ГЕОРГИЙ КОРНИЕНКО 19 страница

Решение было принято Советом НАТО 12 декабря 1979 года после завершения политической подготовки, тщательно спланированной на сей раз с учетом неудавшегося ранее размещения в Европе американского нейтронного оружия.

Действительный смысл декабрьского решения НАТО

Вернуться к этому вопросу необходимо как для того, чтобы окончательно уяснить, какую роль сыграли ракеты СС-20 в принятии декабрьского решения НАТО, так и для более правильного понимания хода и результата последующих переговоров, а в итоге — для лучшего понимания реальной значимости Договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности.

Надо признать, натовской пропаганде в значительной мере удалось создать впечатление, будто смысл принятого в 1979 году решения сводился к тому, чтобы то ли не допустить нарушения равновесия сил в Европе, то ли восстановить уже нарушенное, — с течением времени эта «деталь» сознательно затуманивалась. Но если она имела существенное значение на определенном этапе и в определенном смысле (о чем говорилось выше), то здесь самое важное, конечно, другое: грозило ли вообще развертывание ракет СС-20 существенным изменением соотношения сил в Европе в пользу СССР или же принятие решения НАТО все же диктовалось иными соображениями?

В западной, а вслед за ней и в советской прессе впоследствии приводились авторитетные свидетельства того, что развертывание ракет СС-20 если и играло определенную роль, то отнюдь не определяющую. Приведу дополнительно еще некоторые подтверждения этому.

Главнокомандующий вооруженными силами НАТО американский генерал Б. Роджерс в интервью журналу «Штерн» в августе 1984 года, выразив удовлетворение тем, что НАТО приобрела способность поражать территорию СССР из Западной Европы ракетными системами, далее сказал: «Мы могли делать это всегда с помощью самолетов. Однако когда английский бомбардировщик «Вулкан» был снят с производства и остался только американский бомбардировщик Ф-111, который обладает способностью достигать советской территории, мы решили, что должны привести модернизацию. А вовсе не потому, что появились СС-20(выделено мною. — Г. К.)».

Яснее вроде не скажешь, и трудно себе представить, зачем бы понадобилось Роджерсу говорить в данном случае неправду, если бы это было не так. Но если даже допустить, что почему-то, по непонятной нам причине, он в публичном заявлении грешил против истины, делая вид, будто СС-20 здесь ни при чем, то имеются на этот счет и документы, не предназначавшиеся для публикации. Так, солидная английская газета «Обсервер» 16 октября 1983 года сообщала, что в ее распоряжении оказалась подборка секретных документов государственного департамента и министерства обороны США за 1978—1979 годы, касающихся подготовки к принятию решения НАТО о развертывании американских ракет в Западной Европе. Приведенные газетой выдержки из документов (никаких опровержений их подлинности не последовало) ясно говорили о том же, о чем публично заявил Роджерс. В одном из документов прямо указывалось: «Учитывая имевшееся количество советских ракет СС-4 и СС-5, модернизация советских сил с помощью ракет СС-20 не может сколько-нибудь существенно увеличить угрозу для НАТО».

Но коль скоро это так, то в чем же состоял действительный смысл решения НАТО о размещении американских ракет средней дальности, на что оно было нацелено?

Все дело заключалось в том, что появление ракет СС-20 в ряду других мер по модернизации ядерного арсенала СССР было расценено в руководящих кругах стран НАТО как шаг, способный привести к нейтрализации имевшихся до этого на стороне НАТО преимуществ. Другими словами, возникла не угроза для НАТО в смысле перевеса на стороне СССР, а угроза лишиться тех преимуществ, которыми США и НАТО все еще реально располагали (нам нравилось в ту пору говорить о равновесии, хотя его еще не было — мы по-прежнему «догоняли»). Отсюда стремление НАТО путем размещения в Западной Европе новых американских ракет сохранить, а то и нарастить эти преимущества.

