Table of Contents 8 страница

Когда «Шеер» лег в дрейф, чтобы приблизиться к рейдеру, «U-124» всплыла, и Шульц просигналил Теодору Кранке, что доставил ему коробку сигар. Кранке ответил, что посылает за ним шлюпку, а также некий сюрприз для «U-124».

Шлюпка доставила на борт лодки свежевыпеченный хлеб и пирожные — деликатесы, которых подводники давно уже не видели, поскольку их рацион в основном состоял из консервов, но и они по большей части имели привкус соляра. Шульц с сигарной коробкой в руках отправился на шлюпке на борт «Шеера», где и вручил ее Кранке, который принял коробку с радостным облегчением.

Позднее, когда Кранке беседовал с Шульцем и капитаном «Кармарана» Детмаром, он рассказал им, что коробка, доставленная Шульцем, сделала свое дело и в конце концов Шульц узнал о ее содержимом.

Это был запасной кварц для вышедшего из строя радара «Шеера». Линкор уже был готов к прорыву через блокаду, установленную английским флотом, чтобы вернуться домой, что было бы невыполнимо без радара.

И пока отремонтированный радар «Шеера» обследовал окрестности, а его крупнокалиберные орудия, защищая их всех, угрожающе посматривали вдаль, небольшой германский флот собрался вблизи Сент-Пол-Рокс в Южной Африке, а его экипажи оживленно наносили визиты друг другу.

Экипаж «U-124» смог наконец позволить себе расслабиться и поедал удивительно вкусную пищу на борту больших надводных кораблей. Ну и конечно, самым большим удовольствием для экипажа лодки была настоящая баня. Щедрое снабжение пресной водой позволило даже провести большую стирку, так что хорошо отдраенная команда лодки смогла щеголять в чистой униформе.

Они также подметили, что любопытствующие посетители с надводных кораблей достаточно быстро заканчивали свои экскурсии, поскольку, как видно, страдали от комплекса клаустрофобии и специфических запахов на борту подлодки, к которым ее постоянные обитатели так привыкли, что почти их не замечали.

Посиживая на палубе в блаженной праздности, подводники в полудреме наблюдали за летающими рыбками, проскакивающими прямо перед ними. Иногда рыбки взлетали прямо перед носом лодки, а некоторые, не успев перелететь через нее, падали на палубу.

Кессельхайм собрал целую связку таких рыбок, намереваясь высушить их и привезти домой в качестве сувенира из похода. Однако эта попытка окончилась полным провалом, поскольку вонь от гниющей рыбы в носовом торпедном отсеке оказалась невыносимой.

Экипаж предъявил Кессельхайму ультиматум: либо он выбросит всю эту гадость за борт, либо отправится туда сам.

Команды экипажей кораблей с удовольствием демонстрировали друг другу особенности и совершенство своих кораблей. Ну и конечно, экипаж «Шеера» пытался внушить благоговение представителям других экипажей перед калибром их орудий, а также превосходящими обводами корпуса и внушительными размерами своего корабля.

«Кармаран», корабль ВМС Германии с бортовым номером 41, в прошлом был торговым судном, переоборудованным во вспомогательный крейсер. И его экипаж продемонстрировал, как он может изменяться в течение секунд, превращаясь то в невинно выглядевший грузовоз, то в устрашающий рейдер, сверкающий металлом орудий.

Этот Гудини открытых морей мог безнаказанно приближаться к вражеским кораблям, не вызывая никаких подозрений, пока внезапно не сбрасывал маску, заставляя останавливаться суда противника под дулами своих орудий. Его способность маскироваться была доведена до такого совершенства, что даже очень внимательное изучение вблизи не могло выявить каких-либо недостатков в этой маскировке, что и привело в восхищение команды «Шеера» и «U-124».

«U-124», которая, по определению, никому и никогда не могла уступить первенства, в свою очередь продемонстрировала, как быстро, точно по волшебству, может погружаться и исчезать с поверхности моря.

И прежде чем этот небольшой флот снова распался на отдельные боевые единицы, следующие в разные направления: «Шеер» к родным берегам, «Кормаран» — в Тихий океан, a «U-124» к африканскому побережью, капитан Кранке спросил Шульца, что бы он мог сделать для его подлодки:

— Не нужно ли вам какой-нибудь особой провизии, которую вы хотели иметь на борту?

— Нет-нет, — вежливо ответил Шульц. — У нас всего достаточно.

