Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





КАНДИНАЛЬ 10 страница



Мансура. Мулле едва удавалось сдерживать нерв­ную дрожь в голосе и сохранять неторопливость движения. Он быстро вышел из дома. Ахмет оценил силу его воли. Он, должно быть, был могучим воином - и совсем недавно. Перед тем, как ступить за порог, мулла оросил на Мурада короткий взгляд, как бы приглашая следовать за собой-

Ахмет вдруг вспомнил и другую цель своей поездки. Схватил Мурада за руку:

- Не говори с ним насчет моих дел сейчас! Не время!

Мурад освободил руку.

- Ахмет! Сейчас или никогда. Времена будут еще хуже, а не лучше. Подумай сам: мы на пороге войны.

Он пересек комнату, подошел к мулле, и они вышли, негромко разговаривая. Беседующие ос­тановились напротив дверного проема, и Ахмет мог наблюдать за ними. Сначала мулла нахмурил­ся, будто что-то рассердило его, потом бросил быстрый взгляд на Ахмета и величественно кив­нул.

Мужчины выходили из комнаты. Куэр огля­нулся, зыркнул в сторону Ахмета. И снова Ахмет не мог понять, что выражало его лицо: злобу, недоверие или мстительность... Отомстить - но за что? Ахмет не был лично виновен в гибели его родственника. Во всем этом было невозможно разобраться.

Подошел Хамзет.

- Ахмет, пошли со мной. Не стоит тебе здесь больше оставаться.

Они вышли из дома муллы, в то время как Мурад, его тесть и отец Куэра Эльдар вновь за­шли туда. Молодые люди сели на валун под кроной граба на почтительном расстоянии от жилища муллы. Быстро темнело. Скоро небо станет без­донным, как океан, и лишь звезды заблещут на божественной сфере. Ахмет посмотрел вверх сквозь листву, и небеса не показались ему враждебны­ми.

Этот новый налет будет горяченьким дель­цем, - сказал Ахмет, с удовольствием предвкушая новые битвы.

Мулла из Алди - великий человек, Ахмет. Я слышал, что другие племена стекаются под его знамена. Он объединит чеченцев раз и навсегда. Наша самая большая беда - наша разъединен­ность. Нам нужно научиться быть более терпи­мыми друг к другу. Если мы будем продолжать драться между собой, то как же мы сможем победить такого противника, как Россия?

Я и не знал, что есть такие трения. Разве не все чеченцы едины в борьбе с Россией?

Хотел бы я, чтоб это было так, мой друг. Но, увы, все иначе. Некоторые чеченские племе­на охотно берут деньги у гяуров и помогают им. Ушурма положит этому конец.

На секунду Ахмет задумался. Потом посмот­рел в сторону дома муллы, где в это время ре­шалась его судьба, и неожиданно перевел разго­вор на другую тему:

- Почему это Куэр меня так ненавидит?

Хамзет отвел взгляд.

- Я не могу тебе этого сказать.

Ахмет не стал настаивать, чтобы не смущать молодого чеченца. Он подался вперед и положил руку на здоровое плечо Хамзета.

- Ты выглядишь усталым. Спишь хорошо или боли беспокоят? Я мог бы достать тебе лекарств...

Хамзет вздохнул.

- Спасибо, брат. Я очень обязан тебе. - Он встал и потянулся. - Ты знаешь сам, что я ро­жден не для битв. Все это не привлекает меня. Хотел бы я быть по-настоящему храбрым, как ты, сказал Хамзет с откровенным юношеским восхищением другом и досадой на себя.

Ахмету захотелось сказать ему что-нибудь ободряющее, помочь своему другу. Но в голове сидела лишь одна мысль - узнать, что происходит сейчас в доме муллы, будет ли получено согласие и одобрен выкуп, который он мог бы предложить немедленно. Он чувствовал, что не может больше выносить неизвестности, ждать, станет ли Цема его женой.

Лицо Хамзета белело в темноте.

Мой отец примет тебя, Ахмет. Не беспокой­ся- Он будет рад получить в зятья такого воина. Он знает, что с тобой его род не иссякнет.

