|
|||
Андрей Константинов 1 страницаСтр 1 из 37Следующая ⇒ Андрей Константинов Судья (Адвокат-2)
Бандитский Петербург – 2
Судья
Часть I. Судья
Февральские ночи в Петербурге долгие и темные. Холодный ветер бродит по пустынным улицам надменного города, швыряя в лица случайных прохожих мокрый снег. «В такие ночи хорошо быть дома, лежать на широкой кровати под толстым одеялом, прижимаясь к теплому женскому телу… А на улицах холодно и страшно. И никого, кроме бандитов и ментов, не встретишь. И еще неизвестно, кто из них страшнее». Примерно так думалось бывшему завлабу и кандидату наук, а ныне частному извозчику, медленно курсировавшему на стареньком «москвиче» по Васильевскому острову в безнадежных поисках клиента. На углу Малого и Детской кандидат-извозчик притормозил, чтобы «москвич» не рассыпался на ямах и рытвинах перекрестка. Справа от машины чернело пустыми глазницами выбитых окон бывшее общежитие университета, слева начиналось Смоленское кладбище. Хоть и был бывший завлаб кандидатом очень материалистических биологических наук, но почувствовал, как суеверный страх вдруг захолодил живот. «Веселенькое место. Тут клиентов точно не будет, кроме душ неупокоившихся», — попытался приободрить себя шуткой извозчик и вдруг оцепенел от ужаса, машинально вдавив педаль тормоза в пол. Из темноты кладбища скользнула к машине черная тень. Вымазанная землей рука стукнула в стекло. — Подбросишь, хозяин? — Не… не… не! — забормотал биолог, судорожно ища ногой педаль газа. — Ты что, больной? — сказала тень хриплым, но вполне человеческим голосом. — Фильмы ужасов смотреть любишь? — Раньше любил, пока видак не продали. Жрать-то что-то надо. Спасибо родной демократической власти. Сам дурак, ее же и выбрал, — извозчика, видимо, от пережитых волнений разобрал словесный понос. — Куда ехать-то? Человек с кладбища уже по-хозяйски усаживался на переднее сиденье. Биолог хотел было робко возмутиться, но странный пассажир вдруг выудил из кармана смятую двадцатидолларовую бумажку и положил ее перед водителем. — Езжай пока в центр, там определимся. — Человек устало закрыл глаза и попытался откинуться в кресле. Вывалянного в грязи человека звали Сергеем Челищевым, и еще полгода назад он работал следователем в прокуратуре. «Неужели уже полгода прошло?» Сергей нашарил в кармане куртки сигареты, зажигалку и закурил, не спрашивая разрешения у водителя. Как ни странно, печка в раздолбанном «москвиче» работала на совесть, и Челищев почувствовал, как приятное тепло разливается по замерзшему телу. После зимней холодной грязи котлована в салоне старенькой машины было даже уютно. «Да, веселые дела, что делать-то будем, дядя Сережа?» — спросил себя Челищев и открыл глаза. «Москвич» выезжал на пустынный Невский. — Центр, — намекнул водитель, опасливо косясь на пассажира. — Куда дальше поедем? — Подожди, браток, дай подумать, — ответил Челищев, закуривая новую сигарету. Пальцы начали дрожать в похмельном колотуне. Дрожь эта, с одной стороны, мешала сосредоточиться, а с другой — заставляла соображать быстрее. По опыту Сергей знал, что через несколько минут похмелье заявит о себе во весь голос, и тогда станет по настоящему плохо. «Домой я не поеду. Не могу, не сейчас. К Катерине?