При этом он старался не вспоминать о таких деликатесах, как жареные бифштексы и свежие овощи, которыми угощали его и экипаж лодки на борту этого плавучего дворца.

— Тогда, может быть, возьмете свежих яиц? — спросил Кранке.

— О, если бы вы могли выделить нам хоть какое-то количество, мы с удовольствием взяли бы их, — ответил Шульц.

— Отлично, — сказал Кранке. — Сколько тысяч, как вы полагаете, вам хватило бы?

— Тысяч? — удивился Шульц.

И тут Кранке с явным удовольствием рассказал ему, как «Шеер» захватил рефрижератор «Дикеса», везший 9000 тонн мяса и фруктов, а также 900 тонн куриных яиц. Такими продуктами, годными для долгого хранения, они снабжали в море все германские корабли в Южной Африке, притом в таких количествах, о которых те и не могли мечтать до возвращения в свои базы.

«U-124» покинула точку встречи, набитая, как, впрочем, и все остальные, свежими яйцами. Ее команда ела яйца на завтрак, обед и ужин. Яйца вареные, яичница болтунья, омлеты — все это не сходило со стола неделями. Так что в конце концов, объевшись всем этим, люди всю оставшуюся жизнь испытывали отвращение к блюдам из яиц.

22 марта, через три дня после ухода из точки встречи, «U-124» уже подходила к африканскому побережью, когда один из машинистов обратился к Бринкеру с очень тревожным сообщением:

— Давление масла в дизеле правого борта на нуле.

Бринкер поспешил в дизельный отсек и открыл один из люков картера дизеля. Оттуда хлынуло масло.

У каждого дизеля на их лодке имелось девять цилиндров и соответственно одиннадцать коренных подшипников, а этот дизель фактически работал только на двух. Заливка двух подшипников была полностью разрушена, а остальные были лишь частично целы.

Бринкер тут же остановил дизель и сообщил Шульцу о неработоспособности дизеля правого борта до проведения серьезного ремонта, а также о том, что им необходимо немедленно остановиться.

Шульц не стал скрывать злости и разочарования, но ему было ясно, что иного выхода из положения не было.

Он в состоянии крайнего раздражения расхаживал по мостику, с опаской поглядывая на небо и горизонт, опасаясь появления либо вражеского самолета, либо корабля, в то время как его лодка беспомощно замерла на поверхности моря, как раненая утка.

— Корабль по правому борту, господин капитан-лейтенант, — сообщил вахтенный.

Шульц внимательно всмотрелся в едва заметную точку на горизонте, после чего схватился за переговорную трубу.

— Командир требует стармеха, — проговорил он в нее.

Через несколько секунд на мостике раздался голос Бринкера:

— Механик слушает!

— Бринкер, — сказал ему Шульц, — мне нужна возможно большая скорость от левого дизеля. Я в погоне за кораблем.

— Постараюсь сделать все возможное, господин каплей, — ответил Бринкер и отошел от переговорной трубы, пожимая плечами.

Шульц работал уже несколько часов, пытаясь привести лодку в положение торпедной атаки; однако корабль, скорее всего лайнер класса «Хайлэнд», значительно превосходил лодку в скорости и сумел уйти от преследования прежде, чем Шульц приготовился к выстрелу.

И они опять лежали неподвижно на поверхности моря, потому что стармех и его банда все еще продолжали работать, пытаясь устранить неисправность дизеля правого борта.

Наконец голова Бринкера высунулась из рубочного люка.

— Могу ли я подняться на мостик?

— Можете подняться, — холодно ответил ему командир.

Шульц с нетерпением ждал доклада механика, который все еще медлил.

— Ну, подойдите сюда. Налажен двигатель?

Бринкер стоял в нерешительности. Затем он неуверенно произнес:

— Господин капитан-лейтенант, машина правого борта все еще не готова. А теперь то же самое обнаружено и в машине левого борта. Мы не можем использовать ни ту ни другую.

Какое-то мгновение Шульц ошеломленно молчал, услышав такую новость. После чего сказал:

— Сколько времени понадобится, чтобы привести их в рабочее состояние?

— Их невозможно привести в рабочее состояние, господин капитан-лейтенант, — тихо ответил Бринкер. — Лодку можно только утопить.

— Мы никогда ее не затопим, стармех! — раздраженно рявкнул Шульц. — Будем стоять здесь, пока вы не приведете машины в порядок!

