Шайн Они правы

Шайн Они правы

Шайн
К-к-кажется я поняла!..

???
И мы все, вместе с тобой, Шайни

– А-А-А-А-А-А! – что было мочи закричала Шайн, очнувшись на мягкой постели, под тёплым заплаканным одеялом. – АХ, НЕБЕСА! – её глаза были сполна залиты тёплыми слезами, а щёчки горели от напряжения так, словно та хорошенько сгорела на пламенном солнцепёке. – Я ЛЮБЛЮ СЕБЯ, МАМА! Я ЛЮБЛЮ СЕБЯ! Я ЛЮБЛЮ СЕБЯ!

За чистыми стёклышками высокого окна ясно сиял лунный месяц, озаряя комнатку юной пегаски таким нежным отблеском благородной серебряной пыльцы. Душистая гортензия, тихонько выглядывая из-под тьмы ночного покрова, мило помахивала своей очнувшейся хозяйке зеленью крохотных мягких листьев, покуда та, наслаждаясь новоприобретённым чувством осознания, была готова раскричаться от радости. Её тонкое одеялко, объятое теплотой пролитый слёз, шумно опало на пол, подушка, вмиг откинутая прочь, затмила собой свет тёмного, словно лиловый оникс, ночного неба, и Шайн, объятая непередаваемо сильными эмоциями, взглянула в приоткрытую щёлку тепло искрившейся бежевой дверцы, надеясь узреть в той нечто поистине прекрасное.

– Всё будет хорошо, Шайни, – прошептала юная морковная леди, вполголоса прикрыв дверцу да оставив возле двери ту самую книгу, что избитая храбрая пони забыла у школы часами ранее.

***

Настоящее время.

– АХ, ЛАЙТ, КАК ЖЕ Я ЛЮБЛЮ СЕБЯ! – плача от радости, прокричала только очнувшаяся Шайн, со всей силы сжав свою большую голову двумя крепкими крыльями. На её робком девичьем тельце горели вспухшие лазурно-серые венки, что пульсировали в такт тому безумному биению сердца, что пегаска, утопавшая в эйфории, только могла выдержать, оставаясь при этом еле живой. И всё же, продолжая ужимать такую хрупкую, тоненькую, дорогую ей самой головушку, Шайн, будучи не в силах нащупать грань между мечтами и реальностью, постепенно, поглаживая свою мягкую гриву, начинала неистово рыдать с глазами навыкат, уже не в силах осознавать, что её тело на самом деле существует. Обретя в себе поистине прекрасное чувство любви, Шайн потеряла свою сознательность и, пытаясь не умереть, потеряв себя в жутком ворохе нахлынувших воспоминаний, она молилась и верила, что всё это не очередная проекция холодного, жестокого, но такого желанного и сладкого загробного мира. – АХ, НЕБЕСА! СПАСИТЕ МЕНЯ! ЛАЙТ, ГДЕ Я?! Я ЖИВА, ЛАЙТИ?! ПРОШУ, ОТВЕТЬ МНЕ! Я ХОЧУ БЫТЬ ЖИВОЙ! Я ХОЧУ БЫТЬ ЛЮБИМОЙ! Я ХОЧУ, ЧТОБЫ ЭТО ВСЁ ЗАКОНЧИЛОСЬ, ПРОШУ! ПОЖАЛУЙСТА, ПРЕКРАТИ ЭТО! ЛАЙТИ, ПРОШУ, ОТВЕТЬ МНЕ, Я ЖИВА?!

– ХВАТИТ ПЫТАТЬ НАС, ЛАЙТ! – в унисон прокричали обе обезумевшие от страха, ужаса и горя кобылки, желавшие себе скорейшей погибели в объятиях смерти, лишь бы только не пребывать в одной комнате с этой морковно-рыжей бестией по имени Твайлайт Лайт. – ПРЕКРАТИ НАШИ СТРАДАНИЯ!

Но Лайт не слышала их. Вольготно разлежавшись на своей широкой постели, она, наглаживая свой мокрый взбухший клиторок, лишь мило постанывала, бездумно сверля пустым взором серый, безжизненный потолок. Вокруг неё, разрывая сухой воздух горечью умирающих душ, страдали два невинных сердца, в то время как она, жарко закусив нижнюю губу, лишь шире раздвигала ножки, массируя дрожавшие половые губы и чувствуя всё приближающийся оргазм. Страдавшие кобылки взывали о помощи, они ждали от неё ответа, однако его так и не было слышно. Лайт же неустанно кончала, из раза в раз улыбаясь всё шире и уводя себя дальше от иллюзий реального мира, который она так старательно пыталась выстроить в угоду своему жаркому ненасытному эгоистичному сердцу сладенькой девчушки.

Но вдруг, заместо ответа, комнату пронзил ослепительно яркий лазурно-сапфировый пучок концентрированного света. Звон и лязг чистого, истинно боевого металла, закалённой стали, объял комнату, и на благо спокойствия милых дам, словно бы по зову их больного сердца, явился эфемерный рыцарь, закованный в полупрозрачную эфемерную броню. Не прошло и мгновения, как мир снова погрузился во тьму и все, включая Лайт, мирно закрыли беспеременно дёргавшиеся, помокревшие от слёз, усталые глаза.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