к ним, чтобы спросить пропуск, но, узнав Мельникова, молча посторонился, приложив руку к козырьку фуражки.

Громадный вестибюль, отделанный красным мрамором, залитый солнечным светом, проникавшим через прозрачный потолок, был, как всегда, пустынен. Широкая застеклённая дверь вела на поле, но Мельников провёл жену через боковой проход.

По тишине, царившей вокруг, казалось, что в здании никого нет, но сейчас же вслед за ними поспешно вышел невысокий человек, одетый в синий рабочий комбинезон.

Ольга сразу узнала его, хотя раньше никогда не видела. Его внешность была ей известна по газетным портретам. Имя этого человека, не участвовавшего ни в одном космическом рейсе, было неразрывно связано с ними. Он подготавливал и выпускал в путь все звездолёты, стартовавшие с этого поля, начиная с самого первого, на котором Сергей Александрович Камов совершил полёт вокруг Луны. Это был начальник ракетодрома – инженер Ларин.

– Мне сообщили о вашем приезде, – сказал он, подходя к ним. – Здравствуйте, Борис Николаевич!

Мельников крепко пожал руку старого друга.

– А вы, Ольга Сергеевна, – Ларин галантно поцеловал её руку, – приехали, конечно, осмотреть корабль…

«Откуда он меня знает?» – подумала Ольга.

– К сожалению, не могу сопровождать вас. Времени мало, а работы ещё много. Константин Евгеньевич приказал в третий раз проверить все приборы и аппараты. А сегодня уже восьмое!

Мельников улыбнулся. Он хорошо знал, что Белопольский, доверяя Ларину, никогда не давал ему никаких указаний, но сам инженер не три, а пять раз и больше проверял оборудование каждого корабля, прежде чем дать разрешение на его вылет.

– Мы обойдёмся сами, – сказал он. – Не задерживайтесь из‑за нас, дорогой Семён Павлович.

Инженер попрощался и ушёл.

Бетонное море, расстилавшееся перед ними, было совершенно пусто. Только далеко, почти на самом горизонте, виднелись какие‑то предметы и двигались крохотные машины. Там, в двух километрах отсюда, находился «СССР‑КС3».

– На чём же мы поедем? – спросила Ольга, не видя кругом ни одного автомобиля.

Мельников, думая о чём‑то своём, не ответил. Ольга повторила вопрос.

– Да! – сказал он. – Прошло только восемь лет, а как всё изменилось! Это поле так же не похоже на прежнее, как наш «КСЗ» не похож на «КС2». Всего только восемь лет! А «КС2» уже устаревшая конструкция… Никто сейчас не полетит на таком корабле, а он был чудом техники. Когда мы вылетали на Марс, это поле было покрыто травой, корабль находился в восьми километрах отсюда, и его не было видно, и наша машина шла по дороге, ничем не отличавшейся от просёлочной. Ты спрашиваешь, на чём мы поедем? Идём! Сейчас увидишь!

Он провёл её обратно в здание вокзала. Войдя в вестибюль, Ольга увидела высокого молодого человека, который сразу подошёл к ним и поздоровался с её мужем.

– Познакомьтесь, – сказал Мельников. – Это моя жена – Ольга Сергеевна. А это, Оля, участник нашего полёта – Леонид Николаевич Орлов.

Молодой человек поклонился и пожал руку Ольге. Он сделал это так осторожно, что она сразу поняла, какой огромной физической силой обладает Орлов. В его худощавости, которую подчёркивал высокий рост, безошибочно угадывались железные мускулы. На удлинённом, с тонкой линией губ, сильно загорелом лице выделялись необычайно красивые, голубовато‑зелёные глаза. Точно два чистейших аквамарина были вставлены в оправу длинных чёрных ресниц.

Ольга хорошо знала, кто такой Орлов. Несмотря на молодость, он был уже широко известным астрономом. Белопольский, всегда очень осторожный в оценках, называл его самым талантливым из своих учеников.

– Зачем пожаловали? – спросил Мельников.

– Хочу увидеть, наконец, наш корабль.