— Но, господин капитан-лейтенант, — со слезами в голосе проговорил Бринкер, — восемь подшипников разрушены полностью, за исключением одного, разрушенного частично, а в запасе у нас всего лишь четыре вкладыша. Мне не из чего изготовить новые, а без дизелей мы не сможем даже зарядить аккумуляторы.

— Вы думаете, я этого не знаю? — закричал Шульц. — А еще я знаю, что этот район океана полон английскими самолетами и эсминцами, только и мечтающими о том, чтобы заполучить хорошенькую мишень, такую, как мы!

Бринкер попробовал возразить, но его тут же заглушил поток слов разъяренного командира:

— А вы все еще стоите тут и говорите мне, что у вас нет в запасе необходимого количества вкладышей. Мы их изготовим! И мне, черт возьми, наплевать, как вы это сделаете. Вы должны привести дизели в рабочее состояние. Это приказ!

Он наконец остановился, переводя дыхание, и Бринкер воспользовался возможностью дать как можно быстрее отбой поднятой им же тревоге. Ведь он просто проинформировал командира о голых фактах и совершенно не ожидал такого взрыва со стороны обычно уравновешенного Шульца.

Он направился обратно в машинное отделение, проклиная командира за упрямство и одновременно придумывая самые фантастические планы решения неразрешимой проблемы.

Конечно, он мог бы изготовить вкладыши, если бы имел под рукой необходимый мягкий металл. Но у него не было никакой возможности где-то его раздобыть.

Машинная команда с беспокойством взирала на него, когда он невозмутимо вошел в тесный дизельный отсек.

— Старик приказал отремонтировать дизели, — объяснил он им. — Мы должны изготовить новые вкладыши подшипников.

— Из чего, господин Бринкер? — спросил машинист Рихтер.

— Господин капитан-лейтенант не сказал мне этого, — саркастически заметил Бринкер. — Возможно, из старых носков. Или, может быть, мы могли бы послать кого-нибудь к ближайшему торговцу металлами и заказать у него то, что нам необходимо.

Он вызывающе сунул руки в карманы брюк. Для этого подойдет любой мягкий легкоплавкий металл, думал он, которому было бы легко придать необходимую форму и размеры. Его пальцы сжали пачку сигарет в кармане.

К несчастью, никаких таких металлов на лодке не имелось. И даже десять таких командиров, как Шульц, кричащих «Это приказ!», ничего поделать не смогли бы. Он погладил кончиками пальцев верхнюю оболочку пачки сигарет — листочек тонкого металла. Внезапно он выхватил пачку из кармана и разорвал ее. Фольга в пачке — это тонкий листочек металла, то есть как раз то, что было необходимо, если удастся набрать достаточное количество такой фольги! Стоило попробовать.

Уже вскоре ему и его помощникам удалось собрать всю оловянную фольгу со всех имевшихся на борту пачек сигарет, и они занялись превращением ее в заменитель заливки вкладышей подшипников. Бринкер послал сообщить командиру, что он попытается изготовить заменитель заливки вкладышей подшипников, но что на это потребуется некоторое время.

Командир в свою очередь прислал посыльного с сообщением о том, что времени у механика совсем немного и ему следует поторопиться. Неподвижное пребывание на поверхности моря, совсем близко от вражеских береговых баз, при чудовищно хорошей видимости лишало лодку всякой гарантии безопасности.

И пока машинисты лихорадочно пытались что-то сделать, а командир нервно расхаживал по мостику, ожидая, что весь флот англичан вот-вот набросится на них, свободные от вахты матросы пытались заставить себя ни о чем не думать. Они наблюдали за крутящимися возле борта лодки акулами и пытались подстрелить их из пистолетов, когда они подплывали слишком близко. Наконец им пришло в голову изготовить огромный крючок, на который они насадили кусок сала. На эту наживку они вскоре поймали пять голубых акул, некоторые из которых достигали длины трех метров.

Испытывая присущий всем морякам страх перед этими тварями, они убили их и столкнули обратно в воду, оставив себе лишь несколько плавников, которые развесили на рубке, как трофеи.

Через десять часов после того, как остановились, Бринкер появился на мостике с широкой улыбкой на лице.

— Разрешите запустить машины, господин капитан-лейтенант?

— Запускайте, механик! — ответил Шульц. — Они в полном порядке?