Ты настоящий друг, - с чувством воскликнул Ахмет и обнял Хамзета. Он удивился, увидев слезы в глазах сына муллы в минуту их расста­вания. После этого Хамзет поспешил на сельскую площадь, чтобы присоединиться к своим прияте­лям.

Ахмет стоял в потемках один, ожидая Мура­да. Он размышлял над важностью предстоящего шага, боясь не оправдать ожиданий. Научился ли он усмирять свои нрав настолько, чтобы стать главой семьи? Достаточно ли он опытен в бою, чтобы вовремя остановиться, не рискуя без нуж­ды, ради семьи, оставшейся дома? И преодолел ли он мучительные воспоминания об Афуасе, своей единственной сестре, чтобы этот стыд не омрачал нежных чувств к Цеме?

Мурад подошел к нему, сияя улыбкой, а Эль­дар хватил его кулаком в грудь.

- Должен предупредить тебя, Ахмет с Кубани, мулла торгуется не на шутку! - заявил Эльдар. - Тебе придется попотеть, чтобы заработать такую жену, но ей-то цены нет, это всем известно. В общем, всего, что ты приготовил, маловато.

Белые зубы Эльдара сверкали, он озорно ух­мылялся. Ахмет мог бы поклясться, что он был рад, что мулла заломил такой огромный выкуп за дочь-невесту.

И вдруг до Ахмета дошло. Видимо, Куэр поп­росил руки Цемы, а мулла, верно, удвоил размер выкупа, предложенного Эльдаром от имени свое­го сына. Закон чести соблюден, хотя планы Куэра были разрушены.

- Что ж, будем соплеменниками, - покорно проговорил Ахмет упавшим голосом.

Эльдар вновь хватил Ахмета, но тот заметил, что Мурад стоит позади, скрестив на груди руки, с довольным выражением лица; он был явно доволен исходом переговоров.

- Ясное дело, предстоят набеги, - многозначительно кивнул Мурад.

 

* * * * *

 

Следующие несколько недель Ахмет с Мура-дом работали, не покладая рук, занимаясь мно­жеством домашних дел, не забывая, впрочем, не­много поохотиться, если такая возможность пред­оставлялась. Ахмет изо всех сил старался умно­жить свое имущество, чтобы собрать требуемый выкуп. Мурад советовал ему делиться трофеями с воинами муллы. -«Это поможет тебе стать для них своим*, - поучал он. Так что теперь у Ахмета добавилось новых хлопот.

Та русская станица, которую они атаковали недавно, теперь усиленно охранялась, поэтому прямое нападение исключалось. Туда были подтя­нуты дополнительные силы с линии обороны. Это означало, что боеприпасы теперь поступали регу­лярно. Чеченцы с вожделением следили за вере­ницами подвод, тянущихся к поселку.

Однако у Мурада с Ахметом были и другие трудности. Куда бы они не шли, какие бы не устраивали засады, Куэр и еще один молодой воин, Айдемир, неустанно следили за ними.

- Ну какого дьявола он подозревает меня, как ты думаешь?! - возмущенно восклицал Ахмет. - Я привез Хамзета, ведь без меня он бы умер! С тобой мы рядом уже столько времени - ну в чем он еще сомневается?

У него есть свои причины иметь на тебя зуб.

- Цема сама сделала выбор.

 

- У Куэра бесы помутили рассудок. Он не хочет ничего понимать.

 

* * * * *

Раз в месяц какой-то рисковый торговец из Екатеринограда объезжал линию обороны, заез­жая в станицы и расположенные между ними маленькие дозорные башни-крепости. Он торго­вал водкой, зерном и - прочим товаром, охотно раскупавшимся солдатами. Он был осетин и при­надлежал к той группе горцев, которые не учас­твовали в боевых действиях, за что были прези­раемы чеченцами- Этот приземистый и обычно пьяненький осетин всегда менял маршрут и день выезда, чтобы избежать встречи с чеченцами. На этот раз он был не один, рядом с ним покачивал­ся в седле еще один «отступник» - изрядно под­выпивший смуглый грузин с ружьем через плечо.