Есть на этот счет и свидетельство такого авторитетного источника, как тогдашний министр обороны США Г. Браун. Выступая в одной из комиссий конгресса США в сентябре 1979 года с разъяснением смысла предстоявшего через три месяца решения НАТО по ракетному вопросу и других программ НАТО, он откровенно сказал: «Варшавский договор также будет продолжать совершенствовать свои силы, но нынешние тенденции указывают на то, что если будут выделены все необходимые средства на намеченные НАТО программы, то мы должны добиться чистого военного выигрыша(выделено мною. — Г. К.) в середине 80-х годов. Главным для получения такого выигрыша является то, что намеченные НАТО усилия в области модернизации ее вооруженных сил и ускорения темпов переброски американских подкреплений в Европу более чем компенсирует усовершенствования, намеченные странами Варшавского договора, которые основываются только на модернизации».

Очень ясно, без околичностей, о реальном смысле размещения американских ракет в Европе сказал также президент Франции Миттеран в интервью итальянскому журналу «Эпока» в мае 1981 года: «Ракеты СС-20 не могут пересечь Атлантику, они угрожают только Европе, а не США. Напротив, американские ракеты «Першинг» нацелены на жизненно важные центры Советского Союза. Им потребуется меньше времени для поражения этих центров, чем советским ракетам, нацеленным на США. Одна эта разница во времени способна нарушить равновесие между великими державами».

Приведенные выше высказывания Брауна и Роджерса примечательны еще в двух отношениях. Во-первых, из них видно, что НАТО, как и СССР, не разделяло глухой стеной ракеты и авиационные средства доставки ядерного оружия при планировании их использования, рассматривая их как в определенной мере взаимозаменяемые и дополняющие друг друга. Это подтверждает правомерность первоначальной постановки нами на переговорах вопроса о необходимости принятия комплексного решения по всем ядерным средствам средней дальности. И если в итоге авиация была оставлена в стороне в интересах первоочередной договоренности по ракетным средствам, то это вовсе не означает ошибочности нашей исходной позиции, как это кое-кто склонен считать сегодня. Мы просто пошли на уступку, в данном случае не имевшую решающего значения, ради того, чтобы достичь договоренности. Во-вторых, из высказываний Брауна и Роджерса абсолютно ясно и то, что руководители США и стран НАТО исходили в своем планировании из совокупного арсенала стран НАТО, а не только одних США.

Этому есть и много других подтверждений. Так, в «Белой книге» правительства Великобритании по вопросам обороны за 1978 год говорилось, что «британские подводные лодки с ракетами «Поларис» составляют неразрывную часть стратегических средств НАТО». В аналогичном издании за 1979 год вновь указывалось, что «британские силы также составляют неразрывную часть ядерных сил театра военных действий, которые имеют жизненно важное значение для политики сдерживания НАТО». Более того, и в английской «Белой книге» за 1981 год, то есть уже после принятого в 1979 году решения НАТО, прямо говорилось: «Мы поддерживаем современные ядерные силы, предназначенные к использованию в рамках стратегии гибкого реагирования НАТО и способные нанести такой ущерб Советскому Союзу, что советские руководители должны принимать их в расчет(выделено мною. — Г. К.)».

Что касается соответствующих французских ядерных средств, то и они, несмотря на невхождение Франции в объединенные вооруженные силы НАТО в мирное время, учитываются в военных планах НАТО, как это видно, в частности, из ежегодных докладов Комитета начальников штабов США. И это понятно, поскольку обязательства Франции по Североатлантическому договору не зависят от ее вхождения или невхождения в данный момент в его военную организацию (которая, кстати, была создана не сразу при заключении договора). Этого, собственно, не отрицают и французские руководители. Так, президент Миттеран при посещении базы французских подводных лодок-ракетоносцев Иль Лонг 24 июля 1981 года заявил: «Эта мощная сила сдерживания вносит вклад в совместную оборону союзников в рамках Североатлантического союза, которому мы сохраняем верность, даже если мы хотим остаться хозяевами своих решений».

Показательно и то, что в правительственных документах ФРГ, союзника Великобритании и Франции по Североатлантическому договору, за 1979—1981 годы при приведении данных о ядерных средствах средней дальности в Европе на стороне НАТО наряду с американскими бомбардировщиками Ф-111 перечислялись английские БРПЛ «Поларис» и бомбардировщики «Вулкан», а также французские баллистические ракеты наземного и морского базирования и самолеты «Мираж-IV».