— Не могу гарантировать этого, пока не запущу их, — сдержанно ответил Бринкер. — Однако вначале они должны поработать на самых малых оборотах, чтобы посмотреть, как держат подшипники.

Через четырнадцать часов работы на малых оборотах Бринкер попробовал их в работе на полном ходу.

— Кажется, они в полном порядке, — сказал он командиру. — Работают как новые.

— Слава богу, — прошептал Шульц. — И можете быть уверены, что я представлю вас к Железному кресту.

30 марта, примерно в 300 милях к западу от Фритауна, «U-124» заметила одиноко плывущее грузовое судно. Оно было легкой мишенью для Шульца, и он занял позицию для атаки в погруженном положении.

Было около полудня, когда он сообщил торпедистам необходимые данные для стрельбы. Заглянув еще раз в перископ, он увидел на палубе судна кока в высоком белом колпаке, стоящего на палубе у леерного ограждения. Они, наверное, сейчас сидят там за обеденным столом, подумал Шульц. Как мирно все это выглядело! Он живо представил себе сцену, разыгрывающуюся на борту этого судна. И как резко все это изменится через несколько минут! Однако он смотрел на все это через командирский перископ и постарался побыстрее отбросить все эти размышления, размягчающие его душу, эти запретные для командира подлодки мысли.

— Торпеда… пли!

Торпеда попала в цель и привела экипаж расстрелянного судна в полное замешательство. Люди бегали туда-сюда. Спустили шлюпку, и она оттолкнулась от борта тонущего судна.

Шульц подождал несколько минут.

— Одна торпеда не заставит его утонуть, — проговорил он. — Но дадим им время сойти с корабля, прежде чем окончательно расстреляем его.

— Господин каплей, — обратился к нему радист, — корабль подал сигнал на волне 600 метров.

Он вручил Шульцу записанные им сигналы: «S. О. S de g s d f UMONA 7 r 42 N. 14 r 40 W торпедирован».

К этому времени экипаж вернулся на шлюпке к борту судна и снова поднялся на палубу.

— Что они делают? — прошептал Шульц. — Они что, не знают, что за него уже некому молиться?

Он подождал еще немного.

Через двадцать минут после первой торпеды он выстрелил в него вторую. Судно камнем пошло на дно.

Посмотрев на то, как оно тонет, Шульц приказал погрузиться на глубину 50 метров и собрал команду в центральном посту.

— Принесите шампанского, — приказал он. — Если верны мои расчеты, с потоплением этого судна на нашем счету 100 000 тонн отправленных на дно, и я должен получить за это Рыцарский крест. Давайте же отметим это событие!

— Конечно, господин капитан-лейтенант, — сказал Бринкер, входя в центральный пост. — Вы уже имеете его! Дядюшка Карл гарантирует вам это! Мои поздравления!

Кессельхайм вручил радиограмму, адресованную ему:

— Она поступила во время атаки. Я просто побоялся помешать вам в такой ответственный момент. Поздравляю вас.

Лучезарно улыбающаяся команда разразилась криками поздравлений, и тут же от ее имени Шульцу был вручен самодельный Рыцарский крест. Крест был повешен ему на шею со всеми подобающими почестями, и с тех пор он всегда с гордостью носил его. Кок внес в отсек собственноручно испеченный им торт с изображением Рыцарского креста, выполненного сахарной глазурью. И все поднимали бокалы с шампанским, поздравляя своего командира и желая ему крепкого здоровья.

Четырьмя днями позже «U-124» снова прошла точку, где потопила транспорт «Умона». При этом на поверхности моря был замечен небольшой плот с тремя членами экипажа этого судна, которых подняли на борт лодки.

Один из них, казалось, находился в бессознательном состоянии, а двое других в состоянии шока. Они сообщили Шульцу, что являются членами экипажа потопленного субмариной судна «Умона» и что, насколько им известно, никто больше из его команды не спасся, а также спросили, не та ли это самая лодка, которая потопила их транспорт.

— Да, — ответил Шульц, — но скажите, почему вы не оставили судно сразу после попадания первой торпеды, ведь я дал вам время, чтобы уйти с него. Я потопил его лишь второй торпедой.

— Я не знаю, — ответил один из спасенных. — Часть команды сошла в шлюпки, но капитан приказал им вернуться на борт, поскольку судно осталось на плаву.