… Тоже не могу, не выдержу, дел наворочу… Помнится, Доктор передал, что Антибиотик мне три дня сроку дал, чтоб появиться… Отлежаться надо, оклематься, в себя прийти… Где бы упасть? Дожил — никого вокруг… Федосеич! Как же я сразу-то…» — В Лугу поедем, — повернулся Челищев к притихшему извозчику. — Куда?! Нет, это уже без меня… — начал было протестовать тот, но резко осекся, увидев извлеченные Сергеем из недр грязных штанов две сотенные купюры бакинских[1]. — А… Я сейчас, мне только домой позвонить надо, предупредить, что… — Иди, звони, — устало махнул рукой Челищев и, увидев нерешительность в глазах водителя, вымученно усмехнулся: — Да не бойся ты за свою банку, кому нужна эта развалюха… Иди звони… Да, еще пива мне возьми пару банок в ларьке, а то меня совсем бодун забодает… Егор Федосеевич Алексеев — в прошлом известный в Петербурге тренер по дзю-до, воспитавший не одного чемпиона. Прошел через его руки когда-то и Челищев. Федосеич любил его, выделял за прекрасную, природой подаренную технику выполнения приемов, но ставку на Сергея никогда не делал: «Злости в тебе нет, а без злости чемпионами не становятся…» Федосеич был талантлив и авторитетен, но слишком независим и чудаковат, чтобы занимать высокие посты среди чиновников от спорта. Что-то кому-то он не так сказал или даже по роже дал какому-то деятелю… Через несколько месяцев его круто подставили, завели уголовное дело по факту хищения талонов на питание спортсменов во время сборов… Сергей, уже работавший в то время в прокуратуре города, пытался помочь, но пару лет Федосеичу пришлось-таки потоптать зону… Выйдя по амнистии, он из Питера уехал, обосновался на маленьком хуторке под Лугой, оставив городскую квартиру бросившей его молодой жене-теннисистке… После зоны Федосеич как-то сразу постарел, огородничал и жил отшельником. Изредка его навещали лишь самые любимые ученики, в число которых входил когда-то и Челищев… К хибаре Федосеича «москвич» доплелся лишь под утро, когда Сергей уже влил в себя четыре банки пива. Похмелье не отступало, сжимало липкими тисками грудь, сбивало дыхание и лихорадочно потряхивало все тело. Челищев еле вылез из машины, которая, тут же развернувшись, торопливо затарахтела в обратный путь… Федосеич открыл дверь сразу, словно всю ночь поджидал Сергея. Спокойно осмотрев Челищева с головы до ног, старый тренер угрюмо поинтересовался: — Давно запил? Сергей измученно мотнул головой и вытер со лба испарину: — Не помню, давно… Дней пять… или шесть. Старик крякнул, осмотрел еще раз одежду Челищева и буркнул: — Сымай! До исподнего раздевайся и на диван ложись, пледом укройся… Сергей бросил одежду грязным комом у порога и со стоном опустился на старенький диван. Федосеич пошуровал в шкафу, вытащил бутылку, налил полстакана. — Пей залпом. А то загнешься еще, пока я баню истоплю и все остальное приготовлю. Челищев выпил. Это была спиртовая настойка с каким-то необычным привкусом, но разобраться в своих ощущениях до конца Сергей уже не смог, потому что впал в странный полутранс-полусон… Остатками сознания Сергей как-то реагировал на то, что Федосеич отнес его на руках в баню, потом заставил выпить большую кружку какого-то травяного варева, от которого Челищева долго выворачивало наизнанку, потом старик парил его и снова заставлял что-то пить. Последнее, что запомнил Челищев перед тем, как окончательно провалиться в забытье, — это как Федосеич расспрашивал его, а он, еле ворочая языком, отвечал… Потом глаза старика стали расти, надвинулись на Сергея, и он утонул, растворился в них… Он проснулся с абсолютно ясной головой, но руки и ноги были совершенно ватными, слабыми, как у новорожденного. Челищев повернул голову и встретился глазами с Федосеичем, сидевшим за столом и прихлебывавшим чай из большой кружки. — Ну что, жив, охломон? — Еще не знаю, — честно ответил Сергей, ощупывая себя непослушными руками. На Челищеве было надето старенькое, но чистое армейское бязевое белье, но когда его переодевал Федосеич — Сергей не помнил. — Какой сегодня день? Сколько я проспал? Старик фыркнул в кружку. — Продрых ты ровно сутки. Хорошо — вовремя приехал. Еще бы немного попил, и — привет горячий… Мог бы запросто ласты склеить. Ладно, давай к столу, алкашонок… Челищев откинул старый плед, поднялся с дивана и сам не понял, как очутился на дощатом полу — ноги не держали напрочь. Федосеич даже не переменил позы — продолжал прихлебывать чай. — Молодец, страховку еще помнишь, в падении группируешься правильно… Чего разлегся-то?