Магарцева Юлия. дней до тебя

Магарцева Юлия

119 дней до тебя

Глава 1.

2017 г. Остин[1], Техас.

Жёсткий руль, в открытое окно машины дует тёплый летний ветер. Конец июля, трава как никогда высока и свежа, а в яркое голубое небо тянутся стебли кукурузы. Старенький красный мустанг несётся по дороге меж полей, оставляя шлейф пыли. Девушка прибавляет музыку, Ruelle[2] (её любимую), и убирает с лица мешающую прядь длинных волос. Вскоре впереди виднеется забор фермы, машина проезжает в распахнутые ворота с вывеской «Прайнс» и еще несколько миль едет по просторному пастбищу с гуляющими лошадьми, к небольшому дому… родному и любимому дому своих приёмных родителей.

С террасы, навстречу машине, срывается огромная тень… «ухая» по земле мощными лапами, крупный чёрный ретривер радостно встречает хозяйку.

— Бру-ук, — так же радостно треплет пса за уши она, выходя из машины. — Я тоже соскучилась… т о ж е. И кое-что тебе привезла. Идем в дом, давай!

Хватает сумку с пассажирского сиденья, хлопает дверью и идет к дому… по дороге достаёт и вскрывает небольшой пакетик «сахарных косточек», которые всегда покупает, выезжая в город, и угощает ими своего верного «маленького» любимца.

— Нура, это ты? — слышится с порога голос тёти. Бросив сумку на диван в гостиной, она застаёт её за приготовлением ароматного пирога.

— Ну, а кто ж? — обнимает, подбегая, и целует в бархатную щёку. — Яблочный?

— С бататом. — кивает та на духовой шкаф. — Твой любимый. Я специально попозже, чтобы был горячим к обеду.

— Мм… уже иду мыть руки. Очень проголодалась.

— А Сары нет? Думала, что вы приедете вместе.

— У неё «мальчики на уме», — смеётся девушка, этой вечной избитой тётиной фразе. — Не до меня ей. Представляешь, вечером встречается с сыном хозяина той рыбной лавки. Помнишь? Которые новенькие.

— Правда? Быстро она его… — вспыхивают было тётушкины щёки, но тут же бледнеют, — Хотя-я, — выгибается бровь, — Он ведь ничего такой. А? Может, у него есть друг… или брат?

— Что?

— Для тебя!

— О, не-ет.

— О, да, Нура! Перестань. Я видела их с матерью в церкви в прошлое воскресенье. Хорошие, милые люди. А он — красавчик. Ты так не думаешь?

— Думаю, да… если меня привлекают толстые увальни в подтяжках.

— Ну-у, он не толстый! И это Техас, здесь все носят подтяжки. — тётя Энни неоднозначно улыбается, намекая на нечто вовсе не дружеское, а девушка качает головой:

— Не будь сводницей.

— Что? Я?! Не-е-ет. Ну у тебя и мнение на мой счёт… Как я могу? Ты ж моя дочь. Лето на дворе, просто, а ты пропадаешь в комнате с книгами…

— Я люблю книги.

— Да, но ведь…

— Где Ник? — нет сил больше это слушать.

— Должен скоро прийти. — щурится тётя повержено, — Утром, следом за тобой, поехал к Гарри… — начинает рассказывать про дядю она, а Нура слушает и улыбается, удивляясь тому, как же легко той удаётся переключиться на новую тему.

— Погода слишком сухая, сломался насос… Марта не хочет тратиться на новый, и твой дядя, как самый добрый самаритянин, потащил им кое-что из деталей.

— Ты должна им гордиться. — укоризненно смотрит Нура.

— А я и горжусь! Иначе никак.

Тётя довольно простой человек, позитивный… мудрая, справедливая, глупенькая в меру. Дядя Ник же, более серьёзный и рассудительный. Из воспитания Нура взяла от каждого понемногу, «дважды подумав», как говорится… и это никогда не мешало им троим слышать друг друга, понимать и поддерживать, что бы ни было.

Они ещё немного посмеялись и Нура поднялась к себе. Стянула потёртые джинсовые шорты и майку, приняла душ… Написала подруге «пару ласковых», о том, как мило было проспать их запланированный накануне поход по магазинам сегодня. А потом, надела светлый сарафан и пошла помогать накрывать на стол. Дядюшка приехал, когда они уже садились ужинать.