— Но он должен был знать, что подлодка все равно не оставит судно на плаву. Разве что в случае, если рядом появится эсминец эскорта. Глупо вернуться на торпедированный корабль только потому, что он еще не затонул окончательно, и ждать, когда тебя убьют, — раздраженно объяснял им Шульц, раздосадованный фактом ненужных жертв.

— Не забывайте следить за небом, — строго указал вахтенным Хенке, заметив, что те слишком увлеченно расспрашивали несчастных спасенных на плоту. — Если вдруг появится хотя бы один самолет, мы окажемся в еще худшем положении, чем эти несчастные, поскольку нам не хватит времени на погружение.

Шульц послал за сигаретами, водой и коньяком для людей на плоту.

— Я не могу взять вас на борт, — сказал он им. — Это запрещено мне приказом командования. А кроме того, у нас впереди длительная патрульная служба.

— Господин каплей! — закричал один из вахтенных. — Корабль по пеленгу один-четыре к осту.

Шульц сбросил швартовый конец на плот и сказал:

— Нам нужно уходить, но мы еще вернемся и укажем вам направление движения к суше. — После этого он повернулся в сторону мостика и крикнул: — Лечь на курс один-четыре — к востоку. Полный вперед оба дизеля.

Лодка с рычащими дизелями отошла в сторону, оставляя плот и его отчаявшихся обитателей, которые, конечно, уже не надеялись встретить лодку еще раз. Погоня за судном оказалась бесплодной. И через несколько часов лодка вернулась к месту, где оставила плот.

— Очень сожалею, что не могу взять вас с собой, — снова повторил им Шульц, — но вы находитесь совсем недалеко от побережья. Течение обязательно вынесет вас к берегу примерно через три дня.

Во время этого разговора Бринкер стоял рядом с командиром.

— Господин капитан-лейтенант, — сказал он ему на немецком, — до берега целых 200 миль.

— Знаю, — ответил ему Шульц, — но не смогу сказать им об этом. Лишенные всякой надежды, они не смогут даже попытаться достичь берега.

— Вы полагаете, у них есть какие-то шансы на спасение? — спокойно спросил его Бринкер.

Шульц с сомнением покачал головой.

— Я не знаю. Может быть, и есть. — Он помолчал и добавил: — Но очень сомневаюсь в этом.

— Желаю удачи, — сказал он по-английски, — думаю, вам повезет.

Экипаж лодки молча наблюдал за этой сценой, пока плот не превратился в едва заметную точку и окончательно не исчез из вида.

В течение последующих двух дней командир лодки стал совсем другим человеком. Строго держался с командой, говорил холодно и лаконично.

Один из молодых матросов, впервые вышедший в патрулирование, как-то подошел к Лео Раудзису.

— Боцман, — сказал он смущенно, — вы хорошо знаете, что никто на лодке не может избежать того, чтобы не толкнуть кого-нибудь. Только что я случайно столкнулся со стариком, и он чуть было не снес мне голову.

— Забудь об этом, парень, — сказал ему Раудзис. — Это все из-за тех людей на плоту. Со временем любой человек устает от необходимости постоянно кого-то убивать. Ты когда-нибудь поймешь это и сам.

— Ну ладно. А почему мы не могли взять их на борт? — снова спросил матрос. — Ведь они заняли бы совсем немного места в лодке. Вы, конечно, знаете, что они никогда не доберутся до земли.

— Наверное, потому, что это запрещено, — нехотя ответил Раудзис. — Конечно, ты не хотел, чтобы их бросили умирать в океане. И никто этого не хотел, а больше всего командир. — Он пожал плечами. — Но ведь идет война. И ты тоже должен привыкнуть к этому.

Рафальски поднял на него глаза:

— Наш командир хорошо знает свою команду. Он знает, что парни всегда и во всем заодно с ним на тысячу процентов. У него все будет в порядке. А тебе советую не вмешиваться в его дела.

— Ты что, не знаешь, что Вильгельм и так нарушил приказ, снабдив спасшихся водой и провизией? — спросил его Кессельхайм, прислушавшийся к разговору. — Дядюшка Карл строго приказал командирам всех лодок ни в коем случае не останавливаться для оказания помощи спасающимся в шлюпках, если это создает угрозу их лодкам, а этот район просто кишит вражеской авиацией.