– Как? – удивилась Ольга. – Вы его ещё не видели?

Орлов засмеялся. Его смех был чист и звонок, как у молодой девушки. Белоснежная линия зубов словно осветила лицо.

– Я не энтузиаст звездоплавания, – сказал он. – Лечу только потому, что предстоит посещение астероида. Астероиды, – прибавил он, – моя специальность.

– Неужели вас не интересует корабль?

– Как видите, интересует. Но осмотреть его раньше у меня не было времени. Кроме того, – он наклонился и доверительно шепнул на ухо Ольге, – я боюсь полёта. Опасался, что, увидя корабль, потеряю душевное спокойствие. Только не говорите об этом Борису Николаевичу.

– Вы конечно шутите.

– Да нисколько! Боюсь, и не считаю это позорным.

– Зачем же вы согласились лететь?

– Так надо, – просто ответил он.

По тому, как были сказаны эти два слова, Ольга поняла, что Орлов ни перед чем не остановится, чего бы ни потребовала от него его наука.

Мельников отворил высокую двустворчатую дверь. Ольга ожидала, что за ней опять окажется какое‑нибудь помещение, но ошиблась. За дверью была неширокая мраморная лестница, уходившая вниз. Спустившись по ней, они очутились на перроне, до такой степени похожем на перроны метрополитена, что Ольга в изумлении остановилась на нижней ступени.

Всё здесь было такое же, как на станциях метро. Блестящий каменный пол, мраморные стены с бронзовыми украшениями, чёрное отверстие туннеля, рельсы и фигурные светильники на полукруглом потолке. Но всё было маленьким, что казалось моделью настоящей станции метрополитена. У перрона стоял крохотный вагон голубого цвета с такими же, как у поездов метро, раздвижными дверями. Внутри были такие же мягкие сиденья. По размерам и количеству сидений вагон был рассчитан, по‑видимому, человек на десять. В нём нельзя было стоять, а только сидеть, как в автомобиле.

– Перед вами, – сказал Мельников, – транспорт современного ракетодрома. Ну, как, нравится?

– Любопытно, – сказал Орлов.

– А кто управляет вагоном? – спросила Ольга.

– Никто. Наше метро полностью автоматизировано. Видите, на щитке горит зелёная лампочка. Это значит, что путь свободен и можно ехать. Прошу садиться!

– Значит, здесь не один вагон?

– Садитесь! Сейчас увидите.

Ольга, наклонившись, вошла внутрь вагона и села. За ней последовали её спутники. Передняя и задняя стенки имели такие же окна, как и боковые, и можно было видеть уходящий вдаль туннель, с длинным рядом зелёных огней, и такой же туннель позади. Только впереди он был прямой, сходящийся вдали в одну точку, а сзади сразу же сворачивал куда‑то в сторону.

Мельников сел рядом с Ольгой.

– Нажми кнопку с надписью «Центр», – сказал он.

– Это совсем как в лифте.

– Принцип один и тот же.

У каждого сиденья был расположен маленький щиток с двумя кнопками. На одной стояло «Центр», на другой – «Порт». Ольга нажала первую.

Двери вагона закрылись, и он плавно двинулся с места.

– Посмотрите назад, – сказал Мельников.

Обернувшись, они увидели точно такой же вагон, который остановился на освободившемся месте.

– Сколько же здесь всего этих вагонов? – спросила Ольга.

– Четыре. Два на одном конце линии и два на другом.

– Но так может случится, что все четыре на одном конце, – заметил Орлов.

– Нет. Если никто не едет из центра в порт, то, как только наш вагон пройдёт половину пути, один из находящихся там вагонов автоматически отправится на другой конец линии. Наше метро очень умное, – прибавил Мельников.

– А где идёт обратная линия?

– Рядом. По параллельному туннелю.

За время этого короткого разговора вагон успел развить полную скорость. Зелёные огни быстро мелькали за стёклами окон. Вдали уже виднелось светлое пятно станции.

– Три минуты, – сказал Мельников, – и два километра.

– Нас не может догнать вагон, идущий сзади?

