Annotation 9 страница

Митинг краток. Говорил Багаев, говорили Раскова, Бершанская, Женя Руднева. От волнения Женя порозовела, расстегнула пуговицу на вороте гимнастерки, но тут же спохватилась, что поступает не по уставу:

— Совсем недавно мы съехались сюда, в Энгельс, с разных сторон нашей родной страны. Мы были просто штатские девушки. Многие из нас ни разу в жизни не летали на самолете, мы жили на земле и только восхищались нашими героями-летчиками, которые были для нас идеалом храбрости и мужества. Даже ходить в ногу мы не умели. И вот теперь мы — полк. Нам доверены машины и смертоносное оружие. Все, чему мы научились здесь, наше умение бросать бомбы мы клянемся использовать в борьбе за свободу нашей страны. Каждую бомбу в цель! Для этого мы здесь учились, и теперь наш долг помочь тем, кто вот уже почти год сдерживает натиск озверевших фашистов; тем, кто отстоял нашу дорогую Москву. Мы должны встать на место убитых…

Я слушаю ее несильный голос и снова чувствую: как симпатична мне эта добрая и нежная девушка, чувствую, что говорит она очень искренне, ни одного фальшивого слова, и то, что говорит она, — это и мои мысли.

Женя замолчала, взглянула на Бершанскую и неожиданно мягко улыбнулась.

Звучит команда: «По самолетам!»

До чего же весело бежать по траве к своей машине.

НЕОБЫЧНОЕ ПОПОЛНЕНИЕ

Полк летел на Южный фронт. Звено за звеном проходило в небе, по зеленой земле скользили тени, ПО-2 равномерно и долго гудели в воздухе. Женщины, работавшие на полях, прикрыв ладонью глаза от света, смотрели на маленькие самолетики, не ведая, что летят бомбардировщики. Степь было видно далеко и вправо и влево, солнце еще не успело сжечь ее, не успело утвердить бурое единообразие, и всякий цветок пока еще был самим собой: красным, голубым или желтым.

— У нас в Лосинке, — заговорила Женя, — в мае я каждое воскресенье собирала большой букет, а мама всякий раз восхищалась, все не могла понять, где я нахожу столько разных цветов. Она в лес ходит редко, почти совсем не ходит и думает, что там только трава да деревья. Я больше всего люблю незабудки, особенно когда их много. Они в сырых местах растут, где-нибудь около болотца или просто в низине. Соберешь только одних незабудок, и так замечательно получается.

— Эй, штурман, возвращайся с земли на небо, взгляни, как там идут ведомые, — сказала в переговорное устройство Женя Крутова, которая командовала звеном.

— Все в порядке, здорово идут, — от удовольствия, которое доставлял ей полет, Женя засмеялась, в стеклах ее больших очков сверкнуло солнце. — Ты ощущаешь, что мы летим на фронт? Внизу так хорошо, так мирно, даже не верится, что война совсем близко. Правда?

— Отсюда до фронта 200—250 километров.

Через полтора часа один за другим легкие бипланы пошли на посадку. Сели на луг возле небольшого хутора. Летчики и штурманы попрыгали с плоскостей на землю и побежали к командирской машине, на которой летели Раскова и Бершанская. Обе летчицы стояли рядом и улыбались. По этим улыбкам девушки сразу поняли, что первый перелет прошел организованно.

— Ну, как себя чувствуете на пути к боевой славе? — спросила окруживших ее девушек Раскова.

— Здорово, товарищ майор!

— На большой!

— Летели, как на параде, правда?

— Подождите хвастать — это еще не самое трудное из того, что нам предстоит, — заметила Бершанская.

— Сегодня здесь переночуем, а завтра утром дальше, — объявила Раскова. — Передохните, скоро будем обедать.

— Да мы не устали, — хором возразили девушки.

Полет — вещь прекрасная, но после того, как просидишь почти неподвижно полтора часа в тесной штурманской кабине, так хорошо размять ноги, пройти по твердой земле, да еще среди цветов. А еще лучше лечь в эти цветы и тихо полежать, глядя в небо.