Во всяком случае, как видно из вышеизложенного, нет никаких оснований считать ошибкой то, что СССР на протяжении длительного времени настаивал на учете (тем или иным образом) соответствующих ядерных средств Великобритании и Франции на стороне НАТО при достижении договоренности о сокращении советских и американских ядерных средств средней дальности.

Однако, надо сказать, наша — объективно справедливая — позиция на переговорах по этому вопросу оказалась заранее серьезно ослабленной в тактическом плане из-за следующего казуса. Произошел он во время беседы Брежнева с канцлером Шмидтом в Москве летом 1980 года, то есть незадолго до советско-американских переговоров по ограничению ядерных средств в Европе, которые начались в октябре того же года. Вести серьезные беседы Брежневу к тому времени было вообще трудно, тем более когда возникала необходимость с ходу реагировать на задаваемый собеседником вопрос. Так вот, выслушав изложение Брежневым по заготовленному тексту наших аргументов насчет обязательности учета английских и французских ядерных средств, Шмидт, не оспаривая по существу правомерность нашей позиции, вместе с тем спросил, не могли бы мы все же отложить вопрос об английских и французских ядерных средствах до последующих переговоров по сокращению стратегических вооружений. В ответ Брежнев вопреки нашей позиции, только что изложенной им канцлеру, явно невпопад высказался в том смысле, что мы, дескать, не исключаем такого варианта.

Вклинившийся в разговор Громыко попытался подправить Брежнева, но западные немцы подумали, что советский руководитель не оговорился, как было на самом деле, а проговорился, выдав ненароком запасную позицию (между тем у нас в то время таковой не было). Соответственно, информировали они американцев и других своих союзников по НАТО. И это, безусловно, не могло не сказаться на ходе последующих переговоров.

Почему мы сняли свое требование

Если наше требование об учете английских и французских ядерных средств было вполне обоснованным — а приведенные выше факты подтверждают это, — то возникает вопрос, почему же мы в конце концов отступились от этого требования. Кстати, ведь в значительной мере неучетом английских и французских ядерных средств объяснялась и разница в количествах подлежавших уничтожению советских и американских ракет, что вызвало больше всего вопросов и беспокойства у наших людей.

Ответ на этот вопрос был дан Горбачевым, когда он на пресс-конференции в Рейкьявике 12 октября 1986 года заявил, что согласие оставить в стороне ядерные потенциалы Великобритании и Франции было с нашей стороны очень большой уступкой: «Ведь эти две страны — союзники США и обладают ядерным потенциалом, который продолжает наращиваться и совершенствоваться. А вся их военная деятельность плотно координируется в рамках НАТО. Это нам доподлинно известно. Тем не менее мы сняли это препятствие к соглашению».

Да, это была большая уступка, но в данном случае сделана она была, как говорится, «не задарма». Именно этот наш шаг поставил Рейгана в такое положение, когда США были вынуждены согласиться на полную ликвидацию своих ракет средней дальности вместе с советскими. Я не случайно употребляю выражение «США были вынуждены», ибо бытующее мнение, что это мы, мол, приняли, да еще с запозданием ранее предложенный Рейганом «нулевой вариант», не имеет под собой реальных оснований, оно ошибочно.

В 1981 году Рейган действительно говорил о «нулевом варианте» для ракет средней дальности. Но последующее развитие событий со всей очевидностью показало, что это был всего лишь пропагандистский ход, рассчитанный на то, что Советский Союз никогда не согласится с таким вариантом. Об этом, в частности, откровенно написал в своей книге такой опытный политический деятель, как бывший президент США Никсон, хорошо осведомленный об умонастроениях в Белом доме времен Рейгана: «Когда в ноябре 1981 года Соединенные Штаты предложили «нулевой вариант», требующий ликвидации американских и советских ракет промежуточной дальности в Европе, они исходили не из того, что такое решение служит интересам Запада, а из того, что русские ответят на него отказом и понесут политический урон. Считалось, что данное предложение принесет Соединенным Штатам политические очки в Европе и позволит разместить ядерные силы промежуточной дальности в странах НАТО. Такая тактика оправдывала себя до тех пор, пока Советский Союз проявлял упрямство за столом переговоров».