… К столу давай. Идти не можешь — ползи… Меньше себя жалей, больше думай о том, что сделать надо… Сергей заскрипел зубами и на четвереньках пополз к столу. Пока он вскарабкивался на скамью, старик налил огромную керамическую кружку какого-то горячего отвара. — Пей. Как допьешь — гулять тебя поведу. Сам себя будешь выхаживать… От травяного взвара Челищева пробил горячий пот. — Мне завтра назад в Питер надо. Желательно в человеческом виде. — Завтра? Жаль, еще бы пару денечков, ты бы у меня совсем огурцом стал… Ну, завтра так завтра… Погуляем сейчас, потом поешь и снова спать будешь. А травки из тебя всю дурь выдавят. Расслабься сейчас, потом думать будешь. Федосеич выгуливал Сергея целый день, отвлекал от черных мыслей разговорами, рассказывал разные смешные случаи из своей тренерской практики. Словно по взаимному уговору, они не касались причин, приведших Челищева на хутор в таком скотском состоянии… К вечеру пошел снег. Огромными мокрыми шапками он налипал на ветви деревьев в саду, гнул их к земле… Старик перехватил взгляд Сергея на заснеженные деревья и спросил: — Ничего это не напоминает тебе, Сережа? — Нет. А что? — встрепенулся Челищев. Федосеич помолчал, покачал головой укоризненно. — Да, многое ты подзабыл… Основной принцип дзю-до был когда-то открыт человеком, который вот так же смотрел на заснеженные деревья. Снег гнет ветки, и чтобы не сломаться под тяжестью, им нужно склониться до самой земли. Тогда снег сам соскользнет, а ветки распрямятся… Силу противника нужно использовать против него же. — А если противников слишком много? — Слишком много — как раз не очень страшно: они обязательно будут мешать друг другу. Тебе же нужно лишь сделать правильный отсчет своих движений. Побеждает не тот, кто самый сильный, а тот, кто правильно концентрирует свои силы в нужном направлении… — Знать бы это направление, — невесело усмехнулся Сергей. — Это знание живет в тебе, постарайся услышать его… Оно заложено в каждом человеке, но большинство не желает с ним считаться… Помолчали. Покачивающиеся на ветру заснеженные ветки завораживали Сергея, словно гипнотизировали. В шелесте снега и свисте ветра слышались какие-то знакомые голоса… — Пойду баню топить, а там — поужинаем да и спать пораньше ляжем, — голос Федосеича вывел Челищева из оцепенения, и он тряхнул головой: — Егор Федосеич… Я вчера вам что-нибудь рассказывал?… Ну, такое, не совсем обычное?… Старик усмехнулся: — Да уж наговорил — три вагона арестантов… Не знаю даже — верить ли или бредил ты… На антибиотик какой-то жаловался… Ты что, водку еще и таблетками какими-то заедал? Сергей опустил глаза: — Нет. Антибиотик — это человек такой, точнее — нелюдь. Я… Вы лучше забудьте все, что я говорил… Мог сболтнуть что-нибудь, что вам беду принесет. Федосеич нахмурил брови: — Ты, Сережа, за меня не решай, что мне лучше… И стращать меня не надо, поздно уже. Я все свое давно отбоялся, оттого и покой в душе обрел. Болтливостью я и смолоду не отличался, а расспросить тебя вчера должен был — мы давно не виделись, и я понять хотел, что за человек ко мне пришел. — Ну и что за человек, каково заключение? — попытался