Полежать в траве и подумать Жене не удалось — из хутора набежали мальчишки и девчонки, принесли букеты сирени, окружили самолеты. Самые смелые полезли на плоскости, стали разглядывать и расспрашивать «тетенек-летчиц».

К Жене подбежала худенькая большеглазая девочка, присела рядом на корточки и молча протянула цветы.

«Вот умница. Только ведь я этого вовсе не заслужила», — улыбнулась Женя.

Она взяла букет, встала на колени, чтобы с девочкой быть одного роста, и растроганно поцеловала ее в щеку.

— Спасибо. Как тебя звать?

— Лена, — без смущения ответила девочка. — Вы на фронт летите? Там страшно.

— Ну, все-таки не очень.

— Очень, — убежденно сказала девочка. — Там папу убили.

Женя обняла девочку и крепко прижала к себе.

«Ох, и набросаю я на их проклятые головы! За все, за все и за эту девочку»…

На следующий день перед стартом были поставлены задачи летчицам, штурманы получили от Софьи Бурзаевой, штурмана полка, данные о силе и направлении ветра, заданы высота полета и курс. На картах от пункта к пункту проведена красная линия. Она проходит через Сталинград и упирается в конечную точку маршрута — поселок «Труд горняка». Раскова взмахнула рукой: «По самолетам!»; и снова ПО-2 уходят в небо.

До Сталинграда долетели вполне благополучно, приземлились, заполнили горючим бензобаки, пообедали. Здесь уже нет сомнений, что фронт близко — на аэродроме то и дело садятся боевые машины, люди торопятся, вокруг вырыты траншеи, противотанковые рвы, установлены «ежи».

И вот на последнем отрезке пути, когда казалось, что весь полет прошел благополучно, случилось происшествие, подорвавшее с самого начала репутацию женского полка. Неожиданно быстро оправдалось предостережение Бершанской: «Подождите хвастать…»

Экипажи шли четким строем, строго соблюдая равные интервалы, и благодушествовали, радуясь чистому небу и своему мастерству.

Все выше, выше и выше
Стремим мы полет наших птиц…

Женя Руднева напевала, плохо слыша себя за шумом мотора, и рассматривала карту. Когда она привстала, чтобы лучше разглядеть наземные ориентиры и посмотреть направо, то внезапно почувствовала во всем теле холодную слабость: наперерез курсу с запада неслись истребители. В долю секунды вспомнилось, что в прифронтовой полосе возможны встречи с вражескими самолетами:

— Женя, смотри!

— Думаешь, фашисты?

Сомнений не оставалось: соседнее звено рассыпалось и стало снижаться. Крутова покачала крыльями, предлагая ведомым повторить ее маневр, и пошла над степью на бреющем. На фоне желто-зеленой степи заметить камуфлированные машины было теперь трудно.

«Погибнуть, как те четверо, не долетев до фронта…»

Потом обе Жени признались друг другу, что у каждой мелькнула в тот момент эта мысль.

Истребители с воем унеслись вдаль, сделали боевой разворот и вновь устремились на беззащитные бипланы. Странно было только то, что ни один из них не стрелял.

— Психическая атака! Понимаешь? — крикнула в переговорное устройство Крутова. — А теперь держись — будут расстреливать.

И зло выругалась.

От волнения ни летчица, ни штурман не взглянули на опознавательные знаки истребителей.

Минут через пять из-за горизонта, с той же стороны, выскочила новая стайка истребителей. На этот раз Женя Руднева успела увидеть у них на фюзеляжах красные звезды.

— Ура! Наши! Прогнали гадов, — крикнула она. — Живем, Женечка, давай догонять своих.

— С боевым крещением тебя, штурман.

— И тебя.

Они поднялись выше, догнали свою эскадрилью, ведомые тоже вскоре пристроились сзади.