– Он не двинется с места, пока мы не приедем, и наш вагон не освободит место у перрона. Я уже говорил – здесь всё автоматизировано.

Вагон, постепенно замедляя ход, подошёл к перрону и остановился. Двери раздвинулись. Только они успели выйти, вагон снова двинулся вперёд и ушёл, уступая место следующему.

– А если бы мы задержались? – спросила Ольга.

– Пока все не выйдут, вагон не уйдёт, – ответил Мельников.

– Вот это уже непонятно.

– А вместе с тем очень просто. Автоматика приводится в действие давлением на пол вагона. Если в нём находится кто‑нибудь или даже что‑нибудь, весом больше десяти килограммов, двери останутся открытыми, а в этом случае вагон не сможет двинуться вперёд.

– Действительно просто. А куда ушёл вагон?

– Он перейдёт на обратный путь, и будет ждать, пока стоящий перед ним не уйдёт.

– Любопытно! – повторил Орлов.

– Только ради этой дороги и то стоило приехать сюда, – сказала Ольга.

Наверх вела такая же лестница, как на вокзале. «Метрополитен» проходил близко к поверхности земли, и подниматься надо было всего на тридцать ступеней. Выход находился на уровне бетонного поля и был ограждён низкой решёткой, прикрытой сверху «зонтом» для защиты от дождя.

Выйдя наверх, они очутились в центре ракетодрома. Вокзал и окружавшие его здания казались отсюда совсем маленькими. Во все стороны простиралось ровное желтовато‑серое поле. Чугунная решётка, окружавшая ракетодром, чётко проступала на самом горизонте непрерывной чёрной линией, ограничивавшей кругозор. Видное отсюда целиком, поле казалось ещё грандиознее, чем от вокзала.

Четыре машины с брезентовым верхом стояли недалеко от входа в метро. Метрах в ста от них несколько человек в синих комбинезонах несли на плечах длинный, тускло блестевший на солнце металлический стержень, направляясь к какому‑то непонятному возвышению, выделявшемуся на ровном поле.

– Что это такое – спросила Ольга.

– Где? – Мельников посмотрел по направлению, куда указывала её рука. – Это наш корабль – «СССР‑КС3».

– Не понимаю.

– Я только что собирался спросить вас, где же корабль? – сказал Орлов.

– Подойдемте ближе, тогда поймёте, – ответил Мельников.

Они направились вслед за рабочими, нёсшими стержень. Подойдя вплотную к заинтересовавшему её предмету, Ольга поняла, в чём дело. «СССР‑КС3» лежал в глубокой бетонной траншее, над которой виднелась только его верхняя часть. Впереди корабля дно траншеи постепенно повышалось и далеко, в километре от них, сливалось с поверхностью всего поля.

Люди, нёсшие стержень, вошли в кабину, вероятно лифта. Человек, в таком же синем комбинезоне, но, очевидно, руководитель работ, подошёл к Мельникову.

– Привет, Борис Николаевич! – сказал он. – Приехали полюбоваться на свой корабль?

Это был один из помощников Ларина.

– Да, хотим осмотреть звездолёт.

– Пожалуйста! – Инженер жестом хозяина показал вниз. – Все люки сейчас открыты.

– Что это они несут? – спросил Мельников.

– Семён Павлович приказал заменить одну из крепящих переборок газового руля номер семь. Дефектоскоп обнаружил в металле раковину[1].

– Большую?

– Большую не пропустил бы завод. Одна пятая миллиметра. Она была обнаружена после четвёртого осмотра.

Когда инженер отошёл от них, Ольга спросила мужа:

– Неужели раковина размером в одну пятую миллиметра может играть какую‑нибудь роль? Ведь она так мала, что её простым глазом и не увидишь.

– Звездолёт, – ответил Мельников, – не должен иметь абсолютно ни одного дефекта. Даже самого, казалось бы, незначительного. В пути трудно, почти невозможно производить какой‑нибудь ремонт.

– Одна пятая, – сказал Орлов. – И это недопустимо? Ну что ж! Вы меня успокаиваете. При такой подготовке нет оснований для беспокойства.