- Посмотри-ка на это ружье, - прошептал Ахмет, жадно вглядываясь в подзорную трубу Мурада. - Оно не русское! Где это грузину удалось заполучить такую вещицу?

- В бою, это точно. Обычное дело. - Мурад присвистнул. - Давай не будем жадничать. Навес­тим виноторговца, но смотри больше парочки «подарков» не прихватывай. Тогда он не обидится и приедет снова...

Ахмет с Мура дом взлетели в седла и помча­лись по сухому оврагу вниз, к долине.

Они спрятались в кустарнике и стали ждать, когда повозка поравняется с ними. Стоял тихий солнечный день начала лета, небо было безоблачным, Как приятно в такую пору ехать по благо­ухающему альпийскому лугу, украшенному чуд­ными цветами. Позади высились величественные пики, сверкающие на солнце кристально чистыми снежными вершинами.

Внезапно грянул выстрел. Повозка, запряжен­ная быками, резко дернулась в сторону. Возница яростно и бессмысленно нахлестывал перепуган ных животных.

Бисмеллах! Если это снова Куэр, клянусь, что...

Не успел Ахмет докончить свою клятву, как именно Куэр проскочил мимо них, схватил за поводья пытавшихся бежать быков, заставив их остановиться. Его напарник Айдамир вскочил на задок повозки, размахнулся и со всей силы уда­рил прикладом грузина по голове. Пьяный грузин без звука рухнул наземь, изо рта и ноздрей у него хлынула темная кровь.

Ахмет и Мурад закричали что было сил:

- Не убивайте! С ума сошли! Это же наши! Куэр соскочил с лошади, и, подбоченясь, встал

с независимым видом:

- Тебе нужно ружье этого предателя? Вонючее осетинское барахло того, что снюхался с грузин­ским гяуром? А зерно тебе не нужно? Нашей деревне оно очень пригодится.

- Куэр, сейчас не время для споров. Уезжай-ка отсюда, пока не нагрянул патруль.

- Я забираю эту повозку и все, что в ней. Ты, если хочешь, бери ружье.

- Зачем зря лезть на рожон именно сейчас! -крикнул Ахмет. - Ты же помнишь: мулла просил не делать глупостей, Куэр.

- Да брось ты сказки рассказывать! Тебе нуж­но одно - выкуп за невесту отдать... А для нас это священная война, и в ней не знают пощады.

Куэр развернулся в сторону торговца-осетина, который, вывалившись из повозки, стоял на ко­ленях и быстро - быстро крестился, бормоча ка­кие-то молитвы. Это взбесило Куэра еще больше. Он опустил ружье и выстрелил практически в упор. Лица торговца просто не стало. Куэр вы­хватил саблю и перерубил поводья, удерживаю­щие быков, затем, нахлестывая животных по бокам, отогнал их в кусты, чтобы позже вернуть­ся за ними. Они с Айдамиром быстро впрягли лошадей, и помчались в сторону предгорий, стоя в повозке, как в колеснице и громко гикая.

В каком-то оцепенении Ахмет подобрал ружье прекрасной европейской работы. Куэра, видимо, уже ничего не могло исправить. В лучшие време­на он мог найти своему пылу полезное применение: сеять хлеб, разводить скот, строить. П о молодости он не женился из-за войны и долго ходил в холостяках, мечтая соединиться, нако­нец, с Цемой. Страстную любовь сменила злобная одержимость. В угаре «священной войны разыг­рались его самые худшие наклонности.

- Думаю, джихад Куэра уж точно не волнует, - сказал Мурад., будто читая мысли Ахмета, когда они возвращались в свой поселок.

Тем временем, подготовка к налету на Киз­ляр шла своим чередом. В любой день мог про­звучать призыв к выступлению. Ахмету было о чем поразмышлять. Цема хотела, чтобы их свадь­ба состоялась до этого дня.