«Вот и я могла бы не долететь до фронта, — подумала Женя. — Было страшно. Пожалуй, «очень», как сказала девочка. Значит, я боюсь за свою жизнь? Сначала победить страх во что бы то ни стало!»

Но никаких вражеских самолетов не было. Это выяснилось на аэродроме. Под Сталинградом полк встретили истребители, выделенные для его прикрытия. Летчики, зная, что летят необстрелянные «птички», решили проверить их выдержку.

После их «атак» приземление было совсем не таким радостным, как в первый раз. Весть о случившемся разнеслась по всей воздушной армии генерала К. А. Вершинина, остряки получили благодатную пищу для новых шуток…

Поселок «Труд горняка» находится рядом с Краснодоном, в красивой, непохожей на заволжскую степь, местности: поля, перелески, овраги. После ровной пустынной степи, где взгляду не за что зацепиться, было приятно очутиться под деревьями, которые только что обзавелись ярко-зелеными листьями.

Женя сорвала три крепких листочка и, как когда-то в детстве, прилепила на нос и на щеки.

— Вон комполка идет, покажись ей, пусть полюбуется на штурмана, — смеясь сказала Женя Крутова.

— Мы в школе весной все лицо обклеивали листочками. На лоб, на щеки лепили и так бегали по двору. Очень уж здорово они пахнут. Я так люблю весну! Самое лучшее время. Весной, наверное, всюду хорошо, даже в пустыне. Я где-то читала, что весной пустыня тоже расцветает, появляются какие-то маленькие желтые и голубые цветы, цветет колючка и получается даже красиво. Да, «весна была весной даже в городе». Помнишь, как это у Толстого в «Воскресении». А тут: «весна была весной даже на фронте».

— Что-то не очень похоже, что мы долетели до фронта. Ничего не слышно.

— Затишье, должно быть, а вернее всего, дело в ветре. Ветер с востока, вот и не слыхать взрывов.

— Ох, и грамотный у меня штурман! Ладно, хватит лирики, давай маскировать машину.

Самолеты закатили под раскидистые деревья и поставили так, чтобы в любую минуту можно было запустить мотор, вырулить на взлетную площадку и подняться в воздух. Командиры эскадрилий проверили маскировку и остались довольны.

Когда в Энгельсе готовились к отлету на фронт, многие думали, что теперь придется жить в землянках, а может быть даже просто в окопах. Короче, внутренне девушки были готовы принять суровый военный быт. Но полк разместили в беленых, чистых хатах, кровати были застелены свежим бельем, на столах стояли в вазочках цветы. Хозяйки встретили своих постоялиц радушно, говорили по-южному быстро, старались чем возможно услужить необычным «солдатикам», таким красивым, молоденьким, но и, видать, серьезным: в ремнях, с сумками справа и слева, с большими пистолетами.

Обе Жени поселились вместе в совсем небольшой, низкой синевато-белой хатке. В комнате было прохладно, хорошо пахло травами. Над одной из кроватей висела картина, писанная, видимо, местным художником: над синими волнами идет девица в розовом, а за ней плывет белый лебедь, с очень крутой шеей.

— Ну, ты какую койку берешь? — спросила Женю Рудневу Крутова.

— Я тут лягу, а ты, как командир, ложись под картиной.

— Нет, картину уступаю тебе, ты у нас интеллигенция, смотри и наслаждайся.

— Ладно, принимаю твою жертву.

Женя Руднева села на кровать под картиной, стащила свои сапожищи и с удовольствием пошлепала маленькими ступнями по свежевымытому полу.

— До чего же хорошо. Так бы и ходила и в самолете так же летала бы. Знаешь, очень похоже на Бердянск. После войны я тебя обязательно повезу в Бердянск.

