Бобби Халл (р. 1939)

Бобби Халл (р. 1939)

Бобби Халл

Обладатель Кубка Стэнли и Кубка Канады; один из величайших игроков мирового хоккея за всю его историю.

В конце 60-х — начале 70-х годов НХЛ очень неохотно принимала в свои весьма немногочисленные ряды новых членов и ставила чрезмерно высокие требования перед всяким, кто желал в нее вступить. Однако по всей Северной Америке быстрыми темпами шло строительство новых спортивных сооружений и ледовых арен, и города, желавшие иметь свои собственные команды, но так и не сумевшие договориться с НХЛ, решили создать свою собственную Всемирную хоккейную лигу.
Чтобы привлечь к новой Лиге спонсоров и зрителей, хозяева новых клубов принялись переманивать к себе лучших игроков НХЛ, предлагая им более высокие гонорары. Боссы НХЛ, уверенные в своей неуязвимости, поначалу отнеслись к этой затее весьма пренебрежительно, но когда такие известные игроки, как Берни Парент, Дерек Сандерсон, Эл Хамилтон, Тед Грин и многие другие перешли в новую Лигу, они насторожились. А после того, как Бобби Халл, самая яркая звезда НХЛ тех лет, подписав десятилетний контракт на сумму почти в три миллиона долларов (деньги по тем временам огромные), нанес им сокрушительный удар, им стало и вовсе не до шуток.
Халл собирал полные стадионы и давно уже служил приманкой на хоккейные матчи. И насколько убивались руководители НХЛ, настолько были обрадованы владельцы ВХА, прекрасно понимавшие, что такое громкое приобретение заставит многих звезд взглянуть на их предложения совсем другими глазами. И они не ошиблись. Вслед за великим Халлом к ним перешли такие корифеи, как Дейв Кеон, Жан-Клод Трамбле и легендарный вратарь Жак Плант. И все же основная ставка делалась на «Золотую ракету», как давно уже называли в Северной Америке великого Халла.
Роберт Марвин (Бобби) Халл родился 3 января 1939 года в небольшом канадском городке Пойнт-Анна, расположенном в провинции Онтарио. Нельзя указать, чтобы он рос уж в очень большом достатке. Да и какой мог быть достаток в семье простого рабочего цементного завода, у которого было десять детей? Проведенное в относительной бедности детство наложило свой отпечаток на характер Бобби, который уже в детстве понял, что и сколько стоит в этой жизни. И потому всегда высоко ценил своего отца, сделавшего все возможное для того, чтобы он стал тем, кем стал, даже в не слишком благоприятных для этого условиях.
Все, что у них было, было добыто трудом, и Бобби умел работать уже с ранних лет. И как знать, не в детстве ли, откуда все мы родом, и сложился его удивительный для звезды такого уровня характер. Ровный со всеми и очень общительный, он ни разу в жизни никому не дал повода думать о нем лишь как о человеке, затерявшемся где-то в заоблачных высотах, упоенном обожанием всей Канады.
Даже в самые звездные моменты своей славы он не отвечал отказом людям, желавшим познакомиться или просто переброситься с ним парой слов, и вел себя так, что те проникались к нему самым искренним уважением, видя в нем простого и доброго парня. И чем бы ни занимались в жизни эти люди, после общения с Халлом многие из них начинали смотреть на себя совсем другими глазами.
«Я,— говорил в одном из своих многочисленных интервью сам Халл,— обыкновенный человек — ни больше, ни меньше. И никому никогда не скажу, что хоккей — эта самое великое дело на свете. Потому что это не так! Каждый из нас, чем бы он ни занимался, делает все для того, чтобы жизнь стала лучше, и не только для себя лично, но и для своей семьи, своих друзей и вообще людей, которые рядом с тобой и которые далеко от тебя».