 

* * * * *

Между тем, Ати с аппетитом подкреплялся на шумной рыночной площади в Кизляре. Маленький крепостной городок славился своими сельдя­ми, копченым лососем и форелью. Местные жен­щины пряли ткани и продавали их для черкес­ских бешметов. Ати, маленький, похожий на юркого зверька, с как будто стертыми чертами лица, шмыгал в толпе, пробуя лакомства на лотках у торговок и торгуясь с продавцами тканей. Ну у кого этот завсегдатай базара мог вызвать хоть малейшее подозрение! Кроме русского он свободно говорил на татарском языке, который был в этой горной стране примерно то же, что французский в Европе- В кавказских городах Ати чувствовал себя как дома.

Кизляр представлял собой среда размера гарнизонный городок, стратегически удобно расположенный в нижнем течении Терека. Многие русские считали Кизляр столицей Кавказа: к югу от него легко было добраться до гор, а к северу - до главного тракта, ведущего на Москву и Петер­бург. Постройки были в основном глинобитные. Кизлярскии рынок манил казаков и русских со­лдат не менее, чем обывателей.

Ати предстояло выяснить, будут ли в город подтягиваться дополнительные силы и знают ли русские что-нибудь о готовящейся им угрозе. После того вечернего совещания, когда он впервые ус­лышал имя шейха Мансура, ему уже не раз приходилось бывать в Кизляре по заданию мул­лы.

Однажды вечером, сидя на ступеньках тракти­ра, Ати с видом зеваки безмятежно наблюдал, как в город прибывали новые офицеры. Можно было безошибочно различить человека, только что приехавшего из России: мундир с иголочки, пуго­вицы сверкали, общее впечатление довершало незагорелое лицо, на которое еще не лег смуглый отпечаток «дикого поля». Ати показалось, что офицеров на этот раз было больше, чем в его предыдущий визит. Это означало, что в городе появилось и больше солдат.

Он выбрал этот трактир, когда заметил в тол­чее базара знакомое лицо. Человек пробирался с мешком шкурок через плечо. Это был армянин Артюнян, и Ати отлично знал, что он платный осведомитель. Разъезжая с товаром по Чечне, Артюнян воображал, наверное, что никто не догадывается о его двурушничестве. Однако мулла давно раскусил его, но предпочел не разоблачать сразу, а сначала поглумиться над ним. Он устроил так, что со всех сторон горе-шпион получал ложные сведения.

Весь день, пока Артюнян был занят торгов лей, Ати неотступно следовал за ним, пытаясь нащупать какой-нибудь след. Таким образом он достиг этого трактира и тут, к своей огромной радости, увидел, как Артюнян уселся за один стол с каким-то светловолосым 'офицером круп­ного телосложения, но весьма болезненного вида. Они негромко о чем-то поговорили, затем подня­лись и вышли наружу. Офицер с трудом пере­двигал ноги. Ати по-прежнему следовал за ними.

Прячась за дверью, Ати видел, как блондин споткнулся и растянулся на земле. Артюнян, покачиваясь, шел следом с бутылкой водки в руке. Подошел, помог офицеру подняться.

- Вставайте, господин Иванов. Пора возвра­щаться домой.

- Нет уж. Какого черта... Я решил повесе литься этой ночью. Веди, Артюнян.

- Куда прикажете: к мальчикам или к девоч­кам?

Ати ухмыльнулся, закрывшись накидкой. Арутюнян осмеливался так грубо подтрунивать над офицером лишь потому, что тот вряд ли что-нибудь соображал.

- К местной красотке! Бог мой, придумай что-нибудь позатейливей!

- Сначала надо немного покурить, чтоб в го­лове прояснилось, если уж ты собираешься как следует потрудиться...

Они развалились на ступеньках и Арутюнян закурил.

- Ничего не слышно о Комарове? Иванов помотал головой:

- Бог знает что творится. Я был на волосок от гибели. Десять лет службы, черт побери, и надо же было так оскандалиться...

- Ничего, выслужишься. Хорошо еще не вы­пустили кишки.

- Погоди, скоро не одному горцу кишки вы­пустим- Это я тебе твердо обещаю.

- Шейх Манеур...

Иванов вдруг вскочил на ноги.

- Ради Бога, заткнись! Хочешь, чтобы меня с позором выгнали?