Скинув гимнастерки, босиком летчик и штурман вышли во двор, с удовольствием ощутили под ногами теплую землю. Умылись привычно по-солдатски; немного косящая одним глазом хозяйская дочка сосредоточенно и уважительно поливала им из ковша на тонкие незагоревшие под волосами шеи. Потом пообедали и всласть выспались. Но вечером близкая война снова напомнила о себе. Притихшие девушки внимательно слушали Евдокию Яковлевну Рачкевич и других политработников полка — Марию Рунт, Ольгу Фетисову, Ирину Дрягину, Ксению Карпунину. Оперативные сводки за последние дни были неутешительны. Тяжелые бои шли в Донбассе, вражеские войска оккупировали Крым, угроза нависла над Севастополем.

На следующий день утром 588-й полк выстроился на аэродроме, предстояло знакомство с командованием дивизии. Бершанская обошла строй, требовательным взглядом оглядела каждую, негромко приказала подравняться. Отошла в сторону и еще раз оглядела своих девчат: они ей понравились — отутюженные, затянутые, бодрые.

Командир дивизии полковник Дмитрий Дмитриевич Попов прилетел на самолете вместе с Расковой. Широким шагом подошел к шеренге, хмуро выслушал рапорт Бершанской, хмуро поздоровался, молча прошел вдоль строя, так же молча осмотрел самолеты, повернулся и пошел назад к своей машине. Раскова и Бершанская недоумевали: все как будто было в порядке, и новые машины, и подтянутый личный состав. Уже у самого самолета, нарочно громко, чтобы слышали девушки, Раскова, стараясь говорить весело, спросила:

— Ну что, товарищ полковник, берете женский полк?

Попов повернулся, чуточку помедлил и кивнул головой:

— Беру. Пришлю план дополнительной тренировки, — ступил на плоскость, солнце сверкнуло в начищенном голенище.

Этот смотр оставил у всех в душе неприятное чувство: понять не могли, что произошло, но видели, что радости прибывшее пополнение у командира дивизии не вызвало.

— Ничего, девочки, не вешать носы. Что ж, недоверие вполне понятно, — сказала Раскова, когда полковник улетел. — Ведь вы — первая женская летная часть, такого еще наша армия не знала. Надо, обязательно надо доказать, что наши женщины могут летать и бить фашистов не хуже «сильного пола». Докажем?

— Докажем! — не очень стройно и не очень уверенно прозвучало в ответ.

— Я верю, мои скромные «ночники», вы еще будете гвардейцами!

Все-таки тогда Расковой не очень-то поверили. Ясно же — утешает.

Позже, несколько месяцев спустя после первого знакомства с полком, командир дивизии признался Евдокии Давыдовне Бершанской:

— Сначала, когда из штаба армии мне сообщили, что дают легкобомбардировочный полк, я обрадовался. А потом узнаю — полк-то женский, целиком из одних женщин. Как это услышал, радость будто рукой сняло — ну и пополнение, лучше уж без него обойтись. Начнутся, думаю, «женские капризы», истерики, еще чего доброго. Приехал, посмотрел и совсем засомневался. Ну куда это годится: молоденькие девчонки, прямо дети некоторые, да еще на этих тихоходах учебных. Вот тебе и бомбардировщики, «ночники»! Что мне с ними делать? Погубит их сразу фашист, а ты отвечай.

Если учесть, что Попову было уже известно, как полк успел себя «зарекомендовать» — шарахнулся от собственных истребителей, — можно понять его реакцию при первом знакомстве. Да и в самом деле, никогда еще такого не было, чтобы женщины служили в бомбардировочной авиации, и к тому же без единого мужчины, без единого кадрового военного.

Прошло два дня, привыкли к белым хатам, к посиделкам в сумерках у какого-нибудь плетня; привыкли к своим постоялицам хозяйки, громко окликали их по имени от крыльца, иная с гордостью сообщала соседке, что ее Сима командир эскадрильи, на что соседка презрительно отвечала:

— Тю, большая персона! Моя так аж командир звена. В каждой петличке справа и слева по четыре красненьких уголка.

