Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





НЕОБЪЯСНИМАЯ НАХОДКА



НЕОБЪЯСНИМАЯ НАХОДКА

 

Звездоплаватели могли смело сказать: «Нам повезло!» Венера неожиданно предоставила кораблю прекрасную естественную гавань, имевшую много преимуществ перед устьем реки, которую видели Камов и его спутники во время полёта на «СССР‑КС2» и куда Белопольский намеревался отвести корабль, не зная на планете более удобного места.

На реке пришлось бы бороться с течением, грозящим вынести звездолёт в океан, – здесь вода была неподвижна. Река была совершенно открытым местом, – здесь высокие обрывистые берега надёжно защищали корабль от ветров и волн. Со стороны океана залив был преграждён длинной скалистой грядой. С какой бы стороны ни подул ветер, вода залива должна была оставаться спокойной.

Если бы показалась Солнце, это место могло стать даже красивым. Лёгкий прозрачный туман поднимался от темно‑синей поверхности воды, напоминая раннее летнее утро на Земле. Коричневая линия берегового обрыва была увенчана сплошной стеной растений и громадных деревьев, причудливой формы, окрашенных во все оттенки оранжевого, красного и жёлтого цветов. Стволы деревьев странного для глаза розового цвета были переплетены густой сетью лиан. Так казалось издали. По всем признакам, лес Венеры был трудно проходим.

Но вместо голубого неба, над заливом и лесом нависла мрачная, блистающая молниями, пелена густых туч. Вместо яркого солнечного света – тусклый полусвет, скрадывающий очертания и придававший пейзажу какой‑то призрачный вид.

Залив находился в полосе утра, но и днём вид не должен был измениться. Будет немного светлее – и только. Многокилометровый слой облаков, скупо пропускавший лучи дневного светила, создавал на Венере, даже в полдень, освещение земного вечера.

Учёные уже знали, что на сестре Земли постоянно дуют ветры, достигающие иногда силы урагана. Но лес, поднимавшийся на высоту ста и больше метров, был странно неподвижен. Ни малейшего движения не замечалось на вершинах деревьев. Словно каменные стояли оранжево‑красные великаны. Такими же неподвижными казались и заросли жёлтых растений, густой массой облепившие нижние части розовых стволов.

Если бы не движение воды и тумана, картина выглядела бы мёртвой, словно нарисованной на фоне свинцового неба безумным художником, перепутавшим все краски, которыми следует изображать растительность. Нигде не было зелёного цвета, столь привычного людям Земли.

– Мне кажется, – сказал Пайчадзе, – когда летели на «КС2», лес шевелился.

– Я отчётливо помню, что вершины качались от ветра, – подхватил Мельников. – Вспомните мой кинофильм.

Белопольский недоуменно пожал плечами.

– Или здесь другая порода деревьев, – сказал он, – или мы тогда ошиблись. Я не помню, чтобы на кинокадрах деревья шевелились. «КС2» пролетал над лесом очень быстро.

Чем дольше всматривались звездоплаватели через иллюминаторы обсерватории в окружавший пейзаж, тем более странным он казался. Было трудно убедить себя, что это действительно лес – царство растений. Слишком неподвижными, безжизненными выглядели все эти кусты и деревья. В бинокль были отчётливо видны беспорядочно одна из другой растущие ветви, похожие на изогнутые трубки, покрытые не листьями, а какими‑то разноцветными наростами продолговатой формы. От подножия до вершины стволы деревьев были почти одинаковой толщины, около метра в диаметре, что казалось ещё более странным при такой значительной их высоте. Жёлтые кусты выглядели сплошной массой, и даже сильные стёкла биноклей не могли разделить их на отдельные ветви. Всюду виднелись причудливо переплетающиеся лианы, в руку толщиной, пурпурного цвета, с чёрными поперечными кольцами; это делало их похожими на коралловых аспидов, обвивших своими гибкими телами розовые стволы, красные и оранжевые ветви.

– Что об этом думаете? – спросил Пайчадзе, отрываясь от бинокля и обращаясь к Коржевскому.