И надо было видеть, как Вашингтон пытался отбиться от «нулевого варианта», когда его взяла на вооружение — и вполне серьезно — советская сторона; как американская сторона стремилась склонить нас к «промежуточному варианту», который позволил бы США сохранить хотя бы часть своих ракет средней дальности в Западной Европе. Только благодаря нашей настойчивости и давлению западноевропейской и мировой, в том числе американской, общественности Вашингтон в итоге пошел на «нуль», поняв, как писал тот же Никсон, что «если США ответят отказом, то это слишком дорого обойдется им с точки зрения авторитета в глазах общественного мнения в Западной Европе».

На деле, по большому счету, получилось так, что согласие США на реальный, а не пропагандистский «нуль» явилось фактически ответной уступкой — и отнюдь не менее крупной — на наше согласие снять вопрос об учете английских и французских ядерных средств. Не уступи мы в этом вопросе, не было бы договора, как не было бы его и без согласия США на «нуль». Короче говоря, каждая сторона уступала, но уступала ровно столько, сколько было необходимо, чтобы сбалансировать интересы в данной конкретной сфере.

То, что в результате в основном неучета английских и французских ядерных средств число подлежавших уничтожению ракет у Советского Союза оказалось заметно большим, чем у Соединенных Штатов, конечно, имело определенное значение с военной точки зрения. Однако следует учитывать то, что арифметическая разница между количествами уничтоженных СССР и США ракет средней и меньшей дальности далеко не полностью отражает реальное положение вещей. Если с учетом неодинаковой стратегической ценности разных ракет (наши ракеты СС-20, размещенные а Европе, не достигали США, а их «Першинги-2» были размещены в Европе как раз для создания угрозы территории СССР) привести количество уничтожаемых той или другой стороной ракет к общему знаменателю, то разница будет не столь велика, как кажется на первый взгляд.

Таким образом, реальный смысл Договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности и главная его ценность для нас, помимо его универсальной ценности как первого шага по пути ядерного разоружения, состоял в том, что он повернул вспять осуществление решения НАТО, нацеленного на сохранение и приращивание преимуществ НАТО, а вовсе не на восстановление равновесия сил, нарушенного якобы в результате развертывания Советским Союзом ракет СС-20.

История, как известно, не признает «если бы» (в том смысле, что ее нельзя переписать). Но для излечения уроков из нее методологически этот прием вполне допустим. Поэтому не лишены смысла и рассуждения вроде того, а не лучше ли было бы, если бы мы «поймали на слове» Рейгана в 1981 года, выразив тогда согласие с «нулевым вариантом»? Мое мнение на сей счет таково: пропагандистских очков мы наверняка заработали бы немало, но пропагандой дело бы и закончилось. Наивно, по-моему, думать, что практический результат был бы таким, каким он получился в 1987 году.

Во-первых, нельзя забывать, что для того, чтобы получился Договор по РСМД, с нашей стороны понадобилась не только готовность пойти на «нуль» по ракетам средней дальности, но и многое другое. Во-вторых, обеим сторонам пришлось пройти через Женеву и Рейкьявик, чтобы, образно говоря, поезд советско-американских отношений, набитый ядерной взрывчаткой, набрал такую скорость, при которой для Рейгана оказалось невозможным спрыгнуть с него, когда мы предложили настоящий «нуль». Согласись мы на «нулевой вариант», предложенный Рейганом в 1981 году при совершенно других обстоятельствах, ему не составило бы большого труда уйти от него, отделавшись пропагандистскими ушибами.

К тому же нельзя забывать и того, что Договор по РСМД — это не один, а два «нуля». Для нас тогда было принципиально важно не допустить такого положения, когда при ликвидации ракет средней дальности Соединенные Штаты сохранили бы возможность наращивать в Европе, как они того и хотели, свои оперативно-тактические ракеты с дальностью от 500 до 1000 км, то есть способные поражать территории всех других стран Варшавского договора, а частично и Советского Союза. В подписанном же Договоре по РСМД такие ракеты тоже попали под уничтожение.

При этом, однако, советской стороной в лице Горбачева и Шеварднадзе был допущен совершенно ничем не оправдываемый шаг, в результате которого в числе уничтожаемых в СССР оказались и ракеты «Ока» (по западной терминологии СС-23), которые не должны были подпадать под этот договор.