Через два дня провожали Раскову. На прощальном митинге всем было заметно, что Раскова волнуется. Она то опиралась руками о стол, то выпрямлялась, взявшись за ремень… Чувствовалось, что ее тревожила мысль о расставании с полком, который она так долго пестовала, что ей очень не хочется оставлять свой «замечательный народ». Глаза у нее блестели, щеки раскраснелись:

— Не скрою, мне не хотелось бы с вами расставаться, но меня ждет другой женский полк — дневных пикирующих бомбардировщиков, который готовится к отлету на фронт. Я назначена командиром этого полка. Вам, товарищи, предстоят большие дела! Держите высоко знамя своего полка, докажите, что умеете защищать Родину наравне с мужчинами, наравне с вашими братьями! Желаю вам боевой удачи!

На своего кумира девушки смотрели как всегда, с восторгом, и в мыслях была даже растерянность: «Сможем ли мы без нее?»

Раскову провожали до самолета. На прощанье она обняла Бершанскую, что-то ласково шепнула ей на ухо. Встала на крыло, энергично помахала рукой. Ей долго смотрели вслед, не расходились, пока ПО-2 был еще виден в небе. Не думали мы, что видим ее в последний раз…

Фашисты рвались к Дону — последней водной преграде на пути к Сталинграду и Кавказу. Ожесточенные бои шли в южной части Донецкого бассейна, на реке Миус, на подступах к Таганрогу. Вражеские дивизии устремились к переправе через Дон у станиц Константиновская, Раздорская, Мелеховская. Задача армии, в состав которой вошел полк, состояла в том, чтобы как можно дольше задержать фашистские войска, не дать им переправиться на левый берег Дона, обеспечить планомерный отход советских соединений на новые оборонительные рубежи.

— Прежде чем начинать ночные вылеты, нам нужно как следует узнать район боевых действий, — сказала Бершанская летчицам и штурманам, собравшимся в столовой поселка. — Необходимо тщательно изучить карту. Читать карту нужно уметь на память, уметь воспроизвести в уме весь район, все, что на ней есть: горы, возвышенности, реки, озера, населенные пункты, шоссейные и железные дороги, станции. Запомните все до мелочей, до мельчайших подробностей. Вам предстоит запомнить оперативные данные о переднем крае, запомнить пароль своего приводного маяка на данную ночь, то есть сколько оборотов и в какие промежутки времени он будет давать, чтобы не спутать его с другими маяками, расположенными в районе действия дивизии. Припомните снова технику бомбометания, потренируйтесь в расчетах, проверьте оборудование пилотской и штурманской кабин, бомбосбрасыватели. Готовиться будем серьезно. Видимо, завтра или послезавтра из дивизии прилетят опытные летчики, с которыми каждая из вас слетает за линию фронта, чтобы иметь представление о противнике.

Летчицы и штурманы уселись парами рассматривать и запоминать карты района боев. Техники и прибористы тихо копошились в машинах, зато шумели вооруженцы. Маленькие девчушки тренировались в подтягивании и подвешивании тяжеленных фугасных бомб, покрикивали друг на друга, упрекая в медлительности, громко вскрикивали, когда бомба оказывалась в критической позиции, угрожая шлепнуться на землю.

Опытные летчики из дивизии прибыли на другой день. Они оказались совсем молодыми парнями, но уже с орденами и медалями, что в значительной степени защитило их от девичьего ехидства. На первых порах они разговаривали с «птичками небесными» снисходительно, грубовато, но быстро позабыли о своем «превосходстве» и стали добросовестно учить новых коллег всему, что умели и знали сами. Вместе с ними девушки летали по маршрутам, приучались распознавать с воздуха укрепленные пункты противника, его огневые точки. Осваивали полеты в свете прожекторов, приемы выхода из лучей, из-под «зенитного обстрела».

Наступила очередь Жени Рудневой лететь к линии фронта. Как обычно, она забралась в свою штурманскую кабину, но впереди на этот раз сидела не ее Женечка, а незнакомый летчик. Ночь была светлая, лунная, и различить наземные объекты не составляло труда.