В десять лет Бобби впервые в жизни увидел игру команд НХЛ и все два часа просидел, не отрывая восхищенных глаз от ледовой площадки, на которой кипела яростная борьба мужественных и сильных мужчин. Ну а когда игра закончилась, он, с огромным трудом превозмогая стеснение, заставил себя подойти к терпеливо дававшему автографы Горди Хоу и, не найдя в себе сил вымолвить хотя бы слово, протянул ему свой блокнот. Хоу улыбнулся и, похлопав Бобби по плечу, поставил ему свою драгоценную подпись. И еще очень долго Бобби вспоминал улыбку Хоу и то и дело доставал блокнот и смотрел на его роспись, дабы убедиться, что все это было не во сне и он на самом деле является обладателем автографа знаменитого игрока.
Интересная игра и встреча с Хоу произвели на мальчика неизгладимое впечатление, ему очень хотелось стать таким же мощным и уверенным в себе человеком, каким перед ним предстал великий Горди. Бобби сказал отцу, что хотел бы заниматься хоккеем, и тот сделал все возможное, чтобы сын попал в настоящую команду. В четырнадцать лет Бобби уже выступал за юниорскую команду и дал свой первый автограф какому-то незнакомому пареньку, смотревшему на него после одной из игр такими же восторженными глазами, какими он сам несколько лет назад взирал на Хоу.
Паренек очень стеснялся, и когда Бобби сам предложил расписаться у него на открытке, то увидел в его глазах такой восторг и благодарность, что понял раз и навсегда, как это важно — по-доброму относиться к любому, кто бы к нему ни обратился. Он был возмущен до глубины души, когда один игрок, в общем-то средненький, прошел мимо сына его близкого приятеля, даже не обратив внимания на застывшего с ручкой в руке мальчика. Обиженный мальчик долго плакал, и расстроенный Бобби как мог утешал его.
С 1954 по 1957 год Бобби поиграл за две команды ОХА («Голт Блэк Хоукс», «Сент Катарин Типис») и уже тогда обратил на себя внимание функционеров из НХЛ. Но если в первом своем сезоне он провел всего шесть матчей и не сумел забросить ни одной шайбы, то уже через год за 52 игры Бобби забил 33 гола и сделал 28 точных передач. Иными словами, он уже тогда умел делать на площадке все необходимое для победы: и забивать, и пасовать.
В «Чикаго Блэк Хоукс» Бобби пришел в восемнадцать лет. В те времена известный клуб влачил весьма жалкое существование, не сумев попасть за двенадцать последних сезонов в плей-офф одиннадцать раз! И, приобретая подававшего огромные надежды Халла и еще несколько молодых и талантливых игроков, руководство клуба очень надеялось на то, что именно они смогут вывести «Черных ястребов» на первые роли. Точно так же думал и сам Халл с партнерами, горевшими страстным желанием выиграть Кубок Стэнли и таким образом заявить о себе. Ведь каким бы талантливым игроком ни был любой из них, без заветного перстня рассчитывать на всеобщее признание было бессмысленно.
Прошел всего один год, и с «Ястребами» стали считаться. В каждой игре они стояли насмерть, и ярче всех выглядел быстро ставший лидером команды Халл. Высочайшая скорость, отличный дриблинг и на удивление мощный и точный кистевой бросок сразу же превратили его в одного из самых грозных нападающих сначала Чикаго, а потом и всей НХЛ. Конечно, подобное возвышение пришлось не по вкусу его соперникам, Бобби попытались запугать, играя против него очень жестко, а порою и жестоко.
Но Халл оказался не робкого десятка и не думал уклоняться ни от жестоких столкновений с могучими защитниками, ни от откровенных драк. Без малейшего страха он сразу же сбрасывал перчатки и ввязывался в жесточайшие боксерские поединки, которые были тогда неотъемлемой частью хоккейного шоу. Ни выбитые зубы, ни многочисленные шрамы не могли заставить его дрогнуть и отступить. На свое счастье, он был не только смелым, но и очень мощным парнем, так что уже очень скоро число желавших подраться с сильным и неустрашимым Халлом сократилось до минимума.