— О, ты как раз во время! — воскликнула тётя. Но тот не ответил… зашёл в кухню, хмуро оглядел накрытый стол. Как-то странно взглянул на дочь и положил на столешницу белый конверт:

— Встретил почтальона у ворот, — сказал и добавил, — Это, кажется, тебе. — обратился к девушке, а затем направился в свой кабинет, где затих за прикрытой дверью.

По выражению его лица, ничего понять было нельзя.

— Что это? — первой дотянулась до конверта тётя Энни.

Нура уже знала, что это. И очень при очень ждала этого дня и боялась.

— Я… — запнулась она. — Я подала заявку в университет в Чикаго.

— Что?! — изумлённо раскрыла рот та. — Но, зачем? Я решила… мы думали, что всё обсудили. Разве вы не обговорили всё с дядей?!

— Да, да! — соскочила с места девушка, — Обговорили, конечно, — дрожащей рукой взяла из рук тёти белоснежный конверт с сине-красной эмблемой. — Это просто… попытка. Я сто процентов не прошла, не стоит так волноваться.

— Да я не то что бы волнуюсь… И почему ты так говоришь? — поутих пыл женщины. — У моей Нуры отличный балл, она умница… перестань.

— Это ты перестань говорить обо мне, будто меня здесь нет. — перерос волнительный страх в раздражение. — Я все прекрасно понимаю — это невозможно в любом случае. Поступить туда нереально во всех смыслах.

Это правда. Двадцать тысяч в год, и это ещё без предоставления общежития. Чикаго — огромный город, далёкий и дорогой. Не по карману простым фермерам отправлять учиться туда своих детей. Хоть семья Нуры и не из бедных, содержание полсотенного стада рогатого скота и десятка лошадей (не говоря уже о нескольких помощниках) требует не маленьких затрат. Это их хлеб, это их мечты и жизнь в целом. Тем более, она и сама совершенно не представляла, как смогла бы оставить всё это — дом, семью, друзей, эти поля и своих лошадей… Она об этом просто ещё не успела подумать.

Здесь в Техасе, да даже и в самом Остине, есть отличные колледжи… совсем рядом с домом. Но там нет того, что ей было нужно. Образование получают в довольно узкой области, нет интересующих направлений, нет возможности магистратуры. Конечно же, скорее всего, Нура продолжит заниматься делом своей семьи: разводить коров на мясо и молоко, и растить племенных жеребцов на продажу. Она, правда, любит это, умеет, но хочет совершенно другого. Она не видела себя на ферме через десять лет, она хотела заниматься чем-то полезным — лечить людей.

— Дочка? — вывел голос тёти из раздумий. Нура подняла глаза на растерянную женщину. — Дядя зовёт.

Дядя Ник — среднего роста, седовласый, подтянутый мужчина, сейчас в хлопковой голубой рубашке в крупную клетку и джинсах.

«Дядей» Нура его никогда не называла. С самого первого дня знакомства он стал для неё первым и самым лучшим другом… просто Ник, в имя которого было вложено огромное чувство любви и уважения.

Его малюсенький кабинетик заставлен стеллажами и увешан полками с книгами и всякими безделушками, которые каждые выходные старательно оттирала от пыли тетя Энни. На столе у окна небольшой письменный стол, за ним высокое кожаное кресло, пожалуй самое дорогое во всём доме… для его больной спины, подарок жены и Нуры на его пятидесяти пятилетие год назад.

— Это не важно, клянусь! — без всякого вступления уверила девушка, и присела на вельветовый диванчик в углу, сразу у входа.

— Клянёшься? — с усмешкой переспросил он, — Ты ж его до сих пор не открыла! — кивнул на письмо. — А уже клянёшься чему-то. Почему до сих пор не открыла, а? Это очень странно, учитывая то, какая ты любопытная и то, как ты его долго ждала. — лукавый прищур. — Я знаю тебя.

— С чего взял? — тихонько спрашивает Нура, а дядя вдруг улыбается.

— Видел брошюры… тонны брошюр. Не специально, но они разбросаны по всей твоей спальне, уж прости. И ещё сайты… ты же иногда пользуешься моим компьютером. Ну и… — взлетают его брови. — Я слышал ваш разговор с Сарой.