Летчик попался словоохотливый и, видимо, добродушный. Он занимал Женю рассказами о своей жизни на фронте, весело сообщил, как его дважды сбивали.

— Чувствуешь, какой боковик задул? Давай, штурман, учитывай-рассчитывай, — крикнул он в переговорную трубку. — А вот и линия. Прожигай землю взглядом и не дрейфь.

Внизу видна была черная линия траншей. Та же земля, наша советская земля, а хозяйничают на ней враги. Сильно пахнет гарью. «Вот и фронт, вот я и на фронте. Фронтовичка! Притаились, проклятые».

— Ну, как картина? Станцию различаешь — мы ее долбанули тут на днях, да, видать, еще придется. «Эх, раз, еще раз, еще много, много раз…»

«Этим уж теперь займемся мы», — подумала Женя. Летчик словно угадал ее мысли:

— Теперь это будет ваша работенка. Не знаю только, справитесь ли — все-таки бабы как-никак.

Женю его замечание неприятно резануло, но она никогда не могла ответить резко кому бы то ни было, даже если это было оправдано.

— Какая самонадеянность, — сказала она негромко; за шумом мотора летчик ее слов не расслышал. Весь обратный путь Женя молчала и думала, как неприятно встречать нетактичных людей, а еще хуже то, что сами эти люди о своей нетактичности не подозревают.

Перед началом боевых вылетов в полку прошло партийно-комсомольское собрание. Оно запомнилось всем особой торжественностью и значительностью. Выступали коротко, но убежденно и даже запальчиво. Это, наверное, потому, что на собрании присутствовал командир дивизии полковник Попов.

— Все, наверное, почувствовали на себе, с каким недоверием относятся к нам в дивизии, — сказала Женя Руднева. — Мы во что бы то ни стало должны, просто обязаны опровергнуть это мнение. Ни слез, ни «охов», ни «ахов» от нас здесь не дождутся.

— Правильно! — закричали с мест.

В резолюции записали:

«Партийно-комсомольское собрание требует от коммунистов и комсомольцев своей самоотверженной работой добиться того, чтобы полк стал одним из лучших на Южном фронте».

Услышав текст этой резолюции, командир дивизии усмехнулся, изумленно мотнул головой:

— Ничего себе! Ну, а вообще-то так и надо.

12 июня 1942 года полку в первый раз предстояло показать, на что он способен…

Ночь без луны, без ветра, только звезды разнообразят темень. В природе тишина, тихо на аэродроме. Три машины заправлены еще днем, засветло подвешены бомбы. Женя Руднева стоит на летном поле среди подруг, ждет, когда выйдут с КП комдив, комполка, комиссар, комэски. Время от времени она поглядывает на небо, узнает знакомые созвездия, но они ее сейчас не занимают. Около темных самолетов помигивают, как сказочные болотные огоньки, карманные фонарики неутомимых техников. Полк ждет — предстоит первый боевой вылет.

На поле появляются командиры.

Бершанская летит первой, с ней штурман полка Софья Бурзаева.

— Прежде чем посылать на задание своих людей, я должна слетать за линию фронта сама, — сказала Евдокия Давыдовна, когда пришел приказ из дивизии.

Следом поднимутся в воздух еще два экипажа, командиры эскадрилий Серафима Амосова и Любовь Ольховская, с ними штурманы Лариса Розанова и Вера Тарасова. Пока только три самолета.

В темноте заметны лишь силуэты, по росту, по манерам можно догадаться, кто есть кто. Один силуэт, высокий, прямой, протягивает руку другому, поменьше. Слышен мужской голос:

— Ну что ж, товарищ Бершанская, желаю вам удачно открыть боевой счет полка. Желаю самого большого успеха.

— Спасибо, товарищ полковник.

— Ждем, будем очень ждать.

Силуэт Бершанской стал неразличим.

— Контакт!

— Есть контакт!