«Ястребы» продолжали свое победоносное шествие, и вратари всех без исключения команд сразу же начинали чувствовать себя крайне неуютно, как только шайба попадала к левому крайнему нападения чикагцев и он начинал движение на ворота. Он бросал без малейшей подготовки, и чаще всего голкиперы видели шайбу уже когда она оказывалась в их воротах. И так, как бросал Халл, в Лиге не бросал, да и не бросает больше никто. В его броске сочеталась не только удивительная сила и точность, но и необыкновенная красота исполнения. Неудивительно, что даже такой великий вратарь, как Владислав Третьяк, по его словам, тоже чувствовал себя не очень-то уютно, когда на его ворота на огромной скорости катился легендарный Бобби. И сколько он ни напрягался, уловить момент броска так и не смог. Впрочем, как и всякий большой мастер, Бобби делал на льду все немного иначе, чем другие, что привлекало к нему еще большее внимание.
Хоккей шестидесятых годов в НХЛ был достаточно грубым, и в плей-офф зачастую разыгрывались самые настоящие битвы, но было, конечно, и мастерство. Бобби со своими ребятами совершил, казалось, невозможное и всего через два года после своего прихода в Чикаго вывел-таки свою команду в плей-офф. Но «Ястребы» на этом не остановились и, продемонстрировав великолепный хоккей и несгибаемое мужество, выиграли заветный Кубок Стэнли. Блиставший в тех поистине судьбоносных играх Халл сразу же превратился в самого настоящего идола канадцев, увидевших в нем, возможно, самого лучшего по тем временам игрока НХЛ.
Халл блестяще играл и в последующие годы, но, как это ни печально для него, тот самый Кубок Стэнли шестидесятого года так и остался для него единственным. Тем не менее, за сыгранные им за Чикаго пятнадцать сезонов он стал одним из самых знаменитых игроков НХЛ за всю ее историю, и его показатели всегда впечатляли статистиков. Он стал третьим игроком в НХЛ, забившим более пятидесяти шайб в одном сезоне, а в сезоне 1968—1969 годов набрал фантастическую сумму по системе гол-пас: сто семь очков! Да и заброшенные им за всю его спортивную карьеру 610 шайб говорят о многом.
Ну а затем последовал тот самый семьдесят второй год, когда Халл перешел в ВХА, повергнув в шок всю Канаду. Ему не могли простить предательства еще и по той причине, что своим уходом из Чикаго он ослабил сборную НХЛ, игравшую свою знаменитую серию с советской командой. И мало кто сомневался в том, что с Халлом ее результаты были бы намного более впечатляющими. Трудно сказать, что было бы на самом деле, но в том, какую грозную силу представлял собою Бобби Халл, советские любители хоккея смогли убедиться уже через два года, когда знаменитый нападающий «Виннипег Джетс» играл за сборную ВХА.
Конечно, эта в общем-то несколько искусственная сборная не шла ни в какое сравнение с мощной командой во главе с легендарным Филом Эспозито, но игра не менее великого Бобби Халла, которому исполнилось к тому времени уже тридцать пять лет впечатляла. Московская публика, несколько разочарованная отсутствием знаменитого форварда в серии семьдесят второго года, с повышенным вниманием следила за Бобби не только на площадке, но и за ее пределами. И осталась несказанно довольна увиденным. Открытость, радушие и необыкновенная коммуникабельность легендарного хоккеиста поражали.
Бобби никогда не интересовало ни общественное положение беседовавшего с ним человека, ни его профессия, и он вел себя со всеми так, что после общения с ним люди начинали как-то более уважительно относиться к самим себе. В то же время, в нем не было даже намека на панибратство, чего так и не удалось избежать очень многим игравшим на публику звездам. Ну и, конечно, обезоруживала удивительно радушная и добрая улыбка, не сходившая с его лица. И это отнюдь не было позой звезды, старательно следующей избранному имиджу, нет, это была его самая что ни на есть естественная манера общения с людьми, которым он всегда хотел приносить радость и удовольствие не только на площадке, но и за ее пределами.