– Царство актиний, – ответил биолог.

Трудно было придумать более удачное сравнение. Деревья Венеры действительно были очень похожи на исполинские кораллы, на сцифоидных кишечно‑полостных животных, живущих в тёплых водах экваториальных океанов Земли.

– А жёлтые кусты напоминают губки, – заметил Мельников.

Профессор Баландин улыбнулся.

– По‑вашему получается, – сказал он, – что на Венере нет растений и мы попали в царство животных.

– Возможно, что это так и есть, – серьёзно сказал Белопольский. – А если вспомнить, что по данным спектрального анализа растения Венеры поглощают кислород и выделяют углекислоту, что свойственно животному миру, то даже неудивительно.

– Нет! – воскликнул Мельников. – На Венере есть настоящие деревья. Я хорошо помню. Я убеждён. На берегах реки, которую мы с вами видели, растёт живой лес.

– Борис прав, – сказал Пайчадзе.

– Значит, мы встретили новую разновидность. Очень хорошо, если так. Чем больше нового мы найдём на Венере, тем лучше.

– Когда же мы выйдем из корабля? – нетерпеливо спросил Коржевский.

– Как только Степан Аркадьевич закончит анализ.

Доктор Андреев, старший врач звездолёта (вторым был Коржевский), ещё тогда, когда участвовал в подготовке рейса «СССР‑КС2», решил, что сам станет звездоплавателем. Он желал принести как можно больше пользы в космическом рейсе и, хорошо зная химию, несколько лет совершенствовался в этой науке и был зачислен в состав экспедиции на Венеру не только врачом, но и химиком. Когда «СССР‑КС3» опустился на воду, были взяты пробы воздуха, и теперь Степан Аркадьевич производил его количественный и качественный анализ.

Состав атмосферы Венеры определили после возвращения «КС2» на Землю, но всё же проверка была необходима, так как у самой поверхности планеты могли оказаться тяжёлые газы, отсутствующие на высоте нескольких сот метров, откуда взяли пробы в первом рейсе. Без этой предосторожности Белопольский не решался выйти из корабля, хотя наличие в атмосфере Венеры формальдегида, твёрдо установленное, всё равно вынуждало надеть специально сконструированные противогазы.

Коржевскому, и не только ему, пришлось запастись терпением. Андреев не любил поспешности в серьёзных делах, и все знали, что он доложит результаты анализа только после двух, а то и трёх проверок своей работы.

Часы звездолёта показывали половину первого – время ежедневной связи с Землёй. Последняя радиограмма была отправлена при подходе к орбите Венеры ровно сутки тому назад. Члены экспедиции хорошо понимали, с каким нетерпением на Земле ожидают сегодняшнего разговора. Ведь там знали, что «СССР‑КС3» уже опустился на сестру Земли и, конечно, беспокоились – как прошёл спуск. Было вполне вероятно, что на радиостанции собрались сейчас родственники экипажа, учёные и все работники Космического института во главе с самим Камовым.

Первая радиовесть с поверхности Венеры была большим событием, и неудивительно, что все члены экипажа корабля (кроме Андреева, не пожелавшего прервать свою работу) попросили разрешения присутствовать при этом. Топорков попытался протестовать, но вмешательство Белопольского заставило его подчиниться общему желанию.

Все не могли поместиться на небольшой свободной площади радиорубки, ставшей ещё более тесной из‑за пола, перерезавшего пополам шарообразное помещение. Зайцеву, Князеву, Романову и Второву пришлось остаться в коридоре, возле открытой двери.

Радиограмма, в форме рапорта директору Космического института и президенту Академии наук СССР, и была составлена и подписана всеми членами экспедиции.

Игорь Топорков включил микрофон. На этот раз никто не запрещал ему ввести в действие все резервы мощности, что он, конечно, и сделал. Передача через атмосферу Венеры была во много раз труднее, чем из пространства. К тому же, не зная точно местоположение корабля относительно Солнца, нельзя было поручиться, что антенна звездолёта правильно ориентирована. Пайчадзе и Белопольский сделали всё возможное, чтобы указать Топоркову направление на Землю, но непроницаемая толща облаков позволяла определить это направление только приблизительно.