Что произошло с ракетами СС-23 («Ока»)

Согласно Договору по РСМД, ликвидации подлежали наряду с ракетами средней дальности (от 1000 до 5500 км) так называемые ракеты меньшей дальности (от 500 до 1000 км). Установленной же дальностью ракеты считается максимальная дальность, на которую испытывался данный тип ракеты. Это общепризнанный способ определения дальности ракеты, ибо понятно, что ни один военачальник не решится запустить ракету на бόльшую дальность, чем она испытана, так как в этом случае не только нельзя обеспечить необходимую точность попадания, но вообще не известно, как поведет себя ракета в полете.

Между тем максимальная дальность, на которую испытывалась ракета «Ока», не превышала — и это было известно американской стороне — 400 км. И тем не менее она попала под уничтожение в соответствии с Договором по РСМД. Почему? Когда такой вопрос был задан 15 октября 1990 года Шеварднадзе одним из депутатов Верховного Совета СССР, министр иностранных дел не пожелал дать прямой ответ на него, сославшись на то, что этот вопрос «сложный и деликатный».

В действительности при всей его деликатности ничего сложного в этом вопросе нет, если не бояться рассказать правду. А правда такова. Американцы, зная, что ракета «Ока» испытана на дальность значительно меньшую, чем 500 км, тем не менее настойчиво добивались, чтобы она попала под действие Договора по РСМД. Мотивировали они это тем, что если бы такая же по габаритам ракета была изготовлена по американской технологии, то она могла бы иметь дальность 500 км.

Резонно отвергая такой подход как неправомерный и лишенный здравого смысла, Министерство обороны СССР вместе с тем под давлением Шеварднадзе в итоге выразило готовность пойти на включение ракеты «Ока» в Договор по РСМД, но при условии, что это будет сделано честно и справедливо, а именно: предложить американцам, чтобы под понятие «ракеты меньшей дальности» подпадали и соответственно подлежали запрету и уничтожению все ракеты с дальностью не от 500, а от 400 до 1000 км. Тем самым наряду с ликвидацией нашей ракеты «Ока» была бы поставлена преграда для создания (такой проект уже был известен) модернизированной американской ракеты «Лэнс-2» с дальностью 450 — 470 км.

Однако во время пребывания государственного секретаря Шульца в Москве в апреле 1987 года, как только он спросил Шеварднадзе, согласны ли мы подвести ракеты СС-23 («Ока») под понятие «ракеты меньшей дальности» (500 — 1000 км), последовал ответ: «Для нас это не будет проблемой. Давайте попросим экспертов заняться этим вопросом. Повторяю, за нами дело здесь не станет». Не надо быть особенно искушенным в дипломатии, чтобы понять, что тем самым Шульцу был дан, по существу, положительный ответ. На встречу экспертов, состоявшуюся в МИДе в тот же вечер, представители Генштаба вопреки сложившейся за многие годы практике приглашены не были. С протоколом встречи знакомить их также не стали, сославшись на то, что протокол, мол, не велся, что опять-таки противоречило многолетней практике.

Но если о том, что говорилось на встрече экспертов и что Шеварднадзе доложил Горбачеву о своей беседе с Шульцем, я мог только догадываться, то о происшедшем на следующий день во время беседы Горбачева с Шульцем в присутствии Шеварднадзе мне известно достоверно — на этот счет есть документальные свидетельства. В ходе беседы Шульц, суммируя состоявшиеся накануне обсуждения с Шеварднадзе, сказал: «Вопрос о средствах с меньшей дальностью найдет отражение в договоре о ракетах промежуточной (средней) дальности. О каких средствах идет речь, нам, я думаю, ясно(выделено мною. — Г. К.)». И тут же со стороны Горбачева последовало подтверждение: «Как мы понимаем, о ракетах СС-23 и других ракетах этого класса». И все, никаких оговорок насчет того, что в этом случае нижний предел дальности должен быть снижен с 500 до 400 км, ничего, что исключило бы возможность наращивания дальности американских ракет «Лэнс», ни слова об этом.