Его поклонники платили ему той же монетой, и даже когда он забивал шайбы Третьяку и обходил на своей сумасшедшей скорости наших защитников, публика тепло приветствовала этого и на самом деле удивительного и так не похожего на всех остальных хоккейных звезд улыбчивого парня. Недаром многие издания напечатали рассказ одного летчика, совершенно случайно встретившегося с Бобби в гостинице. Конечно, ему захотелось получить его автограф, но не успел он вытащить из кармана авторучку, как Бобби, мгновенно все понявший, со своей неизменной улыбкой снял с головы бело-красную шапочку и протянул ее летчику, который просто опешил от такого бесценного для всякого болельщика подарка.
Нашим любителям хоккея повезло и через два года, когда они снова смогли увидеть на первом Кубке Канады в 1976 году игравшего за сборную своей страны Халла, забросившего пять шайб в семи играх и показавшего очень многое из того, на что он был способен. Он снова оказался со своим клубом в НХЛ, поскольку ВХА не выдержала конкуренции и распалась. Свой последний сезон Халл провел в «Хартфорд Уолерз», где сыграл всего девять матчей. В восьмидесятом он ушел из хоккея, а в 1983 по праву занял свое место рядом с такими титанами НХЛ, как Морис Ришар, Горди Хоу, Жак Плант и Тэрри Савчук в Зале хоккейной славы в Торонто. И наверное, нет никакого смысла перечислять все достижения Бобби Халла за двадцать три года его выступлений на льду. Да и зачем? Тем, кто видел Бобби на льду, совершенно ни к чему сухие цифры.
Как и многие знаменитые хоккеисты, после окончания спортивной карьеры Халл стал успешно заниматься бизнесом, и в связи с этим нельзя не упомянуть об одной весьма неприятной истории, случившейся с ним в один из его приездов в Москву. Как всегда, он раздал многочисленные интервью, а затем уехал по делам в Магнитогорск. И каково же было изумление Бобби, когда по возвращении из Магнитогорска в Москву ни один из его хороших знакомых не пожелал говорить с ним! Понимая, что за время его отсутствия случилось нечто неприятное, он поспешил в посольство. Весьма холодно встретившие его чиновники показали ему вырезки из газет, и Бобби сначала с изумлением, а потом и с негодованием узнал о своих высказываниях о... славном парне Гитлере, которому мерзкие сионисты не позволили улучшить человеческую породу, отчего их и развелось в таком огромном количестве на свете!
Конечно, ничего подобного он не говорил, но в посольстве ему посоветовали самому разобраться со своими интервью. И только тогда Халл понял, в какую неприятную историю попал. Подобных вещей в Канаде не прощали, и вся эта шумиха могла закончиться для него разрывом всех его деловых отношений. Объясняться было уже бессмысленно, ему надо было как можно быстрее отмываться!
Дороживший своим именем Бобби обратился в суд, и когда бравший у него интервью журналист прокрутил пленку, судьи убедились в явной лжи, напечатанной в газете «из-за ошибок переводчика». Бобби не только не пел Гитлеру никаких дифирамбов, но и гневно порицал проводившуюся им политику уничтожения народов. Что же касается человеческой расы, то ее надо было улучшать, и ничего в этом для нее обидного не было. В конце концов газета извинилась, инцидент был исчерпан, но Халлу все же пришлось выступить в еврейском обществе в Торонто и даже постучать себя в грудь кулаком. Ну не дурак же он в самом деле, чтобы так рисковать своим именем из-за подобной ахинеи!
Доброе имя было восстановлено, и Халл по-прежнему продолжает считаться тем же самым добрым и честным парнем, каким его знали всегда. Его часто можно видеть на играх его родного Чикаго. Как и всегда, вокруг него людно, он дает давно уже ставшие для него привычными многочисленные автографы, и с его лица почти никогда не сходит добрая улыбка.