«Вот блин!»

— Когда это там было… — задумывается он, постукивая пальцем по подбородку. — Ещё в мае, кажется?

— Да. — вздохнула она, сдавшись. «Куда ж, от тебя денешься?» И посмотрела на конверт. Провела пальчиком по выгравированным буквам, перевернула…

— Ээ… — удивлённо взглянула на дядю. — Распечатан. Ты это сделал?!

Конверт вскрывали, липкая полоса явно отклеивалась.

— Что там написано?!

— Открой.

— Ты уже знаешь, скажи!

— Это адресовано тебе.

— Да, Боже мой! Но раз ты уже в курсе, зачем меня мучить?

— Просто прочти, не беси меня!

«Ох, ненавижу, когда ты так делаешь…»

Сердечко бешено забилось. Девушка быстро открыла конверт и вытащила сложенное в трое красивое письмо.

«Уважаемая Мисс Дженсен, мы рассмотрели вашу заявку на поступление и рады сообщить, что мы с радостью принимаем вас в Иллинойский университет в Чикаго для дальнейшего сотрудничества и…»

— О, Господи!!! Не может быть! Я прошла… Меня взяли!!!

Она кричала ещё что-то в этом роде… скакала на диване, а потом выбежала из кабинета и, чуть не сбив бедную тётю с ног, обхватила её руками и закружила в танце. Но потом… потом она пришла в себя и опустила руки. Вернулась, села назад на мягкий диван. Улыбка ещё играла на алых губах, но… восторг поутих.

— Наша Нура не могла не поступить, — вошла следом тётя. — Ни туда, ни куда бы там она не подавала б эти свои запросы.

Дядя покивал соглашаясь.

— Мы ведь и об этом тоже говорили, не так ли? — повернулась она к мужу. — Что всё может когда-нибудь так обернутся, да?

— Да. — вздохнул он.

— Значит, пришло время. То самое время, согласен?

— Нет, и никогда не буду, но похоже, выбор не велик.

— Что происходит? — наконец, спросила, ничегошеньки не понимающая девушка. — Я тут, если вы не заметили, и хочу знать, о чём вы сейчас говорите?

Она замолчала, нетерпеливо округлив свои светлые большие глаза, а странные родители посмотрели на неё, и на их лицах были не растерянность с усталостью «как-же-бедной-дурочке-объяснить-в-сотый-раз-что-толку-никакого-нет-от-этого-поступления», а добрая, радостная печаль.

«Чё-ёрт…» Здесь явно что-то происходило и Нура внезапно распереживалась.

— Если вы беспокоитесь про отъезд, то… — начала, было, она их успокаивать, но дядя Ник неожиданно громко её перебил:

— То он состоится уже через месяц, а у тебя даже подходящей одежды нет… для этого, провались он, Чикаго! Там зимой снег идёт, и холодно… А ещё там настоящая цивилизация, и придётся накупить тебе всяких туфель с платьями… и заколок для волос!

Он всё это выпалил, так рьяно и быстро, а дальше… дальше он прослезился.

Нура в шоке вросла в диван, а когда до неё, наконец, дошло… и, когда она увидела его улыбку и слёзы, подскочила и бросилась ему на шею. Тётя Энни засмеялась, захлопала в ладоши и затараторила о шоппинге и о салоне красоты, в который им просто необходимо будет заглянуть… и это всё было неожиданно и совершенно удивительно.

— Сядь, — попросил дядя Нуру, когда все чуть успокоились. — Сядь-сядь, и послушай меня, пока ты не очнулась и пока тобой не овладел твой нелогично-недетский разум.

— Мы не можем себе этого позволить. — покачала головой девушка, которая уже, секунд как девяносто, обдумывала происходящую реальность, глубоко и полностью осознавая его полную безнадёжность.

— Мы да, а вот ты вполне себе можешь. — хихикнула тётя, как-то одержимо-безумно. — Ну, то есть пока не можешь, но сможешь, когда…

— Когда всё, наконец, узнаешь! — одарил жену дядя Ник «помолчи-ка-любимая» взглядом. — Дорогая моя, Энн, ты ведь так и не положила мне мой пирог на тарелку?

— А, да-да, уже оставляю вас наедине. — пропела та и, ускользая, добавила. — Шушукайтесь.