Вот так, к приятному удивлению американцев, почти походя, не за понюх табака была отдана наша ракета «Ока». Не кто иной, как сам Шульц в беседе с находившимися на борту его самолета американскими журналистами по пути из Москвы сказал, что согласие Горбачева на включение ракет СС-23 в Договор по РСМД «было настолько односторонне выгодным для Запада, что он не уверен, смогли ли бы советские руководители провернуть это, будь в Москве демократический законодательный орган».

Впоследствии Шеварднадзе, стремясь уйти от ответственности за соучастие в содеянном или, по крайней мере, переложить бόльшую часть ответственности на других, написал в своей книге: «Почему бы депутатам группы «Союз» не спросить, например, о причинах уничтожения ракетного комплекса «Ока» не столько меня, как они это делают с преувеличенным рвением, сколько уважаемого мною маршала С. Ф. Ахромеева, который на переговорах по этому классу ракет занимал место рядом с Генеральным секретарем? Уж маршал-то не хуже, а то и лучше меня знает, кто и почему дал на это согласие, как знает и то, что без согласия министра обороны и начальника Генерального штаба такие решения не принимаются». Этот свой пассаж Шеварднадзе, видимо, для пущей убедительности закончил высокопарной фразой: «Умолчание, как и ложь, — не моя политика».

Но я смею утверждать, что в данном случае Шеварднадзе говорил заведомую неправду. Мне достоверно известно, что маршал Ахромеев не сидел рядом с Горбачевым и Шеварднадзе, когда они задарма отдали «Оку». Его участие в той беседе Горбачева с Шульцем не предусматривалось, и он не присутствовал на первой ее части, в ходе которой была решена судьба «Оки». Он был в срочном порядке вызван Горбачевым уже после этого — для участия в обсуждении вопросов, касавшихся будущего договора по сокращению СНВ. О решении же в первой части беседы вопроса об «Оке» он узнал только на следующий день, прочтя в газете сообщение о беседе Горбачева с Шульцем, в котором говорилось о согласии включить ракеты СС-23 в Договор по РСМД. В довершение ко всему в сообщении упоминалось и о его, Ахромеева, присутствии на этой беседе, что создавало впечатление о его причастности к свершившемуся с «Окой». Я был свидетелем, как маршал негодовал по этому поводу на совещании у Л. Н. Зайкова, возглавлявшего в то время Комиссию Политбюро по переговорам с США в области разоружения. Там же был и Шеварднадзе, так что вряд ли он не помнит об этом. Поэтому, повторяю, его история о маршале, сидевшем якобы рядом с Горбачевым во время похорон «Оки», — не что иное, как сознательное извращение истины.

Могу подтвердить в этой связи и ту «деталь», о которой поведал миру главный конструктор «Оки» С. Непобедимый: для того, чтобы дезавуировать возражения специалистов и оправдать задним числом допущенный Горбачевым и Шеварднадзе «ляп», было приказано (дословно) «пульнуть» ракету «Ока» на дальность 500 км. Эта самодеятельность была отменена благодаря тому, что Ахромеев, тогда еще начальник Генштаба, решительно поддержал категорические возражения главного конструктора, доложившего, что система управления ракетой не разрешит ее пуск на дальность более 400 км, а если систему управления отключить, то не произойдет отделения головной части и ракета начнет аварийный полет со всеми вытекающими отсюда катастрофическими последствиями.

Попытки военных вернуться к вопросу об «Оке» до подписания договора всячески пресекались, вплоть до угрозы привлечения к партийной ответственности тех, кто критиковал промах руководства. Дело кончилось тем, что буквально за неделю до вашингтонской встречи в верхах, где предстояло подписание Договора по РСМД, военным пришлось просто отступить, и только тогда было официально оформлено наше внутреннее решение о включении ракет «Ока» в этот договор.

Американцы не замедлили, конечно, воспользоваться подарком советской стороны, начав вскоре после подписания Договора по РСМД проталкивать через НАТО решение о размещении в Европе создаваемых ими ракет «Лэнс-2» с дальностью, превышающей дальность ракет «Ока».