Мельников засмеялся:

– Вы хотите всё‑таки убедить мою жену, что боитесь полёта. Она вам не поверит, как не верю этому я.

– А, так вы слышали? – весело сказал Орлов. – Но, верите вы или нет, я всё‑таки боюсь. Если это противопоказано для участников полёта, есть ещё время заменить меня кем‑нибудь другим.

– В первый раз всем страшно, – сказал Мельников. – Дело не в том, чтобы не бояться, а в умении преодолевать страх.

Они стояли на самом краю бетонной стены, отвесно спускавшейся вниз, и хорошо видели весь корабль. Его исполинские размеры поразили и Орлова и Ольгу.

«СССР‑КС3» имел в длину свыше ста пятидесяти метров и тридцать метров в поперечнике наиболее широкой части. По форме это была металлическая сигара с острым носом и массивной кормой, занимавшей треть корпуса, которая непривычному глазу могла показаться хаосом труб и раструбов различного размера и цвета, обращённых отверстиями во все стороны. Идеально гладкая поверхность звездолёта не имела ни одного шва, и было непонятно, как скреплялись между собой его части. Только посередине, почти от самого носа и до кормы, были заметны две параллельные узкие щели, идущие на расстоянии полутора метров друг от друга.

– Это крылья, – ответил Мельников на вопрос жены. – Сейчас они убраны внутрь. Когда мы достигнем Венеры и погрузимся в её атмосферу, крылья будут выдвинуты и корабль превратится в реактивный самолёт. Кстати, каждое крыло имеет пятьдесят метров ширины, в той части, которая примыкает к корме. У носа они сливаются с корпусом корабля. Получаются два огромных треугольника. Если смотреть на корабль сверху, в то время, когда его крылья раскрыты, то он имеет очень странный вид. Представь себе равносторонний треугольник, высота которого равна ста метрам, а основание – ста тридцати. Позади этого треугольника хвост длиной в пятьдесят и толщиной в тридцать метров. Это корма корабля, его движущая часть. Представляешь?

– Откровенно говоря, плохо.

– Ну смотри, я нарисую на бумаге… Теперь ясно?

– Да, теперь начинаю понимать.

Ольга внимательно рассмотрела рисунок и передала его Орлову.

– А что это за линии на крыльях? – спросил астроном.

– Они не сплошные. Каждое крыло, имеет сложное устройство, позволяющее ему поместиться в корпусе корабля и не занимать много места. Части крыла входят одна в другую, наподобие частей раздвижной зрительной трубы, а конец ещё более сложного устройства. Как вы видите, длина крыла больше, чем длина корпуса корабля, и ему надо стать короче, чтобы иметь возможность войти в паз. Кроме того, борт не прямой, а полукруглый. Это ещё более усложняет конструкцию.

– Почему эти трубы на корме расположены в таком беспорядке? – спросила Ольга.

– Беспорядок только кажущийся. Это отверстия дюз и охлаждающая система.

Звездолёт должен иметь, возможность маневрировать. Вот почему дюзы повёрнуты во все стороны. Поток частиц, создающий реактивную тягу, можно направить туда, куда хочет командир корабля. Если этот поток движется назад, то корабль летит вперёд, и наоборот – если заработает дюза, расположенная слева, то корма отклонится вправо, а весь корабль повернёт налево. Кроме того, можно управлять и газовыми рулями, расположенными внутри дюз. Газовый поток, обтекая плоскость руля, отклонится в сторону, если руль повёрнут, и вызовет поворот всего корабля. Только угол поворота будет меньшим, чем при повороте с помощью дюз. И он произойдёт медленнее.

– Управление космическим кораблём, вероятно, чрезвычайно сложно, – задумчиво сказал Орлов.

