|
|||
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ Корпелов, Чепурин. Чепурин (кланяясь). Асафу Наумычу… почтение-с. (Подает руку.) Корпелов . За деньгами? о тиран души моей! Чепурин . Больше по знакомству-с, а уж кстати и за деньгами, потому срок-с. Корпелов (нагибаясь). Ты зри главу мою, лишенную волос. Чепурин . Вижу-с. От ума, говорят, это приключается, у кого ежели лишнего много. Корпелов . Не трогает тебя? Чепурин . Не редкость какая! Бывают и еще пространнее. Корпелов . Ну, хочешь, я тебе вместо денег песенку спою и на гитаре сыграю? Чепурин . Уж очень дорого мне ваша музыка обойдется-с, не по капиталу. Корпелов . Ну, хочешь, латинскую или французскую книжку тебе почитаю? Чепурин . Интересно бы послушать, да только у меня к этим языкам как-то понятливости нет-с. Корпелов . Ну, нечего с тобой делать, надо отдать. Чепурин . Пожалуйте-с. Корпелов . Постой! Я говорю, что надо отдать, а не говорю, что отдам сейчас. Денег ни одного абаза нет. Приходи завтра. Чепурин . Я только удивляюсь на вас: как это вы, при всей вашей учености, всякие вы языки знаете, и никакого себе профиту не имеете. Корпелов . А оттого я профиту не имею, что от самой юности паче всего возлюбил шатание. Как кончил курс, так и пошел бродить по лицу земному: где у товарищей погостишь, где на дешевеньком учительском месте поживешь. Юношей в гимназии да в университеты готовил рубликов за шестьдесят в год, да из них еще бедной сестренке уделял. В Тамбове год, в Ростове полгода, в Кашине три месяца, а в Ветлугу на недельку погостить хаживал; и прожил я так лет семнадцать, как един день. Товарищи мои до генеральства дослужились, а я выучился только на гитаре играть. С какой котомкой вышел из Москвы, с такой же и вернулся. Чепурин . Да, тоже, видно, жизнь-то никому не легка, горя-то про всякого довольно. Корпелов . Ты какое видел? Чепурин . Лыком подпоясано-с. Я недавно и человеком-то стал, а жить-то начал в лошадиной запряжке. Прежде на этом самом месте пустырь был, забором обнесенный, и калитка на тычке; нанял я подле калитки сажень земли за шесть гривен в год, разбил на тычке лавочку из старого тесу; а товару было у меня: три фунта баранок, десяток селедок двухкопеечных, да привозил я на себе по две бочки воды в день, по копейке ведро продавал-с. Вот какой я негоциант был-с. Потом мало-помалу купил всю эту землю, домик выстроил, – имею в нем овощной магазин, с квартир доход получаю: бельэтаж двести рублей в год ходит-с. Корпелов . Что ж ты сам в бельэтаже не живешь? Чепурин . Кабы у меня супруга была-с, так сумел бы и я жить в бельэтаже; а как я холостой, так с меня и темного чулана довольно достаточно-с. Корпелов . Друже, заведи супругу, сделай милость, заведи! Чепурин . За этим дело не станет, да надо, чтоб у нее капитал был, хоть небольшой-с; вот как у Натальи Петровны. Корпелов . А ты почем знаешь, какой у Натальи Петровны капитал? Чепурин . Слухом земля полнится. У них от маменьки. Корпелов . Да, да. Вот была женщина-то! Чепурин . Коли умела деньги оставить, значит ум в себе имела-с. Корпелов . Оставить! Мало ль кто оставляет. Дело в том, как оставить. Вот слушай! Да нет, уйди лучше, – я плакать буду. Чепурин . Да, может, и я заплачу-с; это ничего-с. Корпелов . Уж не помню, где я скитался, кажется в Харькове; только помню, что дело было на святках; загуляли мы у градского головы, – разный народ был: учителя, чиновники из семинаристов, певчие, – уже третий день мы пели душеполезные канты, хозяин сидел на кресле посреди залы, а мы все на стульях у стен, – мы пели, а он дирижировал и плакал. Только что мы затянули «Среди долины ровныя, на гладкой высоте…», тенора залились