иронизировать Челищев. — Человек пока что… Раз душа болит… Не жалел ты, видно, душу-то свою, всю ее поранил… Ладно, пойду баню топить… За ужином поговорим, если захочешь… После бани Сергея совсем разморило, он размяк и вдруг, неожиданно для самого себя, начал рассказывать Федосеичу все свои злоключения — подробно и без прикрас… Старик слушал, не перебивая, лишь изредка прихлебывал из кружки остывший чай. Потом они долго сидели молча, пока наконец Сергей не поднял голову: — Что мне теперь делать-то, а, Федосеич? Старый тренер посопел в кружку, потом взглянул Челищеву прямо в глаза. — Это ты сам решить должен, Сережа. Только сам, и никак иначе… Одно только скажу: жизнь никогда не захлопнет за тобой одну дверь, не открыв другую… Думай, Сережа, думай… А сейчас — пошли спать. Завтра тебе вставать рано, если днем в Питере хочешь быть. Утром Федосеич отдал Челищеву выстиранную и выглаженную одежду и подвез его на мотоцикле в Лугу. — Ну, с Богом, сынок… Я в тебя верю, ты — хороший парень, переможешь беду и себя обретешь. Меня знаешь как найти, всегда тебе рад буду. Береги себя. Они обнялись, и Сергей, не оглядываясь, пошел на вокзал… Днем он уже был в Питере и сразу начал искать Виктора Палыча. Антибиотик словно ждал его звонка — сидел в кабинете «У Степаныча». Особой радости, услышав голос Сергея, он не выказал и добрым дедушкой не прикидывался. — Нашлась пропажа? Нагулялся? — Да я, как сказали — Доктор передавал, чтоб через три дня… — начал оправдываться Челищев, но Антибиотик перебил его: — Ладно. Потом переговорим. Подходи к восьми вечера на угол Энгельса и Луначарского — там такой длинный дом стоит. Ко второй парадной подходи, тебя встретят и ко мне проведут. Все. Антибиотик повесил трубку. Сергей поехал домой — переодеться и умыться с дороги. У подъезда хозяина дожидалась его «вольво». Сергей погладил машину по заснеженному крылу: — Хорошая ты моя… Смотри-ка, дождалась, не угнали тебя, на части не растащили. С поднявшимся настроением он вошел в квартиру, долго прибирался, вытирал скопившуюся пыль, потом тщательно побрился, вымылся, надел чистую рубашку и незаметно для себя задремал в кресле. За час до назначенного Антибиотиком времени Сергей проснулся, потянулся, радуясь возвращающейся в тело силе, смастерил себе на скорую руку чашку кофе и отбыл. «Странное место выбрал Виктор Палыч для разговора, — думал Челищев по дороге. — Интересно, почему к Степанычу не пригласил? Конспиративную хату завел, наверное…» Двор огромного П-образного дома, стоявшего на углу Энгельса и Луначарского, был пустым и темным. Сергей вышел из машины и, не торопясь, пошел ко второму подъезду. Он не оглядывался, поэтому не заметил, как скользнули за ним три тени. Они бесшумно настигли Челищева, и внезапно Сергей ощутил, что на него сзади напялили грубый длинный мешок, через который в грудь уперлось острое лезвие: — Жить хочешь?! Тиха будь! На руках Сергея щелкнули наручники, и его, придерживая с двух сторон, куда-то быстро повели. Взревел мотор автомобиля, чьи-то руки нагнули Челищеву голову, а потом толкнули в спину. Он упал на заднее сиденье автомобиля, и почти сразу его перекатили на пол. Невидимки сели в машину. Те, кто устроились сзади, поставили ноги на Сергея и на всякий случай кольнули его ножом. — Тиха, тиха… Машина рванулась вперед. Сергей попытался устроиться поудобнее и сразу же заработал пинок каблуком под ребра: — Тиха, би-илять, скимаузе![2] Волна липкого страха накрыла Челищева, но он попытался сосредоточиться и просчитать ситуацию. «Кто это? На милицию не похоже. Совсем непохоже… Комитет? Им такой цирк зачем? Говорили с кавказским