В этой связи Горбачев при встрече с государственным секретарем США Бейкером 11 мая 1989 года напомнил ему, что «буквально два года назад за этим же самым столом Шульцу было дано согласие включить в Договор по РСМД ракеты СС-23 с дальностью до 500 км, хотя формально они не подпадали под условия договора (выделено мною. — Г. К.)». А Шеварднадзе, расхрабрившись, стал даже грозить американцам тем, что в случае реализации их планов размещения в Европе ракет «Лэнс-2» «мы должны будем или приостановить уничтожение ракет СС-23, или создавать другие системы».

Но американцы не испугались подобных заявлений советских руководителей, хорошо зная к тому времени истинную цену им. Работа над ракетами «Лэнс-2» и параллельная подготовка соответствующего решения по линии НАТО относительно их размещения в Западной Европе продолжались полным ходом до тех пор, пока не произошли коренные перемены в странах Восточной Европы и не самоликвидировалась организация Варшавского Договора.

В результате этих действительно радикальных перемен размещение в Западной Европе ракет «Лэнс-2» с дальностью 450 — 470 км утратило всякую целесообразность, как политическую, так и чисто военную. Будучи размещены, скажем, на территории ФРГ, они смогли бы поражать цели только на территории бывшей ГДР, которая вскоре была включена в состав ФРГ, так что их размещение в ФРГ, естественно, теряло смысл.

Только после этого принятие окончательного решения по линии НАТО о размещении ракет «Лэнс-2» в Европе было отложено, что не мешало Соединенным Штатам завершить разработку самих этих ракет. И если в будущем случится так, что при каких-то обстоятельствах Соединенные Штаты решат все же разместить их в Европе или еще где-нибудь, они вполне смогут сделать это, формально не нарушая при этом Договор по РСМД.

Между тем Россия в этом случае даже при появлении у нее такого желания не сможет ответить Соединенным Штатам взаимностью — создать и развернуть новые ракеты такой же дальности, как «Лэнс-2», поскольку при нашей технологии они скорее всего получились бы бόльшими по своим габаритам, чем уничтоженные нами ракеты «Ока», а это уже противоречило бы Договору по РСМД.

То, что случилось с «Окой», — лишь один из примеров того, какие бывают серьезные последствия, когда высокие руководители игнорируют компетентные суждения специалистов, а в конечном итоге жертвуют и интересами государства, стремясь к одному — побыстрее закончить подготовку того или иного договора и устроить большой фейерверк по этому поводу. В том же Договоре по РСМД, как и в последующем Договоре СНВ-1, под нажимом Горбачева и Шеварднадзе были допущены и многие другие ничем не оправданные, а с профессиональной точки зрения и вовсе непростительные промахи. И это при том, что их нажиму упорно и в ряде случаев небезуспешно сопротивлялись те, кому были дороги интересы Отечества. Без их сопротивления таких или еще более грубых промахов было бы гораздо больше.

Сегодня, когда уже нет не только ракет СС-20 и СС-23, но и Советского Союза, рассказанное мною об этих ракетах может показаться не имеющим никакого значения. Но ведь история не заканчивается ни сегодня, ни завтра, а для того, чтобы правильно вести дела в будущем, не обойтись без достоверных знаний о прошлом.

Глава 12. ДО И ПОСЛЕ ПЕРЕСТРОЙКИ

Вернувшись в Москву из Вашингтона в октябре 1964 года, на следующий день после смены Н. С. Хрущева Л. И. Брежневым, я больше не уезжал из страны в длительные командировки. Соответственно в течение всего послехрущевского периода я был свидетелем, а со временем и в какой-то мере участником того, что происходило в стране и в высших эшелонах власти.

Отставкой Хрущева я опечален не был — больно много он наломал дров, особенно с 1958 года, и в наших внутренних, и во внешних делах. Тем не менее я согласен с той суммарной оценкой роли, сыгранной Хрущевым в нашей жизни, которую скульптор Эрнест Неизвестный художественно выразил в надгробном памятнике на его могиле, сделав его из белого и черного мрамора, причем белого цвета там все же несколько больше, чем черного. Думается, Хрущев заслужил это уже тем, что пошел вопреки сопротивлению многих своих коллег на развенчивание Сталина, а еще раньше с их помощью убрал Берию (хотя и под дурацким предлогом).

⇐ Предыдущая 14 15 16 17 181920 21 22 23 Следующая ⇒