Казалось, он уже не был так пьян. Он испу­гался, почувствовав, что ляпнул что-то лишнее. Иванов смотрел сверху вниз на армянина, в го­лове прояснялось.

- Какого дьявола я вообще тут сижу? - про­изнес офицер заплетающимся языком.

Артюнян медленно поднялся на ноги, пытаясь не подать виду, что плохо владеет конечностями.

- Не волнуйся, старина. Ты стал такой пугли­вый после этого маленького сражения.

- Знаешь, если Комаров умрет, начнется рас следование. Станут выяснять, почему это он ехал с такой малочисленной охраной и почему именно в этот момент в лагере оказалось столько ору­жия... Меня лишили всех полномочий, и теперь мне остается только сидеть и ждать, протянет ли этот жеребец ноги. Моя карьера висит на кончи­ке ножа нехристя. На карту поставлено все: мои заслуги, мое будущее...

Проблеск сознания у Иванова снова захлес­тнула волна хмельной жалости к собственной пер­соне.

- Но в этом есть и твоя вина, Артюнян. Зачем ты раздразнил старого медведя своими россказня­ми сам знаешь о ком и о его намерении собрать сильную армию?

- Выходит, ты не согласен с Комаровым? -невозмутимо спросил Артюнян.

- Нет, не согласен. Комаров просто неразум­ное дитя, если действительно считает, что здесь его ждут блистательные победы, одержанные в честном бою. Эти мерзкие горцы только и смот­рят, как бы наброситься из-за угла. Как стая волков...

- Стало быть, ты на стороне Суворова?

- Да, на стороне. Уничтожение или переселение.

- Это все может длиться до бесконечности.

- Ерунда. Ты что, сомневаешься в мощи рус­ской армии? Мой милый, да мы еще не начина­ли...

- Но затраты!

Эти горцы нам устраивают представления с блеском сабель и чудесами джигитовки. Если мы по ним ударим как следует... - именно, как следует! - их пыл тут же поутихнет. Я уже такое видал. Это же сброд, сам посуди - ни дисципли­ны, ни морали, ни вождей. Нравственные мер­твецы. Куски мяса...

Иванов взял у армянина бутыль водки и смач­но отхлебнул. Последняя фраза ему явно понравилась.

- Нравственные мертвецы, да... Ну что, Артюнян мы идем к барышням, или как?

Он резко поднялся и шагнул в ночь. Пару секунд Артюнян смотрел ему вслед, словно при­кидывая, до какой еще низости дойдет его собеседник. Если что Иванов и утратил, так это спо­собность самообладания. Никогда еще за время своей секретной работы армянин не видел адъ­ютанта таким пьяным. Артюнян поднялся и пошел за офицером по темной аллее.

Ати еще некоторое время постоял, завернув­шись в свою накидку. Ему потребовались огром­ные усилия, чтобы не накинуться на этого рус­ского ублюдка и не перерезать ему глотку.

После всего услышанного Ати не спалось. Он решил, что полученных сведений достаточно для отчета перед муллой, и еще до рассвета покинул Кизляр, направившись восвояси.

 

 *  *  * * *

Как обычно, мулла собрал воинов у себя в пятницу, после полуденной молитвы, чтобы обсудить подготовку атаки на Кизляр. Этим газаватом руководил не он. Мулла из Алди просил его со­брать силы и ждать дальнейших указаний. Он-то был способен на большее, поэтому чувствовал себя не в своей тарелке. Его люди были готовы. Он лично встречался со многими вождями племен с окрестных гор. Когда наступит нужный день, ему нечего будет стыдиться. Между тем его осведомители из разных мест доставляли разрозненные данные, часть которых отрицала, а часть под­тверждала, что русский гарнизон в Кизляре осве­домлен о готовящемся нападении.

Мурад сидел рядом с Эльдаром, которому они в благодарность за поддержку в сватовстве Ахмета подарили ружье европейской работы с серебряной насечкой, захваченное во время налета на торговца. Эльдар любовно держал подарок на коленях, бережно покачивая, как ребенка. Куэра не было видно.