акцентом… Кто? Гурген? Зачем? Мы расстались нормально… Чечены? Зачем?! Кто знал, что я здесь буду? Антибиотик… Но могли и от дома вести. Куда везут? Спокойно, спокойно… Если просто замочить хотели — уже грохнули бы… Значит, разговаривать будут… Кто?» Машина шла на приличной скорости, и Сергей догадался, что его вывозят за город. После резкого поворота налево дорога стала хуже, ухабы и ямы заставили похитителей снизить скорость. Машина сделала еще несколько поворотов и остановилась. Челищева грубо вытащили и, толкая в спину, заставили идти. Терпкий запах навоза, пробивавшийся даже через плотный мешок, вызвал у Сергея предположение, что он находится на какой-то ферме. Его втолкнули в теплое помещение, щелкнули ключом наручников, но только для того, чтобы, надев на каждое запястье по отдельному браслету, приковать его руки к стулу… Челищева, похоже, оставили одного. Хлопнула дверь, и с улицы отдаленно донесся чей-то голос, говоривший на незнакомом гортанном языке… Снова хлопнула дверь, вошедший зажег свет, а потом сдернул с Сергея мешок. Сергей огляделся. К своему удивлению, он обнаружил, что сидит прикованным к стулу в чистой и неплохо отделанной комнате, напоминавшей гостиничный номер: дорогие обои, ковровое покрытие на полу, хрустальная люстра под невысоким потолком. Прямо перед Челищевым стоял плечистый крепыш. Его вислый нос, крепкие белые зубы и густая трехдневная щетина убедительно свидетельствовали о том, что родина незнакомца лежит где-то рядом с хребтами Кавказа. — Ты кто такой и зачем… — Договорить Сергей не успел — крепыш ударил его подошвой зимнего сапога в лицо. От этого удара Челищев вместе со стулом кувыркнулся на пол, сразу же поблагодарив судьбу за то, что пол в комнате застелен паласом. — Э-э, давай так, я тут спрашиваю, а ты свой рот поганый будешь открывать, когда я скажу, да? Кавказец одной рукой, рывком, поставил стул вместе с Сергеем на место, и того поразила эта страшная, какая-то первобытно-зверская сила. — Ты куда шел, а? Куда? Сергей молча дернул щекой и отвернулся. — Куда шел, билять? Страшный удар кулаком в лицо снова швырнул Челищева на пол. В голове зазвенело и зафонило, как в испорченном телефоне. Кавказец снова поднял стул, Сергей облизнул кровь с губ. — Гыде твой хозяин, а? Челищев сплюнул кровь прямо на пол и выдохнул: — Хозяин у тебя есть, а я сам по себе, сам себе хозяин. На этот раз кавказец проявил разнообразие — одновременно ударил Сергея ногой справа и рукой слева, так что стул лишь качнулся туда-сюда, но устоял. Видимо, в какой-то момент Сергей отключился, потому что, когда он открыл глаза, горец с любопытством изучал его записную книжку. Увидев, что Сергей очнулся, белозубый сын гор ткнул книжкой Челищеву в лицо. — Это телефон… Чей? Чей?! Книжка была раскрыта на букве «А»: кавказец показывал Сергею телефон Антибиотика, вернее, телефон кабачка «У Степаныча». Челищев сглотнул кровь, наполнившую рот, и прохрипел: — Позвони да сам спроси… Глядишь, все и выяснится… Кавказец распрямился, нехорошо улыбнулся и потряс книжкой. — Умный, да? Ты сейчас у меня ее есть будешь, вместе с кожей, клянусь!… Удар, оранжево-красные брызги в глазах… Прежде чем навалилась спасительная чернота, вспомнилась Сергею скорченная окровавленная фигурка Винта в гараже у Гургена… Он очнулся от звука льющейся воды. Открыв глаза, Сергей увидел, как горец наполняет ванну в маленьком санузле, примыкавшем к комнате. — Сейчас все мне расскажешь. Плавать сейчас будешь, да… Сергей скрипнул зубами и почувствовал — один зуб слева еле держится. Челищев харкнул в кавказца, но плевок не долетел. — Ты не горец, ты — шакал и трус. Расцепи мне руки, чурка! Будь мужчиной!! Глаза у небритого крепыша подернулись розовой пленкой. — Что ты сказал?! Зарэжу! «Все. Сейчас он меня забьет, — устало и как-то отрешенно подумал Сергей. — Глупо-то как… Я же вовремя пришел на стрелку. Что случилось? Люди Антибиотика должны были заметить… Меня искать должны… Или Виктор Палыч решил меня разменять?