Трах-трах-трах. Два, три раза повернулся винт и закружился вовсю — ясно по звуку. Стронулась большая тень, сверкнул бортовой огонек, подрагивая, подпрыгивая, самолет двинулся, и уже ровный шум мотора слышен сверху.

С интервалами в пять минут вылетели комэски.

— А мы завтра, — шепнула Женя Крутова своему штурману и обняла ее за плечи. — Волнуешься?

— Да, за сутки вперед.

Молча стоявшие девушки постепенно разговорились, кое-кто прилег на траву.

— Ну, что, полуночницы, спать хочется?

— Запомни, мы «ночники» — можем летать всю ночь. Комдив услышит, решит, что только полночи можем работать. Опять нам минус.

— Виновата, исправлюсь, товарищ командир.

Полковник Попов ходит по полю взад и вперед, заложив руки за спину. Чувствуется: все происходящее для него необычно. Этих девчонок ему, честно говоря, порою становится жалко. Кажется, что вышли все сроки, и он то и дело поглядывает на светящийся циферблат часов.

Женя сидела на траве, вслушивалась в далекие звуки, пытаясь различить характерный рокот мотора ПО-2.

«Какая теплая ночь. Где-то в Москве мои. Как все это странно: среди ночи, далеко от дома, в двадцати километрах от фронта я сижу без мамы и без папы и дожидаюсь своего командира. Это я, которая по ночам спала, как сурок».

— Летит! — прозвучало радостно. Кто-то, у кого слух самый совершенный, услышал самолет первым. Разговоры прекратились. А шум все нарастал, приближался и вдруг сделался глуше.

— Пошла на посадку.

Дробно застучали шасси на сухой земле, обороты винта стали реже. Постреливая отработавшими газами, к линии предварительного старта медленно подрулил первый самолет.

Ждали молча, никто не кинулся навстречу, хотя и очень хотелось. Сдерживало присутствие командира дивизии, который остался стоять на месте, не шелохнулся.

Наконец послышались шаги, и снова возник знакомый силуэт. За Бершанской шла Соня Бурзаеза. Поравнявшись с Поповым, Евдокия Давыдовна вскинула руку к виску, доложила:

— Товарищ полковник, задание выполнено.

Попов протянул ей обе руки. По голосу можно было понять, что он улыбается.

— Поздравляю, от души поздравляю с первым боевым вылетом.

В сердце Жени ликование. Как это прекрасно — строгий и недоверчивый полковник так тепло поздравляет женщину, их командира! Жене очень захотелось захлопать в ладоши, как привыкла в школе и в университете, но вовремя сдержалась.

Бершанская рассказывала не спеша, видимо желая, чтобы каждое ее слово достигло ушей подчиненных.

Фашистские зенитчики обстреляли самолет. Маневрируя по курсу, Евдокия Давыдовна вывела свой ПО-2 к намеченной цели, к штабу врага, и отбомбилась на высоте около 600 метров. Следом за ней сбросил бомбы экипаж Амосовой. Обстрел усилился. На плоскостях появились дыры, их было видно в свете прожекторов, к счастью, ни один осколок не попал в мотор.

Снова возглас:

— Летит!

Вернулись Амосова и Розанова. У них тоже все в порядке, ждут третий экипаж.

И повторяется та ночь, 9 марта.

Ольховскую и Тарасову ждали долго, даже тогда, когда уже по всем расчетам у них должно было иссякнуть горючее. Стало светать, видны лица всех, кто стоит, сидит, лежит на летной площадке. Часто поглядывая на часы, без нужды поправляя сзади гимнастерку под поясом, шагает командир дивизии. Меркнет радость, которую доставили своим появлением два первых экипажа.

— Как ты думаешь, могли они где-нибудь сесть? — тихо спросила Женя Руднева свою летчицу, прижавшись к ее плечу.

— Могли, конечно.

— У наших?

— Хорошо бы.

Полковник останавливается возле Бершанской.

— Надо искать.