В комнату вошел мулла, сопровождаемый деревенскими старейшинами. Он поднял руку, требуя тишины, и вкратце изложил то, что поведал Ати.

- Похоже, что нас поджидают, - сказал мулла хмуро. - В самом Кизляре и вокруг него явно растет число войск. Мы получили доказательство того, что Мурад и вправду убил русского генерала во время налета на станицу.

Прокатился одобрительный гул.

- Я также хочу поблагодарить наших братьев адыгов за помощь, неоценимую в увеличении запасов нашей деревни. За последние недели они сильно приумножились. Боевое умение наших братьев мы высоко ценим, и да слава Аллаху, что он уберег их в трудный час испытаний...

Ати подался вперед, стремясь получить разре­шение сказать несколько слов. Мулла нахмурил­ся, но потом вспомнил, что обещал своему вер­ному шпиону.

- Хорошо, говори, Ати.

- Нам потребуется вся наша отвага. Боюсь, что мало одного желания победить. Я не уверен, что русские когда-нибудь уберутся с нашей зем­ли. Я не знаю, насколько велика русская армия и почему они так упорно стремятся захватить нашу территорию. Но есть еще один путь - жить в мире... Я взываю к чувству смирения...

Слова Ати были восприняты по-разному. Одни горели нетерпением услышать от муллы точное время начала войны под знаменем шейха Майсу­ра, другие приняли к сведению мнение Ати, ко­торый лучше других знал гяуров.

- Некоторые племена пошли на соглашение с русскими. Они платят дань, не берутся за оружие И позволяют неверным свободно разъезжать по своей земле. За это русские не жгут их селенья, не трогают их скот, женщин. Они могут продол­жать жить спокойно, как. и наши предки. С тво­его позволения, мулла, почему бы и нам не об­думать такой выход?

Едва Ати успел договорить, как на середину круга выскочил Куэр, выхватив из-за пояса пару кинжалов. Он низко пригнулся, как будто изго­товившись для боя. Среди собравшихся послыша­лись голоса возмущенных столь дерзким поведе­нием по отношению к мулле, к старшим.

- Мулла меня простит! - рявкнул Куэр. - Кто хочет торговать своими законными правами, кто хочет конца свободной жизни для чеченцев, кто предпочитает быструю смерть долгой борьбе за свободу - пусть тот выйдет ко мне! Сюда, ко мне...

Никто не пошевелился. Никто, даже мулла, который вообще никак не отреагировал на эту неслыханную выходку. Возможно, ему было лю­бопытно увидеть, зажжет ли Куэр остальных своим фанатизмом или, напротив, не найдет поддерж­ки. Это происшествие оказалось на руку, можно отсеять сомневающихся накануне битвы.

Куэр приблизился к Ати, приставив один из кинжалов к его глазам.

- Ты отравлен частыми сношениями с гяура­ми. Тебе больше нельзя верить.

Послышался непривычно твердый голос Хам зета;

Ты слишком далеко зашел, Куэр! Ати так же привержен нам, как плющ, обвивающий дуб.

- Да он быка украсть не может! Годится толь­ко, чтоб вынюхивать.

Мулла властно поднял руку.

- Садись, Куэр. Довольно.

Ахмет почувствовал в его голосе даже какую-то снисходительность, как будто мулла чуть ли не одобрил эту выходку Куэра, дошедшего до край­ности. Куэр тоже это заметил и с независимым видом вернулся на свое место, бросая победные взгляды на Ахмета.

Мулла продолжал хранить молчание, однако его цепкий взор бродил по лицам присутствую­щих, останавливаясь на каждом из мужчин.

- Кто хочет начать переговоры с гяурами? Ты? Ты? А ты что думаешь, Мурад?

- Почему ты спрашиваешь меня, мулла? Я верен нашему общему делу не меньше любого чеченца.

-Даже если знаешь, что тебя ожидает верная смерть?

- На все воля Аллаха! - сдержанно сказал Мурад. Ахмет даже удивленно глянул в его сто­рону.

Мурад был как никогда серьезен, и Ахмет по­нял, почему угроза полного истребления была вполне реальной. Тут только Ахмет начал созна­вать всю серьезность опасности, исходившей от России. Кизляр - это только начало.