…» Между тем Антибиотик был рядом. Виктор Палыч сидел в соседней комнате в кресле и через зеркало, прозрачное с его стороны, с недовольным видом наблюдал сцену допроса Челищева… Когда Сергей, похоронив Гуся, исчез на несколько дней, Антибиотик впал в ярость, быстро сменившуюся самыми неприятными подозрениями… Виктор Палыч не любил, когда его люди выпадали из поля зрения — мало ли какие возникнут контакты нежелательные… А от таких контактов и до вербовки недалеко… Правда, на Сергее висел покойный Гусь, и, мало того, Челищев сам отдал Виктору Палычу объяснительные всех свидетелей драки. Но в том-то и дело, что по этим объяснительным выходило, будто Сергей лишь защищался… Да ведь бумажки-то в один момент переписать можно… Нет, в ментовку, к бывшим друзьям, Челищеву хода не было… Все это Виктор Палыч разумом понимал, но все же исчезновение Сергея заставляло его нервничать… Если бы только одних ментов приходилось опасаться. Через несколько дней Челищева, правда, обнаружили — в дупелину пьяного, в каком-то кабаке, заросшего и страшного… Вполне возможно, что мальчик просто стресс снимал, от убиения Гуся полученный. И все же… Береженого Бог бережет — поэтому, когда Сергей позвонил и сообщил, что вернулся и оклемался, решил ему Виктор Палыч небольшую проверочку устроить… Своих людей, как назло, под рукой было мало — пришлось Антибиотику обратиться к группе дагестанцев, точнее — табасаранцев, возглавляемых неким Магомедом Магомедовым по кличке Мага. Эти даги были интересными ребятами. В городском раскладе они стояли особняком, не примыкая ни к «черным», ни к «белым», потому что были по сути своей чистыми наемниками. Маге было все равно, от кого получать деньги. Все это знали, и всех это до поры устраивало. Магу часто привлекали для того, чтобы склонить под крышу бизнесменов — «даги» устраивали беспредельный наезд на какого-нибудь барыгу, сверкали зубами и кинжалами, а потом появлялись спасители — родные русские бандиты… Как Мага умудрился остаться живым за несколько лет такой интересной работы, можно было только удивляться… Антибиотик смотрел на разбитое лицо Челищева и зло покусывал тонкие губы: «Кретин черножопый… Всю идею обговнял!» Маге было поручено похитить Сергея, привезти его в загородную гостиницу, лишь недавно переделанную из обычной свинофермы, и грамотно прокачать на вшивость. Но, видно, правду говорят, что самые красивые комбинации могут быть угроблены бездарным исполнением… Вместо тонкой «прокачки» табасаранец, напрочь, видимо, позабыв инструкции, начал Челищева тупо бить, задавать совершенно идиотские вопросы, зачем-то совал Сергею записную книжку в лицо… «Урюк вонючий… так он сейчас ему последние мозги поотшибает… А мальчонка-то — ничего, крепко держится». Заметив, что Мага окончательно завелся, Виктор Палыч, досадливо крякнув, решил выйти из-за кулис. Сергей с отчаянием ждал новых, добивающих ударов, когда в комнате раздался знакомый голос: — Хватит, Мага, завязывай! Ты и так норму перевыполнил, ударник хренов!