– Сложно, конечно, но помогает автоматика. Сложность не в самом управлении, а в расчёте, который предшествует каждому манёвру. Нужно почти мгновенно определить угол поворота, безопасный для корабля и его экипажа. Ведь корабль летит с огромной скоростью. В этом нам помогут электронно‑счётные машины, которыми «СССР‑КС3» богато оснащён. А самый поворот совершается автоматически. Командиру надо только поставить ручку, предположим, левого поворота, на требуемый угол, и автоматы сами включат нужные дюзы или отклонят нужные рули. А когда корабль повернёт, он сам снова полетит прямо. Точно так же, автоматически, можно совершать и более сложные манёвры. Кроме того, существует автопилот, ведущий корабль без участия человека и самостоятельно маневрирующий в случае встречи с крупным метеоритом.

– А с мелкими?

– Радиопрожекторы корабля способны обнаружить метеорит диаметром в несколько сантиметров на расстоянии пяти тысяч километров. Этого вполне достаточно. «Увидя» метеорит, прожектор немедленно сообщает о нём в специальное расчётное устройство, которое в течение сотых долей секунды производит полный расчёт трассы метеорита и выясняет, может ли он столкнуться со звездолётом. Эти сведения передаются автопилоту для принятия необходимых мер. Но, если всё же более мелкий камешек налетит на корабль, беды не произойдёт.

Борт корабля двойной, и промежуток на наполнен слоем космонита.

– Позвольте! – сказал Орлов. – Космонит? Я что‑то слышал о нём. Кажется, это новое вещество, изобретённое специально для звездолётов.

– Совершенно верно. Космонит специально предназначен для космических кораблей. Синтезирован профессором Баландиным – участником нашей экспедиции. Это чрезвычайно вязкая, плотная и очень лёгкая смола. Метеорит, прибивший борт корабля, увязнет в ней. Кроме того, космонит в некоторых отношениях играет на корабле роль атмосферы – не пропускает внутрь вредных для человека излучений Вселенной, например космических лучей.

– Что ж, – сказал Орлов, – я считаю, что таких мер вполне достаточно. Их даже слишком много. Встреча с метеоритом практически маловероятна.

Эти слова были адресованы Ольге, и Мельников понял это. Он с благодарностью взглянул на астронома.

– Почему корабль лежит в яме? – спросила Ольга. – Как же он будет взлетать?

– Это стартовая площадка. В передней части корабля имеются выдвижные «лапы». Они поднимут нос звездолёта на нужный угол. Эти же «лапы» используются во время приземления, играя роль амортизаторов. Между прочим, это та самая конструкция, которую Сергей Александрович хотел разработать и оставить людям в наследство, когда, оставшись один на Марсе, он считал себя погибшим. Применявшиеся раньше колёса имеют много неудобств.

– Больше вопросов не имею, – шутливо сказала Ольга.

– Тогда спустимся вниз.

Автоматический лифт в несколько секунд доставил их на дно двадцатипятиметровой пропасти.

Снизу корабль казался ещё более грандиозным, чем сверху. Словно в самое небо уходили его гладкие округлые стенки. Где‑то там, на тридцатиметровой высоте, находилась его верхняя часть, не видная снизу. Нос и корма тоже были далеко. Глаз не мог охватить весь корабль – видел только незначительную часть, находившуюся непосредственно перед человеком – крохотным существом, создавшим этого исполина.

– Какая громадина! – Ольга подняла голову. Борт звездолёта нависал над ними как крыша. – Трудно себе представить, что это чудовище может лететь.

Мельников засмеялся.

– И как ещё лететь! – сказал он. – Полная скорость корабля – сорок километров в секунду.

– Я это знаю, но в это трудно поверить.

Ей было немного не по себе. Безмолвная и, казалось, угрожающая масса металла, нависшая над головой, действовала на нервы.

– Пройдём внутрь!

Недалеко находился один из выходов корабля. Он был открыт, и вниз спускалась алюминиевая лестница. Она была отвесна и не имела перил.

Орлов, как цирковой артист, поднялся на руках. Ольге мешало узкое платье. Мельников подхватил жену одной рукой и ловко взобрался с ней вместе. Она едва успела сказать: «Надорвёшься!», как оказалась уже внутри корабля.

Раздвижная дверь была почти параллельна дну площадки, и Ольге пришло в голову сравнение с входом на чердак дома, но она не сказала этого вслух.