Самолеты, летавшие на поиски пропавшего экипажа, вернулись ни с чем…

Женя Руднева и Женя Крутова сидели в своей хатке на кроватях друг перед другом. Можно бы ложиться спать, но спать не хочется, на душе неспокойно.

— Мне все-таки кажется, что Люба и Вера найдутся, — сказала Женя Руднева.

— Эх, Женюра, ведь это война. Забыла разве — мы на фронте.

— Я думаю иногда, что будет с мамой, если я погибну, как она это перенесет — ведь я у нее одна. Вот если тебя кто-то любит или любил и ты тоже любила, то, наверное, и погибать легче. Или хотя бы если есть сын, ну, вообще, ребенок, как у Бершанской. Мне хотелось бы, чтобы дома сейчас у мамы росла моя дочь.

— А я за мальчишку.

— Вот про нас в дивизии говорят: «несерьезная авиация», а гибнут и здесь по-настоящему.

— Да брось ты, еще, может быть, дня через два они объявятся. Сама же говоришь, что не веришь в их смерть. А вообще-то запомни; на войне без потерь не бывает.

— Это справедливо, но не утешает.

— Потери в рядах противника — хорошее утешение.

Ни через два дня, ни через месяц Люба и Вера в части не появились. Спустя много лет после войны со слов местных жителей удалось восстановить, и то далеко не полную, картину происшедшего в ту ночь.

Люба Ольховская и Вера Тарасова выполнили задание, затем попали в плотный зенитный огонь. Осколками снаряда девушек тяжело ранило. Истекая кровью, Люба Ольховская посадила ПО-2, но выбраться из кабины ни она, ни Вера не смогли. Утром жители поселка «Красный луч» нашли их обеих мертвыми.

На следующий день после завтрака Женя присела на завалинку, положила на колени книгу и принялась за письмо родителям:

«Здравствуйте, мои любимые!

Сегодня восемь месяцев с того времени, как я в армии. А помните, ведь я даже на два месяца полностью никогда из дому не уезжала! Кроме сознания, что я защищаю Родину, мою жизнь здесь скрашивает еще то, что я очень полюбила штурманское дело. Вы, наверное, очень беспокоитесь с тех пор, как я в армии, тем более что теперь вы знаете мою профессию. Но вы не очень смущайтесь: моя Женечка — опытная летчица, мне с ней ничуть не страшно. Ну, а фронтовая обстановка отличается от нашей учебной работы только тем, что иногда стреляют зенитки. Но ведь я тоже, как и вы, хорошо помню бомбежки Москвы — сбить самолет очень трудно. В общем не беспокойтесь. А уж если что и случится, так что ж: вы будете гордиться тем, что ваша дочь летала. Ведь это такое наслаждение — быть в воздухе!

С особенным восторгом я переживала первые полеты. Но не могла поделиться с вами своими чувствами, потому что не хотела вас волновать сообщением о своей профессии. Поэтому и аттестат долго не высылала.

Получили ли вы деньги по нему за июнь?

Пишите подробно, как живете. Прошу, пишите через день.

Целую вас крепенько.

Женя».

Днем стало известно, что в экипаже Крутова — Руднева произошли изменения: Женю Крутову назначили дежурной по части. У Жени Рудневой был такой обескураженный вид, когда она об этом узнала, что ее летчица тоже расстроилась.

— Женечка, да ты прямо сейчас заплачешь, — сказала Крутова.

— Как же я полечу без тебя? Ведь первый боевой, а мы врозь. Мы же с тобой единый экипаж, а тут…

— А мне, думаешь, хочется дежурить?

— Нет, это очень нехорошо, что в первый раз я лечу без тебя. Наделаю еще глупостей…

— Мы с тобой обязательно полетим завтра. Все будет замечательно. Ты же у нас умненькая-разумненькая, а Распопова хороший пилот…

Машина под номером семь на старте. Надо идти. Прежде чем сесть в кабину, Женя вынула из планшета тетрадь, вырвала листок и написала:

⇐ Предыдущая 22 23 24 25 262728 29 30 31 Следующая ⇒