… Мага затормозил в полуметре от Челищева, возмущенно цокнул языком, хлопнул себя по бедрам и что-то забормотал с явным раздражением. — Ты полопочи, полопочи мне еще! — озлился Виктор Палыч. — Делай, что велят! Давай, пришли кого-нибудь наручники снять — и живо отсюда! Мага укоризненно покачал головой, остывая, недобро подмигнул Сергею на прощание и вышел за дверь. Антибиотик аккуратно, чтобы не испачкать в крови дорогой костюм, обошел Челищева и с кряхтением уселся в кресло у стены. Сергей усмехнулся разбитыми губами — все вставало на свои места. — Добрый вечер, Виктор Палыч, спасибо за гостеприимство, за интересный спектакль! Браво! Антибиотик нервно побарабанил пальцами по журнальному столику: — Что касается спектакля, то тут мне за тобой, Сереженька, не угнаться… Ты у нас на весь Питер цирк закатываешь… С драмкружком из одного актера! Их диалог прервал вошедший в комнату молодой дагестанец, который, покосившись на Виктора Палыча, стал возиться с наручниками, сковывавшими руки Челищева. Как только кольца браслетов разомкнулись, Сергей молча ударил кавказца кулаком в ухо. Тот отлетел к двери, упав на четвереньки и зашипел, как кошка. — Хватит! — Антибиотик рявкнул так, что, казалось, зазвенела люстра под потолком. А может быть, это в голове у Сергея продолжало звенеть от ударов. Сделав дагестанцу знак рукой — мол, убирайся, — Виктор Палыч резко повернулся к Челищеву: — Ты что на черножопых срываешься?! Давай уж прямо на мне! Это ведь я им сказал с тобой, э-э-э… профбеседу провести. Правда, заставь дураков Богу молиться — они весь лоб расшибут. Как у тебя лоб-то, цел? Хорошо, успел я вовремя. Сергей, стиснув зубы, катнул желваки на скулах и сморщился от боли: — Значит, повоспитывать меня решили?! Антибиотик укоризненно вздохнул, поднялся из кресла, достал из бара в стене бутылку вина: — Ты, Сережа, щечками-то на меня не дергай… Ставки в нашей игре тебе, я думаю, известны? Побеждает сильнейший, а ты себя слабым показал… Старые люди раньше говорили: падающего подтолкни. А тебя и подталкивать не надо было… Все питерские кабаки собой обтер. М-да… Винца выпьешь? Челищев мотнул головой. — Вот это правильно, ты свое попил, надолго хватит… А что касается всех этих, как ты выразился, спектаклей, — Виктор Палыч обвел рукой комнату, — надо же было тебя как-то в чувство привести… Ты не один работаешь, с людьми, да вдруг взял и на всех плюнул. Коллектив такого не прощает… И хватит об этом. Я надеюсь, ты все понял правильно и на меня, старика, не обижаешься? — Голос Антибиотика стал ласковым до вкрадчивости. Сергей опустил глаза, чтобы не видны были загоревшиеся в них холодные черные огоньки. — Не обижаюсь… — Вот и правильно, — заулыбался Виктор Палыч. — Обиженных, как ты знаешь, ебут все, кому не лень, или, как учит нас мудрая народная пословица, на них еще и воду возят… Ненависть жаркой волной затопила сознание Сергея. «Ах ты, упырек! Два шага сделать, до горла дотянуться… И все! И все, отсюда я уже не выйду… Рано, рано пока…» Волна схлынула, оставив после себя липкую испарину, выступившую по всему телу… Между тем Антибиотик продолжал: — Ладно, будем считать, что забыли и проехали. Давай о деле поговорим. Пока ты э-э-э… развлекался, появилось много вкусной работы. Криминала никакого, всего лишь маленький ченч, который предлагают наши старые друзья из Сибири… Ты меня слушаешь? — Да-да, Виктор Палыч, конечно, — Челищев с трудом заставил себя улыбнуться. — А что конкретно я должен делать? Обеспечить гарантию проведения сделки вместе с этими вашими гориллами?! Антибиотик, уловив что-то в тоне Сергея, недовольно поморщился: — При чем тут гориллы… Не о них речь, не о том ты думаешь… Гориллы сегодня есть — завтра их нет, а мы, Сереженька, будем всегда, мы мастеровые потому что. Ладно, конкретно поговорим завтра вечером. Часикам к семи подъезжай к Степанычу, выспись как следует, себя