Они находились в небольшом, совершенно пустом помещении. Только на стене был маленький щиток с какими‑то приборами и кнопками.

– Это выходная камера, – объяснил Мельников. – Сейчас обе двери открыты, но на Венере они будут открываться по очереди, чтобы на корабль не мог проникнуть воздух планеты.

Внутренняя дверь также находилась наверху, и к ней вела другая лестница. Ольга категорически отказалась от помощи и поднялась сама.

Здесь оказался длинный коридор, круглый, как труба; стенки его были сплошь обложены мягкими кожаными «подушками». По ним проходила сейчас узкая деревянная дорожка.

– Таких коридоров, идущих вдоль всего корабля, от кормы до носа, – сказал Мельников, – шесть. И каждый имеет выходную камеру. Между ними расположены помещения для экипажа, мастерские, лаборатории и служебные помещения. В кормовой части находятся двигатели. Эта часть отделена от остальных помещений очень толстой тройной перегородкой из прочного сплава. Промежутки заполнены жароупорными и звуконепроницаемыми материалами. Таким образом, собственно корабль имеет только девяносто метров длины. Каждый коридор, длиной в семьдесят метров, оканчивается у самого большого помещения – астрономической обсерватории, устроенной на носу.

– У царства Белопольского, Пайчадзе и моего, – добавил Орлов.

– Корабль так велик, что передвигаться по нему будет утомительно, – заметила Ольга.

– Ходить по всему звездолёту незачем. Но если возникнет надобность быстро миновать коридор, то можно воспользоваться вот этим.

Мельников подошёл к стене и нажал едва заметную кнопку. Открылась узкая дверца, расположенная горизонтально, вдоль коридора. За ней они увидели что‑то похожее на длинную торпеду.

– Это один из многочисленных лифтов корабля, – сказал Мельников. – В несколько секунд он доставит тебя на противоположный конец коридора или до любой другой дверцы. Есть лифты, связывающие все шесть коридоров и помогающие переходить из одного в другой. Хочешь попробовать?

– Нет, не стоит. Идём дальше! Но в этой «торпеде» можно ведь только лежать?

– В мире невесомости понятия «лежать» или «стоять» теряют смысл. Человек может двигаться в любом направлении и находиться в любом положении одинаково удобно.

– Как это странно! – сказала Ольга.

– К этому быстро привыкаешь.

Они пошли, один за другим, по деревянной дорожке, столь узкой, что по ней нельзя было идти рядом. Коридор был освещён электрическими лампами, прикрытыми толстыми выпуклыми стёклами. Они были расположены по всей окружности стены, на равном расстоянии одна от другой, и, если смотреть вдаль, казались своеобразной светящейся спиралью.

Было странно видеть лампы, находившиеся у самых ног и светившие снизу, но Ольга вспомнила, что говорил ей муж две минуты назад, и поняла, зачем это сделано. Деревянной дорожки в полёте, конечно, не будет. Когда исчезнет вес, люди могут свободно ходить по потолку.

«Впрочем, и ходить‑то будет нельзя, – подумала она. – Какая может быть ходьба, если нет тяжести».

Она часто думала об условиях, в которых протекает межпланетный перелёт, но никогда не ощущала их так реально, как сейчас. На этом корабле всё было необычно и не похоже на земную обстановку. Находясь здесь, человек как бы отрывался от Земли и её жизни, переносился в иной, чуждый мир, живущий по своим особым законам.

И это так и было в действительности. Звездолёт по самой своей сущности не принадлежал Земле. Он был на ней только временным гостем, а его подлинная жизнь протекала в космических просторах, ради которых люди и создали его. В противоположность всем без исключения произведениям человеческих рук, он был не нужен на Земле.

Через каждые десять метров коридор перегораживала круглая дверь, сейчас открытая. Рама двери образовывала высокий порог, через который приходилось перелезать. Это было утомительно.

– Как неудобно, – заметила Ольга.

– Зато в полёте очень удобно, – возразил Мельников.