Терри Савчук
(1928-1970)

Терри Савчук

Четырехкратный обладатель Кубка Стэнли; лучший вратарь североамериканского профессионального хоккея.

В мировом спорте бывали, да и сейчас найдется немало людей, достойных подлинного восхищения. И все же легендарный вратарь НХЛ Терри Савчук стоит особняком даже в этом ряду. Жизнь с каким-то непостижимым постоянством испытывала его на прочность, посылая ему одну напасть за другой. Но даже тогда, когда другой давно бы сломался и все бросил, Савчук находил в себе силы противостоять ударам, сыпавшимся на него словно из какого-то зловещего рога изобилия вплоть до его трагической кончины.
Терри Савчук родился в 1928 году в Виннипеге и уже мальчишкой начал познавать все превратности своей трагической судьбы. У него обнаружилось врожденное заболевание спины, и он лишь с большим трудом мог выпрямляться в полный рост. Ну а после того как совсем еще юный Терри сломал себе руку и ему вовремя не сделали повторную операцию на неправильно сросшейся кости, правая рука так и осталась короче левой.
Его старший брат скоропостижно скончался в семнадцать лет, и заполучивший в наследство его вратарские доспехи Терри решил Б память о брате стать вратарем. Увидев искалеченную руку Терри, тренер юношеской команды, в которую он пришел, только покачал головой. Но в ворота тем не менее поставил. И не только потому, что практически все приходившие к нему ребята страстно желали стать нападающими.
Со временем Терри стал весить почти сто килограммов, но при этом отличался необычайной ловкостью и даже в тяжелом вратарском обмундировании на равных катался с самыми быстрыми . форвардами. Ну и, конечно, подкупали его великолепная реакция и какая-то отчаянная смелость, игравшая в те времена не самую последнюю роль у игроков этого амплуа. Да и кого можно было заставить часами стоять под градом летевших в лицо шайб без защитной маски и в весьма слабой экипировке, когда каждое попадание шайбы могло закончиться трагически, а любой, даже самый удачный матч превращался в жесточайшее испытание нервов.
И все-таки Терри остался в воротах даже после того, как в одной из игр пущенная с огромной силой шайба попала ему в правый глаз и его чуть ли не замертво увезли в больницу. Лишь своевременное вмешательство врачей спасло ему зрение, и надо было видеть изумленное лицо тренера, когда Терри снова явился на тренировку. Он как ни в чем ни бывало занял свое место в воротах и продолжал стоять так, словно у него и не было тяжелейшей травмы.
Но увы, его уже подстерегала новая напасть: артрит. Как и почему он заполучил в столь молодом возрасте болезнь, которой страдают обычно люди много старше, неизвестно, но нестерпимые боли в плечах и ногах мучили его до самых последних дней жизни. Терри мужественно сражался с этим обрушившимся на него недугом, и чего стоила ему эта борьба, знал только он сам.
В сорок девятом году он начал выступать в НХЛ, и на него сразу же посыпались многочисленные травмы. И чего только тут не было: и сломанные пальцы на руках, и выбитые после жесточайших столкновений с нападающими плечевые суставы, и постоянные ушибы от попадавших в него шайб, и переломы лицевых костей, и даже разорванные спинные диски. Но он держался, и мало Кому из видевших на льду этого подвижного, словно кошка, вратаря могло прийти в голову, что он так серьезно болен и держится только благодаря своей несгибаемой воле.
Он был быстр, ловок и смел, и сразу же поразил специалистов и всех своих коллег невиданной до той поры стойкой. В отличие от других вратарей, стоявших в воротах в полный рост, он проводил практически весь матч, согнувшись чуть ли не под прямым углом. Конечно, стоять так было и в самом деле удобнее, вся беда была только в том, что подобному нововведению, менявшему представление об игре вратаря, Терри был обязан отнюдь не своему революционному мышлению, а все той же не желавшей разгибаться спине.