Ровно без пяти минут час, по московскому времени, Топорков громко и отчётливо сказал в микрофон:

– Говорит звездолёт?.. Говорит звездолёт «СССР‑КС3»! Отвечайте! Отвечайте!.. Перехожу на приём!

Радиоволны, зажатые в узкие границы жёстко направленной антенны, подхватили его голос и понесли к далёкой Земле через девяносто миллионов километров межпланетного пространства. Через пять минут они должны были достигнуть «небесной станция» – искусственного спутника Земли, и, пройдя через усилители, помчаться дальше, к Камовску. После детектирования радиоволна отдаст модулированный на ней голос, и он зазвучит из динамика, находившегося на Земле, так же, как прозвучал только что на Венере.

А когда, пройдя тот же путь в обратном направлении, здесь, на станции звездолёта, раздастся голос с Земли, первый в истории разговор между двумя планетами станет свершившимся фактом. Гений Александра Попова и Константина Циолковского одержит новую блистательную победу.

И, чувствуя приближение торжества этой победы разума, десять звездоплавателей приготовились ждать десять минут, которые должны были показаться им очень длинными.

И вдруг…

Не прошло и пяти секунд, как из репродуктора раздался голос… голос Топоркова:

– Говорит звездолёт?.. Говорит звездолёт «СССР‑КС3»! Отвечайте! Отвечайте!.. Перехожу на приём!

Ещё никто не успел осознать, что случилось, как снова прозвучал тот же голос, но уже заметно тише:

– Говорит звездолёт?.. Говорит звездолёт «СССР‑КС3»!..

И ещё несколько раз, всё тише и тише.

Потом всё смолкло.

Внезапно побледнев, инженер инстинктивно протянул руки к верньерам настройки, но, тут же поняв бесполезность своей попытки, безнадёжно махнул рукой и умоляюще посмотрел на Белопольского, словно начальник экспедиции мог ему чем‑нибудь помочь.

В радиорубке наступило тягостное молчание. Всё было ясно – Земля не услышит голоса с Венеры. Радиосвязь прервана. В поединке человеческой техники с силами природы победу на этот раз одержала природа. И хотя эта победа была только временной, люди осознали её с тяжестью в сердце.

И не могло быть и речи о том, чтобы поднять звездолёт в воздух, вылететь за пределы атмосферы и сообщить на Землю о случившемся. В узком заливе кораблю не так просто было развернуться для старта, мешали высокие берега и стометровая стена леса. Требовалось много времени, чтобы превратить это место в подобие ракетодрома, с которого мог взлететь корабль таких размеров, как «СССР‑КС3». Использовать имеющиеся на борту звездолёта небольшие реактивные самолёты также было невозможно. Они не были рассчитаны на большую высоту и не могли поднять, в верхние слои атмосферы тяжёлое оборудование радиостанции и её громоздкую антенну.

Приходилось подчиниться судьбе. На Земле ничего не узнают о звездолёте, пока не закончатся работы на Венере и он не вылетит в обратный путь. Друзья и близкие членов экипажа были обречены на мучительную неизвестность.

– Вы использовали всю мощность? – прервал молчание Белопольский.

Его голос звучал так же сухо и спокойно, как всегда. Казалось, что Константина Евгеньевича беспокоит только техническая сторона вопроса.

– Всю, целиком… – с тяжёлым вздохом ответил Игорь Дмитриевич.

Белопольский нахмурился, но ничего больше не сказал.

Все молчали.

Гнетущую тишину нарушил Пайчадзе.

– Не унывайте, друзья! – сказал он. – На Земле поймут. Эта беда предвидена.