вверху, хозяин чуть не навзрыд, – вдруг приносят мне от сестры письмо. Читаю: «Милый братец, приезжай скорей, умираю». Хмель с меня соскочил, поплелся я в Москву пешком. Одежонка плохая, денег всего три рубля; попадется обоз, подсяду; замерз было. Дотащился кой-как; сестра при последнем издыхании. «Вот тебе, говорит, дочь! Береги ее, смотри, чтоб она трудилась, работала; честнее труда ничего на свете нет; коли найдешь хорошего человека, выдай ее замуж. Вот тебе деньги, не тратьте их, это мои трудовые; живите трудом, работайте, а денег не трогать ни под каким видом, – это я сберегла ей на приданое. Выйдет замуж, тогда отдай мужу; а не выйдет, пусть бережет под старость, на черный день». Да такой это строгий был приказ, так строго она на меня посмотрела своими умирающими глазами, что у меня и теперь мурашки по спине ползают и слеза меня прошибает. Чепурин . Надо вам исполнить-с! Уж это святое дело-с! Только я наслышан, что, окромя этих, еще должны быть деньги. Корпелов . Разве где-нибудь пятак завалился; а больше нет. Чепурин . Потому как ваша сестрица жили у богатого барина в экономках… Корпелов . Ну, бросайся в окно! Чепурин . Зачем же-с? Корпелов . У меня силы нет тебя выкинуть, а ты стóишь. Чепурин . Да я не в осуждение-с. Корпелов . Вот как это было, stultissime![5] Сестра моя была красавица, выдали ее замуж за горького, бессчастного чиновника Сизакова. Маялась с ним, маялась она; года через два и овдовела; осталась с дочерью без копейки, хоть по миру идти. Тут один барин, старый знакомый, и пригласил ее к себе в экономки. Ну, и жила она, точно, покойно; только не нравилась ей эта жизнь. «Скучно, говорит, дела мало, – да без заботы и без горя жить нехорошо, бога забудешь. Жила я с мужем, говорит, выработала себе денег на шерстяной салопчик и сама его сшила, так, веришь ли, как он мне был мил; а потом, говорит, как жила у барина и очень хорошо одевалась, да все нéмило, только людей стыдно». Потом стал этот барин в старость приходить, оступила его родня, начали на сестру косо посматривать; не могла она этого перенести, ушла, даже и своего много оставила. После барин не раз звал ее опять к себе – не пошла; денег посылал – не брала. Чепурин . Теперь вам, значит, только человека найти. Корпелов . В том вся и задача. Чепурин . А я полагаю: если вы и найдете, так ничего толку не будет. Получит ваш жених эти деньги, нашьет себе брючек да жилетов, а Наталья Петровна должны из его рук каждую копейку смотреть. Охотников-то на деньги много, да притом же Наталья Петровна в себе красоту имеют. Корпелов . Как же быть-то? Научи! Чепурин . Прикажете? Корпелов . Прикажу. Чепурин . Отдайте Наталью Петровну за меня, тогда и деньгам место найдется. Корпелов . Ты… asinus.[6] Чепурин . Мы бы в бельэтаж перешли и завели там мастерскую, и во весь дом над окнами вывеску: «Моды и уборы. Мадам Чепурина». А внизу над окнами тоже во весь дом вывеску: «Индоевропейский магазин китайских чаев и прочих колониальных товаров купца Чепурина». Корпелов . Ты когда-нибудь на себя глядел в зеркало-то? Чепурин . Глядел-с, – ничего такого чрезвычайного… Корпелов . Как ничего чрезвычайного? Да ведь ты Рожер, ужаснейший Рожер; ведь ты мне грубости говоришь, – тебя за это к мировому. Ну, кланяйся в ноги! Чепурин . За что же-с? Корпелов . А чтоб я Наташе не сказывал. Чепурин . Они знают-с, я им даже на письме выражал. Корпелов . Что ж, она тебя больно?… Чепурин . Чего-с? Корпелов . По физиономии-то больно? Чепурин . Совсем напротив-с. Очень даже деликатно… Корпелов . Что деликатно? Чепурин . Дали понять-с. Корпелов . Да что? Чепурин . Что будто я глуп-с. Входят Грунцов и Евгения.
|
|||
|