Но как бы там ни было, стоял он блестяще, и уже очень скоро стал считаться лучшим вратарем Лиги. Лишенный из-за своего нездоровья всех других радостей, он жил хоккеем двадцать четыре часа в сутки и, как образно заметил один из хорошо знавших его одноклубников, «брал игру с собой домой и ложился в кровать с хоккеем». Впрочем, ничего удивительного в этом не было. Терри всегда хотел быть лучшим вратарем НХЛ и платил за свое желание дорогую цену.
Он сторонился шумных компаний, не праздновал вместе с командой победы и не заливал горе пивом или вином после поражений. Из-за обрушившихся на него недугов он всегда держался особняком, презирал автографы, журналистов и старался держаться от них подальше. Ну и само собою понятно, что в силу всех этих весьма веских причин Терри был очень тяжелым человеком. Его здоровые и веселые товарищи даже не могли представить себе, что чувствовал Терри, когда его, вечно больного и разбитого, хлопали по плечу и спрашивали: «Как здоровье, старина?»
Обычно он просто награждал такого человека суровым взглядом, но когда ему было особенно плохо, мог послать и куда подальше. Да, у Терри был дурной характер, он был неприветлив и неуживчив, но никто ни разу не поставил вопрос о его пребывании в команде. Оно и понятно, в игре Терри был на вес золота и то, что он творил в воротах, не удавалось никому, а его мужество, казавшееся многим просто запредельным, заставляло забывать и о его тяжелом характере, и о вспыльчивости, и о хмурых взглядах.
Он, как никто другой, работал на износ на тренировках и никогда не щадил себя в игре. И когда в одном из матчей нападающий «Кленовых листьев» перерезал Терри на левой руке все сухожилия, он доиграл до свистка, а помогавший ему добраться до скамейки запасных защитник Дуг Баркли невольно отворачивался, дабы не видеть его страшную рану. Немногие вернулись бы в хоккей после такой тяжелейшей травмы, но Савчук не только вернулся, но и снова стал лучшим. А это было очень нелегко, потому
что на ледяных аренах уже вовсю блистали такие звезды первой величины, как Жак Плант и Гленн Холл.
И все же величайшим вратарем своего времени стал он, Терри Савчук. Самую фантастическую игру он показал в тот самый год, когда впервые в составе «Детройта» выиграл Кубок Стэнли. Он кидался под самые сильные броски, падал, вставал и снова ложился под летевшую со страшной скоростью шайбу и в заключительных играх с Торонто и Монреалем не пропустил ни одного гола.
«Это лучший вратарь, которого я когда-либо видел,— постоянно повторял бывший тренер «Детройта» Джимми Скиннер,— а ведь я видел Гленна Холла в юниорах и профи, я видел Планта и Билла Дарнэна. Но этот парень, Савчук, был лучшим!»
Но как же ему не везло! В 1954 году Терри попал в ужасную автокатастрофу и, переломав в ней чуть ли не все ребра и порвав легкое, каким-то чудом умудрился не только выкарабкаться, но уже на следующий год стать обладателем Кубка Стенли в составе своего «Детройта». Однако самое страшное его ожидало в 1957 году, когда врачи поставили ему страшный диагноз: монокулез, острое инфекционное заболевание крови, проявляющееся в увеличении лимфатических узлов, чуть ли не постоянной лихорадке и тяжелой ангине.
Надо ли говорить, что отчаянная борьба с тяжелым недугом отнимала у блестящего вратаря все его и без того подорванные физические и моральные силы. Он стал еще более угрюмым, не отвечал не только на шутки, но даже на приветствия и еще больше ушел в себя. Положение усугублялось еще и тем, что Терри уже собирался уходить из своего любимого хоккея и даже не представлял, что с ним будет без того единственного, что у него еще оставалось в жизни.