Внезапно Ахмет почувствовал себя зрелым муж­чиной. Он покинул Кубань менее года назад зе­леным юнцом, полным радужных надежд, а те­перь ему предстояло по своей воле участвовать в настоящей войне, и он был готов отдать жизнь за свободу. Его больше не пугал запах крови. Бе­жать куда-то еще не имело смысла. Настало время не дрогнувшей рукой защищать все, что ему дорого.

В комнате воцарилась полная тишина. Каж­дый воин чувствовал примерно то же, что и Ахмет, произнося про себя последнюю клятву. Наконец, голос муллы вернул всех к реальности:

- Даже если мы в своей деревне и решим заключить мир с гяурами, многие наши братья на это никогда не пойдут. И русские перебьют нас в любой момент, если представится случай, ибо они не видят различий между нами. Для них мы все одинаковы: непокорные, чужие и ненавист­ные горцы. Другими словами, мои дорогие во­ины, у нас нет другого выбора, кроме как драть­ся до последнего.

Ответом ему был одобрительный рев. Куэр сорвался с места, выскочил на улицу и принялся палить из ружья в небо. Его дикие поступки уже никого не изумляли.

Вскоре после этого собрание закончилось, и мужчины разошлись по домам подошло время вечерней молитвы.

Ахмет упросил Мурада немного задержаться и помчался искать Цему. Этот день был особым во всех отношениях.

Он вышел из деревни, добрался до крутого склона, того места, которое заметил еще раньше. Кто-то давным-давно облюбовал эту каменную твердыню и оставил о себе память. Это был ог­ромный каменный крест, священная реликвия, которых немало разбросано по кавказским горам. Причем, их почитали даже самые ярые мусульма­не-чеченцы. Бытовало поверье, что их установи­ли крестоносцы, забредшие в горы, возвращаясь с Востока, а может быть, христианские подвиж­ники, бежавшие сюда от турков - поэтому к крестам относились как к святыне.

Цема сидела на поросшем травой холмике как раз под крестом- Летом здесь почти всегда было изобилие цветов - скромная даль усердно моля­щихся.

Ахмет приветствовал ее.

- Собрание кончилось? - спросила она чуть смущенно, увидев напряженное лицо Ахмета. Девушка с волнением ждала, что он скажет ей сейчас.

- Да, Цема. Скоро мы отправимся на войну под предводительством великого шейха Мансура. Я не знаю, когда твой отец получит сигнал, но прежде...

- Да, Ахмет? - Цема положила мягкую ладонь на его запястье, и он сжал ее руку.

- Но прежде ты должна приготовиться к на-шей свадьбе. Вчера я вручил полный выкуп тво­ему отцу, и умоляю тебя, упроси его сыграть свадьбу как можно скорее. Если ты, конечно, хочешь, чтобы прежде, чем я уйду на войну, мы разделили брачное ложе.

- Для чеченской девушки не может быть более желанного жениха, - сказала Цема твердым яс­ным голосом. Под сенью древнего креста они скрепили свою помолвку первым страстным и долгим поцелуем.

 

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

 

Цема и ее подруги, включая Медину, собра­лись в доме муллы. Был канун ее свадьбы. Снаружи, на деревенской площади, в специально сооруженных беседках односельчане угощали сво­их сородичей из окрестных деревень. Вся деревня жила в предвкушении этого торжества. Несмотря на каждодневное, въевшееся в поры, ожидание мести со стороны русских, эти люди оказались способны забыть на время о своих тревогах и в полной мере насладиться ароматным летним ве­чером.

Цема и другие девушки были облачены в бе­лые одежды с туго затянутыми на талии тради­ционными кожаными поясами. Они, тонкие и легкие, стояли рядом, как стройные деревья, и когда они склонялись, разговаривая между собой, казалось, это их качает легкий ветерок. Шли к концу последние приготовления. Цема была не­сравненна в своем головном уборе из золотой парчи, отделанном белой вышивкой - мать невес­ты берегла его ради этого дня. Если б она дожила до него! Цема вздохнула, и на ее прекрасное лицо легла тень печали. Медина заметила эту внезапную перемену.