– Вот здесь, – прибавил он, – находится моя каюта. Войти в неё сейчас нельзя, но осмотреть можно.

Дверь была такой же круглой, как и в коридоре, но не открывалась, а сдвигалась в сторону. Нижний край рамы находился на уровне груди Ольги, и она заглянула в каюту, как через окно.

Каюта представляла собой шарообразное помещение пяти метров в диаметре с такой же обивкой стен, как и в коридоре. Только там кожаные «подушки» были коричневыми, а здесь светло‑серыми. Меблировка, которую Ольга по привычке рассчитывала увидеть, только с натяжкой могла быть названа «меблировкой». Такие обычные предметы, как стулья, кресла или диваны, отсутствовали. Не было ни кровати, ни стола. Прямо напротив входа помещался большой щит с многочисленными приборами, тремя экранами и, по крайней мере, тридцатью кнопками и рукоятками. Недалеко от него висела большая сетка с металлическими застёжками.

Что‑то отдалённо напоминавшее шкаф было расположено с другой стороны щита. У этого предмета была эллипсоидная форма и створчатая дверца, придававшая ему сходство со шкафом. Точно такой же предмет находился и на другой стороне каюты. Рядом со входом Ольга заметила деревянную лакированную доску, висевшую на кожаных петлях. Каюта освещалась шестью лампами, такими же, как в коридоре, расположенными, с «земной» точки зрения, совершенно нелепо – равномерно по всей поверхности этого шара, который назывался «каютой», но ничем не был похож на то, что обычно подразумевается под этим словом. Войти было невозможно, разве что скатиться вниз по мягкой стене.

– Просто и уютно. – Ольга насмешливо посмотрела на мужа. – Объясни, пожалуйста, что это такое?

– Действительно! – сказал Орлов. – С точки зрения непривычного человека, это помещение довольно странное.

Мельников засмеялся.

– Всё же ничего странного здесь нет, – сказал он. – Это хорошая и удобная каюта, но только для полёта, когда отсутствует вес. Здесь есть всё, что нужно. Поймите! Когда нет тяжести, – нет ни верха, ни низа. Можно с полным удобством располагаться прямо на воздухе. Упасть некуда. Вон та сетка – это постель, и в ней будет удобнее, чем на любом пуховике. Ведь сколько бы ни положить перин и пуховиков, тело будет давить на них, а в мире невесомости тело ни на что не давит. Можно лечь на острия гвоздей и не заметить этого. Мы могли бы спать просто в воздухе, но при поворотах корабля вокруг своей оси, которые совершаются регулярно в целях равномерного нагрева его солнечными лучами, центробежная сила заставит спящего «путешествовать» по всей каюте. Поэтому приходится спать в сетках, прикреплённых к стене. Шкафы, на которые вы так удивлённо смотрите, действительно шкафы и предназначены для хранения в них вещей. Необычайная форма вызвана тем, что там не полки, а мягкие ячейки, снабжённые амортизаторами для предохранения хрупких предметов во время взлёта, когда тяжесть не только есть, но и превышает нормальную. Тут всё обдуманно. Вот эта доска – стол. В полёте, я могу поставить её в любое положение, и она не опустится. Обычные столы, стулья и тому подобное бесполезны в невесомом мире. Но на корабле они есть.

– Зачем же?

– Они понадобятся на Венере. Когда звездолёт опустится на поверхность планеты и займёт определённое положение, в каютах будут устроены временные полы и поставлена мебель. Мы ведь пробудем на Венере довольно долго, и надо жить с удобствами.

– А зачем в твоей каюте находится этот щит? – спросила Ольга.

– На корабле есть центральный командный пункт, – ответил Мельников. – Рубка, как мы его называем. Там находится главный пульт управления. Но такие же пульты помещаются ещё в трёх местах: в резервной рубке, каюте командира корабля, то есть Белопольского, и в моей. Как видишь, моя каюта внизу, Белопольского – наверху. Основная рубка находится ближе к носу корабля, а резервная к корме. – Увлёкшись, Мельников забыл об осторожности. – Всё это потому, что в космическом рейсе возможны самые непредвиденные случайности, и надо иметь возможность управлять полётом из разных мест.