Монокулез, многочисленные болезни, травмы и, конечно, уход из хоккея действовали на его и без того постоянно напряженные нервы самым трагическим образом, и одно время великий вратарь находился на грани нервного срыва. Каким чудесным образом он сумел выстоять и в этом неравном поединке с беспощадной и словно мстившей ему за что-то судьбой, не знает никто. О нем вообще мало кто чего знал, и только после двух операций на спине в 1966 году Савчук признался, что сумел выпрямиться впервые за многие годы и таким образом объяснил, наконец, тайну своего нового стиля. Что же касается его не очень сложившейся из-за преследовавших его болезней личной жизни, то в нее он не пускал вообще никого.
И все же без хоккея он сумел продержаться всего только год, а затем снова вернулся в «Детройт», где пережил свое второе рождение. Потом он оказался в «Торонто», и в первый же год вместе со своим коллегой Джони Боуэром стал обладателем «Везина Трофи», дававшимся лучшей паре вратарей. Они стали лучшими в НХЛ и на следующий год и в сезоне 1966/67 годов, когда его клуб завоевал Кубок Стэнли.
В свой последний сезон Терри играл в «Нью-Йорк рейнджере» и вместе со своим одноклубником Роном Стюартом снимал дом в пригороде Нью-Йорка. Подобное многим казалось странным, и никто не мог взять в толк, как такой всегда веселый и общительный парень, как Рон, мог находиться с нелюдимым и вечно хмурым Савчуком под одной крышей. Тем не менее, они прекрасно уживались друг с другом. Но конфликты, конечно, случались, и в тот майский вечер они начали скандалить уже в одном и баров, куда зашли пообедать.
На известных всей Америке хоккеистов сразу же стали обращать внимание, и они ушли. Однако дорога не охладила Терри, и дома скандал разразился с новой силой. Ну а закончился он той самой дракой, восстановить детали которой не удалось и по сей день. Во вяком случае, закончилась она для Терри трагически. Упав или сильно ударившись о колено Рона или о какой-то другой предмет диафрагмой, и без того не блиставший здоровьем Савчук получил фатальные повреждения. Пришедший в себя Рон быстро отвез разорвавшего селезенку Терри в больницу, но сделанные ему три операции не спасли великого вратаря, и он умер от сердечного приступа.
Суд признал Стюарта невиновным, и он еще несколько сезонов проработал главным тренером «Рейнджерсов». Ну а сам Терри навсегда остался одной из самых величайших легенд НХЛ. Он выступал за шесть клубов Лиги на протяжении двадцати одного сезона, сыграв в общей сложности 1034 матча и одержав 447 побед. Сто три раза его ворота оставались сухими, и, по всей видимости, этот рекорд уже не будет побит никогда. Четыре раза он становился обладателем Кубка Стэнли и столько же раз признавался лучшим вратарем НХЛ. Конечно, нельзя сравнивать вратарей тех лет с сегодняшними, и тем не менее очень многие, кто видел Савчука в деле, и по сей день утверждают, что в первые пять лет своей карьеры Терри играл так, как не играл ни до, ни после него никто другой.
«И насколько я понимаю,— говорил такой известный человек в мире хоккея, как Линдсей,— еще тысячу лет нельзя будет найти кого-то похожего». Трудно сказать, так ли это на самом деле, но то, что этот человек родился, чтобы играть в хоккей, десятки раз умирать на льду и снова и снова выходить на него, несомненно. Он установил много рекордов за время своих долгих выступлений, но дело не в одной сухой статистике, хотя и она, конечно, отражает все его хоккейное величие.
Терри Савчук навсегда останется для всех знавших его никем и ничем не побежденным героем. Человек сложной и трагической судьбы и еще более сложного характера, он всей своей уникальной жизнью доказал беспредельность человеческих возможностей и ве-дичие духа. Не счесть полученных им на льду и за его пределами травм, и все же он всегда умел подниматься над своей злосчастной судьбой и возрождаться, что доступно в этом мире очень немногим. И именно эта судьба и сделала его великим и одиноким.

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 Следующая ⇒