— Это ведь не сон, так? — грустно взглянула на него девушка, когда сладкое пение тётушки, обожаемой ею песни Глена Кэмпбелла[3], растаяло за стенами и доносилось теперь откуда-то из кухни.

— Не сон.

— Значит, я наяву сижу тут, держа в руках это письмо о зачислении? Ты серьёзно? Но-но-но…

— Ты как машина по повторению «но».

— Но ведь, если это взаправду, то… то мы живем в самом странном и несправедливом мире.

— Да уж, — вовсе не поддерживая, скуксился дядя и, закатив глаза, поднялся из-за стола и, подойдя к дочери, присел рядом, — Наш мир, и правда, несправедливый и часто… нет слов просто, какой, невменяемый. — он говорил это несерьёзно, но стал таковым и изменился в лице. — Наш мир разный, Синичка моя… Жизнь — разная.

Синичка. Он всегда её так называет. Говорит, что похожа на эту резвую, серенькую местную птичку… мягкие русые пёрышки, большие глаза.

— Утром она может быть хорошей и светлой, вечером — грустной. Кому-то светит солнцем, а кому-то, в ту же минуту утирает слёзы. Большинство людей просто плывут по её течению. Столько всего происходит и совсем малость по нашей воле. Но… — он улыбнулся. — Жизнь состоит из последствий. Она может принести и обрушить на нас такое сильное горе, заберёт то, что нельзя забирать и обязательно оставит что-то взамен — последствие — дорогу, путь дальше. И, знаешь, если подумать, всему есть объяснение, ведь нас только лишь оставляют в неведении. Значит, так нужно, я в это верю. И мы живем себе, встаём каждое утро на работу и в школу, делаем привычные обычные вещи, решаем проблемы, а в это самое время вокруг нас кипит жизнь… такие же люди, как мы, которые тоже делают что-то, казалось бы, обычное для них — ты не знаешь их, но они существуют. Не только здесь в Остине, в Техасе, а далеко за пределами штата… И ты не можешь быть уверена, что кто-то, где-то там, не может не зависеть от тебя, а ты здесь — от него. Вы не знаете всю правду друг о друге, но вы связаны.

— Я не понимаю тебя. — прошептала девушка.

— Почему именно Чикаго? — спросил дядя, неожиданно.

— Эм… — растерялась она, но, тут же, собралась с мыслями, — Не считая, что там один из лучших исследовательских университетов… не знаю. — ответила честно. — Видела в журнале. Ещё в средней школе… Он… Чикаго потрясающий.

Ей очень понравился город.

— Твои родители из Чикаго.

Тело прошибло током.

— Ты знала?

— Н-нет. Правда?

— Да. И ты сама. Родилась прямо там.

— Ого… — это было новостью.

— А, так! — воскликнул вдруг он, хлопнув ладонями по коленям и опять изменился в лице. — Знаешь что?

— Что? — всё ещё не отошла от услышанного Нура.

— Не обращай внимание на то, что я сморозил тут, до этого… про параллельные миры и захватывающе расчётливую шельму жизнь, окей?

«Ага… не обратишь тут».

— Про всякие там «связи» и что я там ещё нагородил? — он громко захохотал, почему-то напомнив девушке Рождество, а потом замолк неожиданно и вновь сделался грустным.

С ним точно что-то творилось.

— Когда я понял, что речь идет о Чикаго, я… я растерялся.

Он сказал это так печально и так печально посмотрел на дочь, что у той всё сжалось внутри.

— Ты появилась у нас с Эн, когда тебе не было и пяти. Мы привезли тебя именно оттуда, как нам казалось, так издалека. Нам сказали, что твои мама и папа погибли, что родственников совсем не осталось… но, как бы это эгоистично сейчас не звучало, я всегда боялся того, что тебя заберут.

Его карий взгляд стал ещё грустнее.

— Ты стала… стала всем для нас, самой родной на земле. Всё, что мы делаем, всё ради чего живём — это ты.