Рафальски коротко рассмеялся:

— Попробуй объяснить Большому Льву, что, мол, господин адмирал, я потерял лодку и угробил свою команду только потому, что остановился для оказания помощи трем англичанам на плоту, а он в ответ: «Я понимаю все это, а как они оказались на этом плоту?» — «А они оказались там потому, что я поднял на воздух двумя торпедами их судно». Звучит дико, не правда ли?

Матрос потряс головой.

— Для меня это звучит как бред сумасшедшего.

Раудзис рассмеялся и похлопал его по плечу:

— Не бери в голову. Ты еще привыкнешь ко всему этому. И если будешь хорошим парнем и ни одна глубинная бомба не найдет тебя, то, считай, тебе повезло и все это быстро забудется, ты вернешься домой и будешь жить счастливо и долго.

— Кессельхайм, — раздался голос командира, — я не могу найти свою вторую перчатку. Вы не видели ее?

— Я сейчас приду, — ответил ему Кессельхайм.

Он порылся в рундуке командира, и через несколько минут принес в центральный пост найденную перчатку.

— Она завалилась в ваши сапоги, — пояснил Кессельхайм, заметив озадаченный взгляд командира, и отдал ему перчатку. — Может, принести вам чашечку кофе, господин капитан-лейтенант?

Шульц покачал головой.

— Он сегодня очень вкусный и горячий.

— Ну хорошо, — согласился командир, — принесите. Я выпью его прямо здесь.

Через несколько минут Кессельхайм вернулся с чашечкой кофе и толстым куском торта.

— Смути шлет вам это, — сказал он. — Он только что приготовил его. Видите? Он еще теплый.

Командир улыбнулся:

— Спасибо, Кессельхайм. И передайте мою благодарность коку.

Уже через несколько дней Шульц окончательно избавился от депрессии, которая одолевала его с момента встречи с людьми на плоту. Он сделал то, что должен был сделать любой на его месте. С одной стороны, нарушил указания начальства, остановив лодку, чтобы оказать помощь гибнущим людям, а с другой — оставил их одних в океане на произвол судьбы. Но все это давно закончилось.

Было 16 часов 18 минут, когда впервые за долгое время на горизонте снова появился корабль. Шульц взял новый курс и начал осуществлять долгую и требующую большой точности задачу по приведению лодки в положение атаки.

Транспорт, теперь уже предупрежденный о грозящей ему опасности, изменил курс и попытался уйти от преследования, совершая противолодочное маневрирование. Одновременно он подал сигнал на волне 600 метров о том, что его атакует субмарина, и сообщил свое название: «Марлена».

Сумерки ухудшили видимость, поэтому Шульц приказал всплыть и начал преследование, чтобы попытаться все-таки достать его торпедой. Потребовалось еще три часа, чтобы представилась наконец возможность выстрелить в него торпеду.

— Попала! — закричала хором вся вахта на мостике.

Торпеда взорвалась в средней части судна, прямо под ходовым мостиком. Казалось, оно вздрогнуло, когда низкий гул взрыва раздался над поверхностью моря, но судно продолжало держаться на плаву. Шульц с нарастающим нетерпением ждал момента его погружения. Он провел уже семь часов в погоне за ним, и ему начинало казаться, что оно все еще оставалось живо по какому-то волшебству.

Стерев пот, стекавший ему на глаза, он поднял бинокль, чтобы посмотреть на темную массу, неподвижно лежащую на поверхности моря.

— Третий аппарат… пли! — скомандовал он охрипшим от усталости голосом.

Торпеда поразила судно в районе задней мачты, и все, находящиеся на мостике, с напряжением ждали момента его ухода под воду. Но несмотря на две зияющие пробоины в его борту, судно чудесным образом все еще оставалось на плаву.

— Господин каплей, — окликнул его Мор, продолжая внимательно изучать в бинокль окрестности.

Посмотрев в указанном первым вахтенным офицером направлении, Шульц заметил контуры какого-то длинного предмета на спокойной поверхности моря. Он озадаченно посмотрел еще раз на торпедированное судно.

— Древесина, — наконец пробормотал он. — Ну конечно, древесина.

Только теперь он внезапно понял, почему до сих пор не утонуло судно.

— Груз досок! — сказал Мор. — Вот в чем дело.

Командир мрачно кивнул:

— Оно не утонет, но, клянусь Богом, обязательно сгорит.

Он вызвал на палубу расчет орудия и приказал расстрелять неподвижное судно зажигательными снарядами.

«Марлена» загорелась и вскоре вся была охвачена пламенем. Однако уже скоро пожар начал затухать, оставив лишь отдельные очаги горения на темном корпусе судна.