Перерыв радиосвязи действительно не должен был оказаться чересчур неожиданным для тех, кто на Земле ждал сообщения с космического корабля. Подобная возможность была, как и сказал Пайчадзе, предвидена ещё до старта звездолёта. Практика радиосвязи с Луной и искусственными спутниками Земли давно показала, что радиоволны иногда отказывались проходить через ионизированный слой, создаваемый в атмосфере солнечной радиацией. В часы активизации деятельности Солнца связь с «небесными станциями» прерывалась. Слой Хевисайда, находящийся на высоте девяноста – ста тридцати километров над поверхностью Земли, создавал труднопроходимый барьер; только ультракороткие волны могли пробивать его и уноситься в межпланетное пространство, – и то лишь при помощи направленных антенн, создающих мощный электромагнитный поток в желаемом направлении. Считалось вероятным, что на Венере, находящейся значительно ближе к Солнцу, чем Земля, солнечная радиация во много раз активнее и должна создавать в её атмосфере мощный ионизированный слой, который мог стать непреодолимым даже для сверхультракоротких волн, несмотря на всю силу генераторов «СССР‑КС3». Кое‑кто, в частности Топорков, верил в успех, но правы оказались скептики. Наткнувшись на невидимый экран, которым Солнце окружило сестру Земли, радиоволна, покинувшая антенну звездолёта, отразилась обратно на Венеру, которая снова отбросила их вверх. Так, постепенно замирая, волна несколько раз обошла кругом всей планеты, пока не истощилась её энергия.

Каждый раз, касаясь антенны корабля, радиоэхо честно возвращало ей недоставленную радиограмму.

– Одного только не понимаю, – сказал Топорков, оставшись вдвоём с Белопольским, – как мы могли так отчётливо услышать «эхо»? Звуки должны были слиться друг с другом, одно «эхо» смешаться со следующим. Ведь окружность Венеры равна всего тридцати семи тысячам километров. Для радиоволн это одна десятая секунды.

– Я подумал об этом сразу, – ответил Белопольский. – Очевидно, прохождение радиоволн в атмосфере Венеры происходит очень медленно. Это новая загадка, которую надо разгадать. Пусть послужит она вам утешением за неудачу связи с Землёй.

– А нельзя…

– Нет, – резко ответил Белопольский. – Об этом мы не смеем думать. Звездолёт сейчас нельзя поднимать в воздух. Будем ежедневно посылать на Землю радиограммы. Может быть, хоть одна из них использует случайную благоприятную обстановку и вырвется из плена.

– Вы думаете, что там будут всё время дежурить у приёмника?

Белопольский посмотрел на Топоркова и, пожав плечами, не отвечая на вопрос, вышел из рубки.

«Он прав, – сказал инженер самому себе: – я задал глупый вопрос».

Перерыв связи для тех, кто находился на Земле, был гораздо мучительнее, чем для звездоплавателей. Они знали, что с Землёй ничего не случилось, а молчание корабля могло означать катастрофу. Если до сих пор на радиостанции дежурили только в условленные часы, то теперь это дежурство должно стать непрерывным. Иначе не могло быть.

Участники полёта на Венеру обладали сильной волей, и унылие недолго царило на корабле.

Как только Андреев закончил и доложил Белопольскому результаты анализа, всё внимание перешло на предстоявший выход из корабля первой партии. Из осторожности в неё было зачислено только четыре человека. Выходили – Белопольский, Баландин, Коржевский и, конечно, Второв с киноаппаратом.

Анализ воздуха дал малоутешительный вывод. Процент содержания углекислого газа и формальдегида был настолько велик, что не могло быть и речи о свободном дыхании. Находиться вне звездолёта можно было только в противогазе.

Измерение температуры наружного воздуха в полёте дало различные результаты: от сорока до девяноста двух градусов выше нуля. У поверхности залива термометр Цельсия показывал плюс пятьдесят три градуса. Вероятно, температура повысится днём, но пока можно было обойтись без охлаждающего костюма.

Группе Белопольского предстояло обследовать берега, выяснить возможность воспользоваться вездеходом, а также ознакомиться вблизи со странными растениями Венеры.

Противогазы, специально сконструированные для пребывания человека в атмосфере Венеры, по смешанному фильтрующе‑изолирующему способу, давали возможность дышать, в основном, воздухом Венеры, очищенным от углекислого газа и формальдегида (с помощью фильтра из соли кислого сернокислого натрия) и обогащённым кислородом из баллона, находящегося на спине исследователя. Благодаря такому способу расход кислорода был сравнительно невелик.