— Ник, — смахнув слёзы, она бросилась ему на шею. — Любимый папочка… самый добрый и хороший. Самый глупый! Ну куда же я денусь? И… я так благодарна…

— Да, знаю! — засмеялся он, — Знаю. — а когда наобнимались, потрепал её по мягким волосам. — Ты всегда была примером для остальных, прилежно училась… не была отвязным подростком, не курила травку на крыше и не угоняла мою разволюху, до того, как она стала твоей. Даже на свой выпускной не напилась, и это странно, но я, как отец, очень тобой горжусь! И уверен, что твои родные родители тоже, где бы они ни были… Они видят тебя, гордятся и оберегают. И я должен кое о чём сказать тебе… они не бросили тебя. Не в том самом смысле конечно, ведь они погибли. Просто у них было кое-что при жизни, небольшое дело и домик. Вернее, этого всего потом тоже не стало, всё было продано, и эти деньги поместили в банк, на специально созданный счёт. Этим занимались не мы, а адвокаты. Счёт открыт на твоё имя. Сумма не больно большая, но и не маленькая… на обучение хватит. И самое главное, он станет доступным, когда тебе исполнится восемнадцать. То есть, богачка ты моя, через два дня!

***

Перламутровый закат. В небе таят обрывки облаков. С высоты старой водонапорной башни, виден даже город. Внизу распростерлись поля кукурузы, скоро сбор урожая, но Нура этого уже не застанет.

Месяц пролетел так быстро.

— И найди уже себе там классного высокого парня! — улыбнулась, болтая ногами Сара, — Чтобы всё было, как ты любишь. Умного, с большими глазами и светлыми волосами. — она затихла.

— Не грусти… мы будем списываться в сети и видеться на каникулах.

— Не знаю, может быть по началу. Мы же изменимся, и будет ли будущая ты хотеть дружить с будущей мной?

— Всё будет не так уныло.

— Мы этого не знаем.

— Я знаю, — Нура придвинулась ближе и обняла свою лучшую подругу детства. — Просто знаю.

С Сарой они знакомы с младшего класса. Любимая солнышком, рыжеволосая с конопушками Сара Боуи была самым приветливым, наивным и милым человеком, которого знала Нура. Они никогда не ссорились, даже из-за кукол и конфет. Иногда обижались… но это такая ерунда. Стоило отойти от темы негодования и всё сразу было забыто.

— Я бы поехала с тобой, — сказала Сара, положив голову подруге на плечо. — Но не могу оставить Ларри одного. У нас завтра месяц отношений и он придумал что-то забавное… Наверное, повезет меня в парк-аттракционов, я ему намекала недавно. Хотя, я могла бы пропустить год учёбы, и помочь тебе обустроиться там, но мне негде будет спать, да и день рождения твой мы уже отпраздновали.

— Да, пропускать целый год в вузе журналистики, в который ты так стремилась и которую обожаешь, из-за меня очень глупо.

— Ты только пиши почаще, ладно? Одного Ларри мне точно будет здесь недостаточно, я буду очень скучать.

— Я тоже буду, очень.

***

— Уже почти восемь… Нужно было встать пораньше, приготовить пирог. — суетилась тетя, пока Нура с Ником укладывали вещи в мустанг. — Будь осторожнее, не отвлекайся и не езжай слишком быстро. А ещё не забывай звонить на каждой остановке!

— Их будет не так много, дорогая. — захлопнул багажник дядя. — Всего двадцать четыре часа.

— Это же целые сутки.

— Всё в порядке, я всё поняла. — уверила девушка и, напоследок, оглядела родную ферму. Бархатные поля, яблоневый сад, с которыми всё никак не могла проститься. — Буду звонить на каждой остановке, обещаю.

— О-о-о… — прослезилась тётя. — Моя девочка — студентка! Иди сюда… Давай-ка я вас сфотографирую!!!

Ещё раз крепкие объятия, поцелуи на прощанье. Выезжая за ворота, Нура с печалью смотрела в боковое зеркало на ещё долго бегущего следом верного Брука (словно чувствующего, что она не скоро вернётся), и только сейчас осознала, что теперь она сама по себе и вдруг стало и страшно и любопытно одновременно. Одновременно хотелось и повернуть машину обратно и быстрее уже увидеть город мечты. Непередаваемое чувство восторга, чего-то, наконец, стоящего, ценного, что ждало её впереди. Она свободна, самостоятельна и серьёзна. Она добьется того, чего хочет.

Вжав педаль газа до предела, мустанг понёсся меж полей навстречу мечте, длиною в две тысячи километров.

12 3 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