— Проклятье! — почти про себя пробормотал командир, протирая глаза тыльной стороной ладони. — Придется израсходовать еще одну рыбину, Мор.

Нахмурив брови, Мор тоже наблюдал за этим зрелищем.

Несчастный, покинутый экипажем корабль, бросающий на поверхность моря отсветы тлеющей древесины, все еще боролся за право оставаться на плаву.

Лодка вздрогнула, когда четвертая торпеда вышла из трубы. Она угодила прямо под штабели досок на палубе лесовоза, и высокая водяная завеса поднялась над судном.

Офицеры и вахта на мостике лодки молча и неподвижно наблюдали за тем, как «Марлена» медленно накренилась на нос и скользнула, почти не всколыхнув поверхность моря, в его глубины. Было уже за полночь.

8 августа «U-124» встретила английское грузовое судно «Твид» водоизмещением 2647 тонн. Шульц обошел его спереди для атаки из погруженного состояния и выпустил одну торпеду.

— Мы попали! — вскрикнул он, не отрываясь от перископа и наблюдая за тем, уйдет ли оно на дно без повторного выстрела торпедой.

Однако судно внезапно сделало крутой поворот и направилось прямо в их сторону.

— Боже мой! — вскрикнул Шульц. — Это же корабль эскорта! Срочное погружение на глубину 220 метров! Полный вперед, право руля!

Как только судно развернулось и направилось в их сторону, Шульц понял, что потревожил осиное гнездо. Несчастна та подлодка, которая попытается атаковать подобное судно-ловушку, — тем самым она создаст себе такое количество неприятностей, с которыми ей едва ли удастся справиться в одиночку.

Это было судно, построенное якобы для перевозки грузов, и чем более неряшливо оно выглядело, тем лучше. Груженное пробкой или бальсой, что вообще исключало возможность его потопления, оно в то же время было снабжено мощной машинной установкой, военной командой и таким количеством аппаратуры наблюдения и обнаружения, которую только можно было разместить на борту.

Запущенный внешний вид такого судна создавал у командира подлодки уверенность в своем необыкновенном превосходстве над таким неряхой, что порождало переоценку своих сил и возможностей и проявления неосторожности. Поэтому такая ошибка командира подлодки, как правило, бывала последней в его жизни.

Шульц проклинал это судно и самого себя за глупую неосторожность. Он приказал погрузиться и ограничивался прослушиванием. Но ничего слышно не было. Он приказал поднять лодку на перископную глубину, чтобы осторожно осмотреться. Море было пустынным. Он еще раз заглянул в перископ и заметил три маленькие точки на поверхности моря. Именно в том месте, где только что прошло это судно. Это была спасательная шлюпка и ее пассажиры, плавающие в воде.

Чувствуя себя несколько сбитым с толку таким долгим отсутствием этого судна, он приказал всплыть и направил лодку к этой шлюпке. Шлюпка оказалась перевернутой и поврежденной, а ее пассажиры судорожно цеплялись за нее, причем некоторые из них были ранены.

Шульц подвел лодку вплотную к шлюпке, и его палубная команда помогла англичанам подняться на борт. Спасенные с недоумением смотрели на изображение эдельвейса на рубке лодки, в то время как команда лодки быстро и умело помогала спасенным.

Доктор Годер оказывал помощь раненым, в то время как члены экипажа лодки переворачивали и ремонтировали шлюпку. Поскольку весь запас провизии и питьевой воды на шлюпке был утерян, Шульц приказал дать им необходимое количество продовольствия, пресной воды, коньяка и сигарет. Измученные пассажиры шлюпки в это время отдыхали, сидя на палубе лодки.

У одного из них был вывих плеча и перелом ноги. Доктор Годер наклонился к нему, когда около него появился командир.

— Ну как, закончили? — спросил он.

— Нет еще, — ответил доктор, — судорога мышц не спадет, пока не исчезнет боль, но я не могу пока вправить плечо или выправить сломанную кость ноги.

— И сколько времени еще понадобится для этого? — нетерпеливо допрашивал его Шульц.

— Всего лишь минута, господин капитан-лейтенант. Я уже вколол ему дозу морфия.

Доктор Годер, ожидая, пока морфий возымеет действие, с беспокойством посматривал на часы. После чего он еще раз сделал пострадавшему инъекцию в руку.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