Головной шлем представлял собой прозрачный кварцевый шар, герметически соединявшийся с воротником комбинезона. Внутри шлема были вделаны микрофон, динамик и крохотная автоматическая аппаратура для подачи воздуха и удаления продуктов дыхания.

Миниатюрная радиостанция помещалась на поясе, штыревая антенна на спине, рядом с кислородным баллоном. Она намеренно была сделана довольно длинной и оканчивалась выше головы. На подошвах ботинок были металлические пластины, от которых шли пришитые к костюму гибкие провода, оканчивавшиеся у основания антенны. Промежуток между антенной и заземляющим проводом, равный одному миллиметру, являлся, таким образом, грозовым разрядником, и костюм отчасти защищал человека от удара молнии.

Члены экспедиции ещё на Земле прошли специальную тренировку на длительность пребывания и работы при высокой температуре и не боялись ожидавшей их за бортом звездолёта тропической жары. На корабле были охлаждающие костюмы, но, как уже говорилось, решили пока обойтись без них.

Не были забыты ультразвуковые кинжалы, которыми можно было легко и быстро перерезать лианы и другие препятствия из органического вещества, могущие встретиться на пути, мотки крепкой верёвки и палки, типа альпенштоков, которые одновременно служили и электровибраторами, стоило только присоединить их проводом к батарее радиостанции.

Как и на пустолазном костюме, на верху шлема был укреплён небольшой прожектор, на случай если встретится какая‑нибудь тёмная пещера. Неожиданное наступление ночи не угрожало, как на Арсене; залив только вступал в область дня, и вечер мог наступить не раньше, чем через полторы земные недели.

Снаряжённые таким образом четверо звездоплавателей вошли в выходную камеру, и внутренняя дверь закрылась за ними. Оставалось нажать кнопку, тогда откроется наружная дверь, и они окажутся в атмосфере Венеры. Из предосторожности, автоматическое управление дверями выходной камеры было заменено ручным.

– Костюмы в порядке? – спросил Белопольский. – Подача воздуха?

– Нормально, – по очереди ответили все.

– На пульте! Как герметичность двери?

– Зелёный[3], – ответил голос Мельникова.

– Лестница?

– Здесь.

– Открываю!

Раздвинулась и исчезла в пазах двустворчатая дверь. Даже сквозь плотную ткань комбинезона они почувствовали, как тело охватил влажный и горячий воздух. Лёгкая дымка тумана заполнила камеру.

Внизу, совсем близко, колыхалась вода залива, в тёмной глубине которой смутно угадывались очертания каких‑то не то растений, не то скалистых выступов. Сквозь шлем со всех сторон, слышались то отдалённые, то близкие оглушительные раскаты грома. Временами яркий блеск недалёкой молнии заставлял закрывать глаза. В ста метрах виднелся желанный берег – высокий обрыв с венчающей его панорамой оранжево‑красного леса.

– На Арсене мы в один прыжок были бы на берегу, – сказал Второв.

Никто не ответил на это шутливое замечание. Сдерживая волнение, звездоплаватели молча смотрели на открывшийся перед ними пейзаж Венеры.

Внизу, под выходной камерой, раздвинулись двери одного из ангаров, и оттуда показалась висящая на «стрелах» электромоторная лодка. Сверху она была закрыта прозрачным пластмассовым кожухом, сейчас раздвинутым.

Второв установил лестницу, и все четверо, один за другим, спустились на борт судна, которое свободно могло вместить человек восемь. С центрального пульта были пущены в ход барабаны тросов, и лодка опустилась вместе с людьми на поверхность залива.

Баландин немедленно опустил в воду руку в тонкой перчатке. Он не почувствовал ни тепла, ни холода, – значит, температура воды приблизительно равнялась температуре человеческого тела. Термометр подтвердил это, показав плюс тридцать семь и две десятых. Профессор наполнил водой заранее подготовленные бутылки и тщательно закрыл их стеклянными пробками.