в порядок приведи… Виктор Палыч небрежным жестом вынул из кармана костюма толстую «котлетку» долларовых купюр и бросил ее на колени Сергею: — Это тебе… на лекарства и стоматолога. Ну-ну, не хмурься на старика. Научись причины всех своих проблем в себе находить, глядишь — и проблем меньше станет… Ты поезжай-ка сейчас прямо к Карине, в сауну, пусть они тебя по полной программе к жизни воскресят… Они там — настоящие мастера, доверяйся им смело. Карина, между прочим, — кандидат наук, не так давно еще в Лесгафта доцентом работала… Антибиотик направился к выходу и, уже взявшись за ручку двери, оглянулся: — Машину свою за воротами найдешь, ключи — в замке… Да, Катерине Дмитриевне позвони, не забудь… Она тут, когда ты пропал, чуть с ума не сошла и нас всех задергала — найдите да найдите! Она девушка правильная, а ты ее психовать заставил. Нехорошо. Друзья так не поступают… Виктор Палыч сделал нажим на слове друзья, хитренько улыбнулся (очень Сергею не понравилась эта улыбочка) и вышел. Челищев долго сидел неподвижно, смотрел на пачку долларов у себя на коленях, потом взял ее непослушными, будто чужими пальцами и засунул в карман. Осторожно встал (голова гудела, но кружилась лишь чуть-чуть, можно было ждать худшего) и вышел из комнаты. Во дворе с удивлением огляделся: он стоял в центре стандартной свинофермы, переделанной в настоящий загородный пансионат. Судя по всему, переоборудование еще не закончилось, потому что во дворе аккуратными штабелями были сложены стройматериалы, заботливо укрытые пластиковыми полотнищами… — М-да… Бордель для одинокого бизнесмена… Эй, есть тут кто живой?! Сергею казалось, что народу на ферме-пансионате много, только все попрятались, затаились, рассматривают его из своих нор… На окрик вышла откуда-то лишь бабка в ватнике, которая, не задавая вопросов, стала отпирать ворота. «Странно, — подумал Челищев. — А куда же Антибиотик делся?… Ворота заперты, да и шума мотора не было… Хитрое местечко — эта фермочка…» — Как до Питера-то добраться? Бабка махнула рукой в темноту: — Езжай прямо, через километр на трассу выберешься, там налево — и до города рукой подать будет… Сергей взглянул на циферблат — стрелки отцовских часов холодно светились во мраке, подбираясь к одиннадцати. «Надо бы часы-то спрятать, уж больно приметные… Как их только Антибиотик не заметил… Ладно, поехали к Карине, Сергей Саныч, может, хоть там по морде бить не будут…» До оздоровительного центра Челищев добрался быстро, припарковал машину у входа и, буркнув охране, чтобы позвали Карину, направился в бар. Он не успел еще развалиться в пластиковом кресле, как услышал торопливые легкие шаги. — Ой, Сергей Александрович, что это с вами? Карина, глядя на лицо Челищева, испуганно прикрывала ладошкой рот. Дорогой «найковский» спортивный костюм выгодно обтягивал ее сильную фигуру. Сергей улыбнулся и процитировал Семен Семеныча из бессмертной «Бриллиантовой руки»: — Да вот, Карина, «споткнулся — упал, очнулся — гипс». — Ой, Сергей Саныч, какая же у вас трудная работа… Кто вас так разукрасил? — Злые люди, Кариночка, понаставили везде капканов, понимаешь… Сможешь со мной что-нибудь сделать? А то с таким лицом в демократической России по улицам ходить не рекомендуется — застрелят без предупреждения. И опознать потом не смогут… Карина с сомнением покачала головой: — Ну, все что можно, мы, конечно, сделаем, но дня два-три все равно придется немножко косметикой попользоваться, если на люди выходить собираетесь… Пойдемте, Сергей Саныч, в кабинет… А в сауну вам пока не стоит: ваши украшения слишком свежие, им, наоборот, сейчас холод нужен…
|
|||
|