- Давай-ка, расскажи нам еще раз - попросила она. Ей хотелось узнать, хорошо ли Ахмет спра­вился с ритуальными вопросами, - ведь, в конце концов, именно она учила жениха, вести тради­ционное предсвадебное испытание на чеченском языке. Каждая девушка мечтала услышать эти обрядовые вопросы, и каждая хотела дать пра­вильные ответы. Они предвкушали этот момент в девичестве и жили сладостью воспоминаний по­том, когда становились вдовами.

- Сначала он спросил меня: «Чья лошадь про­ворней всех?». Я ответила: «Конечно, моего отца».

Медина кивнула.

Потом он спросил: «Чей мех самый теплый?» - Нема хмыкнула и помотала головой: - Нет, он спросил меня, чей мех самый короткий, перепутал два чеченских слова...

Девушки звонко рассмеялись.

- А я говорю: «Мех моего отца, Ахмет, хотя он буйный и косматый*. Он аж покраснел, когда понял ошибку...

- Так, потом он взял твою руку, - поторапли­вала Медина.

Да, потом он взял мою руку и прошептал: А чей мед слаще всего, Цема?» другая девушка перебила:

- А он поцеловал руку?

- Конечно! Ахмет такой нежный...

- И что ж ты ответила?

- Ну, я сказала, что мед в доме моего отца был таким, какой еще поискать.

Девушки удовлетворенно вздохнули, хотя эти слова были стары, как мир, и их уже сотни раз повторяли влюбленные.

Потом я сказала, что мое сердце замирает при мысли о нем, что моя любовь к нему самая горячая, какую только можно вообразить, и что его прикосновение - как дыхание вечернего про­хладного ветерка после дневной жары.

- хорошо сказала, Цема, - похвалила Медина.

- Но лучше всего было, когда я заваривала ему чай. Он улыбнулся и попросил подсластить. Я сказала: «Ты знаешь, как надо просить», и на этом все кончилось.

Девушки на минуту замолчали: каждая вооб­ражала, как придет этот день, и ее собственный жених задаст те же вопросы, а она найдет самые тонкие и остроумные ответы.

Между тем Ахмет изнывал от нетерпения в доме родителей Медины. Так как у Мурада не было здесь родителей, этот дом служил жениху пристанищем в последнюю ночь перед свадьбой. Мать Медины Ханифа приготовила чай со слад­кими пирожками, сласти, поставила дорогие серебряные кубки с медовым напитком, чтоб жениху было с чем скоротать часы перед торжественным днем. Она то и дело появлялась в комнате, чуть полноватая и такая красивая в своей свободной рубахе из голубого шелка, со скромной лентой, скрепляющей ее головной убор. Она видела, что Ахмет еле владел собой, выпол­няя церемонии свадебного обряда.

- Это особенный день для Цемы! Смотри, не оконфузь ее, покажи себя настоящим мужчиной! - говорила Ханифа, смеясь, и указывала на деревянные ставни. - Я их надежно заперла!

По обычаю, жених должен провести послед­нюю ночь перед свадьбой в доме своего лучшего друга. Затем Мураду надлежало проводить Ахмета до дома, где тот познает первые радости супружеского ложа, и до утра сторожить у двери покой новобрачных. Потом, по традиции, Ахмет должен будет вернуться в свой гостевой дом, а невеста - в компанию подружек.

Эти обычаи были знакомы Ахмету: в общем они повторяли древние ритуалы кубанских ады­гов и других кавказских народов.

Он слышал, как на главной площади поселка нарастает шум. Медина и девушки, из числа домашней прислуги, приготовили ему черкеску к этому дню, украсили ее по краям искусной золо­той вышитой каймой, которую Ахмет привез с собой. Это была последняя ниточка, связываю­щая его с матерью и Афуасой... Ему бы хотелось, конечно, чтобы женщины его собственного рода готовили ему наряд торжественной церемонии, однако было приятно, что это сделано руками Медины, его доброй подруги и советчицы.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.