Коржевский взял на себя роль механика. Отцепив тросы, он включил мотор, и лодка медленно отошла от корабля.

Второв приник глазом к окуляру киноаппарата, снимая исторический момент, – началась первая экспедиция на Венере.

Белопольский вспомнил отъезд Камова и Пайчадзе восемь лет тому назад и всё, что произошло во время первой экскурсии по Марсу: встречу с американской экспедицией, выстрел Бейсона, ранение Арсена Георгиевича. Не случись тогда этой встречи, Камов не оказался бы в безвыходном положении. Ему не пришлось бы возвращаться на Землю на корабле Хепгуда, не пришлось бы подвергнуть себя губительному для здоровья увеличению веса. И он был бы сейчас здесь, с ними. В том, что Камова нет на Венере, виноват только Бейсон.

С чувством досады и раздражения, которое всегда появлялось при этом воспоминании, Константин Евгеньевич снова подумал о том, что преступление журналиста осталось безнаказанным. Переданный советским правительством американским властям, Бейсон был, правда, отдан под суд, но оправдан, – и оправдан только потому, что Камов и Пайчадзе отказались выступить свидетелями обвинения. Строго логичный, математический ум Белопольского не мог понять мотивов, которыми руководствовались его друзья; их решение удивило и даже огорчило его, но, верный правилу не навязывать своего мнения, он тогда ничего не сказал. За эти восемь лет Белопольский редко вспоминал неприятный ему эпизод и подумал о нём сейчас только потому, что остро почувствовал отсутствие Камова в знаменательный момент отъезда в первую экскурсию по Венере. С какой радостью уступил бы он своё место учителю и другу…

В двадцати метрах от берега лодка остановилась. Обрыв отвесно шёл вниз. Нигде не видно было удобного места, чтобы высадиться на берег. Высоко над головой виднелись края жёлтых кустов, которые и отсюда казались сплошной губчатой массой. Над ними, в самое небо, поднимались стволы деревьев; казалось, что тучи касаются их неподвижных вершин.

Ослепительно блеснула молния, ударившая где‑то близко в противоположный берег, и оглушительный удар грома прокатился над лесом. Разведчики едва успели сдвинуть обе половины кожуха и закрыть лодку, как хлынул чудовищный ливень. Грозовой фронт, один из тех, сквозь которые недавно пролетал звездолёт, надвинулся на залив, мгновенно погрузив его в полную темноту.

Всё исчезло из глаз – корабль, берег, небо. Люди не видели ни воды, ни лодки, ни друг друга и только чувствовали, как сотрясается их судно под тяжестью сплошных водяных потоков, обрушившихся на него. Если пластмассовый кожух не выдержит напора воды, лодка будет мгновенно потоплена.

Почти одновременно вспыхнули прожекторы на шлемах Белопольского и Баландина. Осветилась клокочущая белая пена вокруг лодки, неразличимо сливающиеся друг с другом струи ливня и низвергающийся с высоты берега, совсем рядом, бурный водопад.

– Отведите лодку немного дальше от берега, – сказал Белопольский.

В его голосе не слышно было ни малейшего волнения. Казалось, что опасное положение, в которое они попали, его нисколько не тревожит.

Коржевский выполнил приказание, и лодка отошла на значительное расстояние от водопада.

– Как бы нас не вынесло в океан, – заметил Второв.

– Здесь нет ветра, – ответил Баландин.

– Когда мы летели на «СССР‑КС2», – тоном лектора начал Белопольский, – то встретили грозовой фронт протяжённостью в тысячу километров. Если этот такой же, то он может пройти через несколько часов. Тогда нам следует отойти под защиту борта звездолёта. Если же фронт небольшой, то скоро пройдёт. Большинство грозовых фронтов на Венере небольших размеров. Поэтому лучше немного подождать, стоя на месте.

– А выдержит ли кожух?

– Он рассчитан на такой случай. Если он цел до сих пор, то таким и останется. Опасность нам не угрожает.