Ольга пристально посмотрела на мужа:

– И ты и мой отец всегда утверждаете, что космические рейсы совершенно безопасны. Это плохо согласуется с тем, что ты сейчас сказал.

Орлов поспешил на помощь своему проговорившемуся товарищу.

– Здесь нет никакого противоречия, – сказал он. – Разумная предусмотрительность не означает наличие опасности. По‑моему, полёт на космическом корабле не более опасен, чем на самолёте, на котором всё же имеются парашюты. Кстати сказать, я и на самолёте боюсь летать, – с улыбкой закончил он.

Но Ольга не приняла его шутки. Она молча повернулась и пошла дальше по коридору. Орлов и смущённый своим промахом Мельников пошли за ней.

Ольга сердилась на себя. Только что сказанная фраза вырвалась как‑то нечаянно, против её воли, и она уже жалела об этом, так как хорошо знала, что муж не любит разговоров об опасности своей профессии. Да и к чему говорить! Разве она не знала, за кого выходила замуж? Волнуясь и тревожась, она гордилась его работой и любила его за это спокойное мужество и преданность своему делу.

Осмотр звездолёта продолжался более двух часов. Они побывали в обсерватории, в кают‑компании, на командном пункте. Даже красный уголок существовал на этом гиганте.

В экспедиции на Венеру участвовало двенадцать человек, и каждый из них имел свою отдельную каюту, не такую большую, как Белопольский или Мельников, но достаточно просторную. Кроме жилых кают, были лаборатории, кладовые и различные подсобные помещения. Вместимость звездолёта, казалось, не имела предела.

Мельников показал «ангары», в которых находились два реактивных самолёта со снятыми крыльями, несколько вездеходов различных размеров и даже небольшая подводная лодка.

Размах экспедиции произвёл на Ольгу большое впечатление.

– Я никогда не думала, что ваш корабль так богато оборудован, – сказала она. – Зачем вам лодка?

– В план входит обследование и изучение океана Венеры, – ответил Мельников, – у нас есть и водолазные костюмы особой конструкции. Это последнее изобретение, очень полезное для нас. Если хочешь, пойдём, я покажу тебе их.

– Водолазные костюмы предназначены для профессора Баландина, Коржевского и Романова, – сказал Орлов. – Борису Николаевичу и мне не придётся пользоваться ими.

Он сказал это как будто так, между прочим, но Мельников понял, что астроном второй раз пытается исправить его ошибку, и мысленно выругал себя. Как он не сообразил, что эти подробности, приятные для него, должны волновать Ольгу.

– Мне, – сказал он, – как заместителю командира корабля, придётся почти всё время находиться на его борту…

– Знаю, – перебила Ольга, – что ваша экспедиция полна опасностей. Я уже свыклась с этой мыслью и нисколько не беспокоюсь.

Но её слегка побледневшее лицо говорило о другом.

Наступило неловкое молчание.

– Пожалуй, на сегодня хватит, – сказал Орлов, – Ольга Сергеевна наверное устала.

– И присесть‑то тут негде! – огорчённо сказал Мельников. – Можно отдохнуть на полу. Он мягкий.

– Лучше пойдём к выходу. – Ольга с ласковым упрёком посмотрела на мужа.

– На своём корабле он готов проводить дни и ночи, – прибавила она, обращаясь к Орлову.

После долгих переходов из коридора в коридор они дошли, наконец, до выходной камеры.

– На вашем корабле можно заблудиться, как в незнакомом городе, – сказала Ольга, очутившись снова на дне стартовой площадки.

С чувством, похожим на облегчение, она посмотрела на голубое небо, видное между отвесной стеной траншеи и бортом корабля, и подумала, что на Земле всё же лучше, чем в чёрных безднах Вселенной.

«Когда кончатся эти опасные полёты? Когда, наконец, он останется со мной? – подумала Ольга. – Хоть бы заболел и был вынужден остаться на Земле».

Но ей хорошо было известно железное здоровье мужа. Она только тяжело вздохнула.

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