– Почему нас не вызывает корабль? – спросил Баландин. – Это очень странно. Борис Николаевич! – громко позвал он.

Никакого ответа не последовало.

– Может быть, на станции никого нет… – нерешительно сказал Коржевский.

– Это совершенно невозможно. Товарищ Мельников! – ещё раз позвал профессор.

Снова молчание.

– Они нас не слышат!

– Не могут не слышать.

Продолжительный, потрясающей силы раскат грома прервал разговор. Словно раскалывалось на части само небо Венеры, готовое обрушиться на «землю». Феерическим фейерверком засверкали одновременно десятки молний, осветив залив мерцающим светом. Близкой громадой выступил из мрака сквозь стену ливня исполинский корпус звездолёта, на котором огненной сеткой дрожали вспышки разрядов, точно на корабль обрушились потоки не водяного, а электрического дождя.

Гроза, казалось, ещё усилилась. Лодка судорожно задрожала, и люди почувствовали, как она начала погружаться в воду. Бешено клокочущая пена всё выше поднималась по борту, захлёстывая нижнюю часть кожуха.

Внезапно на конце металлического форштевня загорелось голубое пламя, сжалось в маленький светящийся мячик шаровой молнии и лопнуло с оглушающим треском, рассыпав в темноте каскад голубых искр.

В наступившей на несколько секунд тишине неожиданно раздался голос Второва.

– Я знаю! – сказал он.

Никто не отозвался. Подавленные грозной мощью стихии люди молча ждали, – лодка продолжала медленно опускаться, точно какая‑то непреодолимая сила затягивала её в пучину.

И вдруг, будто на экране, где один кадр сменился другим, гроза промчалась мимо. Раздался прощальный затихающий гром, и тёмный занавес ливня, быстро удаляясь, исчез за лесом противоположного берега. Всё приняло прежний вид, и даже низвергающийся с обрыва водопад как‑то сразу прекратился.

Словно обрадовавшись, что с неё сняли давящую тяжесть, лодка резко подпрыгнула и закачалась на поверхности залива. Было такое впечатление, что взошло Солнце, так светло стало вокруг в сравнении с только что бывшим мраком.

– Посмотрите, что творится с компасом! – воскликнул Баландин.

Стрелка судорожно дёргалась по циферблату во все стороны.

– Магнитная буря, – сказал Белопольский.

Точно согласившись с его заключением, стрелка компаса качнулась несколько раз и успокоилась, повернувшись в прежнюю сторону, – туда, где находился магнитный полюс Венеры.

– Я знаю, – вторично сказал Второв. – Причину радиоэха надо искать в электрических свойствах грозовых фронтов.

– Совершенно правильно, – раздался в их шлемах голос Топоркова. – Во время грозы приборы показали исключительную силу ионизации воздуха.

– Всё в порядке? – спросил Мельников.

– Если бы гроза не прекратилась так скоро, то не было бы в порядке, – ответил Баландин. – Мы шли ко дну.

– Лодка непотопляема, – сухо поправил его Белопольский.

Было очевидно, что радиосвязь прервалась по вине грозы. Радиоволны не проходили через ионизированный воздух и насыщенные электричеством струи.

– На Венере, – сказал Топорков, – грозы постоянны. Мы будем иметь частую возможность изучать это странное явление и разгадаем загадку эха.

Не было никакой гарантии, что затишье продлится долго. В любую минуту мог налететь новый грозовой фронт. Но никто и не подумал вернуться на корабль. Лодка снова двинулась вперёд, на поиски места, где можно высадиться на берег. Но сколько они не смотрели, нигде не было никакой возможности причалить. Обрыв всюду был неприступен.

Коржевский, управлявший лодкой и менее других занятый рассматриванием берегов, вдруг весь подался вперёд и резко повернул руль.

– Что случилось? – спросил Белопольский.

Биолог молча указал на какой‑то предмет, плававший на воде.

Второв опустил руку за борт и вытащил из воды длинную плоскую дощечку.

Это была… линейка, с нанесёнными на ней делениями.

 



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.